Дом Огненного Меча. Битва наследников

– Пришло послание от Царя Барны, кам, – поклонился воин.

– Отдай его Славену, – повелительным жестом приказал Рус.

– Слушаюсь, – доносчик торопливо поспешил вручить сверток советнику и покинул шатер.

Славен развернул бумагу, и его глаза забегали по строчкам.

– Ну, что там? – Рус был как обычно суров.

– Царь Атей пишет, что рад приветствовать нас в своих землях. Говорит, дабы мы располагались как дома, и что он может предоставить нам все необходимое, если мы попросим. Также он спрашивает, с какой целью мы прибыли в Барну, с миром ли, с мечом ли, и куда держим путь.

– Хм-м, весьма любезно с его стороны. Не находишь, Славен?

– Нам определенно благоволят Боги – на протяжении всего нашего пути мы еще ни разу не встряли ни в одно сражение.

– Ах если бы только нам благоволили Боги войны… – без даже малейшей драки Рус чувствовал себя в этом походе словно не в своей тарелке, теперь же, кажется, появился шанс на то, что берны просто так сдаваться не захотят.

– Я предлагаю написать ответ сегодня же, дабы не заставлять царя ждать.

– Для меня есть лишь один царь – Сам, иных же самозванцев я не признаю, – Рус вдруг резко вскочил и начал расхаживать по шатру. – Мы обязательно напишем ему ответ, только нужно будет очень тщательно его обдумать…

– Не торопись лишь ввязываться в драку, – казалось, Славен начал понимать к чему клонит Рус, и молодому воину не нравилось то, что его брат захочет его отговорить от задуманного.

– Я не буду никуда ввязываться. Я лишь напишу ответное письмо и предоставлю Атею выбор.

– Я знаю, какой выбор ты хочешь ему дать: подчиниться либо умереть. Он явно предпочтет второе – берны воинственный народ, и просто так они никогда не сдадутся. Лучше подружиться с ними.

– Они в первую очередь – отщепенцы. Из-за таких, как они, Великая Арта и развалилась на части, ибо каждый мелкий князек начал тянуть одеяло на себя, пытаясь урвать кусок побольше и завладеть им.

– Но ведь то же самое сделали и семиводцы, они поступили точно таким же образом, – спокойно заметил Славен.

– Да, но ты посмотри на обширные земли Семиводья и на Царство Барны, которое легко впишется в любую нашу волость. Такие маленькие земли не должны быть самостоятельными, кто-то должен их держать, – Рус всегда был за справедливость, и такое разделение земель, которые некогда были едины и управляемы его предком Имиром, казалось кощунственным для него.

– Несмотря на все это, мы можем договориться с бернами – они станут нашими союзниками. Особенно, если мы поведаем им об истинных целях нашего похода.

– Не могу согласиться с тобой, Славен, ведь они на протяжении нескольких веков состоят во вражде с касами. И я не думаю, что, когда они узнают, куда мы направляемся, они согласятся помогать нам, – Рус никак не хотел отступаться от мысли, что сражение все-равно было неизбежно.

– Ты забываешься, Рус, что они наши родичи, и что у них сходные понятия о чести – они не станут вставлять нам нож в спину только из-за того, что мы поддержим Одина.

– Алатынцы тоже некогда были нашего роду-племени. И что же? Сам отправил поход на них с четкой целью – захватить, – продолжал сопротивляться витязь.

– Ты же не думаешь, что Оседень применит силу для этого? У него есть весьма полезная способность убеждать.

– Оседень – жрец, и все военное ему чуждо! Я – воин, мне необходимо это сражение! – уже напрямую сознался юноша.

– К чему это самолюбие здесь, Рус? Пойми же ты, что мы не можем просто так взять и развязать войну только по той причине, что тебе хочется выплеснуть свою силу на кого-то, – все так же размеренно звучал голос Славена.

– Если берны действительно такие искусные воины, как о них говорят, а не трусы, то они не преминут вступить в честный поединок со мной.

– Я все же советую тебя еще раз хорошенько над всем поразмыслить. Я дам тебе весь оставшийся день на это и ночь, а наутро мы напишем ответ.

– Разве так можно? – удивился Рус, ибо не был знаком с правилами ведения дипломатической переписки. – Не должны ли мы дать ответ сразу же, как получили послание?

