Мечта длиною в лето

В подтверждение своих слов старушка растопырила над столом заскорузлые пальцы с потрескавшейся на сгибах кожей, и Николаю Петровичу на миг стало стыдно за свои гладкие белые руки.

О своей жизни баба Лена поведала скупо:

– Сапожник без сапог. Всю жизнь людям дома строила, квартиры отделывала, а на старости лет осталась одна-одинёшенька и без угла – спасибо власти, которая наш ведомственный дом продала под торговый центр.

На крыльце становилось сыро от ночной росы, а покусанная комарами кожа немилосердно зудела и чесалась. И всё равно в деревне хорошо! Николай Петрович задержал взгляд на красавице луне, плавающей среди облаков, и так же тихо, как вышел на крыльцо, прокрался в спальню.

Интересно, какая история привела Федю в это Подболотье? У мальчишек свои тайны, но если взрослые относятся к детям с уважением, то скоро они становятся друзьями. А Николай Петрович очень хотел, чтоб внук ему доверял.

* * *

Проснувшись ближе к полудню и наскоро ополоснув лицо под пластмассовым красным рукомойником во дворе, Федька обнаружил странное свойство деревни: она существовала сама по себе, вне времени и пространства.

Огромный дымный город, в котором была его квартира, школа, одноклассники, Юлька и противный Ванька Павлищев, лежал где-то далеко, в другом мире, отдельном от росистого куста бузины под окном и заколоченного дома за соседским забором. А остановившееся на старых ходиках время абсолютно не имело значения. Какая разница – десять утра на дворе или одиннадцать. Главное, что взошло солнце, начался новый день, потом будет вечер, а за ним наступит ночь, наполненная снами и шорохами.

Сразу по приезде Федька пробежался по деревенским улицам, с особым трепетом вглядываясь в заколоченные окна домов, ещё носящих на себе следы хозяйских рук. Рухнувший домик у реки был затейливо украшен над дверью деревянным кружевом. А срубленная на века тёмная изба на пригорке стояла крепко, уверенно, словно говоря: «Я здесь главная! Моему плотнику цены нет!»

Жилые дома легко угадывались по распахнутым окнам и половичкам на заборах. Их было всего шесть. И среди погибающей деревни они вызывали уважение своей стойкостью и упрямством.

Дед во дворе сколачивал скамейку, баба Лена полола огород, а предоставленный сам себе Федька, достав из рюкзака помятый листок бумаги в клеточку, решил набросать план поисков рукописи.

Наверное, стоит перечислить старушек. Наморщив лоб от усердия, Федька припомнил вчерашний разговор во время ужина, когда баба Лена по пальцам пересчитала деду всех здешних невест пенсионного возраста.

Федя начал с бабы Лены, она пошла первым пунктом.

Далее следовали имена остальных обитательниц Подболотья, приправленные меткими характеристиками хозяйки:

2. Валентина. Ну, про неё всё ясно.

3. Бирючиха Галина. Бирючиха потому, что смотрит исподлобья, как бирюк, и к другим бабам чай пить не ходит, по словам бабы Лены.

4 и 5. Сёстры-кандидатши в одинаковых домашних тапочках. Кандидатши потому, что они кандидаты каких-то ненужных наук.

6. Катька-почтальонша с костылями. Сынок с дочкой у ней в Канаду подались счастья искать, квартиру продали, а Катьку в деревню спровадили. Живи, мол, мама в своё удовольствие в родительском доме.

Последний, седьмой пункт был самым загадочным, потому что туда надо было бы вписать зазаборную даму, о которой никто ничего не знал и которую видели один раз мельком, да и то укутанную с ног до головы.

Немного подумав, Федька решил не мудрить и записал просто: «Таинственная незнакомка».

Подражая деду, он побарабанил по столу пальцами, рассуждая вслух, – так ему казалось весомее:

– Теоретически рукопись с крюками может храниться у любой из старух. Да ещё надо учесть, что письмо отправилось не по адресу два года назад, а значит, надо, не возбуждая подозрений, расспросить, не жила ли здесь ещё какая-нибудь бабулька… Кроме того, установив хозяйку рукописи, надо втереться к ней в доверие, чтобы она показала таинственные крюки и дала срисовать. А уж дальше дело не станет. Расшифровка с нынешними средствами информации – сущая ерунда. Посидел часок-другой перед компьютером, и – опа! – план сокровища готов.

