Красный камень Каррау

Меч задел круг. Хищники ринулись на меня.

Но прежде чем они достали меня, меня коснулась тень прыгуна – и эта тень меня слушалась. Полная густой заемной силы, сосущая крупным невыполненным долгом – это была тень не человека, а хищника. Но она повиновалась мне, и сбила тень Лара – как маленький быстрый шар легким касанием может нарушить траекторию большого.

Я перевернулся и, схватив чужой меч, ткнул в глотку (или ногу? Или гениталии?) первую из сунувшихся ко мне тварей. Напитывая меч голодом, который брал у тени – невыносимо, до вопля, до судорог, до желания упасть на колени и заталкивать в рот землю, лишь бы заглушить его. Меч не убил демона – демонов не убьешь, но тот отшатнулся.

Начальник Крепости отшвырнул горгулью от себя на несколько метров. Существо, чья тень мне повиновалась, отлетело к кругу, с глухим стуком ударившись о холм. Я схватил его за плечи и втянул в круг – в спине хрустнуло, мышцы едва не лопнули. Оно было большим и тяжелым. И когда его ноги преодолели преграду, я замкнул круг Лара – вновь оказываясь в западне. Западне, временно защищающей меня.

У “горгульи” были знакомые тяжеловесные черты лица, и клыки, блестящие в распахнутом рте. Акрам, которому я обещал вернуться.

Вампир оттолкнул меня, приходя в себя после удара. Крутанул головой, вправляя вывернутую в сторону шею, и зашипел, таращась на саму материю хищников, обступивших нас.

Лар, на лице которого светлели бескровные царапины, приблизился. Он сказал что-то, но я не разобрал из-за гула, который перешел в рев. Может быть, это вопили демоны. Может быть, я сильно ударился головой.

Круг лопнул, и цунами тьмы хлынула на нас.

Я схватил Акрама за руку и дернул назад. Волна сбила с ног прежде, чем мы отступили. Волна укусов, щипков, рвущих тело когтей, голодных высасывающих ртов. Демоны сражались друг с другом за нас, а сама тьма, вырвавшись наконец из-под слабого контроля Лара, толкала, норовя свалить.

Я позволил ей столкнуть нас с Акрамом в теплую темноту зияющего позади люка. Сюда Начальник Крепости, наверное, хотел сбросить мое тело – когда демоны закончат. Оставлять мертвого мага за спиной еще опаснее, чем живого. Он выбрал умно – отдать меня тем, кто сожрет всё, чем я являюсь. Я бы поступил так же. Наверное.

Сейчас я буду мертвым магом, который разбил череп о первую попавшуюся трубу.

Я падал спиной вперед, долгий спокойный миг чувствуя себя Алисой, провалившейся в потусторонность. Время растянулось. Затылком я ощутил тянущееся ко мне снизу внимание. Внимание и ворчание.

Это не яма, куда Лар хотел сбросить моё тело. Это яма, откуда нечто должно было выйти за моей душой.

Острый удар в лопатки – и плотная стена темноты, которая, крышка коробки, захлопнула мое сознание.

Глава 8

Я был заперт.

Заперт в ежедневном ритуале. В теле, которое воспринималось как старая – грязная, изгаженная напрочь – одежда. В действиях, к которым меня принуждали и которым я перестал сопротивляться.

Сванна больше не сопротивлялась.

Я поднимался в четыре пятнадцать, я почти не спал – обрывки снов ночью, обрывки снов на уроках, в которых, кажется, происходило нечто ещё более жуткое, чем события дня. Поднимался, надевал выглаженную школьную форму, спускался в столовую – пока мама и братья спят и спит весь огромный, пугающе пустой дом. Включал единственную лампу и записывал, во сколько встретил её у школы, с кем она шла через школьный двор, сколько раз поймала мой взгляд и быстро отвернулась. В чем была одета. Какие оценки заработала вчера. Обрывки разговоров, которые я подслушал. С кем она пыталась уйти, чтобы избежать встречи со мной.