– Это – не обязательное условие, – подошел Славен к уже уставшему метаться по шатру, присевшему на стул Русу. – Я надеюсь, что ночью тебе в голову придет мудрое решение. Но обещаю тебе, что, какое бы оно ни было, я поддержу тебя в любом случае и напишу письмо с таким содержанием, какое ты пожелаешь.

– Хорошо, – молодой витязь решил прислушаться к совету брата и обдумать свое решение еще раз, – утром я дам тебе окончательный и точный ответ, – тут Рус на мгновение замолк и потом добавил, – Но вряд ли он слишком изменится.

– Надеюсь, что именно так оно и будет. Ты – разумный кам, и обязательно примешь верное решение…

***

Как Рус и обещал своему брату и советнику, он провел весь вечер предыдущего дня, взвешивая все «за» и «против» развязывания войны с бернами. Рус несколько раз пытался переступить через свою гордость и свое эго, но жажда отчаянного сражения все же брала верх над ним. Он должен был с прискорбием отметить для себя, что стал зависим от битв и геройских подвигов за все эти года, проведенные им в путешествиях по Семиводью и Чюдроку. С каждым новом поверженным врагом Рус ощущал все больший прилив силы и наслаждения. Иногда даже ему самому становилось страшно от того, на сколько сильна в нем была жажда убийства – именно так он мог охарактеризовать свое непомерное влечение к сражениям. Казалось, постепенно это становилось его самой навязчивой мыслью, ибо даже во снах ему снились кровавые и наполненные яростью битвы, в которых верх всегда одерживал он. Возможно сия его мания была обусловлена еще и тем, что за столь длительное время своих скитаний вместе с братом он ни разу не встретил противника достаточно способного и достойного, того, который мог соперничать с ним, Русом, на равных. Своя самая первая драка ему теперь уже казалась детским лепетом, хотя тогда он и был почти на грани и мог быть повержен в любой момент. Но каждая такая битва лишь закаляла юношу все больше и больше, а жажда убивать разжигалась все сильнее и сильнее. Но с другой стороны Русу также было не чуждо понятие чести, и он прекрасно осознавал и ощущал, что если он перестанет следовать сей добродетели, то рано или поздно все-таки превратится в настоящего убийцу и разбойника. Пока же он еще мог называть себя достойным словом «богатырь». Однако, молодой человек также ощущал, что находится на грани, и она, эта грань, с каждым разом становилась лишь тоньше и размытие, и порой уже было сложно контролировать свои эмоции во время боя. Рус понимал, что в любой момент может сорваться, и мог благодарить лишь своего старшего брата за то, что благодаря его рассудительности он все еще держался чести и не стал хладнокровным убийцей. Он нисколько не винил своего брата в том, что тот его часто упрекал и пытался наставить на верный путь, но зависимость была сильнее. И эту тягу порой невозможно было преодолеть.

– Ты подумал над своим решением? – вернул вдруг голос Славена к реальности Руса.

– Ах, да, я долго думал… – приподнялся с подушки молодой воин, – ты знаешь… – Русу было тяжело сознаваться, ибо он не хотел в очередной раз расстраивать брата. Но что он мог поделать?

– Я все же до последнего мгновения буду надеяться, что ты принял единственно верное решение. Но знай, какое бы оно ни было – я поддержу тебя, – голос Славена звучал все также умиротворенно, как и всегда.

– Что же, – вздохнул Рус, – тогда бери чернила и бумагу, – махнул он рукой на стол у противоположной стороны шатра. Славен приготовился записывать за братом.

– Итак, пиши: Я – Рус, Кам Семиводья. Я верно служу своему царю, Саму, и нет для меня иных царей. Путь мой лежит в земли Одина, к Касгарду. Через твои же земли, Атей, я вынужден пройти. И к тебе у меня есть лишь одно предложение, – Рус встретился глазами со Славеном и тут же продолжил, – либо ты немедля покоряешься мне и отдаешь свои земли Семиводью, либо я возьму их силой, – от взгляда молодого воина не смогло скрыться глубокое разочарование выступившее на лице Славена, что еще больше ранило самого Руса, но такова была его натура, и поделать ничего он не мог. – Жду твоего немедленного ответа, Атей. В противном же случае я начну нападение первым. Точка.

– Я рассчитывал, что ты окажешься разумнее, Рус…

– Не время для нравоучений, Славен – мы на войне!

