Тайник. Сборник

Я замолчал. Молчал и Лис.

– Спасибо, Томас. Удивительные всё-таки существа – люди. Когда думаешь, что всё о них знаешь, вдруг раз – и окажется, что совсем не всё… Отец Стенли, должно быть, очень хороший человек. Говорю тебе. Очень. И не дурак. И отец твой. Тоже.

– А как вы себя чувствуете? – не дал я разговориться Лису. – Как ваш бок?

– Мой бок? Мой бок! Ах, ты об этом? Посмотрим-посмотрим… – Лис повернулся и, взявшись зубами за шарф, осторожно снял его.

Страшной раны, так напугавшей меня тогда, там уже не было, впрочем, я и не разглядел на Лисе ничего такого, что мог бы принять за рану вообще… разве что шерсть его торчала во все стороны и комки запёкшейся крови чернели на ней, как чёрные ягоды.

– Давайте я выстираю ваш шарф и завтра вымою вашу шкуру, – предложил я.

Но Лис словно меня не слышал, он с удивлением обнюхивал свой бок и фыркал.

– Иди домой, Том. И не забудь поесть хорошенько. Кстати, насчёт дичи не беспокойся: там, в полях, под холмом, ты набьёшь себе целое ведро. Завтра приходи, и мы с тобой поучимся запрягать лошадь без лошади и находить дичь, когда её нет. А теперь иди. Иди, уже поздно. Доброй тебе ночи.

– И вам, мистер Фокс. Я обязательно почитаю сегодня на ночь.

Может, найду что-нибудь.

– Может быть… может быть…

Я действительно набил целое ведро всякой птицы, всего лишь спустившись под холм Лиса. Я думаю, он наблюдал за мной с холма, и, может быть, именно поэтому я так старался не промахиваться… «Надо будет завтра отнести ему целую утку», – подумал я, с трудом волоча ведро по траве.

Мой день кончился за очередной толстой книгой легенд, обнаруженной в подвале, но снова имена и судьбы, найденные в ней, увы, как бы я того ни хотел, не принадлежали Лису.

05. суббота – суббота – вторник

Мистер Фокс научил меня запрягать лошадь без лошади и научил находить дичь, когда её нет. Он рассказывал мне о животных. Я ведь хотел быть зоологом. Но меня не оставляло такое чувство, что на самом деле он говорил о людях. Или же… о себе самом. Странными примерами снабжал он меня и рисовал правдивые картины. Он знал, как устроен организм слона и вепря, африканского младенца и малазийского мотылька, мисс Шерри и отца Стенли, Ави, меня, мистера и миссис МакКхетт… Он рассказывал мне, как плести верёвку, как останавливать кровь и как правильно варить рвотное средство. Он научил меня затачивать нож без камня, он научил меня бить из винтовки без промаха, а ещё… он научил меня рисовать. Пальцем в угле… А я молчал перед ним. Мне было по-прежнему нечего сказать ему. И он не спрашивал, хотя я видел, как внимательно и осторожно он заглядывал мне в глаза каждый раз, когда я приходил к нему. А я до сих пор не знал его имени. Я не знал о нём ничего, а он, как казалось, знал обо мне уже всё. Он смотрел на меня и говорил об Ави. Он смотрел на меня и говорил о судьбах человечества. Он видел во мне что-то такое, что ещё не разглядел никто. И я боялся спрашивать его, что же это он нашёл там, за моими обыкновенными карими глазами. Я не спрашивал, а он улыбался. Его глаза сами говорили со мной. И они говорили об одном – о Радости.

Во вторник, через две недели, я услышал долгожданный топот копыт. И страшно засуетился, разворашивая костёр и торопливо накрывая к обеду на кухне. Жёлтые занавески раздёрнуть, огонь потушить, приправу – на блюдце, блюдце – в центр, самое большое блюдце, конечно, для Ави. Вот ему полкопчёного зайца, пара утиных печёнок, обжаренных в сухарях, зелень, морковный сок, тёртая репа, пюре с луком… Графин с молоком, нацепить рубашку… Не успеваю! Чёрт, тогда хотя бы закинуть немытые волосы рукой назад. Нож в руке… о, нет, они уже у ворот! А, ладно, в штаны за спину! Винтовку к стене. Готов. На старт, внимание – пошёл!

– Мама! Ави!!! Как я рад!!! Как я рад!!! Ави!!!

Я на ходу подскочил к лошади и схватил её под уздцы.

– Как ты, Ави? Мама, ему там что, язык отрезали, когда лечили рёбра?! Ави!

Но они молчали, глядя то на дом, то на двор, то на меня…

– Милости прошу к столу. Сегодня всё к вашим услугам…

И я рассыпался в реверансах. Мама ловко спрыгнула с лошади и помогла слезть Ави. И я тут же бросился к нему, и, схватив его за руку, привлёк к себе, и с размаху залепил ему в спину. Ави молчал. Он выглядел странно. Совершенно белый, с синими кругами под глазами, огромные глаза его – вот было единственное, что осталось у него на лице. Он ещё больше похудел и осунулся. Зато он был прилично одет и, кажется, даже вымыт.

– Томас… Я рад… Возможно, мне придётся многое рассказать тебе.

– Без проблем, Ави. Мне тоже есть в чём тебе проболтаться.

Я подмигнул Ави и, схватив его за руку, потащил в дом. Мама весело поглядела нам вслед и взялась распрягать лошадь.

– Спасибо тебе, Том, за то, что ты верил в то, что всё будет хорошо, – сказал тихо Ави.

– Да брось, разве могло быть иначе?!

– И было бы… Если бы не ты. Послушай, Том. Правду я говорю.

– Да что с тобой, Августин?! Ты точно сам не свой! Бузины объелся, что ли, или тебя по дороге фейри околдовали, а?

– Господи помилуй!

– Аминь, – скептически заключил я.

После обеда, прошедшего в оживлённом разговоре с мамой, Ави немного пришёл в себя, но по-прежнему не разговаривал. Зато он, наконец, заметил все мои заслуги и оценил масштабы проделанной работы. Когда он вышел во двор, мама поманила меня рукой.

– Томас, послушай, Августин был при смерти. Я не знаю, каким чудом он сумел оправиться, но с тех пор, как он пришёл в себя, он уверяет, что его посещают божественные видения. Не смейся над этим, Томас, он, кажется, уходит от нас, но уходит своей дорогой. Не вставай у него на пути и позаботься о нём, если что-то в этом мире поставит его в тупик.

Мама положила мне руку на плечо. И я закивал.

– Да, мама. Я позабочусь о нём. Но… он что, совсем… Никогда не будет таким, как раньше?

Мама покачала головой.

– Тебе придётся принять его таким, какой он есть. И, поверь мне, если ты хорошо знал его, скоро ты увидишь, что он почти не изменился. Он просто стал взрослее… как и ты.

Я с недоверием взглянул через окно во двор. Ави стоял у колодца и смотрел в воду.

– Иди, помоги ему. Он, наверное, хочет помыть руки, – улыбнулась мне мама и легонько подтолкнула меня.

Нет, она вовсе не была встревожена или огорчена. Она как будто бы и не понимала, как ужасно всё то, что она только что сказала мне. Она даже радовалась этому! Я ничего ещё не смыслил в жизни… Я ничего ещё не знал о себе.

Я увлёк Ави в подвал и усадил его перед собой и долго-долго вглядывался ему в глаза, прежде чем осмелился заговорить с ним. Он покорно выжидал и ничего не спрашивал, и совершенно спокойно сидел напротив и смотрел на меня. Как моё застывшее отражение в зеркале.

– Ави, мама сказала, что ты… это правда? – наконец тихо спросил я, с надеждой заглядывая в его глаза.

Лицо Ави ожило улыбкой.

– Мама никогда не говорит неправды.

– Да ладно, она передавала мне привет от тебя, когда ты был без сознания.

– Правильно. Я ведь и хотел его передать тебе.

– А… Ну да. Ты знаешь, когда вы уехали, мистер Фокс пришёл помочь мне.

– Я знаю. Он многому научил тебя. И сейчас я говорю с новым своим братом, – Ави заулыбался.

– Вот как… Значит, ты и про отца Стенли знаешь?

– То, что Лис рассказывал тебе о нём?

– Ну да…

– А расскажи мне, какое вчера было небо?

– Ну… голубое… или серое… Что-то вроде того.

– А был ли дождь?

– Нет, наверное, а может и был… нет. Не было. Или это вчера не было?

– А когда ты последний раз был у мистера Фокса?

– Вчера!

– Значит, ты по-прежнему замечаешь только то, что тебе хочется замечать. Вчера был великолепный мелкий дождь, Томас, и четыре радуги висели в небе. Одна – над Дублином, другая – над Лимериком, ещё одна – над Килдаром и над Керри. И они были настолько прекрасны, что, если бы ты только увидел их, ты бы понял, как это здорово. И непременно захотел бы показать эти радуги и другим. Но, я вижу, ты не смотрел на небо вчера.

– Конечно нет! Я читал легенды, чтобы найти имя Лиса, я готовил себе еду и кормил мисс Шерри! И, кроме того, я молился за вас с мамой!

Ави закивал.

– А ты с чего взял про радуги? Ты же ещё вчера был в больнице?

Ави нахмурился. Растерялся. Он опустил глаза, и я увидел в них слёзы.

– Прости, Том. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть… Дай мне, пожалуйста, книгу. Я тоже буду читать. Я много ещё не прочёл.

– Пойдём к мистеру Фоксу, – сказал я, протягивая руку брату. – Он, я думаю, вправит тебе мозги… или мне.

– Было бы что вправлять, – отозвался Августин.

– Нет, слава Богу, не безнадёжно, – улыбнулся я.

– Ты имел скверные мысли только что? Покайся, Томас, пока не поздно, покайся! Или, как говорил его преподобие Лойола…

– Ави… Я тебя убью. Честное слово.

– Говорю же тебе, это грешная мысль!

– Августин! Ради всего святого!

– Томас, я всего лишь хочу твоего спасения, а, по словам святого Августина, спасение души немыслимо без сердечного понимания своей полнейшей греховности и духовной…

– Ави… Пощады!

– Ну хорошо. Тогда… наперегонки?

– Идёт!

– Если я прибегу первым, за мной рассказ о спасении души!

– Надеюсь, у Господа ещё осталась хоть капля милости и он не позволит тебе прибежать первым!

Милость Господня велика, но, казалось, именно в тот день именно на меня её у него не хватило.

– А-а-а! Ваше преосвященство! – приветствовал Лис подбежавшего Ави. – Рад видеть, рад видеть! Томас, мои соболезнования.

Я невесело улыбнулся.

– Ну, Августин, садись. Расскажи старому Лису, что случилось.

С самого начала расскажи. Итак, вы легли спать…

– Простите, мистер Фокс, но если с самого начала, как вы того просите, то не итак, вы легли спать, а, итак, прежде всего было Слово… – заулыбался мой братец.

– Ты посмотри! Этот наглец ещё мне дерзит! Ну, что ж, так, значит так. Расскажи с того момента, который ты озвучил.

– Вы и сами знаете.

– Ну, конечно, тогда нечего мне рассказывать то, что я знаю, и говори, что тебя спрашивают.

– Да, мистер Фокс.

– Уже лучше, продолжай…

– Мы легли спать…

– Невероятно.

– Мы проспали где-то до ночи.

– Есть сомнения?

– Вы мешаете мне рассказывать!

– Неужели?

– Мистер Фокс, если это так, это нечестно с вашей стороны!

– Нет, Ави, мне читать проповеди я действительно не позволю. Так что запомни, мой мальчик, мир вокруг делится на три половины: на людей, которым твои проповеди необходимы, на людей, которые их могут терпеть, и учти, это твои мама и брат, и на тех, которые их терпеть не станут, и, поверь мне, я отношусь именно к третьим!

– Простите.

– Прощаю, – великодушно объявил Лис.

– Когда в дом попала молния, я бросился вслед за Томасом, но дверь уже не открывалась. Тогда я побежал к окну, но споткнулся и упал. Через миг в комнате уже было пламя. Я помню, как я пробовал подняться и как что-то рухнуло на меня с потолка, а потом ещё, и ещё… И сначала было Слово. И это слово было Бог. И тогда разделились тьма и свет, и я увидел свет. И разделилась твердь и вода, и я увидел твердь и воду, и появились звери и птицы, и я увидел их и услышал их – все они хвалили Господа своего, увидел я и берёзу, и рябину, и ясень… цветущими. И все они хвалили Господа… И я думал сам в себе, как удивительно, оказывается, что всё живое создано, чтобы хвалить Господа, но только до этого я не мог понять их, а тогда вдруг понял. Я понял, о чём поёт жаворонок, понял, как острит тис, понял, о чём говорит море, шепчут звёзды. И тогда я опустился на колени и спросил у Господа своего: «Почему же я не с ними? Хочешь ли ты, чтобы и я был, как они? И, если хочешь, только скажи мне, и я готов». И я увидел… как раздёрнулась завеса облаков, как осыпались звёзды и как мягкий, но невыносимо яркий свет ударил мне в глаза, и я поднял лицо и услышал Его голос. Он сказал всего одно слово: «Будь». И тогда словно земля расступилась подо мной, и я стал падать, и когда мне показалось, что ещё миг – и я упаду, я открыл глаза. И я увидел белый потолок… Маму… Потом я уснул. И мне снилось, как догорает наш дом и как Томас сидит у колодца, боясь пошевелиться. И я видел, как вы приходите к нему и как он начинает восстанавливать дом. И как потом идёт он к отцу Стенли и пресквернейшим образом льстит ему о чае, чтобы выведать о сидах, и как потом он прибегает к вам, и как вы говорите ему, и учите его… Мне снился Дублин, где мистер Риз МакКхетт плачет над фотографией своих сыновей, мне снилась та семья, что приходила к нам в гости накануне той ужасной грозы, когда Он нашёл вас, мне снился огонь, подмигивающий из лампад храма в Килдаре, и дождь над Эрин, который прошёл вчера. А после него наступили сумерки, и я видел ночь. А когда я проснулся, мама сказала, что нам пора.

Лис внимательно выслушал Ави.

– Хорошо, Августин. Хорошо… Да, это так и есть. Всё так и есть. – Мистер Фокс закивал и улыбнулся брату. – Только вот… скажи мне, Ави, если вдруг… не дай Бог, придут англичане или кто-то, кто будет ненавидеть тебя и твоего Бога, и скажут тебе, чтобы ты выбирал между мукой и спасеньем, что выберешь ты? Если они скажут выбирать между теми, кто тебе дорог, и твоим спасеньем, что выберешь ты? Если мир покачнётся и земля станет небом, а небо вдруг сделается землёю и тьма станет светом, а свет станет тьмою, не поколеблется ли вера твоя? Ответь, Августин. Прошу тебя, ответь мне.

Лис посмотрел на него и даже наклонился вперёд к Ави.

– Если придут англичане или кто-то, кто будет ненавидеть меня и моего Бога, и скажут мне выбирать между мукой и спасеньем, я выберу свою дорогу. Ту, что пожелает Господь. Спасенье через муку. Если мне скажут выбирать между теми, кто мне дорог, и моим спасеньем, я выберу спасенье тех, кто мне дорог, ибо через них спасусь и я. И, если мир покачнётся и всё незыблемое перейдёт, моя вера будет камнем, на котором Господь сможет основать свой престол, если на то будет Его воля. Потому что всё в мире преходяще, и у самой вечности есть свои границы.

– Хорошо, мой мальчик. Очень хорошо. Только теперь послушай, я тоже думал так. И я был уверен, что я прав. И это правда, но это пребудет правдой до тех пор, пока ты не столкнёшься с самым страшным на свете. Запомни, Ави, есть вещи пострашней, чем англичане, и страшнее, чем Владыка всех сидов. Эти вещи в тебе самом. И ты никогда не можешь знать, где брешь в твоей кольчуге или где она прочнее. И дом свой ты можешь знать от угла до угла, но, клянусь, в нём есть укромное место, о котором ты не знаешь ничего, и никогда не знаешь, дремлет ли там Химера или пугливый королёк. Чтобы понять другого, надо понять себя, а чтобы понять себя, надо найти в себе тот уголок и выловить то, что водится в нём. И смириться с тем, что бы ни обнаружилось там, иначе ты обретёшь врага страшнее и коварнее самого Владыки и Сатаны – врага в самом себе. Вот чего нужно бояться, Ави. И нужно всегда быть готовым к этой встрече. Всегда… Как к бою… Или… Любви.

Лис закрыл глаза и замолчал.

– Много дорог есть между миром видимым и миром невидимым вам, много дорог – в каждом из них, но не надо выбирать дорог, что лежат там, где не ходишь ты. Если ты часть мира видимого, твоя дорога здесь, а грёзы, видения и сны – коварные звёзды, которые то есть, а то нет. И никогда не знаешь, кто зажёг их. В этом мире есть только одна звезда, которая есть тот самый уголок, в котором спят все наши Химеры и корольки. Этот уголок – человеческое сердце. И то, что ты вырастишь в нём, – это и будет тем тобой, что будут видеть люди, то, что ты воспитаешь там, и будет тем, что останется после тебя. Ави, ты выбираешь. И ты, Том, тоже – у вас не моя дорога. Не повторяйте моих ошибок. Моя дорога – не здесь. Моя дорога – среди теней и призраков. В слепой погоне за Счастьем. Которое суждено Господом, но не для таких, как я.

– Ави, я ошибся насчёт вправки мозгов… Я теперь совсем ничего не понимаю! – признался я.

Лис тяжело вздохнул, но вдруг заразительно рассмеялся.

– Остаётся уважать друидов, хотя бы за то, что они находили возможным растолковывать очевидные вещи своим ученикам! Ха-ха-ха! Хм-м-м… М-да. Дожили!

Вместе с нашим детством умерло и лето. Лис рассказывал нам о местах былой славы Эрин и нередко водил туда. Он научил нас биться на мечах и угадывать погоду по звёздам. Мистер Фокс был терпелив с нами и временами строг. Но во всём, что он говорил и что он делал, сквозило что-то необъяснимое и прекрасное. Как в его синих глазах. Постоянно синих, несмотря на то, что он был сидом. Мы приходили к нему и всегда знали, что никогда не уйдём ни с чем. Правда, нам давно уже самим нечего было ему сказать. Мы прочитали уже почти все книги в подвале, но так и не нашли ничего про его имя… Лис много гулял с нами по холмам, и мы рассуждали о жизни, о цветах, спорили на богословские, спаси Господи, темы, шутили. По совету Лиса мы стали ходить к отцу Стенли не только за советами и чаем. Мы стали его послушной паствой. И это было большим утешением для него. И, видя его блестящие от слёз глаза, когда он кропил нас святой водой и протягивал блистающее распятие, мы больше не знали радости, чем каждое утро в дождь или зной чуть свет бежать к нему, наперебой исповедуясь в своих грехах, и каждый раз, выходя из дверей храма, замечать неподалёку усталые синие глаза нашего друга и чувствовать, как легче становится на душе и ближе и понятнее тот заветный уголок в каждом из нас.

Ударом для нас был тот день, когда, вернувшись домой, где-то в конце августа, мы обнаружили свои вещи собранными, а маму немного усталой.

– Августин, Томас! Завтра после завтрака я отвезу вас в город. Начинается учебный год. Я не могу допустить, чтобы мои дети остались без образования. Я уже договорилась с директором колледжа. Вы будете жить в общежитии с вашими сверстниками в столице. И… только обещайте, что никаких глупостей, хорошо?

Мы так и не успели попрощаться с Лисом.

05 – 08. Сказки, рассказанные мистером Фоксом в первое лето, когда мы приехали на Эрин из Норфолка

Зверёк и звёздное поле

В глубокой норке под землёй жил маленький зверёк. Каждый день своей жизни проводил он в работе, собирая зёрнышки для еды и укрепляя свою норку. Когда же кончался световой день, он садился на краешек норки и смотрел в небо, усеянное звёздами. «Какое чудесное это поле, – думал зверёк. – Как много там зёрнышек, которые каждую ночь падают на землю, и какой большой цветок распускается там, в часы зари, какие необыкновенные существа, должно быть, живут в норках на том поле». Но приходил рассвет, и зверёк начинал собирать зёрнышки и укреплять свою норку.

Однажды ночью, когда зверёк сидел на краю норки и смотрел на звёздное небо, его увидел молодой волшебник. На поле, где жил зверёк, он забрёл совершенно случайно. Сегодня он тоже смотрел на звёзды и совсем неожиданно заметил зверька. Он подошёл к нему и осторожно сел рядом. «Какое красивое сегодня небо, – подумал он. – Ах, как жаль, что завтра я уже его не увижу. Ах, как же повезло этому зверьку, что он может смотреть на небо ещё много-много раз». Зверёк не обратил на волшебника внимания, он только поближе пододвинулся к нему – от волшебника исходил приятный запах и тепло.

Рассвело. Волшебник исчез, а зверёк погрузился в повседневные заботы. Зато ночью он опять сидел один на краю норки и опять смотрел на небо. «Как удивительно, – подумал зверёк, – ещё вчера на поле было так много зёрен, а сегодня появилось ещё одно. И какое оно большое… Какое яркое… И почему так холодно сидеть одному?»

Волшебная бабочка

Когда-то, давным-давно, когда ещё не было посажено дерево Вопросов, то, что цветёт после ночи Слов, жил на Земле один юноша. Странным недугом поражён он был с детства: ничего не мог он сказать. Но однажды случилось ему наблюдать, как из маленького кокона появляется на свет прекрасная бабочка. Бабочка с яркими, как солнце, крыльями. Когда она взлетела, то коснулась крылышком губ юноши, и он смог говорить.

Прошёл год, и юноша вернулся на поляну, там он и отыскал эту бабочку.

– Зачем ты год назад вернула мне отнятый при рождении дар речи? Слова пусты – я ими приношу зло. Из-за сказанных мною слов я поссорился с другом. А слов, которыми я хочу рассказать о своей любви к одной девушке, всё равно не хватает!

Тогда бабочка превратилась в Музу Поэзии и навсегда забрала юношу к себе, чтобы он никогда не спросил, зачем однажды другая бабочка с небесными крыльями подарила ему жизнь.

Цветок Либертанна

В большом прекрасном замке жил красивый принц Либертанн. И был он глубоко несчастен: любимый его цветок, голубой колокольчик, завял. Усохли его корни, поникла головка. Сколько ни поливал Либертанн цветок водой, сколько ни подставлял его под солнечные лучи, всё сох и сох его цветок. Искуснейшим волшебникам доверял он его, но ни один волшебник не мог заставить цветок распуститься. Над ним пели эльфы, от чьих песен оживает всё на Земле, но и песни эльфов остались неуслышанными. «Может быть, всё дело в горшке?!» – решил Либертанн и приказал гномам сделать горшок для его цветка из чистого золота. Но и драгоценный горшок не вернул жизни цветку.

Однажды ночью разыгралась гроза. Слуги суетились, бегали по замку, запирая двери и окна. В полночь к воротам замка подъехала повозка. В повозке был юноша. Он был очень бледен. Он долго не ел и много не спал, и очень устал с дороги. Стражи впустили его. Уже сидя у большого камина с кружкой горячего чая, он представился Поэтом. Юноша долго наблюдал за Либертанном, сидящим неподалёку, а потом сказал:

– Горе в твоих глазах… Скажи, может, я знаю, как тебе помочь.

И Либертанн рассказал ему про свой цветок. Поэт допил чай. Затем он посоветовал Либертанну сжечь цветок.

– Как сжечь?! – испугался принц.

– Как сжигают свою грусть, – сказал Поэт, и всю ночь принц больше не мог добиться от гостя ни слова. Расстроенный, он вернулся в свою комнату, где на окне в золотом горшке стоял его любимый цветок. Либертанн долго смотрел на него, а потом взял свечу и сжёг его. Комната наполнилась едким запахом, а на месте цветка образовалась горстка пепла.

– Что я наделал?! – воскликнул принц и заплакал, приникнув к драгоценному пеплу.

Незаметно для себя он заснул, но утром… Утром его ожидало чудо. Вместо горстки пепла, оставшейся от цветка, вырос новый цветок. Его сочный упругий стебелёк, его яркие зелёные листья и небесный цвет лепестков – всё это было наполнено жизнью. Либертанн засмеялся и побежал вниз, чтобы поблагодарить Поэта. Он нашёл его всё у того же камина. Юноша смотрел на огонь, а по щекам его бежали слёзы.

– Я не могу сжечь свою грусть, – сказал он, глядя на улыбающегося Либертанна. – Любовь не воскрешается слезами.

– Может быть, мне позвать волшебников или эльфов, может, они помогут тебе?

Но юноша покачал головой.

– Я выплакал над книгами все слёзы. И сами ангелы пели над ними.

– Но тогда чем я могу помочь тебе? – спросил Либертанн.

– Вели накормить мою лошадь. Ей сегодня придётся много идти, прежде чем я окажусь там, где мне не придётся сжигать свою грусть. Там, где мне больше не придётся…

Рукавицы для замка

Нашёл как-то один маленький мальчик прекрасный замок, стоящий на берегу. И был тот замок из лёгкого песка морского, пены и облаков. И был он так красив и очарователен, что, конечно, не мог не понравиться мальчику. И он захотел взять его домой, чтобы играть с ним. Расставить на его башнях солдатиков или поселить там свою бумажную принцессу в белом платье. Но стоило ему протянуть к нему руку и коснуться его, замок рассыпался в прах. И мальчик в слезах убежал домой. Но на следующий день он нашёл на том же берегу новый, ещё более прекрасный замок из лёгкой пены морской, облаков и песка. И тогда он побежал домой и спросил родителей, как забрать его с берега. И ему дали волшебные рукавицы, которыми ему надлежало осторожно взять замок и принести домой. И, радостный, он вновь прибежал на берег и, надев рукавицы, прикоснулся к замку, и тот разрушился снова. И сколько ни бегал потом тот мальчик к берегу, не находил больше там никаких замков.