На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре

– О, мистер Глебов! – раздался поблизости женский голосок. Лиза вздрогнула и обернулась, а Алексей, сохраняя самообладание, спокойно взглянул на американскую диву, выпрыгнувшую из автомобиля и очень быстро приближающуюся к ним.

– Мисс Дункан, – поприветствовал кивком головы Алексей и продолжил на английском. – Позвольте представить вам мою жену. Елизавета Николаевна. Мисс Айседора Дункан.

Женщины холодно окинули друг друга взглядами, приветственно кивнули. Затем знаменитая танцовщица сосредоточила свое внимание на мужчине и опять стала милой и приветливой.

– О, я не поверила своим глазам, когда увидела вас! – заговорила она на родном языке. – Ваш наряд? Вы были на маскараде?

Алексей рассмеялся, окидывая взглядом свою одежду.

– О, да, в каком-то роде!

– Я скоро уезжаю – мне хотелось бы еще раз увидеться с вами. Я приглашаю вас сегодня вечером пойти с нами, – она кивнула в сторону автомобиля, в котором сидел статный мужчина в пенсне, – в ресторан.

Алексей, взглянув на сопровождающего танцовщицу мужчину, поймал на себе его пристальный взгляд.

Лиза взяла мужа под руку и, смотря на иностранку, приторно сладко заметила:

– Сверх неприличия вести разговор на языке не всем понятном! Тем более, – Лиза, прищурившись, пристально посмотрела на мужа, – когда рядом с собеседником стоит его жена.

Глебов с улыбкой смотрел на нее, затем поцеловал ее ручку и обратился к Дункан:

– Мисс, мы обязательно будем – я и моя жена.

Американка недовольно сжала губы.

– Хорошо, – с вызовом произнесла она, затем, назвав адрес ресторана, грациозно направилась к автомобилю.

Как только автомобиль скрылся за поворотом, увозя иностранную диву, Лиза выдернула свою руку из рук мужа и отскочила как ошпаренная в сторону.

– Ну что еще? – с досадой спросил Алексей.

– Когда ты успел с ней познакомиться? Уж не на концерте ли, когда оставил меня одну в ложе?! Ух! – Она гневно топнула ногой и быстро зашагала прочь.

Алексей последовал за ней. Догонять и что-либо объяснять – не было смысла.

_4

* * *

Восторженные поклонники американской танцовщицы устроили ужин в ее честь в верхнем зале ресторана Кюба. Все здесь дышало чрезмерной роскошью. Лиза же среди этой роскоши выглядела превосходно: собираясь в ресторан, куда «их» пригласила Айседора Дункан, она приложила значительные усилия, чтобы блистать в этот вечер. И блистала. Лиза завораживающе смеялась очередной шутке очередного собеседника, кокетничала, но Глебов понимал, ее целью было заставить его ревновать. Он усмехнулся, помышляя о том, что поздно вечером, когда они окажутся в своей спальне, он с лихвой компенсирует недостаток внимание к своей персоне. Затем повернулся к Айседоре, стоявшей рядом.

– Русские женщины столь привычно и повседневно носят на своих плечах целые состояния, – высказалась она, поморщив носик. – Зачем так обременять себя? – Она кокетливо поправила свои легкомысленные кудряшки. – Я не ношу дорогих колье и браслетов и при этом не чувствую себя ущемленной.

Алексей усмехнулся:

– Должен признаться – русские мужчины с любовью преподносят дамам своего сердца дорогие подарки. Это доставляет огромное наслаждение и тем и другим.

– Я в этом вопросе придерживаюсь точки зрения философа Жан-Жака Руссо о том, что человек обязан впитать в естество свое мудрость ограничения желаний. Он не должен всю свою жизнь гнаться за прелестями публичной славы и несметного богатства. Его цель – это поиски истинного счастья и нахождение его в интимных радостях сердца.