– Я обещал, что поддержу тебя в любом случае, – капнул брат Руса каплю воска из свечи на свернутую бумагу и приложил свою печатку, – и свое обещание я сдержу, – встав из-за письменного стола, советник направился к выходу из шатра и окликнул кого-то:

– Вот, доставь это Царю Барны, – сунул он сверток юному витязю, – и доложи всем, чтобы начинали готовиться к битве. Не позже обеда мы выступим войной на столицу бернов и возьмем ее, чего бы это нам не стоило! Смазывайте броню, наточите мечи и приготовьтесь к отчаянному сражению – берны являются яростными воинами и могут обретать силу бера на поле боя!

Когда Славен отправил юношу, Рус в знак благодарности похлопал его по плечу сзади и направился в оружейную. Несмотря на свое заявление, он не собирался ждать ответа бернов. Жажда крови в нем становилась сильнее, и он никак не рассчитывал на мирный исход событий. Чем ближе приближалось само сражение, тем больше Русом овладевали чувства маниакального предвкушения ожесточенной схватки. С каждым затянутым ремешком своих доспехов его взгляд становился все суровее и, казалось, словно пустел – зрачки его начинали дико пульсировать и расширяться, практически полностью скрывая всю глубокую синеву его очей. Дрожащими руками Рус подобрал свои златые волосы и медленно надел на голову червонный шлем. Когда же настало время привязывать ножны, то взгляд богатыря застыл вдруг на лезвии его стального, начищенного меча, которым он порубил немало вражеских голов. Внезапно по долу лезвия потекла стремительная струйка алой крови. Сильно зажмурив глаза, Рус попытался прогнать нежеланное видение, ибо оно могло еще больше ввести богатыря во искушении и лишить ясности мысли полностью.

– Они идут! – вдруг вновь прервал дрему Руса его брат, на этот раз бесцеремонно ворвавшийся в оружейную с взволнованным выражением лица. – Пора.

Берны уже выступили в полном обмундировании, в глазах их проявлялась вся ярость этого воинственного народа. Несомненно, такое резкое послание их царь принял за непозволительную дерзость со стороны пришедших в их земли гостей. На это и рассчитывал Рус, отсылая то наглое письмо с гонцом в столицу бернов. Царь Атей скакал впереди всего их войска, которое хоть и не было маленьким, но все же размерами значительно уступало семиводскому. Рус также возглавлял свое воинство, которое медленными, но уверенными шагами наступало на бернов. Неожиданно для всех Рус пришпорил своего коня и галопом поскакал прямо на Атея, шедшего немного впереди своей дружины. От такого поворота событий все его воины вдруг насторожились и схватились за рукояти мечей, будучи готовым вытащить их из ножен в любой момент. Но к еще большему удивлению всех Рус также внезапно потянул своего скакуна за узды, как только поравнялся с Атеем. Седой царь внимательно оценивающим взглядом осмотрел юного нахала.

– К чему нам губить столько своих хороших воев? – обратился Рус к Царю Барны, – Мы можем решить сие недоразумение один на один! – богатырь, несмотря на всю свою помешанность, все же сумел перебороть себя и сохранил долю здравого смысла, осознавая, однако, что сия битва нужна была лишь ему.

– Достойное предложение для такого наглеца, как ты, – брезгливо заметил Атей, – Кто будет сражаться от вашей стороны?

– Я, – бросил грозный взгляд на царя Рус.

– Еще и чересчур самоуверен, – берн всем свои видом показывал, что не считал и всего семиводского войска достойным его правой руки, не то, что самого Руса.

– А от вас кто не побоится сражаться со мной?

– Вот он я, перед тобой, – развел руками Атей.

– Старик? – с издевкой усмехнулся Рус.

– А что же, старики тебе трепку еще никогда не задавали? – и не став дожидаться ответа, царь вдруг мощным движением руки скинул молодого воина с коня и спешился сам. Такого позора Рус еще никогда не терпел, и это лишь еще больше раззадорило его пыл и желание вступить в жестокий поединок. Прежде еще никогда Русу не доводилось бить людей на столько старше его, да и к старикам он всегда относился с почтением. Но в этот раз все было совершенно по-иному: Атей и сам был далеко не мирным стариком и своей задиристой натурой заставил Руса позабыть о последних остатках уважения к пожилым людям. Несмотря на свой возраст, седобородый царь ничуть не уступал молодому богатырю в своей силе. Пребывая в огне ярости, Рус все же не мог не отметить того, что такого поистине равного соперника не встречал уже давно, и что это было именно то, чего он жаждал на протяжении всего этого времени, пока шел их длительный нудный поход.

