Ось второго порядка

– Ваня, я хочу, чтобы ты не приходил к нам в гости какое-то время.

– Хорошо. Конечно, – ответил тот весело. – Я все понимаю.

И пришел снова – в тот же вечер.

– Если он не уйдет, мне придется его выкинуть, – мой свистящий шепот Линочке в ухо.

– Не надо, пожалуйста. Я… я попробую сама.

Она заперлась с ним на кухне, и вскоре он ушел. Воцарилась напряженное молчание. Я подошел и попытался обнять ее, но она неожиданно отстранилась.

– Он больше не придет.

В ее глазах сверкнули слезы.

– Ты жалеешь об этом?

– Знаешь – да. Я действительно очень увлеклась им. А ты… ты заставил меня выгнать его!

– Я…

– Молчи, пожалуйста – молчи! Мне нужно… Слушай, тебе уже дали комнату в общежитии?

– Завтра должны дать ключи.

– Давай поживем недельку раздельно, а? Я чувствую – мне это очень нужно.

Повеяло холодком, словно погасло что-то теплое.

– Хорошо. Неделю я выдержу.

Но выдержал я только три дня. Был выходной, и я решил зайти вечером в свой рабочий кабинет. Там лежала записка.

Витя!

Я принесла тебе зимнюю куртку и шапку. Если тебе еще что-то надо, напиши записку. На курсах с телефоном у меня теперь проблемы, так что позвонить не обещаю. Домой ко мне без меня не ломись – я поставила замок на внутреннюю дверь. Если хочешь что-то забрать – договаривайся со мной – сходим вместе.

P.S. Звонил Петров, предлагал тебе вторую работу. Просил перезвонить!

У меня все внутри оборвалось.

«Кончено. Неужели ВСЕ КОНЧЕНО?»

Уже почти не контролируя себя, я рванулся к ней домой.

– Я не хочу тебя видеть. – Голос из-за двери.

– Открой, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.

– Нет, уходи.

– ОН здесь?

– Нет. Неважно. Я не хочу тебя видеть. Ни-ког-да! Вещи принесу тебе на работу.

Уже не задумываясь больше ни о чем, я открыл своим ключом железную дверь и уперся во вторую – деревянную, ключа от которой у меня не было.

– Лина, открой, пожалуйста, всего несколько слов!

– Нет, уходи!

Я ударил в дверь плечом, затем ногой.

«Если он там, я его убью!», – такая мысль засела в мозгу.

Дверь начала понемногу подаваться, и я яростно бил по ней ботинком, еще и еще. Наконец, она открылась, и я, взъерошенный и запыхавшийся, весь в мелких щепках, ворвался в квартиру.

Ваня был там. Он ужом проскользнул мимо меня и выбежал в подъезд. Я бросился было за ним, но что-то меня остановило.

– Нет! – Глаза Линочки сверкали, как у львицы. – Не трогай его!

Я замешкался, и время было упущено. Я растерялся, не зная как себя теперь вести.

– Собирай свои вещи и уходи. Между нами все кончено.

Я молча закрыл входную дверь, которая осталась целой, не раздеваясь, прошел на кухню и нервно закурил. Линочка заперлась в своей комнате. Было слышно, что она плачет.

Плач

Постой, не уходи.

Мы ждали лета – пришла зима.

Виктор ЦойМой город пуст уже давно,Остались храмы и витрины.Полуистлевшие картины,Полуиспитое вино.Мой город пуст уже давно.

Дмитрий Лысенко

Перечитывая в сотый раз записку, я сидел в пустом редакционном кабинете и писал:

«Милая, господи, „если тебе еще что-то надо!“. Да ты мне ВСЯ нужна, я жить без тебя не могу. Я просто тебя люблю. Видимо, безнадежно. Все уже безнадежно».

Страх. Мусор в голове.

