– У меня выступление, сэр. А эта русская гримерша, не понимает, что мне нужно, – произнесла она, кивнув на растеряно смотрящую на них розовощекую девицу. – Она не знает ни английский, не французский. Она меня не понимает!

– И что же вы хотите, мисс Дункан? – Глебов повернулся к танцовщице.

– Мне для выступления нужен мой алый палантин. Без него сорвется мое выступление! – Она театрально подняла руки вверх, отчего явственно выделились ее полные груди и темные круги сосков под тонкой тканью хитона, которые тут же привлекли внимание мужчины.

– Что ж, – он кашлянул в кулак, затем повернулся к гримерше и произнес по-русски:

– Госпоже Дункан нужен для выступления ее алый шарф. Будьте любезны, найдите его поскорее.

Девушка покраснела и кинулась из гримерной. Как только она исчезла, появился администратор. Кинув на Алексея недоуменный взгляд, он произнес:

– Мисс Дункан, прошу на сцену. Через две минуты мы начинаем!

Танцовщица ничего не успела ему ответить, так как в комнату влетела запыхавшаяся гримерша, неся на вытянутых руках огромный шелковый палантин ярко алого цвета. Айседора накинула его на свои голые плечи и повернулась к Алексею.

– Спасибо, мистер… – она вопросительно посмотрела на него.

– Глебов. Алексей Петрович, – представился он с легкой улыбкой сатира на губах, и она продолжила:

– Спасибо, мистер Глебов.

– Не стоит благодарностей, – произнес он. – Позвольте вас проводить, мисс Дункан. Никогда не был за кулисами. Хотелось бы взглянуть, как это – находиться по другую сторону сцены – не в зрительном зале.

Айседора рассмеялась.

– Что же, проводите меня, – ответила она, протягивая ему руку.

– С превеликим удовольствием. – Глебов галантно поцеловал ее пальчики.

Администратор вышел первым и зашагал по коридору, Айседора и Алексей шли следом за ним. Американка взяла Глебова под руку, кинула взгляд на его пальцы, примечая, есть ли обручальное кольцо.

– Вы женаты. Давно?

Алексей проследил за ее взглядом, посмотрел на золотой ободок вокруг своего безымянного пальца.

– Скоро будет годовщина, – ответил он, с тревогой подумав о том, что филер сбежал, а он оставил Лизу одну в ложе. Единственное, что успокаивало, это то, что в ложе находились и другие господа, так что, его жену не стали бы трогать при свидетелях, даже если преследователям пришла бы эта мысль в голову.

– О, думаю, что она счастливица! – высказалась Дункан и сменила тему. – Вам понравилось мое выступление, мистер Глебов?

– Вы великолепны, мисс Дункан! Вы потрясли публику до глубины души. Я не могу найти слов, чтобы выказать вам свое восхищение, – ответил он без слащавого восторга, свойственного ярым поклонникам служителей Мельпомены. – В чем ваш секрет, мисс Дункан?

Айседора, довольная комплиментом красивого обаятельного мужчины, одарила его очаровательной улыбкой.

– Прежде чем выйти на сцену, я должна заставить работать в своей душе моторчик. Иначе я не смогу танцевать. И этот моторчик – мои чувства.

– Мисс Дункан! – позвал ее администратор.

– Мне пора, мистер Глебов. Прощайте.

– До свидания, мисс Дункан. – Алексей вновь коснулся губами ее пальчиков.

Айседора выпорхнула на сцену. Началось выступление.

Улыбка покинула лицо Глебова, и оно вновь стало сосредоточенно серьезным. Пройдя к кулисам, он слегка отодвинул шторы. Место было выбрано удачно – отсюда просматривался весь зал, поэтому-то он и напросился с Айседорой за кулисье.