Воин уже не мог сосчитать сколько времени прошло с тех пор, как они сцепились, ибо все больше и больше отдавался бою, сознание же его находилось в этот момент где-то высоко, далеко отсюда – лишь тело его искусно двигалось, отражая наносимые твердой рукой берна удары. Внезапно на землю Руса вернул неожиданный и резкий пропущенный им удар мечом, лезвие которого рассекло правое плечо богатыря. Юноша почувствовал, как разгоряченная кровь хлынула из открытой раны, и одежда вдруг стала сырой и влажной. Рука, казалось, онемела и перестала ощущать меч, который словно щепка выпал из руки богатыря. Рус упал на одно колено, дабы поднять оружие. Ему казалось, что он проделывал все довольно быстро и ловко, но внезапно он лишь успел заметить, как тяжелая ступня старика промелькнула перед его лицом, и в челюсти раздалась сильнейшая боль – Рус упал на спину. Он мог видеть, как Атей подошел к нему и вдруг выбросил свой меч в сторону. В это же мгновение боль резко куда-то подевалась и некий прилив сил одолел богатыря – ногой он вдруг нанес мощный удар по коленям старого берна и тот грохнулся наземь. Вскочив на него сверху, Рус целой левой рукой замахнулся на царя, но тот вдруг поймал и задержал его удар:

– Я должен отдать тебе должное, – сказал Атей, сплюнув кровь, – ты – сильный малый и достойный воин, – Рус вдруг понял, что уже был удовлетворен и жажда крови более не теплилась в его груди, довершать начатое он не видел смысла, – таких мы уважаем и рады приветствовать в своей столице, – Рус помог старику встать с земли и они заключили друг друга в крепкие объятия, словно не было всего этого сражения еще несколько мгновений назад.

– Все в порядке, – крикнул уже отряхнувшийся Атей своим воинам, – они – наши союзники! – с обеих сторон раздались одобрительные боевые кличи.

***

– Я еще раз хочу поблагодарить тебя и попросить прощения, царю, – в который раз за вечер уже обращался Рус к Атею. В то время как для всех присутствовавших в небольшом деревянном доме царя этот богатый пир был только в радость, и многие воины из противоположных лагерей уже пили священную сурью «за дружбу», а прекрасные бернские девицы отплясывали с семиводскими юношами под веселую игру гуслей и дудок, Рус все еще пребывал в смятенном состоянии и вовсе не разделял того веселья, что творилось вокруг по поводу установления мира. – Я сам не знаю, что на меня нашло. Это чувство, которое начинает управлять мною и ведет меня в бою, некая жажда крови… Этого сражения можно было бы избежать.

– Ты знаешь, – утирая усы, начал царь, – тогда утром я увидел в тебе нечто большее, чем просто желание убивать. В твоих глазах я видел, как раскрывается в тебе ярь, но не простая ярь, а ярь бера. Таким ее проявлением искусно владеть могут лишь настоящие берны. Именно поэтому я не стал тебя убивать, не знаю каким образом, но ты – один из нас. В твоих жилах течет кровь берна.

– Но я – внук Сама и сын Зоряна, мы – из семиводцев.

– Значит, твоя мать была из наших земель. Иначе объяснить эту твою способность я не могу. Но заверяю тебя, что в любом случае берны теперь навеки являются твоими союзниками, знай это.

– Разве мы не являемся вашими врагами? Ведь вы никогда не хотели присоединяться к Семиводью.

– Мы никогда не испытывали никаких чувств к Семиводью: ни положительных, ни отрицательных. Не присоединяемся мы ни к кому лишь по той причине, что мы – отдельное племя и чтим коны наших предков, которые расходятся с теми, что были приняты Союзными правителями. Мы имеем столько же прав утверждать о самостоятельности своего царства, сколько и Один. Но он, будучи слишком самоуверенным, не один раз являлся в наши земли, пытаясь подчинить их себе, однако, всякий раз у него ничего из этого не выходило – сражаться с бернами бессмысленно. Поэтому Одина мы не любим. Правда, есть некоторые из нас, кому известно о родстве Трояна и Одина, из-за чего они также резко неодобрительно относятся и к унаследовавшему престол Трояна Саму. Но эти единицы не делают всего нашего общего настроения.