Магнитофон, «видик» – вещи ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННЫЕ, а радио порождает шум, мусор, как и постоянно включенный телевизор. Зато заглушает страх. Дает иллюзию надежды и какое-то подобие «сладенькой водички», избавляющей от скуки.

В убогой каморке, где я уже несколько дней работал сторожем (СУТКИ ЧЕРЕЗ ДВОЕ решил совмещать с работой в редакции, чтобы увеличить семейный бюджет) радио преследовало меня постоянно. Жвачка для мозгов, как когда-то для моего деда книги (он их глотал целыми стопками без всякого видимого эффекта, я ни разу от него не слышал, чтобы он хотя бы пытался рассуждать хоть об одной из них). А выключить страшно.

Тишина. Шорохи. Мысли.

Страх.

Я боюсь оставаться наедине с самим собой, и это я понял именно в «сторожевой каморке», работая без напарника. Начинаешь копаться в самом себе – и вдруг чувствуешь, что наружу вылезает что-то ЧУЖОЕ.

Меня мучают приступы любви.

От + до —

+: Радуюсь самой малости. Расцветаю. Живу. Таю. Дышу. Греюсь в солнечных зайчиках.

– : Умираю – то ванна, алая от крови, то петля, то прыжок в последней попытке взлететь.

Середины нет, середины быть не может.

НИ-КОГ-ДА

Накрутка резьбы

А ведь были! Были «звоночки» и раньше!!!

Первого «звоночка» звали Борис. Повод для ревности. Повод для смеха над ревностью.

Поэт. Этим все сказано.

Почему этот «звоночек» не загудел у меня внутри набатом?

Все просто. Просто была РАБОТА. Просто были ПРОБЛЕМЫ. Просто был РОМАН. Мое первое детище. Неуклюжее, немного уродливое, как сам я. И – любимое. Я за ним спрятался от всего. Я блуждал в его лабиринте…

А потом, вместе с РОМАНОМ, появился он.

Пишу – и плакать хочется. Ведь если ОНА – главная героиня, то ОН – главный герой. А я? Хм, как это у Булгакова? «Деталь в романе».

Даже здесь не могу не унизить себя.

Противно. Страшно. Очень страшно. Люблю.

Спираль

Молод, я бы даже сказал юн. Красив. И знает об этом. Имя – Ваня.

Дальше в описании пусто. Наверное, я не пришел к какому-то определенному мнению. С другой стороны – это, может быть, и не нужно.

Он родился одновременно с романом. (И если бы я знал, что вместе с ним и «умрет», то сжег бы роман немедленно!). Он родился в НЕЙ. И это – самое страшное.

Я писал роман. Я жил им, я им дышал. Я очнулся от него, и первое, что я увидел – моя любимая, спящая в объятиях другого. Банально. Но от этого не менее ужасно. Иногда я думаю, что я его создал сам, своими руками.

Так ли это? Кто знает…

Но идем дальше, смелее за мной!

Уровень чувств

И первое, что я увидел – моя любимая, спящая в объятиях другого.

Сергей Лукьяненко

Первое желание – набить морду, выставить – я подавил усилием воли, зная на практике, что этим делу не поможешь. Я вспомнил прошедшую ночь.

Роман. Водка. Увлечение Линочки Ваней. Без пределов. Принятие этого мной (ну, какой он мне соперник!). Я оставил их одних в комнате. Я ушел спать.

ОНА подходит к моей двери и плотно прикрывает ее – последняя вспышка-воспоминание. Проза утра.

Я ухожу. Я исчезаю. Я уезжаю далеко. Я не хочу ЭТО видеть. Я хочу вернуться и увидеть, ЧТО ВСЕ ВСТАЛО НА СВОИ МЕСТА.

ЭТОГО НЕ ПРОИСХОДИТ. Я СНОВА ВОЗВРАЩАЮСЬ НА ПЕПЕЛИЩЕ

Ужас. Пустота. Полное бессилие.