Иногда у неё получалось, но она не была изобретательна. К тому же само проведение за меня. Проведение меня вело – всегда, когда она оказывалась одна, я оказывался рядом. Я знал школу, знал все укромные углы, знал, когда какой кабинет пуст. Чувствовал. Девушка с белыми косами и широкими перепуганными глазами была жертвой. Жертвы не вырываются. Не вопят. Не отбиваются. Она знала это.

Узнала. После того как однажды ткнула меня коленом в бедро. Наверное, целилась в пах. Я прижал её и рассказал ей на ухо всё, что сделаю с ней, если посмеет сопротивляться ещё раз. Всё, что мне нашептывал знакомый шелестящий голос. Мой единственный друг.

Я преследовал ее. Загонял как дичь в подготовленную ловушку. Брал. Уходил, оставляя свернувшейся на полу в скулящий девчачий комок.

Я был заперт. У меня больше не получалось задержать Керри, дав Сванне хотя бы один раз сбежать. Я помнил всё, что происходило сейчас. Но то ли порядок событий менялся, то ли моя память его перетасовала. Тогда это казалось само собой разумеющимся: я сильнее, она подчиняется. Сейчас я недоумевал. Почему глупышка никому не рассказала? Почему не закричит? У неё было столько шансов привлечь внимание. Почему никто не замечает, что с ней творится? Она пропускала школу, пытаясь избежать встречи со мной. Училась все хуже. Вздрагивала оглядываясь.

– Время, – хрипло шепнул Боаз. – Такая человеческая условность.… Это же счастливейшие семнадцать дней твоей жизни, Керри! Наслаждайся. Наслаждайся, а когда будет час последний – мы вернемся в первый. Вот этого мне не хватало: зрителя! Наслаждайся, наслаждайся, Керри!

Меня больше не трогало происходящее. Не знаю, в какой момент, но ужас того, что делал тринадцатилетний Керри, пропал. Я наблюдал. Мне было всё равно. Если Боаз надеялся питаться ещё и моим отвращением, ещё и моими виной и жалостью – я его разочаровал.

Керри был болен, и имя его болезни не Сванна, а Боаз.

Еще дважды я ощущал присутствие третьего – того, кто наблюдал за Керри и Сванной, но не вмешивался. Уходил прежде, чем Керри заканчивал. Будто его интересовал сам факт, а не подробности.

В этот день Керри дважды выкладывал из портфеля нож. Брал. Держал в руках. Возвращал на стол. Вновь прятал в боковой отсек, рядом с учебником геометрии. Всё же взял. Ему было неспокойно. Он предвкушал, как проводит Сванну, следуя за ней от её дома – до самой школы, и она, как всегда, встретит на перекрестке свою подругу-кобылу – чтобы прийти на первый урок вместе. Но подруги не было. Сванна, одетая сегодня в блузу и мягкую юбку в складку, с портфелем на левом плече, остановилась, нервно переступая с ноги на ноги. Пустой перекресток. Только мы двое, и я скрыт в тени.

Я вышел из тени – и тень потянулась за мной с мышиным шелестом. Приблизился – увидевшая меня Сванна попятилась. Я поманил её пальцем. Когда я так делал в школе – она белела и повиновалась. Послушная перепуганная овечка.

Я заведу её в переулок, за угол, и там сдеру с неё колготки и трусики. Прижму лицом к стене, взяв её сзади. А потом, после уроков, вновь найду её. Вновь захочу её.

Вместо того чтобы подчиниться, Сванна попятилась. Выходя спиной на проезжую часть. У меня замерло сердце – автомобиль с визгом тормозов вильнул, объезжая её и вписавшись в бордюр. Сванна развернулась и побежал.

Я побежал следом.

Она мчалась вглубь города, не разбирая дороги. Спотыкаясь, выравниваясь, оглядываясь. Бросила рюкзак, который её задерживал. Я догонял, но я уже задыхался. Я забыл, что она бегает быстрее всех в классе.