Алексей был несколько удивлен таким философским подходом к жизни красивой женщины, казавшейся ему легкомысленной. Айседора же с воодушевлением стала цитировать философа:

– «Червь честолюбия людские души гложет.

В сердечных радостях философ счастье множит.

Блажен, кто смог вкусить от сих простых отрад,

Кто ими, чистыми, довольствоваться рад».

Она вздохнула:

– Я же стать по-настоящему счастливой смогу лишь тогда, когда осуществится моя мечта, давняя и трудновыполнимая.

– Какая же, если это не тайна?

– Создание собственной танцевальной школы. Одного такого колье хватило бы на это благородное дело, – сказала Айседора, взглянув на проходившую мимо величественную даму с пышными ювелирными украшениями.

–О чем вы, моя дорогая мадмуазель Дункан? – Подошедший господин, который задал вопрос, поцеловал танцовщице ручку, затянутую в перчатку.

– О, Алексей Александрович! Здравствуйте! – перешла она на французский. – Вы знакомы? Позвольте вам представить. Месье Глебов. Месье Лопухин.

Мужчины вежливо поприветствовали друг друга кивками. Лопухин вновь обратился к танцовщице:

– Так о чем же вы говорили, мадмуазель Дункан?

– Я говорила о своей мечте, – произнесла она, кокетливо махнув веером. – Вот если бы вы вложили в мою мечту мельчайшую частичку вашей роскоши, я открыла бы танцевальную школу в России. Я научила бы русских девочек движениям Терпсихоры. Не вымученным заученным телодвижениям, а данной самой природой человеку способности танцевать от рождения. Весь свет должен танцевать, так всегда было и будет.

– Что же, мадмуазель Дункан, я подумаю об этом, – уклончиво ответил Лопухин, улыбнувшись.

Тем временем гости, приглашенные на званый ужин, стали рассаживаться за столы, уставленные разнообразной снедью и дорогими винами. Их примеру последовали Айседора и ее собеседники.

Пробки из-под шампанского возвестили залпами о начале пиршества. Серьезные разговоры прекратились. Исчезли чопорность и величавость, которые прежде чувствовались в поведении гостей. Стали шутить, звучали тосты, признания в пылкой любви и симпатии.

Глебов, немного утомленный своим соседом Яном Ционглинским17 (в своем почтенном возрасте пылающим юношеским восторгом), взглянул на раскрасневшуюся жену. Она, почувствовав его взгляд, повернулась. Их глаза встретились… и сказали о многом. Алексей накрыл ладонью ее ладонь, спрятанную под столом и покоящуюся на ее коленях. Их пальцы сплелись…

Видя, что Глебов не обращает на него никакого внимания, Ян Ционглинский переключился на Александра Бенуа18 и, наклонившись через стол к нему, произнес с польским акцентом:

– Ты понимаешь, Александр, что это такое? Айседора Дункан – это не женщина, это ангел, но черт какой-то!

Бенуа попытался возразить:

– Айседора произвела на меня впечатление, однако ее искусство вызвало у меня двоякое ощущение. Некоторые ее движения коробят меня своей неуклюжестью, и в то же время многие позы исполнены красотой. И признаюсь вам, дорогой Ян, что, как женщина она не обладает, на мой вкус, каким-либо шармом…

Алексей поморщился от пьяных рассуждений, но хмельной и влюбленный Ян не позволил Бенуа далее продолжать разглагольствования, он прервал его, вновь повторив свою восторженную фразу:

– Это не женщина, это ангел, но черт какой-то… Не смей говорить о ней в моем присутствии так критично! Ты ничего, как я вижу, не понимаешь в женщинах. Несчастный замороженный судак! Прости… Я в полном восторге от всего, что здесь происходит. Я влюблен в Айседору! – Он вскочил с места.

– Я влюблен в вас, Айседора! – воскликнул Ционглинский на весь зал и поднял бокал с шампанским в честь дамы своего сердца. Айседора засмеялась и приветственно подняла свой бокал.