Я могу что-то сделать с НИМ, но не с НЕЙ!

Я люблю. Я ненавижу. Я в отчаянье. Я в бешенстве.

Я забываю обо ВСЕМ. Все мои проблемы кажутся мелкими и не стоящими внимания, кроме ЭТОЙ – главной.

Она хочет, чтобы я ушел. Совсем ушел.

Я не могу этого сделать. Я не верю в то, что ОНА действительно этого хочет.

Я плачу. Я в отчаянье. Я люблю. Я страдаю.

Я то ненавижу ЕГО, то – вдруг! – надеюсь, что он меня поймет.

И неожиданно понимаю, что он сильнее. В любой позиции, но не потому что он сильнее меня, а потому что ОНА выбирает его во всех ситуациях, когда мы втроем.

Я беснуюсь, я срываюсь на истерики. Я все делаю поразительно неправильно. Я впервые в жизни задумываюсь о самоубийстве.

Я очень хочу, чтобы ОНА оставалась со мной.

Больно. Слезы.

Уровень разума

Я разбился на части. На кусочки. На обломки.

Цельной картины нет.

Буду собирать.

Эмоции – к черту. Сейчас не об этом. Сейчас только о разуме.

Действия.

Первое – уехать, может быть, она одумается и все кончится, как дурной сон.

НЕТ, не получилось. Может быть, я сделал даже хуже. Пока меня не было, он занимал мое место. И не страшно, что в кровати – в душе.

Меня выгоняют, от меня хотят избавиться. Мне предпочитают кого-то другого.

Но на уровне разума я могу бороться. До конца, до последнего. Я могу считать ситуацию. Любую. Меня этому учили. Я хочу быть с НЕЙ. Любой ценой. Я не думаю о завтрашнем дне. Я вытаскиваю всегда конкретную ситуацию. Я пытаюсь говорить с НЕЙ языком разума. Я выигрываю стычки.

Вообще-то изначально Ване здорово повезло – мне он очень напоминает МЕНЯ в его возрасте (мы с ним одного и того же знака Зодиака), и из-за этого я никак не могу начать относиться к нему хотя бы как к противнику. Как-то в голове не укладывается.

Все это множится и нарастает с каждым днем как снежная лавина. И мне то кажется, что я ЭТО просто все себе напридумывал, то я предполагаю самое НЕВООБРАЗИМОЕ, то есть то, чего я не знаю и поэтому опасаюсь – МАГИИ. Я четко представил себе его с кем-то колдующим над Линочкиной (и моей?) фигуркой из воска с приклеенными к ней ЕЕ волосами (это хотя бы объясняет то, почему Линочка, НЕ ЗАМЕЧАВШАЯ его целый год (!) вдруг при одном его виде совершенно теряет голову, а я (профессионал хренов!) НИЧЕГО не могу с ним сделать. А когда ОН рассказал мне, что был (или есть?) в секте САТАНИСТОВ, воображение додумало остальное. Тем более, что знакомый биоэнергет подтвердил «сглаз» Линочки. Правда ли это?

Не знаю. Не уверен.

Однако вполне могу предположить, что он (как и большинство из нас) не тот, за кого себя выдает, хотя бы потому, с какой ловкостью, нарушив клятву, «ушел» от разговора.

Может быть, прав биоэнергет, говоря, что ЗА НИМ КТО-ТО стоит?

Хоть режьте меня, не может быть столько СОВПАДЕНИЙ, что-то тут нечисто.

Что это? Неужели сюжет для нового романа? Слишком близко мне все это, слишком дорого обходится «материал». И конца я не знаю, и даже ГЛАВНОГО ГЕРОЯ.

Есть только простые истины: я люблю, я хочу быть любимым. Я хочу защитить ЕЕ (и себя?) от надвигающейся угрозы.

Как?

Кто может мне в этом помочь?

Что делать?

Если бы я знал – то не писал бы это, а может быть, писал бы иначе.