Я швырнул в неё свой портфель. Попал ей в спину. Девушка упала лицом вперед. Не останавливаясь, я схватил её одной рукой за волосы, а другой за плечо и затащил на крыльцо магазин. Закрытого, до открытия полчаса. То, что мне показалось входом в подворотню, было всего лишь углублением в стене. Сюда складывали мешки с мусором, я распинал их ногами. Оставил только один, и на него швырнул Сванну. Она кричала, но её “помогите” было слишком слабым. Двое прохожих прошли мимо – они видели, что я делаю, (Господи, они видели что я делаю, и прошли!), но лишь скользнули равнодушными взглядами. Я всё делаю правильно. Я всегда всё делаю правильно.

Сванна отбивалась сегодня. Расцарапала мне лицо, пытаясь добраться до глаз. Я схватил её руки, наваливаясь сверху. Хотел уже ударить – так, чтобы она успокоилась. Но… так веселее. Так ещё лучше. Лучше лежать на ней, быть в ней, когда она дергается. Я не стал её бить. Я ей улыбнулся, и сказал, что люблю её. Что она самая лучшая. Что её волосы, её груди, её ноги – нет ничего лучше во всем мире. Я содрал с неё юбку, заткнув ею Сванне рот. Я брал её с большей жестокостью, чем обычно. Я смотрел ей в глаза. Нам – Керри и Боазу – нравилось видеть смесь ужаса, боли и покорности в её взгляде. Мне – Конраду – было почти все равно. Почти. Я забыл её, позволил себе забыть. Так легче жить.

Керри кончил с хриплым выдохом. Прошептал ругательство, не выходя из девушки, потянулся за портфелем – за ножом в портфеле.

В этот момент его/меня схватили сзади за шею, оттягивая от Сванны с непреодолимой медленной силой. Поднимая так, что казалось, голова сейчас оторвется. Мужчина держал меня одной рукой – всего меня, подняв над землей. Треснул лбом о стену – в глазах почернело. Окружающий мир погас. Мы с Боазом стояли в квадратном стеклянном кубе. Демон перекатывался с носков на пятки, заложив руки за спину. Как школьник, ожидающий интересного продолжения. Повернул узкое лицо ко мне.

– Ну как? – Острозубо улыбаясь. – В день первый?

– Я мертв?

Я мертв, я упал в люк, не контролируя падение и спасаясь от сорванной Тени. Умер и попал в персональный ад. Конечно, в отличие от христианского, этот ад не будет длиться вечно. Всего лишь пока Боаз не сожрет энергию моей души. Не могу оценить, сколько для этого нужно времени. Не могу здесь оценить время. Семнадцать дней тянулись бесконечно – и все же быстро, я то и дело терял осознание, забывая себя и становясь Керри. Чувствуя как Керри, думая как Керри. Мучаясь как Керри – даже не понимая, что это мучение.

Боаз хихикнул. Прикрыл рот рукой, как девчонка. Стал вдруг ниже ростом, теряя шляпу – но приобретая белые косы, грудь и мятую школьную форму. На юбке – желтые пятна от той мусорки. Странно, что Сванна оказалась так мала – я помнил её выше. А она просто… юная девушка, жизнь которой я переломал.

– Но разве это не хорошее посмертие? – Отплясал вокруг меня хоровод Боаз. Глаза его оставались темными, как будто тень от шляпы все ещё прикрывала лицо.

– А, я понял! – Боаз вдруг вытянулся вверх. Сбросив косы, как ящерица сбрасывает хвост. Потянулся так, что под легкой блузкой проступили соски, и закрутил оставшиеся волосы наверх, в узел. Теперь темноту на месте глаз прикрывали очки, а лицо приобрело четкие прямые линии.

– Понял, тебе нравятся теперь те, что постарше. Но такие же дурочки. – Рассмеялся Боаз, превратившийся в Адриан. – Я буду поддерживать иллюзию, что это она. О, ты хочешь, чтобы это была она!