После тоста Алексей тихонько увлек Лизу танцевать, но вскоре, к их огорчению, оркестр оглушительно грянул плясовую. «Замороженный судак» Бенуа, никого не видя перед собой, кинулся плясать. Залихватская мелодия подняла Айседору и понесла в круг танцующих. Все постепенно расступились, давая ей большего пространства. Ее заразительные движения заколдовали… Неожиданно кончик туфли танцовщицы зацепился за край ковра, и Айседора упала. Глебов хотел было помочь ей, но она, ничуть не смутившись, поднялась сама и продолжила свой танец, не смотря на насмешливые взгляды некоторых из приглашенных.

Алексей одобрительно ей улыбнулся, затем обернулся к Лизе, но ее и след простыл.

Обходя зал в поисках жены, Глебов вдруг от неожиданности остановился. Неужели?! Он услышал знакомый голос певицы, исполняющий романс, и резко обернулся к сцене. Катарина! Катарина Хмельницкая! Как долго же он ее искал!

Она тоже заметила его и узнала. На мгновение сбилась, однако быстро взяла себя в руки. Дождавшись конца выступления, Алексей подошел к ней.

– Здравствуй, Катарина.

– Здравствуй, – сухо ответила она.

– Нам нужно поговорить.

Катарина окинула его холодным взглядом:

– Хорошо. Идем, – и зашагала к одной из двери, ведущей в коридор.

Глебов оглянулся в поисках жены, но, не увидев ее, последовал за Катариной.

Алексей и не предполагал, что Лиза, рассерженная тем, что он бросил ее и кинулся помогать Айседоре, захотела уйти без него, однако как раз в этот миг вернулась за забытым ридикюлем19. Конечно же, она увидела своего мужа, уходящего из зала с певичкой. Ревность захлестнула ее новой волной. Лиза бросилась следом за ними, но ее перехватил пьяный и веселый до невозможности Бенуа. Когда ей удалось отделаться от него, она уже не знала, где искать своего неверного ненадежного супруга.

* * *

Глебов и Катарина вошли в небольшую гримерку. Заметив на тахте спящего пятилетнего мальчугана, Алексей захотел подойти, но женщина его остановила.

– Не буди.

– Я только хотел…

– Не важно. Я получила твое письмо. Что тебе от нас надо, Глебов?

– Я просил тебя дождаться меня…

Дверь резко распахнулась и на пороге, так некстати, возникла Лиза. Она взглянула на Алексея, затем на женщину, потом на ребенка. После этого гневно уставилась на мужа.

– Ты… Ты – подлец! – выпалила она.

Мальчик побеспокоенный, пошевелился, но не проснулся. Лиза резко развернулась, однако Алексей успел ее поймать за руку, прежде чем она убежала.

– Лиза, ты все не так поняла! – прошипел он. Затем вывел ее в коридор и прикрыл дверь. – Катарина – подруга Костика, понимаешь?

Лиза недоверчиво фыркнула.

– Я прошу тебя, иди в зал и подожди меня, хорошо? Я тебе потом все объясню.

Он чмокнул ее в лоб и вошел в гримерку. Как только дверь за ним закрылась, Лиза гневно сжала кулаки. Грудь ее вздымалась, глаза прожигали закрытую дверь. Затем она резко развернулась на каблучках и бросилась прочь…

Глебов тяжело вздохнул, прошел через комнату, сел на стул. Взъерошив волосы, он посмотрел на стоящую перед ним женщину, весь вид которой говорил о том, как она его ненавидит и презирает.

– Катарина, Костик был моим другом…

– Но он погиб из-за тебя, не так ли?

Алексей вздохнул:

– Если бы я мог, я отдал бы за него жизнь, не задумываясь.

– Но не отдал же! – Она подошла к ребенку. – Посмотри на него. У него теперь нет отца.