Алексей посмотрел туда, где должна была находиться Лиза. Увидев ее, он немного успокоился. Значит с ней все в порядке. Затем взглянул в сторону ложи, откуда, как он предполагал, за ним наблюдали. Там явно кто-то был, скрытый шторой и полумраком. Во мраке ложи что-то блеснуло. Что это? Монокль? Пенсне?

Глебов поспешно прошел за сценой, миновал коридор, поднялся по лестнице, вновь прошелся по коридору и оказался возле красивой резной с позолотой двери.

Он осторожно приоткрыл ее. Ложа пустовала.

* * *

Началось второе отделение, а Алексей так и не пришел. Лиза начала волноваться. Не выдержав безызвестности, она решительно направилась к выходу, но в дверях столкнулась с Алексеем. Он моментально обнял ее за талию и прошептал с ухмылкой на губах:

– Соскучилась по мне?

– Где ты был?

Он чмокнул ее в губы, не стесняясь того, что в ложе они были не одни. Лиза ради приличия отстранилась.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, почувствовав внутреннее напряжение мужа.

– Ну что ты, – солгал он, улыбнувшись. – Хочешь уйти?

– Нет, давай останемся. Я хочу досмотреть выступление.

Глебов проводил жену до их мест. Помог сесть. Сел рядом, нежно поцеловал руку супруги. Она улыбнулась ему и повернулась к сцене. Выступление было захватывающим и окончилось настоящим триумфом. Алексей же, охваченный тревожным чувством, во время выступления американки хмуро осматривался, да и после не терял бдительности, когда они отправились домой. Ничего подозрительного он не наблюдал. Но он не мог ошибиться. Опасность реально существовала, только он не знал, откуда она исходит.

* * *

«…Алексей в рубахе, брюках, босой стоял посреди заснеженной улицы. Холода он не чувствовал, лишь ощущал нарастающую тревогу от звенящей тишины. Он оглянулся по сторонам. Раздался шепот. Едва уловимый он стал нарастать как лавина. И вот голоса достигли таких высот, что Алексей заткнул уши. Душераздирающие крики, вопли, стоны, проклятия звучали со всех сторон. Снег, что стелился под ногами белым покрывалом, вдруг стал краснеть на глазах. Потоки крови хлынули по улицам, снег таял под этим напором, ненасытно поглощал ее, окрашиваясь в ярко-красный цвет. Эти потоки хлынули к его босым ногам, он попытался уйти в сторону, но чьи-то руки – множество рук – тянули его обратно в кровавую лавину. И вдруг посреди этого ужаса он услышал голос Лизы. Она звала его, звала, звала. Он рванулся на ее голос и освободился от держащих его рук…»

– Алеша, проснись! – услышал он встревоженный голос жены над самым своим ухом и открыл глаза.

Лиза с беспокойством и сочувствием смотрела на него.

– Что, опять? – спросила она, поглаживая его по щеке.

Алексей глубоко вздохнул, пытаясь выровнять дыхание и унять гулкое сердцебиение. Давненько его не беспокоили кошмары. И вот опять они вернулись.

– Да, опять кошмар, – ответил он охрипшим голосом.

Лиза ласково и заботливо погладила его по волосам. Поцеловала в подбородок, на котором проступила щетина. Ее молодое тело прильнуло к нему, ноги сплелись с его ногами.

Алексей обнял жену, ощущая, как тепло ее тела возвращает его к жизни, заставляет вновь ощущать и чувствовать. Он прижался губами к ее плечу, втянул носом притягательный запах ее кожи. Затем сжал жену в объятиях и, перевернувшись вместе с ней, подмял ее под себя. Его губы жадно впились в ее уста, а пальцы неистово сжали грудь.