Он не останавливался ни на миг. Кружил акулой, то отдаляясь, то приближаясь. Я поворачивался следом. Если я выпущу его из поля зрения – всё вернется туда, где началось. К первым словам Боаза в моем сердце, заворожившим, поработившим меня.

Демон перешел на шепот:

– Да. Теперь это будет она. Бедная крутобедрая киска. А ноги, ноги… – Выставляя одну вперед. – Ты ведь так хотел освободить ее! Рыцарь на белой лошадке. Снимающий заклятье. Знаешь, чего она боится? Конечно, ты знаешь, чего она боится…!

Боаз прав. Я знаю. Этим страхом пользовалась ларва, пьющая Адриану через ректора. Насилия.

– Как думаешь, нашу киску тоже в школьном туалете? – Боаз подергал бедрами, изображая половой акт. – …или по пути домой? О, может это и был ректор? Прямо в его кабинете, и… , да! Я покажу тебе. Тебе понравится. Ведь лучше же, чем одно и то же, повтор и повтор?!

Я не желал подобное “смотреть”. Я не желал в подобном участвовать. Боаз сделает всё с полным эффектом присутствия – перебирая осколки моей памяти, и памяти тех, в чьих головах хозяйничал до меня. Чудовищный художник симуляций. Я представил – и меня передернуло.

Демон усмехнулся. Ничуть не похоже на смущенную улыбку Адрианы.

Раскачивая бедрами подошел еще ближе.

– Или я просто полежу тихонько? – Ласково взял Боаз меня за руку. – Тебе же эта кобылка нравится… я полежу а ты сделай всё, всё что захочешь…

Прикосновение Боаза было холодным и липким. Как старое желе. Я вытянул пальцы и вытер об одежду.

– Уйди. – Приказал я.

В моих словах не было силы.

Я хотел, чтобы он остался. Чтобы Адриана осталась. Я умираю. Страшно умирать в одиночестве. Не выполнив того, чтобы было долгом. Главным долгом.

Демон – хоть какая-то компания.

Поймав себя на таких мыслях, я отказался от них. Я – сам компания себе. Я давно это выбрал. Это моя целостность.

– Уйди! – Мой голос прогремел, отражаясь от стеклянных стенок куба. Резонируя в них.

Куб разлетелся в стороны, пронзая черноту сверкающими обломками.

Я стоял на улице. Мимо проносились с глухим воем автомобили. От мусорки воняло тухлым мясом. Сванна едва слышно всхлипывала, пытаясь встать – но поскальзывалась и падала. Вновь и вновь.

Учитель встряхивал меня как щенка.

– Уйди! – Гремел его голос. Приказ львиным рыком вибрировал в моем черепе. В каждой кости. Руки и ноги болтались не повинуясь.

Он был не старше меня сейчас. Ещё высокий и прямой, не согнутый артритом. В его волосах, собранных в короткую косу, было пока что больше темного, чем серебра. Обманчиво-мягкие черты лица, широкие развернутые плечи. Синяя татуировка, вьющаяся на шее, но почти вся скрытая воротником рубашки.

Мысли Керри скакали с сердцебиением: про учительский совет, школу, маму, про полицию, про то, что он теперь в колледж не поступит. Он вопил мысленно призывая Боаза – который всегда советовал правильные слова, но сейчас Боаз молчал. Керри узнал мужчину – тот преподавал мировую литературу у выпускников.

Учитель прижал ладонь к моему ушибленному лбу. От неё тянуло одновременно холодом и жаром. Страшным холодом и страшным жаром.

Я знал, что сейчас будет. Учитель изгонит Боаза. Керри уснет. Впервые уснет за долгое время – без сновидений, исцеляющим глубоким спокойным сном. Проснется в доме учителя. Привязанным. Под капельницей. В истерике. С ним всё будет хорошо.

– Как твоё имя? – Потребовал учитель ответ у демона, который вцепился когтями, зубами, щупальцами в эту душу.

– Боаз. – Тихо проскрежетала тварь.

