– Помогает маме по хозяйству. У нас дела идут совсем плохо. Мы даже сегодня остались праздновать Рождество у него. Он сейчас устроил маме концерт на гармошке… – вступился за меня Ави.

– Дур-р-рак! У него нет ни слуха, ни такта!.. Почему… – Лис зарычал и засопел от злости. – Почему мне никто не сказал! Вы… двое! Что вы молчите! Отвечайте, когда вас спрашивают!!!

– Мистер Фокс… – испугался Ави. – Не сердитесь. Мы… Мы не знали…

– Ещё бы! – Лис ударил лапой по хрустальному шару и прыгнул в нору, едва не содрав с себя шкуру.

Шар разбился. На холодной земле остались его сверкающие осколки и три большие капли крови.

– Мистер Фокс! – позвал его я.

– Простите нас… Мы не хотели вас обидеть… Простите… – склонившись над норой, пролепетал Ави.

Но ответом нам была тишина.

– Мистер Фокс. Сегодня Рождество. Не надо сердиться. Мы так хотели сделать вам приятное. Мы очень соскучились и думали, что вы порадуетесь за нас…

Тишина. Мы с Ави поджали губы.

– Что я не так сказал? – спросил я.

– Не знаю. Ты сказал правду.

– А что он обиделся?

– Не знаю… Но очень зол на нас.

– Думаешь, простит?

– Да. У него доброе сердце.

– Думаешь? Он же говорит, что у него его нет.

– Врёт он. Есть.

Мы посидели немного, помолчали. Я думаю, мистер Фокс слышал нас. Хотя тогда он имел полное право обидеться на меня ещё больше, но ведь я и не сказал бы ничего подобного, если бы не был уверен, что Лис не слышит нас.

– Мистер Фокс! А как же ваша сказка?! – наконец крикнул Ави в нору.

– Вы что, не видите?! Не до сказок мне! – донеслось из норы.

– Но вы же обещали… – начал я.

– Р-р… Я же сказал!

– Ну, пожалуйста. Мы весь год ждали этого дня. Вы потом можете злиться сколько угодно: мы ведь завтра опять уедем. Мистер Фокс. Расскажите сказку! Нам ведь никто, кроме вас, не рассказывал сказок!

– Правда?

Голова Лиса показалась из норы. Глаза его удивлённо смотрели на нас, а уши его были прижаты к голове.

– Нет, никто, – подтвердил Ави.

– А мама?

– В детстве, – сказал я.

– Ах, ну да… Ну, значит… слушайте.

Художник

Однажды день решил сменить ночь, и небо, где всё время светило солнце, оделось в звёзды.

– Хорошо! – воскликнул художник и, схватив кисть и краски, написал шедевр. Прошло время, и зима решила сменить осень. Мир в огне оделся в пуховый платок.

– Хорошо! – воскликнул художник и, схватив кисть и краски, написал шедевр. Прошло ещё немного времени, и грусть решила сменить радость, и вместо искр в глазах людей заблестели слёзы.

– Хорошо! – воскликнул художник и, схватив кисть и краски, написал шедевр. Затем мир сменила война, и надежду сменило отчаянье, а художник всё говорил: «Хорошо! Хорошо!» И писал свои шедевры. Но вот однажды его жизнь решила сменить смерть. И художника не стало. И тогда самый великий Художник сказал: «Хорошо!» И, схватив кисть и краски, написал шедевр.

– А теперь… – заключил мистер Фокс. – Ступайте домой. И… Простите меня. Я… не знаю, что на меня нашло. Будьте осторожны. Я ведь всё-таки зверь. Сид… И у меня действительно нет… ничего нет. И сердца тоже. С Рождеством вас. Господи… Я, должно быть, испортил вам праздник… Если это так…

– Нет-нет! – заговорили мы в голос.

– Бесполезно. Я знаю, что всё испортил. Дурак. Ладно, идите. Только вот передайте ей это от меня. На этот раз я не собираюсь быть неблагодарной тварью. Вот…

Лис протянул что-то в зубах и положил это Ави в руку, и он, не смотря, убрал это в карман.

– Ах, да. И поздравьте от меня его преосвященство! – крикнул нам Лис вдогонку.

– И тебя ещё раз, Фокс… – и Ави перекрестил Лиса.

Дождавшись, пока отец Стенли засуетится с чаем, Ави протянул маме подарок Лиса.

– Надеюсь, мама, он не утомил вас своей игрой?

– Как он? – спросила она.

– Вот, – ответил Ави.

Мама разжала ладонь. И строго посмотрела на нас.

– Откуда у Лиса золотая цепочка?

– Что?!

– Только не делайте удивлённых лиц. Откуда это украшение?!

– Лис дал. С Рождеством. Он был рад твоему подарку, – признался Ави.

Мама поджала губы и покачала головой.

– В таком случае должна вам признаться, что вам попался крайне проницательный Лис. Теперь мне не придётся работать всё лето.

– Думаю, именно поэтому он и передал это тебе, мама, – сказал я и поцеловал её в щёку.

– Угу, – закончил Ави. И мы поспешили к столу.

А потом… были танцы. Королева фей, если бы видела, как танцует мама, повесилась бы на своём шёлковом пояске! А уж как она отбивала чечётку… В царстве Люцифера небось осыпалась вся штукатурка!

1932.12. – 1933. 07. 14

Третий год нашего обучения в колледже бы ознаменован отсутствием всяческих происшествий, о которых бы стоило говорить подробно. Всё как всегда. Мне предложили обучение при Дублинском зоопарке, где я бы мог улучшить свои знания по зоологии и медицине. Один преподаватель из колледжа был двоюродным братом директора зоопарка. Но Ави отговорил меня. Спасибо ему. Я тогда не знал, что они заставляют резать живых лягушек и мышей… Я умел разделывать и освежёвывать только что убитых зайцев и кроликов, я умел управляться с дичью, набитой мною же из винтовки… но… я не мог… нет, я не мог разрезать живую лягушку или мышь. И какой к чёрту из меня зоолог после этого! Зоология захлопнула свои двери передо мной навсегда.

Летом мы снова были рады отправиться к профессору в Дерри. Но там нас ждала приятная неожиданность. К нему прибыли ирландские родственники его двоюродного брата – три девчонки и необычное создание с голубыми глазами. Профессор предложил нам самим выбрать свою судьбу: уехать или остаться.

– Мы едем домой! – сказал Ави.

– Всё как вы хотите. Домой, значит… домой! – и профессор рассмеялся.

Мы пробыли в Дерри месяц и несколько дней. Жена брата профессора, странная женщина с огромными голубыми глазами, постоянно бродила по дому, как привидение, погружённая в музыку неслышимых нам симфоний.

– Она учительница музыки. Она слушает музыку сфер, – объяснил мне как-то профессор, с почтением провожая взглядом миссис Мэри.

– Ави, твоя коллега! – кивнул я брату.

– Лично я предпочитаю Паганини, – отозвался он.

Месяц в Дерри искупил своей насыщенностью пустоту всего учебного года, ибо поместье профессора превратилось в бесконечное место сражений той войны, которую объявили нам юные родственницы профессора. Мы острословили не на жизнь, а на смех… Ави вдоволь попрактиковался в проповедях, отповедях и богословских спорах, отточил свой навык и я. Поэтому под конец месяца имел в личном столе уже некоторый приличествующий юноше моего возраста запас стихов и мелкой прозы.

Уезжали мы из Дерри со смешанным чувством. Нас ждало лето дома, но… здесь я оставлял свой неоконченный спор! Оливи, Джулия, Кэйти – я ещё не доострил им! Ох, Кэйти…

Мы успели отписать письмо маме за два дня до отъезда. Оно было должно прийти в день нашего прибытия. Но… оно пришло раньше. Кто-то ведь так хотел этого…

1933. 07. 14 – 1933. 08. 28

– Томас? Августин?! Что случилось, Том? Ты сколько бутылок уксуса выпил?! Ави, куда ты смотришь?! Он белее самого мела!

– Я смотрю обычно в книги. Томас бел, как страницы, не вижу в этом ничего предосудительного, он давеча проиграл сражение.

– Под Ватерлоо?

– Нет, под липой.

– Ави… – процедил я сквозь зубы.

– Аминь.

И мы впорхнули в мамины объятья.

На этот раз отец Стенли ждал нас с нашей повозкой неподалёку от станции.

– Как ты, мама? Всё в порядке? – спросил я.

– В отличие от тебя, любезный сын мой, да.

– Мама, я жив. И… здоров.

– Вот здесь как раз и есть брешь в твоей теории, – весело сказала мама, с лёгкостью подхватывая оба моих чемодана. Я вырвал у неё из рук свою поклажу. Но ничего не ответил. Чёрт побери, но ей виднее.

Отец Стенли живо приветствовал нас, привстав на облучке повозки и приподняв свой сплющенный котелок. Он был обрадован настолько, что всю дорогу до дома Ави скорбно молчал, а я, заткнув уши и уткнувшись в мамины колени, тщетно пытался заснуть, ибо слушать его радостную теологическую болтовню сил у меня не было. Терпению мамы мог бы позавидовать сам Господь. Она смиренно сидела, положив мне свою руку на голову и закусив нижнюю губу, изредка покачивала головой. От её руки исходило тепло и невероятный покой. Я плотнее приник всем лицом к её простенькому платью, в котором смешались запахи огня, выпечки, молока и травы, и вскоре уснул. Вот сон святых.

Остановив повозку у дома, отец Стенли помог нам внести все наши чемоданы, после чего ещё раз приподнял свой котелок и умчался восвояси.

– Что это с ним? – спросил я маму.

– Может… дела? – пожала она плечами, пряча улыбку.

– Угу. А ложь, мама, – это грех… – невинно произнёс Ави.

– Если ты найдёшь ложь в моих словах, Ави, разрешаю тебе объявить себя первым человеком на земле, которому это наконец-то удалось.

– Понял? – добавил я и гордо прошёл в дом.

Обед ждал нас уже готовым, но он затянулся до ужина, продлённый нашими с братом повествованиями о событиях этого учебного года и страшной войне острословия и остроумия при Дерри.

– Ну вот… – закончил Августин. – Слава Всевышнему, мы дома.

Мама тяжело вздохнула.

– Ступайте спать, – сказала она.

И мы не стали спорить, потому как валились с ног, точно подкошенные.

Я точно помню: мне ничего не снилось. И я проспал мёртвым сном до утра. Уверен, что и этот теоретик тоже.

Утром нас разбудил оглушительный поросячий визг. Это мама гоняла по двору четвёрку прытких розовых свиней, безумно вопящих, как будто их резали на части. Втроём мы только через двадцать минут согнали их в небольшой загон, построенный за калиткой. Измученные, мы опустились на землю.

– Это только начало, – улыбнулась мама, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Теперь кто-то должен накормить кур, – и она кивнула за дом, на картофельные грядки.

– Ави! – сказал я в тот миг, когда мой брат произносил моё имя.

– Отлично! – заключила мама. – Оба!

К вечеру того дня, так ещё ни разу за день и не присевшие, мы всё-таки нашли в себе силы доползти до заветного холма.

– Мир полон неожиданностей! Вас вышвырнули из колледжа за антианглийскую пропаганду?! – встретил нас голос мистера Фокса, а следом и он сам, появляясь из норы.

– Всё куда прозаичнее… Нас просто отпустили пораньше, – произнёс я и повис на Лисе, как верёвка.

– Том, мне не нравится твой бледный вид.

– Он весь день гонял свиней и пытался накормить кур, а потом и, Господи помилуй, помыть их, – и Ави присоединился ко мне.

– Хм-м. Занятно. Занятно… – протянул Лис, обнюхивая мою голову. – Пахнет отвратительно.

Мне показалось, что в его голосе звучали слёзы.

Мы проговорили до темноты. Лис, как всегда, внимательно выслушал нас.

– Э! Так дело не пойдёт, – заключил он, выслушав наш рассказ. – Позором осыпать свои головы я вам не позволю!

– У них тоже язык не на любезности наточен, – грустно сказал Ави.

– Правильно. Правильно, голубчик мой! Вот и запомните вы оба, если хотите избежать позора: никогда не пытайтесь переострить девушек!

– Всё так безнадёжно? – отозвался я, приподнимая голову.

– Нет. Просто это – самоубийство.

– М-м… Жаль, что ты не предупредил нас об этом раньше. Ави, покайся, ты хотел покончить с собой! – и я снова уронил голову на крепкое лисье плечо.

Домой мы пришли, когда луна уже успела спрятаться за облака. Мне снился закат над полем и пустынная дорога, убегающая за горизонт, лес с одной стороны, с другой поле и чья-то тень, маячившая впереди. Неясная, как силуэт в разряженном воздухе полуденного зноя. И от неё, от этой тени, веяло холодом, и небо, как мне казалось, замерло над ней, тёмное, безжизненное и низкое. И сколько ни спал я, всё снилось мне, что она приближается. Ближе и ближе. Сильнее и сильнее холод. Проснулся я до рассвета в ледяном поту.

Рядом, на соседней кровати, в голос молился встревоженный Ави.

– Мне показалось, что она назвала меня по имени, – прошептал он.

– Да. И протянула руку, – закончил я.

Маме мы ничего не сказали о нашем сне, но она и так знала, что ничего хорошего нам не могло присниться. Однако, одевшись, мы сбежали к отцу Стенли.

– Скверные сны? Что вы имеете в виду?

– Страшные. Тень какая-то, она шла к нам, и от неё веяло холодом. Она назвала нас по именам и протянула к нам свою руку.

– М-м-м… Но это всего лишь сон.

– Отец… Нет. Мы очень напуганы. Меня всего трясёт. Я не мог потом уснуть.

– И я.

– Оставьте. Так дьявол пугает чистые сердца. Что смущаетесь сна? Помолитесь Богу, и он оградит вас от всех тёмных.

– Скверно. Скверно… Я предупреждал вас… Теперь уже поздно пугаться. Да и вы не те, что отдадутся страху так же скоро, как иные отдаются страсти. Вы сильные. Да-да, сильные. И если вы сами не верите в это, я уверяю вас, что это так. А теперь отриньте страх и сомненья. В них никогда нет ничего, кроме их самих, пойдёмте со мной, пойдёмте, я покажу вам места былой славы. Это воодушевляет. Да. Тех, кто любит матерь Эрин. А вы любите. Вы умеете любить… Любить.

Все дни лета мы делили между домом и Лисом. А все ночи – между сном и чтением легенд. И снова ничего. Ничего, кроме множества славных имён и битв. Страсть, предательство, самопожертвование, дружба, приключения, прорицание, танец, путешествие… Но где же самое главное? Где имя Лиса?! В которой легенде?! Ещё немного, и мы прочтём их все! В конце концов, их не так уж и много сохранилось! Это пугало нас. И нам становилось стыдно каждый раз, когда Лису случалось заглядывать нам в глаза. И мы отводили взгляды и старались не слышать его тихих вздохов. Он водил нас по окрестностям Корка и рассказывал о прежних днях, которые застал в былые столетия. Шутил. Искромётный юмор, чернее самой чёрной ночи, просыпался в нём в некоторые дни. И острил он так, что мы с Ави были готовы записывать за ним каждое слово, а иногда… и сгореть со стыда. Традиция, что поделаешь, – страшная вещь.

Чёрная птица

Жил когда-то один моряк, и много он плавал, и многое повидал. И ни бури, ни штормы не сломили его и мачт на его корабле. Но с некоторых пор преследовала его корабль чёрная птица. И сначала она была маленькой, и он не замечал её, но с каждым годом она всё росла и росла и, наконец, стала заслонять собой солнце и путевые звёзды, а её песни, сначала тихие, с каждым годом делались всё громче и громче. И вот эта птица сделалась огромной, а песни её – нестерпимыми. И моряк хотел застрелить птицу, но законы моря запрещали ему. А птица всё росла и росла, и песни её становились всё громче и страшнее. И вот под ними уже порвались паруса и погнулась мачта. И тогда моряк взял красную стрелу и выстрелил в птицу. Законы моря жестоко наказали его, но теперь он был волен сам выбирать те песни, что ему слушать, и больше никто не загораживал ему солнца и путевых звёзд.

Это случилось 11 августа, когда мы с Ави сидели в поле вместе с Лисом и смеялись вместе с ним над его весёлым рассказом и его убийственными шутками. Солнце светило прямо над нами, и мы прямо-таки умирали со смеху. Внезапно мистер Фокс насторожился и замолчал, не закончив фразы. Он вытянул шею и принюхался. Шерсть его приподнялась.

– Уходите! – быстро сказал он.

Его голос был непривычно твёрд и резок. Мы с Ави поднялись на ноги.

– Что случилось, мистер Фокс?

– Ни слова больше – бегом домой!

Мы сделали шаг от него.

– Я кому сказал, бегом!!! – Лис оскалился и прыгнул на нас, и даже едва не укусил Ави за ногу.

Мы попятились, но тут Лис повернул голову назад и посмотрел куда-то вдаль.

– Поздно, – сказал он. – Сядьте.

Мы сели. На горизонте появилась какая-то точка. Тень, как будто бы всего лишь столб пыли. Но это была не пыль. И мы трое знали это… Мы словно пристыли к месту. К нам шёл человек, сплошь одетый в чёрное, и края его одежды были расшиты золотом. И казалось, что весь мир вокруг замер, застыл, оцепенел с нами. Он не спеша подошёл и остановился подле. И всё в нас сжалось в комок, как у меня в тот миг, когда мама бросилась в горящий дом спасать Ави. Незнакомец наклонил голову.

– Который час? – спросил он из-под капюшона. Лис молчал.

– Полдень, – ответил, наконец, я.

– Полдень, – повторил незнакомец, и его голова повернулась ко мне. – Полдень – не время сидов, не так ли? – спросил он.

Мы молчали. Мой язык словно прилип к гортани, и я не мог даже заскулить и пошевелиться.

– Полдень – не время сидов. Не так ли? – повторил незнакомец, обращаясь к Лису.

Но мистер Фокс молчал.

– Понимаю. Ты не хочешь говорить со мной… Ты боишься?

– Что тебе нужно? Зачем ты пришёл? – наконец спросил Лис твёрдо.

– Мне?.. Ты знаешь, что мне нужно, – сказал незнакомец. – Всего лишь самая малость.

– Я не могу дать её тебе, потому что у меня её нет, – ответил Лис.

– Есть, – рука незнакомца указала в нашу сторону. Лис оскалился.

– Это не та малость, что я могу дать тебе, – сказал он.

– Это не та малость, что ты сможешь удержать у себя, – возразил незнакомец.

– Это та малость, что я смогу удержать у себя!

– Это та малость, которая достанется мне, даже если ты этого не хочешь.

Лис оголил свои зубы и засверкал глазами. Его забила дрожь, а шерсть на нём встала дыбом.

– Боя! Боя… – зашипел он. Незнакомец рассмеялся.

– Конечно, боя. Потому что ты проиграешь мне. И, если ты проиграешь, они достанутся мне, и, если нет, ты не сможешь их удержать.

Лис покачал головой, но ничего не ответил. И мы с Ави не успели зажмуриться в тот миг, когда незнакомец набросился на Лиса. И в тот миг мы поняли, кто это… Тот, на кого нельзя смотреть, тот, чьего имени нельзя произносить, тот, чьего проклятия можно избежать, но чьего проклятия нельзя разрушить… Тот, кто древнее самого Сатаны. Владыка всех сидов. Охотник среди всех охотников и Повелитель всех чёрных жнецов…

Я не понял, в чём был бой. Но я только смог понять одно: если мы не вмешаемся, мы потеряем что-то очень важное для нас. Потеряем навсегда. А это что-то оказалось для нас куда важнее, чем всё остальное. Чем такие пустяки, как разум, жизнь, безнадёжность… Я вдруг почувствовал, как что-то пронзило мне сердце. Остывшее, замершее, испуганное сердце. Пронзило больно огненной стрелой. Всё померкло вокруг. И всё сделалось неважным и призрачным. И мы с Ави вскочили с места.

– Именем Бога! Оставь его! – закричал Ави.

– Не мешай мне, – ответил Он.

И наш Лис повалился на землю и взвыл, как сжигаемый, сильным и громким голосом.

– У него нет тех сил, какие он хочет противопоставить мне, – покачал головой незнакомец, указывая на Лиса, и тот задёргался, как казнимый на электрическом стуле.

– Хорошее! Что-нибудь хорошее! – прохрипел Лис.

Он засмеялся.

– Ничто хорошее не поможет тебе.

– Эа-а-а! Что-нибудь…

– Сегодня обещали без дождей! – крикнул Ави.

Но Лис только гавкнул, а Он расхохотался ещё громче.

– Сегодня день рождения у Мильды! – закричал я, но крик Лиса заглушил мой голос.

– Сегодня был особенно вкусен мамин чай! – отчаянно закричал Ави, но только вихрь поднялся у нас на глазах, вихрь пыли и травы, и он закружил перед нами, завыл, загудел, мешаясь с невыносимым криком Лиса и смехом Владыки.

Сердце во мне вздрогнуло.

– Мама просила передать вам привет! – опомнился я. Вихрь опал в пыль.

– Что?! – простонал Лис.

– Это ложь! – воскликнул Он.

И его слова ранили наши сердца. Это ведь и правда было ложью. Но Лис вдруг повернул к нам голову и, стиснув зубы, поднялся на ноги.

– Нет… Это не может быть ложью. Потому что… Потому что я хочу этого.

Мы с Ави сжались как котята, но Он не дал нам опомниться.

– Ахь уоро! – воскликнул Он, и вмиг неслышимый удар оглушил нас, и мы упали на землю без сознания.

Вскоре мы пришли в себя. Точно мы и впрямь были оглушены. Ещё ничего не понимая, мы кинулись к Лису. Он лежал неподалёку от нас. Огромной пушистой горой. Его голова лежала на земле, и глаза его были закрыты, а рот чуть приоткрыт, словно он показывал зубы… или… улыбался. Мы с братом принялись трясти его за плечи и трепать по животу. Но Лис не шевелился. У меня закружилась голова, и Ави отпустил его. Мы застыли, как два дурака, глядя на мистера Фокса. Он не дышал.

– Так не честно… Мистер Фокс!.. Так не честно… – прошептал я.

– Господи всесильный, силою Твоею… – зашептал Ави сбившимся голосом.

Я склонился над Лисом и, приподняв его тяжёлую голову, положил её себе на колени. Я принялся гладить её, как будто хотел его успокоить. Хотя плакал не он, но я…

– Она правда просила передать привет? – вдруг произнёс Лис. Я опустил голову и, припав к его шее, зарыдал.

– Да, мистер Фокс. Правда, – соврал Ави, и мистер Фокс блаженно закрыл глаза.

Так мы просидели с час.

– Полно. Полно, Том, я весь вымок от твоих слёз. Ступайте домой. Ступайте. Завтра можете не приходить. Я должен уходить отсюда. Вернусь поближе к церквушке отца Стенли. Идите. Вы найдёте меня.

– Но… как же… как же вы…

– Со мной всё в порядке.

– Врать нехорошо, – всхлипнул я.

– А я и не вру.

Мама встретила нас с порога пристальным взглядом.

– Вы… передали ему привет от меня? Не успела вам крикнуть, вы уже убежали…

– Да, мама. Мы… передали.

– Он был рад.

– Правда. Угу. Очень.

Мы сумели найти его только в конце недели. Едва увидев нас, он сам подошёл к нам и опустился у наших ног.

– Спасибо. Большое спасибо, – сказал он.

– Слишком рано, мистер Фокс, мы принесли вам мамин чай из клевера. С сахаром!

– И булку с изюмом! Я сам испёк!

Лис только посмотрел на нас, но ничего не ответил. Да и не надо. Не надо. Хватит слов. Мы всё понимали.

– Я того не стою.

– А не вам решать.

Для нас лето кончилось 28 августа. В день нашего отъезда. Странное, страшное лето. И нам было очень тоскливо уезжать. Бросать Лиса одного было совсем нельзя. Но мама и слушать не хотела о том, чтобы мы остались.

– Пусть ничто вас не тревожит. Вы уезжаете, но я-то остаюсь.

– Мам, есть что-то, о чём ты не сможешь позаботиться…

– Думаешь, есть?

Гудок поезда прервал наши с мамой объятья.

1933. 08. 28 – 1934. 12. 22

Я окончательно проиграл в хэрлинг и забросил это дело. Ави согрешил против Лойолы, издав свою работу. Ирландский кружок, родившийся в подвалах нашего колледжа, не дождался нас. Толку? Я с утра до ночи в библиотеке, Ави там же либо пропадает в храме через три улицы. Нашёл ведь… Почему, когда всё кончено, надо продолжать? Война в самом себе. Быть готовым к бою. Мы были готовы, но не хотели его. Нет. Не хотели.

Интересней науки – только легенды древней Ирландии. Они заставляли быть сильнее и не сдаваться. Они помогали не забывать самого главного. Они напоминали о маме и о Лисе. Они открывали дверь в его мир. Мир, умерший и угасший много тысяч лет назад. Наш мир.

Двое, мы были одинокой скалой среди всех учеников колледжа. Двое. И мы восприняли свою летнюю «ссылку» как величайшее благо. Кто ответит – почему?

Мы везли профессору письмо от мамы и её маленький подарок для него.

– Ольстер – холодное место, не то что английское побережье, там суровые ветры. Передайте вашему любезному профессору от меня письмо и… пару носков. Необходимая вещь для профессоров в холодном Ольстере.

Профессор встретил нас, как всегда, с большим теплом и радостью. Осведомился о нашем здоровье и делах. Странный. Невысокий, коренастый усатый человек, с пышной тёмно-каштановой шевелюрой, с очаровательной разбросанной по голове проседью и вишнёвыми карими глазами. Чем-то похожий на… на… кого-то, кого я знал давно… Мы поблагодарили его за заботу.

– Вот… Наша мама просила вам передать письмо и кое-что ещё, сэр, – сказал я и, достав из чемодана заветный свёрток, протянул его профессору.

– Мы много говорили ей о вас. Поэтому не сочтите за оскорбление. Мама это делает от всей души. Поверьте, – добавил Ави.

– Так… Спасибо-спасибо… Но… Чем я так… заслужил?.. – профессор осторожно взял протянутый ему свёрток. – Это… мне?

<1...5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

7 из 8