– Я искал тебя почти полгода не для того, чтобы оправдываться. Я хочу помочь вам.

– Нам не нужна твоя помощь.

Понимая, что разговор не клеится, Глебов встал.

– У Костика осталась доля в игорном доме, денежные сбережения. Все это ваше, не забывай.

– Не забуду, уж не сомневайся.

Алексей взглянул на нее с сожалением, прошел к выходу, остановился, обернулся.

– Ты работала с нами, Катарина. Мошенничества – всегда риск, ты же знаешь.

– ТЫ втянул нас в свои аферы!

– Ты сама сейчас не осознаешь, что говоришь. Не отказывайся от помощи, Катарина. Я крестный Пашки, – Алексей кивнул в сторону мальчишки, – и готов помогать тебе в его воспитании.

– Нам не нужна твоя помощь. Уходи!

Катарина указала ему на дверь. Глебов вздохнул, открыл дверь и вышел. Когда дверь за ним закрылась, молодая женщина опустилась на стул и прикрыла лицо руками. Перед тем как отправиться вытаскивать друга из передряги, Костик Абрамович сказал ей, что по возращению они наконец-то поженятся. Из поездки Костик так и не вернулся…

* * *

Глебов шел по коридору, подавленный разговором с Катариной. На душе было гадко – Алексею, так же как и Катарине, очень сложно было пережить и принять смерть Костика Абрамовича – для него он был лучшим другом. По крайней мере, он нашел жену и ребенка Кости и постарается им помочь…

В этот момент Глебов вспомнил о том, как расстался с Лизой и поспешил ее найти. Среди приглашенных ее не оказалось. Швейцар, получив от Алексея звонкую монету, сообщил, что госпожа Глебова уже уехала.

Алексей вздохнул. Лиза опять не так все поняла. Дома предстояло объяснение с женой. По-видимому, она не поверила, что Катарина – жена его друга. Надо было раньше рассказать ей, что он занимался поиском Катарины и Пашки все это время.

Честно говоря, он не был готов выслушивать претензии жены – хотелось побыть одному в тишине и покое. Да и ей нужно дать время успокоиться и остыть. Однако задерживаться в ресторане Глебов тоже не хотел.

Он хотел было уже уйти, но к нему поспешила Айседора.

– Куда же вы? Веселье в самом разгаре.

– Я хотел бы откланяться, мисс Дункан.

– Зовите меня, Айседорой. Или Дорой – как вам угодно. – Она взяла его под руку.

– Хорошо. Дора.

– А я буду звать вас Алексом. Алекс Глебов. – Женщина произнесла его имя так, будто пробовала на вкус что-то новое и очень приятное. Затем она посмотрела ему в глаза.

– Вы чем-то опечалены, Алекс.

– С чего вы взяли? – Глебов надел маску ленивого безразличия.

– О, я вижу и ощущаю это, Алекс.

Глебов улыбнулся.

– Так вот что помогает вам творить – ваша чувствительность, – сменил он тему разговора.

– Знаете, Алекс, – произнесла она, – когда я прибыла в ваш город, я видела на рассвете длинную погребальную процессию. Несли несколько гробов… Это было очень, очень печально. Во время выступления моя душа плакала, вспоминая о ней. Я танцевала так, словно страдала и томилась при трагических звуках прелюдий, протестовала и рвалась ввысь под бравурные полонезы… И вот, моя душа и мой танец пробудили в богатой, аристократической публике бурный отклик.

Алексей поцеловал руку, затянутую в перчатку.

– Вы танцевали божественно, Дора.

Айседора покраснела от удовольствия.

– О, благодарю!

Глебов решил напомнить:

– И все же, Дора, я хотел бы откланяться.

Дункан расстроилась.

– О, нет! Останьтесь!

Алексей улыбнулся, сжал ее пальчики.

– Не могу. Я всегда буду поклонником вашего таланта. Прощайте.