– Керри. – Ответил перепуганный Керри.

– Конрад. – Услышал я свой голос.

– Изыди, Конрад! – И Аннаут Испанский второй раз приложил меня головой о кирпичную стену.

Острое, впившееся в бок, оказалось вывернутым наружу локтем вампира.

Я поднялся на руках и оттянул себя в сторону от тела немертвого. Оно… двигалось. Или в нем двигалось. Тошнотворное зрелище, тем более что подробностей не разглядеть, и ум их достраивал. Чтобы не смотреть, я поднял лицо вверх – туда, откуда шел поток свежего воздуха.

Далеко надо мной серел круг неба. Колодец, куда мы с Акрамом упали, уходил на четыре в глубину, из его стен торчали скобы, которыми можно было воспользоваться, чтобы спуститься без сломанных частей тела. На одной из скоб что-то белело.

Я сглотнул, когда понял, что это палец. Палец шатался от сквозняка. Затем шлепнулся на цемент рядом с моим коленом. Я обернул пальцы рукавом и положил в кучу того, что было Акрамом.

Вампир собирал себя, как жуткий пазл. С сухим треском входящих на места суставов. С влажным хлюпаньем составляющихся костей. Один раз он содрогнулся, повернул разбитую голову и отрыгнул кровь. Лицевые кости немертвого двигались, как будто под кожей у него бегали скарабеи.

Может быть, так и есть. Восстанавливают разрушенную оболочку.

Сверху донесся жуткий вопль – я едва узнал голос Начальника Крепости. Тень созрела и вышла из-под контроля, питаясь им. Или пытаясь питаться. Я не чувствовал смерти Лара, если его вообще возможно убить.

Почему в этом сне о прошлом учитель сказал “Конрад”? Он должен был изгнать Боаза. Я помнил, что он изгнал Боаза. Но если это не память – если это выверт самого времени? Зачем демону вовлекать меня в подобную авантюру? В прошлый раз я смог слегка изменить события. Всего лишь немного. Или только свои воспоминания? Есть ли разница, и есть ли возможность узнать? Рано я радовался, что Боаз съеден и переварен.

Акрам, словно отвечая на вопль сверху, застонал. Приподнялся на локте – и тут же упал.

Хищная голодная Тень Акрама почему-то слушала меня так, будто я ее призвал. Хотя призывал-то я свою утерянную. Акрам спас меня, цепляясь за скобы так, что оторвал палец в попытках замедлить наше падение. Каким-то образом я упал на него, а не на цемент. Второй раз я должен этому вампиру жизнь.

Не много ли?

Я прислонился спиной к стене, стараясь смотреть куда угодно, а не на восстанавливающегося вампира. От площадки, на которую мы упали, в сторону библиотечного корпуса уходил коридор. Похоже, им часто пользовались. Чисто, трубы теплоснабжения прикрыты разноцветными панелями, на стенах – широкие черные стрелки указателей.

Акрам встал на руки и на колени. Икнул. Казалось, его сейчас опять стошнит кровью – но вампир поднял голову и заорал. Высокий крик отразился от каменных стен, ушел по коридору вперед.

Когда вопль затих, Акрам вновь завалился. Я подхватил его (влажное мягкое расходящееся под пальцами), смягчая падение. Перевернул лицом вверх. Сеть мелких черных шрамов, покрывшая правую сторону его головы, разглаживалась. Под кожей перемещались кости – челюсть и зубы вставали на место. Губы страдальчески кривились вниз. Глаза вращались, то закатываясь, то фокусируясь на мне. Я отдернул руку от его подбородка – но вампир не пытался укусить. Его выкручивало, и это уже было не восстановление.

Акрам ткнул вдруг удлинившимися когтями себя в шею, разрывая сосуды и мясо. Пытаясь вскрыть себе горло. Я вцепился в руки вампира, налегая всем весом. Старая кровь из артерий немертвого брызгала в разные стороны: на стены, на потолок, мне в глаза. Недолго.