Трудно спуститься с пьедестала Создателя романа и увидеть, что в жизни ты всего лишь простой смертный, увидеть «любимую, спящую в объятиях другого».

Финал

Получил от Лины записку с условиями, на которые я должен пойти, если хочу остаться с ней.

Это «то, чего я не должен делать»:

– Шоу с самоубийством;– Вламывание в зал (комнату) без разрешения;– «Постройка» любовников;– Привод посторонних людей без разрешения;– Ломание чего-либо в квартире специально;– Невыпускание из квартиры;– Хватание руками и ногами;– Падеж на колени;– Нытье по поводу чувства любви ко мне (о моей любви к тебе без разрешения);– Отказ от работы по хозяйству (по просьбе);– Физическое насилие;– Грубое обращение с гостями в квартире;– Жалобы на ситуацию посторонним людям (родителям);– Распивание спиртных напитков в квартире без разрешения;– Побудка по утрам без предварительной договоренности;– Возвращение в квартиру сразу после ночного дежурства (по договоренности);– Неоплата коммунальных услуг (по просьбе, в течение 3-х дней), при наличии денег;– Избиение (физическое и психическое) подозреваемых в любовной связи на всей территории земного шара.Я остался у разбитого корыта.Кажется, пришло время начать новую жизнь.

Глава 2. Желание изменить жизнь

Когда готовишься к тому, чтобы коренным образом поменять свою жизнь, нужно первым делом устроить инвентаризацию прежней жизни. Эта инвентаризация нужна для того, чтобы понять, что из прошлого тебе пригодится, а что – ненужный мусор. Однако, прежде всего, нужно понять, чего ты хочешь от этой – новой – жизни, чему хочешь ее посвятить?

От выбора цели зависит очень многое. Например: если ты решил стать культуристом, нужно отказаться от вредных привычек, записаться в спортзал, чтобы иметь доступ к «железу», пересмотреть рацион питания и режим дня, завести нужные знакомства… Так же – с любым другим выбором.

Это самая сложная вещь на свете. Очень простой пример: Джеймс Бонд – известный супергерой – прекрасно принимал сиюминутные решения, которые позволяли ему выживать и выходить победителем из самых безнадежных ситуаций. Но при этом задания ему давал мистер М., без них он хирел, размягчался и не знал, куда себя девать.

Если внимательно посмотреть на структуру общества, можно легко заметить, что большинству людей подобные решения и вовсе принимать не приходится. В детстве за них решения принимают родители, учителя, друзья из компании. Позже – преподаватели, работодатели, жены (мужья), члены диссертационного совета, начальники, коллеги, психиатры, друзья, любовницы… Список бесконечен.

Я отнюдь не исключение. До того момента, как я принял решение поменять свою жизнь, так все и было: родительский дом, потом школа плюс родительский дом, плюс улица. Друзья. Потом поступление в вуз и отчисление из него в начале второго курса. Потом работа – та, что не нравилась. Потом снова вуз (не тот, что хотелось, а тот, куда смог поступить). Общежитие, друзья, любовницы. Потом работа, начальник… Снова друзья. Книги, фильмы, музыка, телевизор. Хобби (спортивный туризм, путешествия автостопом), жена, потом развод, новая работа… Незаметно с момента окончания школы прошло около 10 лет.

Нет, нельзя сказать, что они прошли впустую или совсем уж бесполезно. У меня натура непоседливая и – не в пример многим – я всегда умел разнообразить свою жизнь, в какой-то мере даже превращать ее в приключения – отдельные случаи можно было бы даже смело использовать для приключенческого (или детективного) романа. С той лишь разницей, что роман логичен – имеет начало и конец, имеет завязку и развязку. Кульминацию. Ниточки там связываются в картинку. В жизни все не так: истории или длятся так долго, что уже теряешь начало, либо (что чаще) вовсе не связываются никакими ниточками: то, что, казалось бы, должно иметь продолжение, обрывается, едва начавшись, ружье, появившееся в первом акте, к третьему не только не стреляет, но и вовсе исчезает с поля зрения… В общем, получается все длиннее, банальнее, а кроме того, более хаотично и непредсказуемо.