Лиза застонала, с готовностью отдаваясь во власть его желания. Лишь только так – в порыве страсти – муж забывал о своих кошмарах, пророчащих беды. Он овладел ею быстро, без прелюдии. Лиза вскрикнула, прикусила губу, чтобы сдержать вопль наслаждения. Страстная вспышка опалила обоих…

…Алексей еще некоторое время сжимал жену в объятиях, затем откатился в сторону. Лиза поправила ночную рубашку и бережно накрыла мужа одеялом. Затем придвинулась к нему поближе и обняла. Он прижал ее к себе, но уже не страстно, а умиротворенно, наслаждаясь ее теплом.

– Если бы я не был на тебе женат, я бы сделал это прямо сейчас, – пробормотал удовлетворенно он с усмешкой на губах.

– Не знаю, согласилась бы я опять, – поддразнила она его. – Вы так темпераменты, Алексей Петрович. Я чувствую себя такой беззащитной!

– Вот как? – изобразил удивление Глебов, заглядывая ей в глаза. При слабом лунном свете ее голубые глаза казались темными и бездонными.

– Да. – Она кивнула, кокетливо потупившись.

– И что же делать?

– М-м, не знаю… Может быть, если бы вы шли на уступки…

– Уступки? – Алексей насторожился.

Лиза кивнула, игриво проведя пальчиками по его обнаженной груди.

– И какие же уступки тебе нужны, моя несравненная женушка? – поймав ее за руку, поинтересовался он.

Она вздохнула:

– То, что я делаю, для меня очень важно, а в последнее время ты стал нетерпим к моей партийной деятельности…

– Та-ак! – протянул Алексей, усаживаясь. – Значит, я не терпим? Ты вообще осознаешь всю опасность, которой подвергаешь себя?

Лиза обиженно заморгала:

– Ты совсем меня не понимаешь!

– Думай что хочешь, но не забывай, что ты моя жена!

– Деспот! – выпалила Лиза. – Никогда не думала, что ты станешь таким!

– Каким?

– Приверженцем домостроя!

– Да! Думаю, пора взять за основу в наших отношениях правила, прописанные в «Домострое»13. Особенно те, что касаются жен. Начну с того, что запрещу тебе выходить из дома!

– Ты не можешь запереть меня!

– Еще как могу! – ответил он тоном, не вызывающим сомнения.

Лиза уставилась на него. Губы ее задрожали, а на глаза навернулись слезы. Отвернувшись, она легла к нему спиной. Плечи ее вздрагивали от беззвучного рыдания.

Глебов выругался, соскочил с кровати, натянул штаны и, закурив, вышел. Когда он вернулся, то некоторое время молча смотрел на жену, лежащую все в той же позе. Она не спала – это он точно знал. Алексей лег на своей половине, нерешительно протянул к ней руку. Затем решившись, придвинулся к жене ближе, бережно погладил по плечу.

– Пойми, ты для меня – всё – я не могу тебя потерять, – произнес он.

– Вы думаете только о себе! То, что ВАМ нужно, то, что ВАМ удобно, то, что ВАМ хорошо. Вы, вы, вы! – огрызнулась Лиза. – А как же то, что Я хочу?

– И чего же ты хочешь, чего я тебе не даю? – Глебов вздохнул. Жена всегда начинала обращаться к нему на «вы», когда особо сильно на него сердилась.

– Возможности самой решать, как поступать! Вы всегда вели себя так, словно вольны, свободны, независимы. Это привлекло меня, и я влюбилась в вас! Но чем дольше мы живем вместе, тем больше вы ограничиваете мою волю. Вы… Вы меня подавляете!

Алексей соскочил с кровати и, запустив пятерню в волосы и взъерошив их, зашагал по комнате взад-вперед.

– Думаешь, мне легко? Ты же изменила мою жизнь! – Он остановился. – Я дорожил тобой настолько, что принял перемены. Теперь ты ставишь мне в укор то, от чего я не хочу отказаться: ты – моя женщина, и я всегда буду защищать тебя.

–Если я дорога тебе, дай мне большей свободы!

–Большей свободы?!

Лиза вскочила на ноги:

– Да!