Припомнив детективные книжки про Шерлока Холмса, Федька сделал попытку рассуждать логически, пересматривая свой список снизу доверху и наоборот. Но мысли из головы улетучились, и, кроме всего прочего, он не разведал, где здесь речка. Оставив на потом глубокие думы, Федька решил для начала просто познакомиться с каждой из бабушек, чтобы понять, какая из них хранит тайну рукописи.

Но, само собой, самое важное сейчас – найти реку и выкупаться, потому что солнце начинало приклеивать к спине футболку и прожаривать волосы на макушке.

– Дед, пойдём на реку, баба Лена сказала, что здесь недалеко, – попросил Федька.

Взглянув в просящие глаза внука, Николай Иванович решительно забил последний гвоздь в спинку когда-то голубой скамейки и сообщил хозяйке:

– Елена Ивановна, мы идём купаться.

– В час добрый, – донёсся до них ответный отклик, – купайтесь, но на омутá не ходите, они у нас бездонные.

Зря баба Лена упомянула про бездонный омут, потому что Фёдор немедленно решил, что если где и купаться, то только там. Что она, старуха, понимает? Наверняка и плавать толком не умеет, а он в пятом классе целую зиму в бассейн ходил. И тренер Вера Михайловна его хвалила. Так и говорила: «Кроль Румянцеву отлично удаётся!»

Он одним прыжком поравнялся с дедом, доставая ему почти до плеча, и стал канючить:

– Дед, пойдём на омут, хоть одним глазком посмотрим, что там за бездонное дно.

К Федькиному удивлению, дед сразу же согласился:

– Пойдём посмотрим, только по пути на деревню полюбуемся, а то я как встал, сразу по хозяйству помогать принялся. Надо же начинать исследовать новое место жительства.

Николай Петрович кинул косой взгляд на внука, подметив, как на миг его лицо хитренько сморщилось, а глазёнки с повышенным вниманием застреляли по сторонам.

На природе внук словно преобразился, а предвкушение купания привело его в такое бодрое настроение, что он даже запел. Легко, звонко, без усилий выводя верхние ноты.

«Сколько раз говорил Татьяне, чтоб отвела Федьку в музыкальную школу», – с раздражением подумал Николай Петрович, давая себе зарок, что по осени непременно покажет внука специалисту или, в крайнем случае, будет оплачивать ему уроки музыки.

– Смотри, дед, вот дом Валентины!

Прервав песню, Федька указал на приземистый домик с покатой крышей, на крыльце которого стояла грузная женщина в ситцевом халатике. Оттуда послышалось:

– Здорóво, дачники! – Описав полукруг, рука старухи приветственно поднялась вверх. – Сегодня опять жара будет. Ох не к добру.

Почти сразу за домом Валентины промятая в траве тропинка уткнулась в овражек, а потом побежала вниз, к реке, тёмной змеёй мелькающей в высокой прибрежной осоке.

«Осока – от слова “сечь”. Надо было надевать не шорты, а джинсы», – подумал Федька, когда на его ногах зарозовели длинные царапины, горящие, как от крапивы.

Он заметил, что дед как ни в чём не бывало идёт впереди, словно крейсерский корабль, рассекая кроссовками зелёное травяное море.

У берега твёрдая почва под ногами поменялась на зыбкую, и идти стало неприятно, будто ступаешь по застывшему холодцу.

– Заболачивается река, – сказал дед.

Из прибрежных зарослей ему вдруг ответил тоненький, но уверенный голос:

– Раньше мужики пожню подчистую скашивали, вот и была река чистой и широкой. А нынче всё кругом пропадает. Умирает река вместе с нами.

Дед с удивлением поднял брови.

Говорившей оказалась бабуля в тапочках, которую баба Лена назвала кандидатшей. Короткая аккуратная чёлочка, седые волосы, заплетённые в две жидкие косицы и круглые глаза, смотрящие с выражением отличницы, делали её похожей на девочку-школьницу, только старенькую.

Увидев, что её заметили, бабуля не торопясь отжала бельё, которое полоскала длинным деревянным крючком, и с достоинством встала, одёргивая короткую футболку на тонкие треники:

– Разрешите представиться: Вера Степановна Кулик. Кандидат философских наук.

Ветки ивняка раздвинулись в стороны, и из середины куста вынырнула голова ещё одной старушки, как лавровым венком, обрамлённая изумрудной листвой.

– Надежда Степановна Кулик, тоже кандидат наук. Только Вера Степановна защищала диссертацию по марксизму-ленинизму, а я по научному атеизму.