Он забрал пальто из гардеробной и уверенно шагнул за порог ресторана. Дункан проводила его раздосадованным взглядом.

– И все-таки я не прощаюсь, – упрямо произнесла она и вернулась в зал.

_5

* * *

Алексей закурил папиросу, затянулся, выпустил струйку дыма в морозный воздух и шагнул на скользкий тротуар.

Он шел по улицам столицы, погруженный в тяжелые воспоминания. Катарина обвинила его в смерти Костика. Да. Это случилось около полугода назад, боль же оживила память, и казалось, что это произошло совсем недавно. Алексей вспомнил, как в тот день со стоном открыл глаза…

…Лиза была привязана к столбу напротив, во рту кляп, а в глазах ужас. Он попытался пошевелиться, но ничего не вышло – руки были связаны, ноги тоже, а сам он был прислонен спиной к стене амбара.

– Ну вот, наш друг и очнулся, – услышал он знакомый голос, не предвещавший ничего хорошего. К Алексею приблизился Сычев.

– Не ожидал? Вижу, нет! Ты недооценил меня, мальчик! – Сычев склонился над ним. – Кстати, как тебя величать, Алексей Глебов или Черкасов? А? – Сычев посмотрел на него и усмехнулся. – А твоя жена знает, что ты мошенник? – Сычев взглянул на молодую женщину.

Алексей встретился с ее тревожным взглядом. Натянул веревки, связывающие руки. Исподлобья взглянул на Сычева. Тот ухмылялся, удовлетворенный тем, что заставил Глебова потерять самообладание. Алексей глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Нужно придумать что-то, чтобы спасти себя и Лизу.

– Знаешь, ты поступил глупо – нужно было самому убить меня, а не проворачивать хитроумный план, – Сычев вновь наклонился к Алексею. Зло усмехнулся. Подал сигнал своим головорезам – те схватили Глебова, резко поставили на ноги.

– Затяну-ка я веревку потуже, – хриплым голосом произнес худой, вставая за спиной Алексея. И тут Глебов почувствовал, как что-то холодит ладонь. Складень!

– Вот и ладненько, – прохрипел парень, с ухмылкой уставившись в лицо Алексея. Он взглянул на него и отвернулся. Глаза! Костик!

Хриплый вальяжно прошелся к Лизе, с похотливой ухмылкой осмотрел ее с ног до головы.

Во дворе раздался лошадиный топот. Сычев настороженно прислушался.

– Алексей, выходи! Нужно поговорить! – снаружи громко позвал Колдобин – отец Лизы.

Сычев обернулся к Алексею. Встретился с ним взглядом.

– Вот и все! – затем резко обратился к головорезу рядом:

– Кончай его! – и направился к двери, на ходу вынимая револьвер.

Головорез, вынув оружие, шагнул к Алексею, и приставил дуло к его виску. К этому моменту Глебов уже успел воспользоваться ножом и освободить руки – он отклонился в сторону, одновременно выбив оружие из рук убийцы. Поставив подсечку, повалил на пол. Тот грохнулся с шумом – Сычев обернулся. В одно мгновение Сычев вскинул револьвер и выстрелил в поднявшегося Алексея… Костик закрыл его собой. Дверь распахнулась, в амбар ворвался Колдобин. Вскинул ружье, выстрелил. Сычев медленно повернулся к Колдобину и рухнул на землю замертво.

Пока Колдобин занимался другим головорезом, к Алексею подбежала Лиза. Рыдая, ухватилась за его рукав. Он взглянул на нее, затем бережно опустил Костика на солому. Из груди парня хлестала кровь. Он открыл глаза.

– Костик, – произнес Алексей, пытаясь улыбнуться.

Тот сжал его руку.

– Так и знал, что тебя нельзя оставлять одного, – произнес Абрамович. – Он мертв?

– Да. – Алексей попытался зажать рану, но кровь хлестала между пальцев.