Алексей обвел ее взглядом. Он смотрел на жену, одетую в тонкую ночную рубашку, и хотел крепко сжать ее в своих объятиях – так, чтобы она забыла обо всех своих обидах, – но вместо этого лишь крепко стиснул зубы и, засунув руки в карманы, сжал кулаки.

– Каким же образом? – Он невесело усмехнулся.

–Поступками! – Лиза вздохнула и, осознав, что муж готов пойти на уступки, безоговорочно заявила:

– Я иду завтра на заседание одного из гапоновских кружков.

– Заседание одного из кружков священника Гапона14? – удивился Глебов. На его лице отразилось недовольство. – Зачем?

– Нам нужно узнать, что он из себя представляет.

– Нам? То есть твоим «товарищам»?!

– Опять ты начинаешь! – Она сжала кулачки. – Даже не пытайся отговорить меня, я все равно пойду.

Алексей недобро сверкнул глазами.

– Хорошо. Тогда я пойду с тобой.

– Нет!

– Это не обсуждается.

Они сражались взглядами. Наконец Лиза сдалась – возможно, если муж будет помогать ей, он проникнется идеями социал-демократов.

– Хорошо. Раз ты этого хочешь.

Глебов обреченно вздохнул. Приблизился к жене, все также стоявшей на кровати. Взяв за талию, приподнял супругу и поставил рядом с собой.

– Вот и договорились! – произнес он. Затем взял за руку и повел за собой. – А теперь давай ложиться спать.

Лиза не стала перечить ему и послушно легла на свою сторону кровати. Алексей разделся и лег рядом. Так они и лежали, уставившись в потолок. Лиза вздохнула, повернулась на бок и некоторое время смотрела на его лицо. Затем вздохнув, повернулась на другой бок и свернулась калачиком. Когда сон сморил ее, она сквозь дрему ощутила, как муж придвинулся к ней вплотную и обнял. Она улыбнулась и крепко заснула в его теплых объятиях.

* * *

По улице шли двое: рабочий и его жена. Алексею и Лизе не впервой было быть ряжеными. Однако на этот раз они направлялись не развлекаться, а на собрание, проводимое священником Гапоном. Лиза вкратце пояснила мужу суть своего задания: побывать на собраниях так называемого «Общества петербургских рабочих», послушать и понаблюдать.

– Зачем это нужно?

– У Гапона собираются сотни рабочих. Поэтому лучше быть в курсе происходящего, чем находиться в неведении, – ответила Лиза.

Глебов усмехнулся:

– И часто «ваши» бывают на его собраниях?

– Гапон не допускает социал-демократов, – Лиза поморщилась, – И у Рутенберга15 тонкий нюх на эсдеков.

– Рутенберг?

– Земляк и друг Гапона. Он инженер, работает начальником мастерской на Путиловском заводе. Думаю, он из партии эсеров.

Лиза остановилась и с мольбой и беспокойством посмотрела на мужа.

– Алеша, милый, я прошу тебя, постарайся не привлечь к нам внимание. Гапон своих рабочих знает в лицо. Если ты привлечешь внимание, нас выставят вон. И я провалю задание. Ты мне обещаешь?

Глебов покровительственно ухмыльнулся, погладил жену по замершей щеке.

– Не переживай. Я же с тобой.

Она вздохнула:

– Вот это-то меня и пугает. Ты же не можешь без épatage 16.

Алексей весело рассмеялся:

– Раз уж я пошел с тобой, то постараюсь извлечь удовольствие от происходящего, моя дорогая!

Лиза тяжело вздохнула и первой вошла в парадную. Глебов последовал за ней.

Помещение с большим залом для собраний и вечеров было заполнено людьми – рабочие пришли с женами – после собрания намечался вечер с чаепитием. Как оказалось, темой предстоящего собрания было «Взаимопомощь, все за одного, один за всех».