– И как ты смотришь на то, что целью моего похода является все же установление союза с Одином и служение ему?

– Я скажу так, что друзья моих друзей – мои друзья. Отныне мы согласны вступить в равноправный союз с Касским Царством и Семиводьем, ибо мы знаем какую цель преследуете вы. И поверь, что в войне с инородцем Зохаком берны всецело поддержат своих братьев.

– Что же, я рад, что нам удалось достигнуть обоюдного соглашения! – тяжесть начала помаленьку отпускать Руса, и он даже немного повеселел.

– А в знак серьезности своих намерений, – продолжал Атей, – я готов отдать одну из трех своих дочерей замуж за тебя! Ты им явно приглянулся, да и мои красавицы, уверен, не оставили тебя равнодушным, – расплылся в улыбке царь бернов.

– Это было бы для меня превеликой радостью, – вдруг засиял Рус, ибо ему действительно запала в душу одна из тех девиц, как только он вошел в город верхом на своем коне.

– Что же, тогда предлагаю вам побеседовать сегодня, и если все сложится благополучно, то завтра же сыграем свадьбу! – поднял свой рог Атей и до дна осушил его.

***

Рус аккуратно встал с постели, дабы не разбудить свою возлюбленную, которая подарила ему вчера великолепную ночь, и начал поспешно одеваться. Уже третий день он находился в доме гостеприимного Атея, который был действительно честным правителем и достойным называться царем мужем. За эти неполных три дня для Руса словно вечность прошла, настолько он сроднился со всеми теми добродушными и открытыми людьми бернского города. В действительности он начал ощущать себя даже своим среди них, хотя еще пару дней назад готов был сравнять их всех с землей, а Атея вообще не признавал самостоятельным царем. Однако многое изменилось за этот небольшой промежуток времени, и даже неожиданно для себя Рус обрел свою вторую половинку, его молодая жена сейчас лежала на кровати и пребывала в мире своих грез. Она сочла Руса достойным мужчиной, дабы подарить ему свою девственность. И сам богатырь неоднократно благодарил Богов в ту ночь, что они даровали ему такое счастье. А по утверждению Славена это вообще должно было вернуть Русу его былую мягкосердечность и доброту, ибо сражения полностью заполонили его сердце в последние годы. Молодой человек и сам ощущал, как за два с небольшим дня превратился в беззаботно влюбленного юношу, и на какие-то мгновения он даже забывал о своих целях и обетах, и ему казалось, что его счастье с любимой женой теперь должно было длиться вечно. Но эти утром он проснулся и тот дурман покинул его молодую голову, он вновь вспомнил о тех обетах, которые давал своему царю Саму в Кологарде, и не мог предать свою державу. Рациональная часть мозга начала активно пробуждаться в нем в то утро, дав небольшую фору эмоциональной.

– Ты уже покидаешь меня? – вдруг раздался сонный голос из-за спины, и Рус был вынужден оставить свои мысли на потом.

– С добрым утром, Ланушка моя, – опустился он на кровать рядом с супругой.

– Я думала, ты задержишься надольше, – по ее глазам было видно, что она немного расстроилась, осознав, что их такое мимолетное совместное счастье подходило к концу.

– Ты же знаешь, что я – воин, и обязался исполнить возложенные на меня задачи.

– Я понимаю, но может ты мог бы остаться еще буквально на пару деньков? – по-детски с надеждой засияли ее глаза.

– Краса моя, я должен как можно скорее оказаться у Одина, дабы предупредить его о мире с вами, иначе, судя по его вспыльчивому нраву, он может опять явиться в ваши земли с войной. Если бы ты только знала, как я сам хочу остаться с тобой навечно, – взял Рус маленькую ручонку своей жены и приложил к своей горячей груди.

– Разумом я не могу не согласиться с тобой, мой лев, но сердце говорит об ином… – воин поцеловал руку своей возлюбленной и, встав с кровати, продолжил одеваться, – Ты же скоро вернешься? – Рус заметил, как по щеке Ланы покатилась одинокая слеза.

– Обещаю тебе, что как только закончу со своим заданием, то сразу же вернусь к тебе и мы заживем вместе долго и счастливо, растя наших златовласых детишек, – вновь склонился над женой Рус. – Ты же знаешь, что значит обещание воина – я его обязательно сдержу.

– Я буду ждать тебя… – вдруг крепко обвила шею богатыря своими лебедиными руками Лана и подарила ему долгий сладкий поцелуй.