– Хорошо. Теперь ты мой должник… – из горла Костика Абрамовича вырвался предсмертный хрип, но он смог выдавить из себя улыбку. – Согласись, я сыграл превосходно?

– Да. Ты лучший актер, – глотая подкативший к горлу комок, ответил Алексей.

Костик удовлетворенно кивнул и… затих.

Глебов не двинулся с места, смотря на друга. Затем бережно прикрыл ему глаза…

…Алексей зажмурился, пытаясь прогнать горестные воспоминания. Глубоко вздохнул, открыл глаза.

Сам того не заметив, он забрел на мост и сейчас стоял возле перил, смотря на покрытую льдом Неву. Месяц выглянул и скрылся за тучами. Газовые фонари тускло освещали улицы и каменную мостовую. Изредка проносились экипажи и сани, сопровождаемые лаем неугомонных собак.

Алексей вновь закурил. И тут понял, что находится на мосту не один! В темноте светились две красные точки – кто-то курил, наблюдая за ним. Находиться поздней ночью на улицах Петербурга – искать на свою голову приключений…

Алексей развернулся в другую сторону, но сделав пару шагов, понял, что пути отступления отрезаны – с противоположной стороны его тоже ожидали. Возле ближайшего к мосту здания стоял экипаж, в котором угадывались силуэты еще двух человек.

Алексей замедлил шаг, обдумывая ситуацию и оценивая обстановку. Затем остановился. Глубоко затянулся, неторопливо выпустил струйку дыма. Приблизился к краю моста. Еще раз сделал глубокую затяжку. Взглянул вниз, затем на месяц, медленно прячущийся за тучами. Опять затянулся. Наконец месяц утонул в мрачных тучах, погрузив улицу в темноту. И вдруг что-то произошло! Преследователи потеряли Глебова из виду. Вот только что он стоял подле перил и вдруг исчез из поля зрения. Они кинулись к тому месту, где мгновение назад находился Алексей.

– Черт! Где он? – воскликнул один из них.

– Прыгнул, наверно, – предположил другой.

– С моста что ли? Какого рожна?!

Оба перегнулись через перила.

– Черт! Ничего не видать!

– Разбился, должно быть. Лед, все-таки…

К этому времени раздался топот лошади и стук колес – подъехал экипаж.

– Где он? – спросил некто, не выходя из экипажа.

Те, что стояли у моста, не нашлись, что ответить. Господин в экипаже что-то буркнул себе под нос, с легкостью выбрался из экипажа и подошел к мосту. Наклонился над перилами, посмотрел вниз. Но месяц не торопился выглядывать из-за туч, поэтому внизу ничего не было видно. Господин из экипажа явно решил не сдаваться. Он наклонился еще ниже, осматривая мост. Прислушался.

– Видите что-нибудь, господин Малышев?

Господин из экипажа шикнул, предупредительно вскинув руку вверх, и вновь прислушался. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он отошел от перил. Сел в экипаж.

– Возвращайтесь в отдел и ждите указаний, – распорядился он и приказал извозчику:

– Трогай!

– Ну все, теперь жди неприятностей, – произнес один, когда экипаж укатил.

– И где ж этот Глебов, а? – спросил другой, опять взглянув вниз на реку.

– Брось, пошли. Я промерз до самых костей!

– Этот парень сумасшедший, не иначе. Поначалу бродил как полоумный по городу чуть ли не всю ночку, затем, – вот те на! – сиганул с моста.

– Молись Богу, чтобы он был живой. Начальство с нас шкуры спустит, если он того… окочурился.

Тот, что смотрел вниз, взглянул на своего напарника, почесал затылок и отошел от перил.

И вовремя. Вовремя для Алексея. Висеть внизу моста, обхватив руками и ногами промерзшую сваю, было уже не выносимо. Ко всему прочему, месяц выполз из-за туч и предательски осветил округу.