– …Ну, а что же тогда нам? – говорил один из рабочих, поблизости от Алексея и Лизы.

– Что? – произнес в ответ другой. – Одиннадцать часов работай, получи свои копейки, живи, как можешь и помалкивай, вот и все наши дела. А если невзначай забурчишь – вон, за ворота, на голодный отдых! У нас двоих рассчитали за то, что прилюдно мастера матюгнули. А у одного из них трое детей и жена в больнице – как он будет жить? На что?

– Надо пускать шапку по кругу. Двое по полтиннику, а ему рубль в дом.

– А что? Он дело говорит.

Лиза и Алексей, пробрались дальше и, устроившись на скамейке возле стены, постарались не выделяться из толпы рабочих и их жен. Вели себя скромно, говорили друг с другом шепотком.

– У Гапона есть помощники – рабочие Петров, Янов, Иноземцев, Карелин. Почти все они из рабочей верхушки, то есть имеют высокую квалификацию, неплохо зарабатывают и находятся на хорошем счету у фабрично-заводской администрации. Серьезные, непьющие, хорошие семьянины, – поделилась сведениями Лиза. – Они-то и должны подавать другим пример…

– А это что за колоритная фигура? – спросил Алексей у любопытного соседа – старичка, прислушивающегося к их разговору. Лиза замолчала.

Старик приставил ладонь к уху:

–А?

Глебов кивком указал на богатыря с окладистой бородкой и трубным голосом, попытавшегося привлечь внимание присутствующих.

–А! – Старичок пошамкал беззубым ртом. – Рабочий Филиппов, истово верующий человек. Отец Георгий для него – высшее слово разума и совести. – Старик со значением поднял скрюченный подагрой палец вверх. – А коли кто беспорядки на собраниях наводит, того поручают его заботам – под белы рученьки и вон. – Его палец демонстративно указал в сторону дверей.

– Понятно. – Алексей повернулся к жене. Ну и нахальный же старикан!

В зале, наконец, стихло – появился поп Гапон в сопровождении мужчины лет сорока, как догадался Глебов, Рутенберга. Гапон тепло, по-отечески заботливо поприветствовал рабочих и стал выступать. Алексей некоторое время изучающе наблюдал за ним.

Густые темные волосы священника были зачесаны назад. Аккуратные усы, бородка клинышком на длинном лице. Несомненно, он имеет успех у женщин. Бесформенный нос сдвинут влево, явно когда-то Гапону основательно вдарили в лицо. Длинные руки, стоило их хозяину проявить эмоциональность, взмывали вверх. Он умело пользовался голосом, сводя его то к трубному гласу, то к трагическому шепоту, в котором, тем не менее, было слышно каждое слово. У него, несомненно, ораторский талант, отметил для себя Глебов.

Тем временем священник говорил о силе рабочего товарищества.

– В Сибири говорят, на медведя в одиночку ходить – только сирот плодить. Вы стоите перед ликом Христа каждый сам по себе. А вы возьмитесь за руки, и на душе у вас станет светлее и теплее. Всегда помните: все от Бога. Абсолютно все. Бог дарит нам радости, но Бог посылает нам и испытания.

Среди рабочих прошел одобрительный шумок.

– Вы спрашиваете меня, братья и сестры, откуда обездоленному человеку помощи ждать? Мой вам ответ, уповайте на Бога, уповайте и помогайте друг другу! Не ждите помощи от политиков. Вы знаете об эсдеках, называющих себя рабочей партией. Не верьте им, братья и сестры! Все они – евреи, иноверцы, не заслуживающие доверия! Знаете вы и об эсерах. Да, эсеры готовы делать полезное дело, но нарушают заповедь «не убий». Я же призываю вас, братья и сестры, молите Бога, молите, чтобы царь сам даровал вам, своему народу, лучшую жизнь…

Чем дольше Глебов слушал Гапона, тем больше понимал, что перед ним стоит самолюбивый тип. «Спрашиваете меня», «мой ответ», «я призываю» подчеркнуто звучали в его речи. Священник чрезмерно тщеславен и потому опасен.