Раны обескровились, несколько секунд пульсировали рассеченными голодными ртами, затянулись чернотой и разгладились.

Акрам провернул кисти – хрустнули суставы – впиваясь пальцами в мои запястья. Сжимая так, что по рукам сначала прошла судорога, а за ней – обездвиживающий холод и острая боль.

– Отпусти меня! – Я вложила в слова приказ, но он не слышал. Он боролся, чтобы освободиться.

По привычке я потянулся к Тени, и вновь ответила голодная тень Акрама. Мутная – тусклый свет коридоров лишал ее силы. Слишком маленькая, чтобы укутать и удержать крупного вампира. Его ноги дергались, словно он пытался отбросить землю. Я затянул тень по телу немертвого наверх, прижимая ею хотя бы его руки, и освободил свои.

Сжал ладонями виски Акрама. Вампир вертелся, будто пытался сбросить что-то, что жило под его кожей. Хватал голодным ртом воздух и задыхался. Выступившие на его голове жилы бились вразнобой.

Во взгляде Акрама не было ничего от Акрама. Чистая боль, чистый ужас – и чужак.

Лар сбросил нас в яму демонов.

Демон, что пытался сожрать меня, хорошо мне знаком. Учитель второй раз спас меня. Даже с той стороны – спас, изгнав Боаза.

Акраму никто такую услугу не оказал. Вампиры – сами хищники. И все же нечто голодное выедало немертвого изнутри.

– Вот зараза. – Пробормотал я, сжимая мечущегося Акрама. – Вот же зараза…

Губы Акрама расползлись в хищной отстраненной улыбке. Язык вывалился сторону. Он промычал нечто невнятное – прежде, чем щелкнул челюстями, перекусывая язык. Тот упал мне на предплечье. Скатился, влажный и тяжелый, оставляя черный кровавый след. Я передернулся от омерзения, стряхивая его. Перехватил Акрама крепче руками и тенью, и прижимая к цементному полу.

– Ты, похититель тела, – Я наклонился к уху вампира, вкладывая в каждое слово силу. Обволакивая своей волей паразита. – Оставь этот сосуд его законному…

… кому? Законный владелец тела давно мертв. Человек, которого укусили, обращая, умер, и умер тяжело. Я мог бы изгнать – попытаться изгнать – тварь из того, у кого есть душа, или хотя бы связь с душой, выдавив через канал демона. Мог бы помочь искре самой избавиться от демона, и это лучше, потому что в первом случае неясно, что получится – что останется. Напомнить ей, что она сильнее и что рождена от света. Но у Акрама нет души. Экзорцизм его убьет.

Вампир хрипло рассмеялся и принялся выкручиваться из-под тени. Я сжал руки крепче. Мышцы горели от напряжения, но он все равно освобождался. Миллиметр за миллиметром.

– Акрам, что бы он ни говорил тебе. – Прошептал я на ухо вампиру. – Что бы ты сейчас ни видел. Что бы сейчас ни переживал: это не вся правда.

Руки соскальзывали. Тень соскальзывала. Акрам проигрывал – и тень его слабела истончаясь.

– Это не вся правда. – Повторил я. – Это осколки, из которых собрана нужная ему мозаика.

Я сглотнул. Истина, которую мне никто, даже учитель, не сказал:

– Оно внушает тебе, что ты слаб. Что у тебя нет выбора. Что ты можешь лишь отступить – и ослабить боль. Или уступить желанию – и ослабить боль. Это тоже правда. И тоже не вся.

Акрам оттолкнулся ногами от пола и вывернулся. Откатился. Ударился головой о стену. Я догнал, его и вновь прижал к полу, обездвиживая.

– Ты хотел найти Винсента. – Напомнил я. – Хотел получить прощение отца. Вот зачем ты вернулся в Каррау, вот почему пошел против Терции. Винсент. Твой создатель. Помнишь?

Бесконечно долгие секунды тишины и неподвижности. Прежде чем Акрам кивнул. Шевельнул рукой в воздухе: неопределенно, но осознанно.