Дождавшись, когда двое болтунов зашагают прочь, Глебов стал выбираться из своего укрытия.

* * *

Последнее выступление Катарины закончилось ближе к утру. Уставшая, она вернулась в гримерку, укутала одеялом раскидавшегося на узкой тахте сына и присела на стул. Приход Глебова выбил ее из колеи. Иначе и быть не могло.

…Все началось десять лет назад. Тогда Катарине исполнилось всего лишь четырнадцать лет. Она осталась сиротой и если бы не ее друг детства Костик Абрамович, который был старше ее всего на три года, то красивая девочка оказалась бы на улицах Одессы. Костик обладал актерским талантом и мечтал стать известным артистом. Хотел уехать из Одессы и обучаться актерскому мастерству, но планы остались планами – взяв на себя обязательство помочь Катарине, он стал зарабатывать выступлениями в местном цирке. Вскоре цирковая труппа должна была отправиться на гастроли, но оставить девушку одну без защиты и поддержки Костик не мог и не хотел. Директор цирка, поддавшись уговорам Костика Абрамовича и оценив голос, красоту и юность Катарины, согласился взять ее в труппу… Их гастроли проходили в разных уголках Восточной Европы – цирковая труппа, словно цыганский табор, кочевала из одного населенного пункта в другой. Украина, Кавказ, Румыния, Польша…

Со временем Катарина стала замечать, что отношение Костика к ней изменилось: он перестал с ней по-дружески дурачиться и разговаривать по душам. Все чаще она ловила на себе его задумчивый хмурый взгляд…

Когда Костик впервые подарил ей охапку полевых цветов, она посмеялась над ним. Костик рассердился, но ей не составило труда вновь поднять ему настроение – она просто нежно чмокнула его в щеку, и он растаял. И тогда Катарина поняла, что друг детства влюблен в нее.

Вскоре гастроли занесли их в Австрию. Когда же они оказались в небольшом австрийском городке, случилось то, что перевернуло их жизнь…

На одном из выступлений Катарину приметил богатый влиятельный барон и возжелал обладать юной красавицей. Получив отказ от перепуганной его навязчивостью девушки, старый развратник пришел в бешенство. Костик подоспел вовремя – он бил барона основательно и яростно, не смотря на свою худобу. Как оказалось, внешность бывает обманчива. Костя был жилистым крепким парнем с хорошо развитой мускулатурой – в этом-то и убедился австрийский барон, да и его лакей тоже.

Успокоив рыдающую подругу, Костя сказал, что им необходимо скрыться и как можно быстрее. Но они не успели – явилась полиция и арестовала его. Катарине удалось бежать. Несколько дней она бродила в округе, однако ее выследили слуги барона и насильно увезли к нему в поместье.

Девушки повезло, что Костик основательно отделал барона и в весьма болезненных частях тела. Так что барону ничего не оставалось, как только вымещать на девчонке свою ярость. Он приходил к ней каждый день, бил плетью – до тех пор, пока она не начинала молить его о пощаде, валяясь у него ногах. А затем он говорил, что сделает с ней, когда его изувеченное тело исцелится. Катарине казалось, что этому не будет конца – хотелось умереть…

И вот однажды, когда она совсем отчаялась, появился один человек. Он буквально вынул ее из петли. А через три дня под покровом ночи этот человек и Костик выкрали ее из поместья. Потом он вывез их из Австрии…

Позднее Костик рассказал ей, что через пару дней после ареста в камеру, в которой он сидел, посадили еще одного арестанта – Алекса Гилмора, который задерживаться в заключении не собирался. Алекс сам завязал с Костиком знакомство, узнал, что с ним приключилось, и предложил план побега. Его план предусматривал как минимум два действующих лица и кандидатура Костика как раз подходила. Ко всему прочему новый знакомый пообещал помочь ему найти Катарину. Побег удался, Алекс Гилмор сдержал слово – помог разыскать Катарину и предложил Костику очередной план…