Алексей посчитал, что с него лекций на сегодня хватит, и посмотрел на жену. Однако Лиза сделала вид, что не заметила его призыва удалиться.

Глебов вздохнул. Желая спровоцировать соседа, он глянул в его сторону, но старик, привалившись бочком к стенке, прикорнул. Эх, значит, план с провокацией отпадает. Алексей искоса взглянул на Лизу. «Что же, прости, родная, обещание не сдержу». Он демонстративно зевнул, заерзал на месте, пытаясь устроиться поудобней. Даже расположился бочком к стене, как это сделал старик-сосед, осталось лишь заснуть с громким храпом.

Тем временем Лиза нервничала и злилась. Пару раз она локтем ударила Алексея в бок, чтобы он угомонился, но безуспешно. Когда же Гапон заговорил о том, что борется за лучшую жизнь для рабочих, чтобы не было среди них нищеты и голода, неожиданно и громко на все помещение раздался голос Глебова:

– Скажите, батюшка, что вы намерены сделать? За счет каких средств произойдет это улучшение жизни?

Лиза вздрогнула и замерла – все смотрели в их сторону. Даже старик проснулся. Многих вопрос чужака заинтересовал, стали перешептываться, кто одобрительно, кто раздраженно.

Гапон взглянул на Рутенберга и, после небольшой паузы, произнес:

– Надо заставить раскошелиться хозяев, наживающих состояние за счет тяжелого труда рабочих.

Глебов наклонился вперед.

– Батюшка, так этого же добиваются и социал-демократы, и эсеры. У эсдеков это называется «взять в свои руки средства производства», а затем и власть. А это значит, – Алексей сделал паузу, – «долой самодержавие».

Гапон побледнел. Кинул взгляд куда-то в угол зала. Затем посмотрел на Глебова. Толпа роптала.

– Самодержавие тут не причем, – заявил Гапон категорично. Но от Алексея не ускользнуло, что голос священника дрогнул, как и его уверенность в себе.

– Как же это не причем, – вошел в роль Глебов, – если Власть всеми силами охраняет существующий в государстве «беспорядок»?

Гапон кинул быстрый взгляд влево, и Алексей краем глаза заметил, как поднялся со своего места Филиппов. Рутенберг же продолжал внимательно наблюдать за Алексеем.

Гапон на этот раз ответил на вопрос вопросом, обращаясь уже ко всем рабочим и привлекая их внимание:

– Братья и сестры, разве сам самодержец не хочет, чтобы рабочие в его государстве жили лучше? И разве он не в силах сделать что-то для этого? Не предосудительно пытаться привлечь внимание царя к нашим бедам! И вы знайте – большинство рабочих свято верят, что царь верно служит своему народу. Беда в том, что чиновники, окружающие царя, мешают ему знать правду о жизни рабочих…

Глебов, взяв Лизу за руку, поднялся и потянул ее к выходу.

– Идем!

Возле дверей они оказались в одно время с Филипповым. Тяжеловес хмуро смотрел на них.

– Знаю, знаю, «незваные гости – хуже татар», – заявил Алексей. – Да ты, малый, не переживай, мы уже уходим.

Глебов сделал попытку обойти великана, однако тот преградил им дорогу.

Алексей отступил на шаг назад, одновременно спрятав Лизу за своей спиной.

– Хочешь устроить возню при всем честном народе?

Филиппов посмотрел куда-то поверх его головы. Глебов оглянулся. К ним продвигались два типа, не иначе, как ряженные легавые.

– Ба! Да у вас полицейские шпики на службе! – громогласно объявил он, в пол-оборота повернувшись к публике. – Люди добрые, да что же это творится!