Тонкая нотка вызова в голосе давала понять, что Вера Степановна ждёт реакции на последние слова, но дед, подтолкнув вперёд Федю, лишь улыбнулся:

– Очень приятно познакомиться. Николай Петрович Румянцев. Инженер. Мой внук Фёдор, шестиклассник.

– Шестиклассник – это великолепно! Школьные годы чудесные! – воскликнула Вера Степановна, задорно тряхнув косицами и подняв руку в пионерском салюте. – Пионерия, друзья, совет отряда, сбор металлолома для помощи борцам за свободу Африки! Что может быть интереснее?!

Под таким углом Федька на сбор металлолома не смотрел, а что в Африке со свободой, представлял смутно. Вспомнив про школу и обидную кличку Хомяк, Федька вдруг понял, что его это совсем не занимает, как не занимает то, что происходит сейчас, например, в Новой Зеландии или на планете Юпитер.

Переводя взгляд со старушки на старушку, он понял, что купание в омуте придётся перенести на ночь, так как настало время осуществлять план по внедрению.

* * *

Соорудив на лице умильное выражение, какое любила делать отличница Нинка Орлова, Федька одёрнул футболку и сладким голосом спросил:

– Вера Степановна, Надежда Степановна, позвольте, я вам помогу донести до дому корзинку с бельём.

Успев заметить, как округлились от изумления глаза деда, Федька усёк, что его дипломатический манёвр имел успех у бабушек.

Вера Степановна всплеснула руками:

– Тимуровец! Какая редкость в наше время!

Восторг в её голосе заставил Федькины уши порозоветь, как случалось всегда, когда он хитрил. Чтобы заглушить стыд от уловки, он сказал себе, что, действительно, старушкам надо помогать, и уверенно подхватил корзину.

– Ваш мальчик великолепно воспитан.

Дед с достоинством наклонил голову, но Федька прекрасно понимал, что его примерное поведение выглядит в глазах деда подозрительным. Ну и пусть. Главное – побывать у бабулек дома.

– Ты иди, Фёдор, раз вызвался помочь, а потом сразу домой. Надеюсь, дорогу найдёшь?

– Ещё бы!

Сердце замирало от предчувствия неизведанного, словно он шёл не к двум безобидным старушкам, а предпринимал шпионскую вылазку в стан неприятеля.

Бабули, охая и ахая, семенили чуть впереди, отпуская в Федькин адрес такие слова, от которых его уши из розовых превратились в красные, а после и вовсе заполыхали, словно раскалённые угли.

Дом Куликов стоял третьим по счёту от реки. Крытый почерневшим шифером и крашенный жёлтой краской, он выглядел почти новым, если не считать перекошенные рамы веранды и скрипучую дверь, ведущую сразу на кухню.

– Феденька, ставь корзину сюда. – Вера Степановна чуть не силой выдернула ношу из Федькиных рук, оживлённо кивая головой в направлении горницы. – Проходи, посмотри, как мы живём. У нас так редко бывают гости.

– Да, да, редко, – поддержала сестру Надежда Степановна и пожаловалась: – Честно говоря, Геннадий должен был бы порекомендовать вам остановиться у нас. Мы с твоим дедушкой сразу нашли бы общий язык, как интеллигентные люди с высшим образованием. Но, впрочем, не будем о грустном. Ты проходи, проходи.

Это приглашение как нельзя лучше отражало желание Фёдора.

– Благодарю. С удовольствием.

Припомнив правила приличия, он наклонил голову к плечу и переступил порог, вмиг оторопев от неимоверного количества бюстов и бюстиков Ленина, расставленных в самых неожиданных местах.

Гвоздём коллекции была скульптура размером с годовалого ребёнка. Она возвышалась посреди обеденного стола. На ней вождь мирового пролетариата призывно тянул руку вперёд, указывая на другой свой бюст, примостившийся на краю комода. Третье изображение, покрытое бронзовой краской, пристроилось на полочке возле печки, соперничая формой с массивным гипсовым Лениным в кепке с отбитым козырьком.

Горделиво обведя рукой скульптурное хозяйство, Вера Степановна пояснила:

– Наша с Надюшенькой коллекция. Её начал собирать ещё наш папа – директор Подболотской средней школы, а мы с сестрой продолжили. Да… Когда-то в в Подболотье была школа… Надеюсь, нынешние школьники помнят, кто такой Ленин?