Я отпустил, встал и отошел. Вампир долгую минуту лежал неподвижно, затем зашарил руками вокруг, выискивая что-то. Я подвинул ногой откушенный язык. Акрам схватил и сунул его себе в рот прежде, чем я отвернулся.

Я не пользуюсь часами. Время тянулось и тянулось. Свернувшись в позе зародыша – так прежде хоронили мертвецов, вампир лежал на полу. Иногда вздрагивая – как будто мог испытывать холод. Его кровь, попавшая на мою кожу, осыпалась черными старыми чешуйками.

Мне нужно уходить отсюда. Бежать из Каррау, пока перезревшая Тень не превратила город в ядерную пустыню. Но я не мог оставить Акрама, неподвижного, и не желающего никуда идти.

Решал несколько раз бросить его. Взвешивал поступок и последствия. Убеждал себя, что так правильно. Отходил. Возвращался.

Может, я просто не хочу быть один сейчас. Или не хочу, чтобы он был один.

По коридору подземелья раскинулась желтоватая сеть. Ее тонкие нити липли к животу и глазам, чем дальше – тем плотнее она становилась. Паутинки разрастались до пальцев, пальцы – до ищущих языков. У сети был душный “привкус” ларвы Иррагина.

Я Конрад, философ. Я маг, и маг этого города – пока что. Я носил Испанскую тень, и тысячи моих предков стояли за моей спиной с мечами. Я Конрад.

Избежать касания сети несложно. Достаточно быть ближе к самому себе. Помнить, кто ты, и не позволять прихотям заражать себя.

В очередной раз уйдя на десяток шагов – до пульсирующего бледно-желтого сгустка, зависшего в воздухе коридора, я вернулся к Акраму. Сел рядом с немертвым.

– Защита города разрушена. – Сказал я. – Терция и ее стадо уже на улицах. Ты должен чувствовать. Город больше не препятствует тебе ни в чем. Терция пойдет войной против Принца – и против твоего создателя. Если хочешь помочь ему – вставай.

Вампир впился пальцами в свои темные волосы и медленно провел рукой от затылка до лба. Как будто хотел содрать собственный скальп. Или прошлое. Или тень. Затем начал подниматься. Конечности его плохо слушались – я поднырнул ему под руку, чтобы помочь. Но человек, тело которого он занял когда-то, был тяжелым. Вампир оперся на меня и мои колени сами собой подогнулись. Почувствовав, Акрам оттолкнул меня и побрел вперед по коридору сам, хватаясь пальцами за бугристую стену.

Я догнал его:

– Ты знаешь это место?

Лицо вампира оставалось кровавым – как будто он недавно питался и бледным – как будто не ел месяц. Восстановление забрало много сил.

Я спросил второй раз. Акрам кивнул. Невнятно:

– Учился здесь.

– Давно?

Блуждающий взгляд – вроде бы на меня, но все время в сторону, на что-то за моей спиной. Или еще дальше:

– Два года назад. На вечернем. Заочном… Вечером.

– Чему учился? – Спросил я, когда мы дошли до поворота и Акрам выбрал левый.

Вампир не ответил.

Он шел потому, что шел. Акрам не замечал голодной сети ларвы, и она с каждым шагом плотнее оплетала его. Вампир остановился и с раздраженно-болезненной гримасой, почесал пах.

– Я у тебя деньги взял. – Сказал я. – И куртку.

Которая уже пришла в негодность.

– Я их как-нибудь верну. – Пообещал я. – … и документы. Чьи это были паспорта? Твоих жертв?

Сеть липла к нему. Вытягивала ту немногую энергию, что в Акраме еще была.

– Да. – Короткий рык в ответ. – Моих жертв. Которых я сожрал. Ты знаешь, кто я. Что ты прицепился?

– Кто ты?

Немертвый замер. Повернулся ко мне.

– Ты не знаешь кто я. – С удивлением. И с довольными протяжными интонациями. – Даже. Не. Догадываешься.