Великан сердито засопел. Ряженные в рабочих шпики в нерешительности остановились, заметив интерес толпы.

– Да где ж это видано, чтобы людей насильно удерживали! – раздался звенящий голос Лизы. Филиппов отступил, по-видимому, пронзительные женские вопли пугали его гораздо больше, чем что-либо другое.

– Пусть уходят, – раздался чей-то голос. Алексей и Лиза обернулись. К ним приближался Рутенберг.

– Но, Петр…

– Пусть уходят. Нам не нужен скандал.

Филиппов нехотя отступил в сторону.

Глебов кинул на него взгляд, затем глянул на Рутенберга, и, крепко сжав ладонь Лизы, шагнул за порог.

* * *

– Что же ВЫ наделали?! – сердито заявила Лиза, когда извозчик помчал их по заснеженной дороге. Алексей обернулся, проверить, не преследуют ли их шпики. Затем уселся поудобнее.

– Дорогая моя Лиз, мы узнали достаточно и даже боле, – ответил он отстраненно.

– Объяснитесь!

Тон жены привел Алексея в раздражение. Он повернулся к Лизе, однако промолчал. Ее глаза пылали от негодования. Извозчик искоса с любопытством посмотрел на столь странную пару. Оба высокомерные и напыщенные. Рабочие, как же!

После очередного поворота Глебов приказал остановить, расплатился и сошел на тротуар. Лиза, проигнорировав протянутую им руку, спрыгнула с коляски. Извозчик укатил. Они же остановились друг перед другом.

– Вы не желаете объясниться? – не унималась Лиза, хотя видела, Алексей тоже недоволен.

– Я объясню. А тебе придется извиняться. – Он шагнул в проулок, Лиза, быстро осмотревшись, последовала за ним. Шли молча, пока не вышли на соседнюю улицу.

– И что же? – не вытерпела она.

Алексей остановился:

– Я устроил там словесную перепалку не просто так, чтобы позлить тебя или обидеть, а для того, чтобы показать, каков Гапон на самом деле. Каков он, когда говорит не заученные слова, а говорит сам, без чей-либо подсказки и научению.

Лиза промолчала, но по тому, как она отвела глаза, Алексей понял – она осознала, что погорячилась.

– Мои наблюдения таковы, – продолжил он, – что Георгий Гапон – амбициозный ловкий демагог, какого поискать. Умственно ограниченный, но умеющий использовать все и всех, кто может ему помочь сделать карьеру. Могу предположить, что за его спиной стоят сильные мира сего.

– Что ты имеешь в виду?

– Самое малое – ему покровительствует охранка.

– Ты думаешь, отец Гапон провокатор? – Лиза заинтересовано посмотрела на него.

– Не хочу быть голословным. Вот скажи, где он взял денежные средства, чтобы в короткий промежуток времени без препон открыть одиннадцать отделений своей организации по всему Петербургу?

Лиза неуверенно пожала плечами.

– Только не говори мне, что это было сделано на пожертвование прихожан. Поверь мне, это невозможно.

– Так он действует по научению охранки? А как же Рутенберг? Он ведь направлен эсерами для наблюдения за деятельностью Гапона и имеет на него сильное влияние.

– Согласен. Однако, думаю, что в своих амбициях Гапон решил пойти дальше, ставя себя выше замыслов Охранного отделения и эсеров. Исходя из его слов, можно предположить, что задумал он что-то масштабное… не знаю что, но явно грандиозную аферу, цель которой – привлечь внимание царя.

– К чему привлечь?

Глебов посмотрел на жену, смотрящего на него с неподкупным доверием, снисходительно улыбнулся и погладил ее по щеке, как несмышленого ребенка.

– Привлечь внимание к своей персоне, и не только царя, а всего народа… – Он нежно сжал ее ручки. – Стремится стать пророком в своем отечестве… Лиза…

<1 2 3 4...11 >

На страницу:

Перейти

2 из 11