Чёрные маленькие глазки старушки испытующе глянули на Федьку, требуя ответа, и он, призвав на помощь все свои знания по истории, неуверенно сказал:

– Глава партии коммунистов?

Получалась игра «Угадайка»: за правильный ответ получишь приз, а за неправильный – щелбан по лбу.

Вспомнилось, как однажды в класс пришёл корреспондент местной газеты и у всех ребят спрашивал: кто такой Ленин? Он, Фёдор Румянцев, был одним из немногих, угадавших правильный ответ. Марина Шарко ответила, что Ленин – это трансформер, а Настя Богданова думала, что поэт. Учительница тогда поставила Фёдору пятёрку, удивившись, откуда он знает не пройденный ещё материал. А он всего-навсего сумел посмотреть вместе с дедом документальный фильм.

Судя по всему, точный ответ Фёдора о месте Ленина в истории пролился старушкам бальзамом на старые раны, и они, воркуя, как две голубки, принялись суетливо уставлять стол вазочками с печеньем и накладывать в блюдце тягучее варенье со сморщенными ягодами клубники.

Внешне похожие, сёстры отличались манерой поведения. Вера Степановна вела себя величественно, смотрела взыскательно, словно на экзамене, а Надежда Степановна была мягкой, как подушка-думочка.

– Милый мальчик, настоящий пионер, умница. – Пододвинув к Фёдору вазочку с печеньем, Надежда Степановна достала из комода фотографию двух девочек в панамках, белых носочках и с пионерскими галстуками на груди и сообщила: – Это мы с Верой Степановной. Собираем макулатуру.

Фёдька вежливо покивал головой, соображая, как навести разговор на рукопись, как вдруг Вера Степановна залилась смехом, видимо, вспомнив что-то забавное:

– А помнишь, Надюша, как мы нашли в макулатуре старую тетрадку. Это было как раз перед самой войной.

Печенюшка во рту у Фёдора волшебным образом целиком проскользнула в горло, и он хрипло прошептал:

– Рукопись?

– Конечно, рукопись, – подтвердила Вера Степановна, – как же иначе? В те годы пишущие машинки были большой редкостью, а у нас в Подболотье и подавно.

Старушка долгим взглядом посмотрела на Фёдора, боящегося упустить хоть одно её слово, и спросила:

– Почему тебя, собственно, это так взволновало?

– Ну, я… – Он ненадолго запнулся, но верный ответ пришёл сам собой: – Я люблю историю. Наверно, это так здорово – найти рукопись!

– Надюша, что ты скажешь, если мы подарим молодому человеку ту рукопись?

Пока выносилось решение, Федька сидел ни жив ни мёртв и переводил взгляд с одной сестры на другую. Трогательно прижавшись плечом к плечу, бабули тихонько советовались друг с другом, и Федька почувствовал прилив жалости и раскаяния.

Сейчас они, ничего не зная, отдадут ему ценную вещь, а он только скажет «спасибо» и сделает вид, что ничего не произошло? С другой стороны, зачем старушкам знать о том, что рукопись ценная, если она столько лет валяется у них где-то спрятанная и не приносит никакой пользы? Она им, наверно, совершенно не нужна.

От мыслей, бегущих в разных направлениях, у Феди сначала зачесался нос, потом макушка, потом ухо. Если б старушки посовещались ещё минут пять, то он, наверное, разодрал бы себя ногтями до крови. Но, как видно, решение было принято, и Вера Степановна твёрдо сказала:

– Фёдор, мы с Надеждой Степановной дарим тебе найденную тетрадь в память о пионерии сороковых годов. Храни её.

– Вообще-то мы хотели подарить её Геннадию Голубеву, но ты тоже вполне достойная кандидатура.

Под одобрительный взгляд сестры Вера Степановна прошествовала к книжному шкафу, увенчанному бюстом Ильича, и щелчок замка прозвучал для Федьки таинственной музыкой.

– Где же она? Помню, в позапрошлом году, когда я перебирала наш архив, тетрадка лежала сверху.

– Посмотри в другой коробке.

Шуршание бумаг затягивалось, превращаясь в пытку, но наконец Вера Степановна с торжеством воскликнула:

– А, вот она! На, Феденька, держи!

В пальцах старушки подрагивала тонкая белая тетрадка с серпом и молотом на обложке.

– Спасибо! Я буду очень её беречь! – звонко выкрикнул Федька, сам не свой от радости. Но совесть, томившая его всё это время, не могла смолчать, и он добавил: – Я буду всё лето помогать вам, только скажите.

– Спасибо, дружок, – прослезились старушки и одновременно закивали головами так, что косицы Веры Степановны запрыгали по плечам, а коротко подстриженные волосы Надежды Степановны превратились в маленький вихрь.

Не в силах сдерживаться далее, Федька раскрыл первую страницу и увидел крупные буквы, выписанные тщательно, но неумело: «Советы молодому рабочему тракторного цеха». Не веря своим глазам, Федька перечитал вслух: «Советы молодому рабочему тракторного цеха».

Сразу под красной строкой были нарисованы два крюка на тросах – большой и маленький, спускающиеся со стрелы башенного крана, и дан первый совет: «Не стой под стрелой».

Ему показалось, что гипсовый Ленин посреди стола стал похож на Ваньку Павлищева и злорадно подмигивает, кривляясь: «Получил, фашист, гранату?»

Да, граната, которую он получил, была мощной. До свидания, клад, чао-какао, мобильные телефоны и плееры, прощайте, мечты!

Федька почувствовал себя так, как если бы ему вместо обещанного дедом ко дню рождения компьютера последней комплектации всучили грубо сделанную из картона игрушку с нарисованной клавиатурой. Ему отчаянно хотелось плакать.

Старушки поняли его оцепенение по-своему:

– Бери, бери, не стесняйся! Эта тетрадь теперь твоя. Перечитай её, и ты увидишь, как нелегко приходилось твоим ровесникам становиться настоящими рабочими.

Растекаясь в улыбках, они ласково глядели на него, ожидая восхищения подарком, и Фёдор понял, что не может обмануть их ожиданий, и выдавил из себя слова признания:

– Спасибо, я всю жизнь мечтал почитать про тракторный цех.

– Видишь, Надя, – торжественно выпрямилась Вера Степановна, обращаясь к сестре, – у нашей молодёжи ещё есть надежда на счастливое будущее.

– Да, Верочка, – пискнула сестра, – но, надеюсь, они не забудут и о научном атеизме.

Она повернулась к Федьке, приложив руку к груди, словно хотела вынуть своё сердце и подарить вместе с тетрадкой.

– Фёдор, – серьёзно сказала она, и Федька понял, что её голос может звенеть металлом не хуже, чем у Веры Степановны, – мы с тобой должны выбрать время и побеседовать о научном атеизме. Если ты вооружишься знаниями по вопросу атеизма, то сможешь избавиться от многих предрассудков. Твоим глазам явится истина верного учения Маркса – Энгельса – Ленина, и ты поймёшь, почему человек погряз в косности и невежестве.

– Ты знаешь, что такое атеизм? – Тоненький пальчик Надежды Степановны нацелился на Федькин лоб.

Сначала он хотел соврать, что знает. Но потом подумал, что она, чего доброго, захочет проверить его знания, и честно признался:

– Нет. – И, уже жалобно, попросил: – Вера Степановна, Надежда Степановна, можно я пойду домой к деду?

– Иди, Фёдор, но помни наш разговор, – позволила Вера Степановна.

А Надежда Степановна, снова превращаясь в милую бабулю, добавила:

– Забегай чайку попить. И деда приводи.

Федя нехотя поплёлся к дому, сжимая в руке тетрадь с советами молодому рабочему. Тайна, ещё утром будоражившая Федькино воображение и вливавшая в него силы, оказалась нелепой и глупой. Узнай о его секрете одноклассники, хохот стоял бы на всю школу.

– Ну и дурак ты, Хомяк, – надменно сказала бы красавица Ирка, презрительно вздёрнув брови.

Лучший друг Данька Мальков сочувственно хлопнул бы по плечу:

– Прокололся, Хомыч, с кем не бывает.

А то, какую мину соорудила бы сестрица Юлька, и представлять не хотелось. Правильно, что он не стал ни с кем делиться секретом, по крайней мере, теперь не приходится переживать позор.

Разросшийся куст с маленькими красными ягодками внезапно хлестнул Федьку по лицу веткой, возвращая способность трезво мыслить.

«Интересно, а почему неизвестный человек, отправивший письмо, советовал другу заполучить рукопись “Советов молодому рабочему”? Может быть, в них что-то зашифровано?»

Хотя щёки всё ещё горели, словно Федьке надавали пощёчин, его разум и чувства понемногу приходили в равновесие.

– Если не можешь решить задачу, сосредоточься и пересмотри все варианты, – говорила учительница математики.

Решив обстоятельно продумать ситуацию, Федька перепрыгнул через куст крапивы, отодвинул доску прогнившего забора и втиснулся во двор заброшенного дома – посидеть в одиночестве, чтоб никто не мешал. Небольшая бревенчатая изба почти вросла в землю. Крыльцо представляло собой две чёрные доски, на которые было страшно ступить. Федька не стал рисковать, а подлез под шаткие перила веранды и уселся на разогретый солнцем пол, подумав, что на нём вполне можно зажарить яичницу.

Солнце разошлось не на шутку, обдавая жаром поникшую траву. Федьке хотелось пить. Он облизал пересохшие губы, переполз в тень и развернул тетрадку. На память он никогда не жаловался и через полчасика вполне мог написать контрольную о том, как раскладывать по номерам гаечные ключи или как опасно курить на рабочем месте.

Неужели ради этих советов неизвестный хотел раздобыть рукопись? В такую наивность верилось с трудом, даже если получатель мечтал приступить к работе именно в тракторном цехе.

Перевернув тетрадь вверх ногами, Федька попытался разыскать на страницах следы тайнописи. Ничего. Ещё с час он бился, всё ещё надеясь, что сможет подобрать ключик к этому ларчику с шифром. Но все попытки разбивались о твёрдый почерк, не таящий в себе ни одной лишней буквы. Единственное, за что удалось зацепиться, так это за то, что писавший упорно делал ошибку в слове «организация». Но из «аргонизации» выжать спрятанный подтекст тоже не удалось.

От нечего делать Федька перекатился на живот и, подперев щёки руками, принялся слушать, как в траве на все лады заливаются кузнечики. Упираясь языком в зубы, он постарался воспроизвести цокающий звук, стараясь попасть в тон звучанию насекомого. А когда у него почти получилось, доски под животом мягко просели и, скользя по наклонной, он медленно въехал в прохладный подпол.

* * *

Первое, о чём подумал Федька, оказавшись в подвале, было то, что дед его, наверно, обыскался. Вторая мысль была связана с отвратительным запахом вроде того, который витает около помоек с забродившими пищевыми отходами. Фёдор понял, что надо бежать как можно скорее.

Встав на четвереньки, Фёдор попытался выползти обратно, ударился затылком о пол и с удивлением обнаружил над головой крышку какого-то люка. Не тратя времени на размышления, Федька открыл её, крепко упёрся в пол ладонями, подпрыгнул и оказался около русской печки, занимавшей половину небольшой кухни.

Занавески с кружевами на окнах были задёрнуты, и по избе расплывался полумрак, делавший все предметы загадочными. Пузатый комод, заставленный фотографиями в рамочках, крашеный шкаф, потёртая кушетка с двумя вышитыми подушками-думочками – всё выглядело чистеньким, обихоженным заботливой хозяйской рукой.

Глядя на безыскусный уют и порядок, Федька даже заколебался, вправду ли он попал в заброшенный дом или хозяйка вышла на минутку и сейчас войдёт в дверь и огреет непрошеного гостя веником по голове, приняв за грабителя.

– Эй, есть кто-нибудь?

Ответом на робкий возглас было жужжание мухи о стекло да поскрипывание пола под ногами. Осторожными шагами Федька обошёл избу, состоящую из одной горницы и кухни, остановив взгляд на необычной иконе в углу. Небольшой образ Богородицы был вписан в чёрный ромб, а тот, в свою очередь, в красный треугольник, а красный треугольник – в бежевый овал.

«Кажется, угол, где ставят иконы, называется красным», – вспомнил он уроки истории и картинку русской избы, которую показывала учительница. На том уроке ученики рассматривали иллюстрации с иконами Богоматери, защищавшими Русь от набегов, но такого образа среди них точно не было. Он бы запомнил. Под строгим взглядом Матери Божией Федьке стало неуютно.

– Я ничего не трогал. И вообще случайно тут оказался, – пробормотал он в своё оправдание, рукой нащупав в кармане брюк свёрнутую в трубочку тетрадку с советами молодому рабочему.

То ли ему показалось, то ли солнце отбросило свой лучик на потемневший образ, но глаза Богородицы посветлели. Стараясь не нарушить тишину и случайно не сдвинуть коврик под ногами, Федька вышел на улицу.

По дороге домой он заметил, что, падая, коленку всё-таки ободрал и из ранки красными бусинками выступили капельки крови.