Однако вернемся к решению изменить жизнь. Это совсем не значит, что в один прекрасный день (вечер, утро) я подошел к зеркалу (шкафу, газовой плите, девушке, собаке) и тут меня осенило: буду менять свою жизнь (с завтрашнего дня, с этой минуты, с этой недели, с понедельника). Вовсе нет.

В реальности все бывает иначе. Жизнь меняется, когда, например, поступаешь в институт, уезжаешь в другой город, меняешь работу… Или когда уходишь от жены: другое жилье, отсутствие любимого кресла, кота, завтрака, книжной полки, радиоприемника…

Получается, что в этом случае начало новой жизни диктуют внешние обстоятельства, с внутренней потребностью никак не связанные. Бывало, правда, и другое – когда я, например, очень захотел съездить в Европу. Там пришлось многое менять: нужно было найти деньги, позаботится о паспорте и визе, об атласе и расписании, многое узнать и просчитать. Но потом оказалось, что это не я себя менял, а поездка меня: паспорт я получал не потому, что этого хотел, а потому, что таково было условие, поставленное государством. В результате получалось опять, что не я себя менял, а меня меняли обстоятельства. Правда, в соответствии с моими собственными целями, но не все ли равно…

Однако на этот раз мое желание коренного изменения жизни было продиктовано совсем другой причиной.

Дело было так: накануне памятного мне вечера я напился как никогда. Вообще-то пьющим меня можно назвать только с большой натяжкой. Недостатков за жизнь у меня накопилось, конечно, предостаточно, но страстная любовь к выпивке в их число не входит. Но тогда повод напиться, несомненно, был: во-первых, у меня начались проблемы на работе, во-вторых (что принципиально!) едва не размазал по асфальту здоровенный джип. И то, и другое произошло по моей собственной глупости, что особенно обидно.

У первой глупости есть имя – ее зовут Аглая. Ни в коем случае не Аля какая-нибудь или (не дай Бог!) Алена, – а именно Аглая. Черт его знает, что это имя означает, не суть. Она работала в той же редакции газеты, что и я, но в другом отделе. Отделы наши почти не связаны между собой, но имеют общего начальника. Аглая – тетка крутая, принципиальная, а когда дело касается работы – просто волк, притом старше меня лет эдак на десять… я таким почему-то нравлюсь. И почему-то мне это обычно выходит боком.

Пару месяцев назад, во время традиционной пьянки (кажется, у кого-то был день рождения), она неожиданно опрокинула на меня рюмку белого вина и, вместо извинений, окатила смехом. Да так, что у меня мурашки побежали по коже. Кажется, это было впервые, когда я ее разглядел как следует: прямая, тонкая, с черными волосами и пронзительными татарскими глазами, которые смотрели язвительно, с вызовом. Я извинился за ее неловкость и долил в ее рюмку вина, а потом мы танцевали. А после, когда ехали домой в одной машине, она предложила зайти к ней в гости. Предложила шутливо, конечно, но с вызовом в глазах куда большим, чем ранешний. Я даже испугался: женщины старше меня, а особенно такие уверенные в себе, всегда немного пугали. Так же шутливо я отказался и уехал домой.

А после этого все два месяца при каждой встрече с Аглаей мне казалось, что в наших отношениях есть какая-то тайна, нам одним известная: обычные слова и взгляды имели для нас непонятный другим, загадочный смысл. Казалось, я ей нравлюсь, и это наполняло меня скрытой гордостью… Два месяца – до тех пор, пока наш общий начальник не объявил о своей отставке: я уже знал, что этот ушлый дядька подыскивает более хлебное место, но все равно известие было неожиданным. Отношения с ним были у меня запанибратские, и я даже (грешным делом!) думал, не посоветует ли тот большому руководству присмотреться к такому, хотя и молодому но, несомненно, талантливому человеку, как я…

Не посоветовал.

А сразу после его ухода на эту должность поставили Аглаю. Я уже подумывал о том, каким образом наши «тайные» отношения скажутся на службе, как мне сообщили, что новая начальница требует моего увольнения. Уволить, правда, не уволили (редактор не утвердил), но жизнь мне сразу показалась штукой совершенно невозможной. Надо же было так ошибиться в человеке!

Шлепая по осенним лужам к автобусу, я вспоминал ее последние слова, сказанные, когда я заглянул-таки к ней проверить информацию. Она была совершенно спокойна: «Ничего личного, старик!». «То есть как „ничего личного“, почему?!» – мысленно вопрошал я, так ничего и не сказав вслух. Потом – по дороге к автобусу – долго вел с ней содержательнейший диалог. Телепатический. «Это что же значит – я был и остаюсь плохим работником что ли?! Или… Что значит: „ничего личного“?».

Виртуально я рвался поговорить с ней «начистоту», она же в ответ улыбалась и сверлила меня раскосыми глазами, сверкающими и яркими…

И в этот момент я неожиданно почувствовал, что на меня откуда-то сбоку накатывается темнота – неотвратимая и мертвая. И в тот же момент какая-то нечеловеческая сила схватила меня сзади за куртку, приподняла в воздух и швырнула в грязь. От неожиданности и возмущения я даже дар речи потерял. Может быть, и к лучшему: здоровяк в рабочей одежде, проделавший со мной этот кульбит, был явно не намерен что-либо выслушивать – он хотел сам высказать все, что он думает обо мне и обо всех придурках вроде меня… И тут я увидел удаляющийся черный автомобиль, который меня оказывается едва не сбил. Черт знает что происходит…

Здоровяк, который уже прокричался, оказался на деле не таким злым, как на словах (его речь в основном состояла из отборного мата). Он помог мне подняться и даже немного почистил от грязи куртку, а я (с трудом) смог выдавить «спасибо» и поплелся дальше – пешком, держась подальше от дороги. Мир, казавшийся мне еще вчера таким прочным, рассыпался. Я шел, глядя на носки своих перепачканных ботинок, не обходя лужи, казавшиеся мне осколками этого мира. Одновременно я испытал какое-то доселе недоступное мне облегчение: еще вчера мне нужно было думать о карьере, зарплате – бороться, выживать… Вчера. Наверное, этим же придется заняться и завтра: купить газету «Работа», упасть на телефон… Все равно уволят – чего ждать-то… Но это – завтра, а сегодня можно просто брести по осеннему городу – час за часом.

Вскоре, однако, я почувствовал слабость во всем теле и начал жалеть себя.

Я напился.

Было это так: Валерка притащил водку, целый литр. В другое время я его просто послал бы с таким предложением, потому что водку терпеть не могу. Но сегодня – вроде ничего, даже в самый раз. Пил, правда, молча, сосредоточенно закусывая копченой рыбой. Зато Валерка, как всегда, не мог молчать. Он рассказывал о чем-то странном:

– Слышь, братан, эти чурки, ты знаешь, почему они такие продвинутые? А я тебе скажу почему: они только на вид как мы, что бы там эти доктора ни говорили про «идентичность физиологии». Какая к черту «идентичность»! Водку не пьют – это раз (он опрокинул в горло рюмку, слегка сморщил лицо, толстые его щеки заметно порозовели). Жрут всякую дрянь – это два, прямо подзаправка топливом, а не жратва! И, наконец, с бабами у них полный бардак: куда это годно – совокупляться, извиняюсь, только для продолжения рода, ты мне скажи! Что тут остается? Правильно – науку двигать. У них же, гадов, даже книжек нет про приключения, какие ж они люди?

И вот так часа два. Я слушал его вполуха. «Чурки» – Валеркина любимая тема. Это инопланетяне из его любимого сериала. Вечно он так: посмотрит что-нибудь и начнет рассуждать так, будто и впрямь среди нас – куча инопланетян. В общем, по-трезвому слушать невозможно, только под выпивку.

Вообще Валерка тот еще фрукт: скала – не человек. Весу в нем десять пудов, столько же добродушия и неугомонности. Ко мне он приходит обычно со словами: «Опять кислячишь, жук?» – и тут же заполняет собой все пространство комнаты. Я поначалу, когда жил в общаге, думал, что это что комнатка у меня маленькая. Однако и в квартире все оказалось точно так же. Если я когда-нибудь стану жить во дворце, ему и там тесно покажется…

Кроме фантастических сериалов он любит выпивку и баб. По этому поводу от семьи он давно ушел и потому живет в общежитии. Тут у него, что ни дверь, то любовница. Зарабатывает он столярным делом, причем зарабатывает хорошо: хватает и на бывшую семью, и на пресловутых любовниц. Если хочется быстро и качественно надраться – лучше кандидатуры не придумаешь.

А на все мои беды он реагировал правильно:

– Все рассосется, не кислячь!

Глава 3. Чатуранга

С работы я не уволился. А вместо этого назначил на вечер свидание с девушкой, которая мне давно нравилась: в парке, на одной приметной лавочке.

Девушка на свидание не пришла, и я, раздосадованный (как всегда бывает в подобных ситуациях) раздумывал: подождать еще, или уйти, а если уйти – то куда.

Ветер гонял по парку опавшие листья. Мне они казались символом увядания, я чувствовал себя совсем старым и никому не нужным. Так тоскливо делалось – хоть вой. Я сидел, полный мрачных мыслей, и уже подумывал уйти, когда на соседнюю лавочку присела любопытная пара – мужчина лет пятидесяти и молодая женщина.

Мужчина был одет подчёркнуто небрежно. Костюм, когда-то дорогой, нещадно измят и обношен – казалось, этот человек не обременяет себя тем, чтобы следить за своим внешним видом. Волосы примерно в том же состоянии, что и одежда – давно не стриженные и столь же давно не общавшиеся с расчёской. Зато лицо привлекало: массивный череп, мощный лоб, говорящий о недюжинном интеллекте. В глазах с легким оттенком безумия, сверкал огонь. В такие глаза сложно взглянуть, а ещё сложнее потом отвести взгляд. Нос массивный, слегка кривой. Губы тонкие, язвительно кривящиеся при разговоре.

Мужчина беспрестанно курил и оживлённо беседовал со своей спутницей, вид которой являл полный контраст с ним. Лет двадцати, безупречно одетая в светлые тона, она была как-то по-детски красива. То есть красота её могла вполне привлечь фотографа, ищущего модель для обложки иллюстрированного журнала, но при этом её застывшее фотографическое изображение вряд ли имело бы что-то общее с ней реальной: детскость и наивность делала её беззащитной и хрупкой.

Поймав мой любопытный взгляд, девушка вдруг встала, подошла ко мне и произнесла совершенно неожиданную фразу:

– Не хотите погадать?

К гаданиям на улице, на которых здесь, как и в любом большом городе, зарабатывали деньги исключительно цыганки, отношение у меня отрицательное. Когда-то, будучи студентом, я потерял на таком гадании немалую по тем временам сумму и ничего, кроме разочарования, в ответ не получил. Позже, работая репортёром, я узнал о цыганах немало нелицеприятных подробностей, что лишь укрепило меня в первоначальном мнении. И хотя ни девушка, ни её спутник на цыган не походили, я посмотрел на неё с неодобрением и не сразу нашелся, что ответить. А девушка тем временем продолжила.