– Вот возьми это, – сорвал со своей шеи Рус медальон, раздобытый им еще в одном из своих первых странствий по Семиводью, и протянул девушке, – это мой оберег. Видишь, алый самоцвет, а над ним с распростертыми крыльями – сколот, – провел пальцем по изображению четырехпалой птицы над ярко сверкающим рубином воин, – Он будет хранить тебя и наше чадо, пока меня не будет рядом, – зажав медальон в пальцах девушки, Рус склонил свою голову и приложил руку к обнаженному чреву дочери Царя Барны.

***

Касгард был заложен еще самим Кайсаком, средним братом Ярена и Имира, в предгорьях Касских вершин. Тогда, после Битвы Арты, четверо оставшихся наследников правящего рода Яровиндлов, братья Ярен, Кайсак, Кресень и Имир разделили между собой земли Великой Арты и правили всей Конфедерацией одновременно. Старший брат Ярен взял себе Чюдрок, где находилась старая столица Арты – Севергард. Второй брат Кайсак контролировал северозападные земли Арты, в которые входила Барна, север и юг Касских гор, ставшие после распада Арты отдельными Касским и Вандским Царствами, а так же бескрайние просторы на северозападе Аркхорна, где расселялись рода бернов вышедшие из Барны вплоть до границ Мории по проливу Танапр. Третий брат Кресень выбрал себе скромное звание Наместника южной Акалиании, а самый младший, Имир, заложил Кологард и взял себе в правление Семиводье, Ринию и все южные земли. После же смерти всех старших братьев он единолично управлял всеми землями Арты, пока не был свергнут Зохаком.

В жизни Касгард оказался совсем не таким, каким его себе представлял Рус. Сей город не задумывался, конечно, как некая великая столица и те, кто внесли свои силы к его возведению, не преследовали цели сделать нечто вычурное и грандиозное. Потому к небольшому разочарованию богатыря столица Одина оказалась совершенно ничем не отличающейся от городов, которые можно было встретить по всему Семиводью: те же деревянные стены из частокола, срубные дома, которые все же в отличие от строений в том же Кологарде не были украшены всевозможной гипюровой резьбой и пестрыми узорами. Да и в целом столица Касского Царства отличалась даже от бернской тем, что последняя хоть отчасти сохранила древнюю культуру создания из простых жилых домов некоего произведения искусства. В землях же Одина царствовал лишь крайний сухой прагматизм и все излишнее было неприемлемо для касов, так жители этого царства именовали себя. Что же удивило Руса, так это сам дом Одина, который без преувеличения можно было смело назвать дворцом: правитель отстроил себе пятиэтажный терем из отборной сосны, да при чем такой широкой, что ее, скорее всего, доставляли в свое время из северных земель. Как объяснил Славен, этот огромный терем Один отводил не только под свое жилище, ибо он скромно занимал лишь последний пятый этаж, самый меньший из всех, но и для всех державных служащих: там обитали и все его советники, бояре двора, даже личная дружина царя размещалась в одном из крыльев дома на первом этаже. Также во дворце находились и все необходимые помещения для ведения державных дел: так Один назначал отдельные комнаты для проведения державных советов, городских вече, стратегических размышлений, даже отдельно находились тронный зал, в самой середине дома на первом этаже, и зал для пиров. Примечательно было и то, что первый зал был гораздо просторнее второго, что сразу бросилось Русу в глаза, как только стражи с каменными лицами распахнули перед ним и Славеном главные врата терема.

Сам Один восседал на своем дубовом троне, который в отличие от иных вещей был украшен некими искусно вырезанными символами, подчеркивавшими, вероятнее всего, титул и высокое положение правителя. Он же с самого первого взгляда показался Русу чересчур серьезным и строгим: старческие морщины покрывали все его лицо, давая понять, что этот человек правил уже не одно десятилетие в своем царстве; его непомерно длинные седые космы касались самого пола, пока Один сидел, а густая борода была заплетена в сотни мелких косичек. При виде гостей, царь не проявил ни малейшей эмоции – его лицо оставалось по прежнему таким же каменным, как и у его стражей. Однако, было заметно, что гостей он все же ожидал, ибо уж слишком важно и неправдоподобно он возвышался на своем троне, как это делают правители обычно лишь когда должны встречать кого-то. Рус не замедлил тут же подойти к престолу и упал на одно колено, склонив главу: