39 долей чистого золота

«Раз он говорит о нумизмате, а не нумизматике как науке, значит, подразумевает конкретного человека, который этим увлечен, а может быть, даже образован в этом направлении», – включив следователя, рассуждала Таня. Она слушала продавца, не оборачиваясь, становилось заметно, как настроение девушки тут же улучшилось и внутри снова вспыхнул азартный огонек надежды.

– Может быть, вы посоветуете мне такого специалиста, – прищурившись, голоском лисички сказала Таня, ожидая подтверждения своих следовательских способностей.

Продавец достал из тумбочки небольшую записную книжку, затертую и засаленную настолько, что не каждый решился бы дотронуться до нее, надел очки и стал листать указательным пальцем:

– Вот – записывайте!

Таня мигом записала и, поблагодарив, вышла на улицу.

Длинные гудки в трубке тянулись, словно спагетти, и перед самым отключением низкий мужской сонный голос ответил на звонок. Около минуты голос молчал, слушая историю, которую Таня, пытаясь максимально сократить, рассказывала ему.

– А это срочно? – спросил голос, выслушав историю девушки.

– Очень! – уверенно ответила Таня.

– Тогда приезжай, но я в соседнем городе. От тебя это пятьдесят минут на автобусе или тридцать на электричке, электричка на другой стороне, а автобус останавливается практически за углом, но идет реже, так что сама смотри, как удобнее, – голос без формального разрешения перешел на «ты».

– А вы знаете, где я? – удивленно спросила Таня, акцентируя слово «вы», показывая тем самым, что ее не удастся так просто склонить к фамильярности.

– Ты стоишь у «Золотой лавки», в радиусе пятидесяти метров, в красной автоматной будке, – с уверенностью продолжал голос.

Таня оглянулась и прочла вывеску за своей спиной: «Золотая лавка. Скупка, ремонт, переплавка ювелирных украшений».

– Не совсем, – обманула она собеседника и стала оглядываться по сторонам – не следит ли кто за ней. – Итак, перейдем к делу, назовите ваш точный адрес, и я скоро прибуду к вам.

«Есть три варианта, как он смог догадаться о моем местонахождении, – думала Таня, залезая в автобус. – Либо он настоящий следователь высшего уровня, и мне стоит взять у него уроки интуитивной чуйки; либо старый армянин успел каким-то образом предупредить его – что маловероятно; либо я сама сболтнула это в разговоре и не заметила, что хуже всего, учитывая мое последующее отрицание сего факта».

Нумизмат выглядел совсем не так, как его представляла Таня. Это был худющий молодой парень славянской внешности, со светлыми взъерошенными волосами и такого высокого роста, что Тане пришлось задрать голову вверх, чтобы посмотреть на него. Он словно всю жизнь провел как белье на веревке, раскачиваясь в разные стороны от ветра. У него даже челюсть вытянулась и провалилась внутрь, отчего лицо стало напоминать героев современного мультфильма.

– Салют, – сказал он так, как будто они были знакомы всю жизнь. – Давай пройдемся, а то у меня от постоянного сидения болят ноги. Тут есть аллея, а дальше набережная, очень красивая. Можем взять велики и прокатиться, если хочешь, – закончил он, помолчав.

Девушка напряглась от недоумения, в голосе прослеживалась тонкая нить неуверенности. Фамильярность в разговоре по телефону точно совпала с образом человека, идущего рядом с ней, но, как правильно отреагировать на это, Таня пока не понимала.

«Что их может связывать с продавцом из «Золотой лавки»? – задавалась она вопросом. – Это явно не родственные отношения и не дружба. Возможно, они как-то взаимодействуют, перепродавая друг другу украшения».

– Я Иван, можно просто Ваня, – улыбнулся он и сделал несколько шагов вперед, изгибаясь, как страус, и глядя на девушку. – А ты сама откуда?

– Я из… – Таня показала указательным пальцем через правое плечо назад, в сторону автобусной остановки, и тут же поправилась: – Из столицы, – растерянно ответила она и улыбнулась.

– И стоило ехать сюда ради встречи со мной? У вас что, там, в столице, нет золотомонетного оценщика? Это, конечно, честь для меня, да, большая честь, в любом случае встреча с такой привлекательной молодой девушкой не может не доставить удовольствия, особенно в такой ситуации, когда ты сама позвонила, – речь лилась из него, словно струя из водосточной трубы во время ливня.

Тане оставалось только слушать и глотать поток свежей дождевой воды.

– Нет, – наконец-то вставила она свое слово, смахнув тем самым корону с головы высоченного человека и растворив в воздухе дымку тщеславия, витавшую над его головой. – Я сейчас временно живу тут, недалеко, буквально около «Золотой лавки», а эта монета…

– Так все же я угадал! – воскликнул он. – Ты была у лавки!

Таня не прокомментировала его маленькую победу, а лишь задорно улыбнулась в ответ.

Эта странная и неподходящая друг другу по росту пара прогуливалась больше двух часов. За это время они прошли аллею, парк наискосок, мост и обе стороны набережной. Таню полностью покинуло напряжение и неприязнь к незнакомцу, они весело болтали, перебивая друг друга, найдя много общих тем, и, если бы не сильное чувство голода и усталости, прогулка длилась бы еще долго.

– Тут недалеко есть кафе? Может, зайдем? – предложила она первой, не дождавшись инициативы от Ивана. – Я страшно проголодалась, с самого утра крошки во рту не было, только кофе.

– Конечно, я сам как раз собирался предложить тебе пообедать, хотел сделать это метров через триста, вон там, видишь, висит красная вывеска, это неплохой грузинский ресторан, я в нем бывал много раз, там шикарно и быстро готовят хинкали, идем? – закончил он, немного пропустив вперед Таню, в то время как она уже буквально ощутила вкус свежей баранины в бульоне и тесте.

Чем ближе они подходили к ресторану, тем более стойким становился аромат жареного шашлыка, дыма и выпечки, в желудке урчало и посасывало, заставляя ускорять шаг. Ваня открыл тяжелую деревянную дверь и пропустил Таню вперед, а затем предложил ей выбрать столик по душе. Они сели и тут же уткнулись в меню, которое уже дожидалось их на столе.

Иван заказал хинкали, салат и две чашки чая, а Таня – целый лаваш, только что вынутый из тандыра – печки для приготовления пищи, суп и запеченное филе палтуса. Иван не соврал: все, что приготовили для Тани, было так вкусно, что она ела молча, посмеиваясь периодически над шутками Ивана, которыми тот сыпал без умолку. Насытившись, Таня вспомнила про Виктора, и ей стало не по себе – чувство, словно она совершает некое предательство, проедало ее сознание, словно слабый раствор кислоты, в те мгновения, когда его светлый, как одуванчик, образ проскальзывал в ее голове.

Как только официантка убрала со стола посуду, Таня достала монету, молча положила ее на деревянную поверхность и указательным пальцем подвинула к Ивану. Он отхлебнул чай, прополоскал им рот, вызвав этим у девушки раздражение и неприязнь, мигом прошедшие через весь ее организм, проглотил остатки и, наконец, перевернул монетку и рассмотрел аверс.

– Видишь, – наклонился он и указал пальцем, – вдоль гурта, обрамленного лучевым ободком, есть круговая надпись: «1 золотник 39 долей чистого золота». Середину монеты отделяет еще один ободок, в кругу которого указан номинал «Пять рублей», а ниже, под фигурной линией, место чеканки – «СПБ» и дата – «1835 год». Доля – это устаревшая единица веса русской системы мер, равная 0.044 граммам или 39 долям, золотой рубль – 1/15 империала – денежная единица, введенная в России реформой денежного обращения конца XIX века.

Таня внимательно слушала Ивана, разглядывая при этом его лицо, пока тот увлеченно рассказывал о финансовой реформации, свободной чеканке, золотом и серебряном монометаллизме и даже о председателе совета министров Витте, который добился введения в России золотого стандарта и сильно поспособствовал притоку зарубежного капитала в нашу страну.

Все это, безусловно, очень интересно, но совсем не по делу, подобную информацию можно было бы почерпнуть из любого тематического издания, не прибегая к помощи постороннего человека. Иван продолжал рассказывать то, что знал о монете, а Таня совершенно потеряла интерес к рассказу, понимая, что он не сможет пролить ни капли света на загадочную историю монеты и все это лишь попусту потраченное время.

Иван замолчал и поднял глаза, когда почувствовал, что Таня увлечена чаем и восточными сладостями, которые ей только что принесли.

– Попробуй, – незамедлительно предложила она и указала взглядом на тарелку, поднимая ложку, наполненную медом, чтобы разорвать прозрачную коричневатую струйку, – это очень вкусно.

Ваня, сделав вид, что он этого не услышал, продолжил говорить:

– Реверс: рельефное изображение коронованного императорского орла, в одной лапе которого – скипетр, а в другой – держава, расположено также в центре, по краям – обрамление. Все стандартно. Это сувенирная монета, – сделал он свое экспертное заключение и с интересом поднес монету ближе, к самому носу. – А еще в ней есть маленькая самодельная дырка, ее практически не видно, так как она попадает в самое обрамление, скорее всего проделанная для носки на шее, рассчитана на очень тонкую нить, – добавил Иван и протянул монету хозяйке. – Больше я ничего не могу сказать о ней, это не очень ценная монета, скорее, сувенир, оставленный родственниками или еще кем-то.

«Вот это уже интересно, – думала Таня и вспоминала Виктора. – Значит, старуха носила монету не шее до тех пор, пока не узнала о скором появлении на свет Виктора».

– Мерси, – сказала девушка и подняла руку вверх, подзывая официантку.

Счет полностью оплатил Иван, хотя Таня собиралась сделать это сама, угостив молодого человека в благодарность за уделенное ей время, чему он настойчиво воспротивился, сказав, что это он благодарен за день и приятную компанию.

После того как молодые люди закончили обмен любезностями, они вышли на улицу. Солнце уже садилось, его желтые отблески стелились по зеленой траве и согревали ее перед ночным сном, словно вечерняя ванна. Таня опомнилась – ее дом находился достаточно далеко, и поспешила к автобусной остановке.

– Позволь тебя проводить, – забеспокоился Иван, прибавляя шаг и пытаясь не отставать от Тани, в то время как та выдвинулась на полкорпуса вперед.

– Хорошо, тогда не отставай! Мне надо как можно скорее попасть домой, меня там ждут, – пояснила она, и они побежали по набережной.

То ли Таня торопилась к Виктору, то ли просто хотела скорее избавиться от компании человека, явно проявляющего к ней симпатию, а может, попросту боялась оставаться в незнакомом месте, когда на улице полностью стемнеет. Билетная касса закрылась через четыре минуты после того, как девушка взяла билет, и, задрав голову вверх, она стала прощаться с высоченным, худым и очень милым молодым человеком. Вокруг были еще люди, также ожидавшие автобус, они передвигались по остановке в хаотичном порядке, словно шашки на доске, когда игра вотвот закончится.

– Может, я провожу тебя до дома? – с долей надежды в голосе спросил Иван, увидев круглые фары автобуса, появившегося из-за поворота.

– Не надо, – улыбнулась Таня. – Это уже лишнее, и к тому же скоро уже ночь, а ночью тебе не добраться обратно до дома – придется заночевать на остановке или вокзале. Я буду чувствовать себя неловко и волноваться за тебя.

– Правда?

– Да, это чистая правда, – сказала Таня и поднялась в автобус. – Прощай! И еще раз спасибо за помощь! – крикнула она.

Скрипучие двери автобуса захлопнулись, разделив мир пополам. В одной его части осталась она – симпатичная девушка, которая устало прислонила голову к окну, закуталась в серую кашемировую мягкую кофту и уснула. А другая половина мира принадлежала ему – высоченному, худющему парню, одиноко стоящему на пустой остановке в полуночной дымке, с оттенками привычной обреченности на лице.

Таня тихонько повернула ключ в двери и вошла домой. Ей страшно хотелось спать, и она постаралась не шуметь, чтобы не тревожить Виктора, прекрасно слышавшего ее через стены. Девушка быстро разделась и юркнула в постель, в то время как локаторы Виктора превзошли сами себя, и уже через несколько минут он начал постукивать в стену. Но это было безуспешно, Таня отключилась сразу, как только коснулась головой подушки.

2

Утром девушка проснулась в отличном настроении, она порхала по дому так легко и воздушно, что деревянные перекрытия не успевали издать и звука. После хорошей продолжительной тренировки Таня вошла в комнату и постучала в дверь Виктора.

– Доброе утро! – крикнула она, вертя в руке монету и исполняя какой-то цирковой трюк, стоя на одной ноге.

– Уже день, – поправил ее голос, свидетельствовавший от том, что его обладатель пребывал отнюдь не в таком хорошем настроении.

– Ты спал? У тебя сонный голос, прости, что разбудила. Может, мне зайти позже?

– Останься, – уверенно и более бодро ответил Витя.

– А у меня сегодня праздник! – похвасталась Таня и подошла ближе к двери в ожидании ответа.

– У тебя день рождения? Что же ты не сказала раньше? Я бы приготовил подарок или хотя бы встретил тебя не сонным голосом, а праздничным, а может, даже прочел бы стихи, я знаю очень много стихов, сейчас, только глотну воды.

– Мой день рождения в декабре, до него еще несколько месяцев, – пояснила Таня.

Виктор молчал, находясь в полном смятении, он перелистывал календарь в голове, размышляя о том, что за праздник может быть сегодня у Тани.

– Сегодня Восьмое марта! – объявила она.

– Сегодня июль, – уверенно возразил Виктор.

– Сегодня у меня Восьмое марта, – еще раз настойчиво повторила Таня и услышала, как Виктор за стенкой плюхнулся на кровать, отчего его голос стал глухим:

– Не понимаю вас, женщин. Как может быть Восьмое марта в июле?

– Я тебя почти не слышу, ты можешь подойти ближе? Все очень просто: Восьмое марта – это состояние души, понимаешь? Этот праздник необязательно привязывать к дате, он может наступить в любой день, застать врасплох, словно гости, которые кричат «сюрприз!» – когда ты открываешь им дверь босиком и в пижаме. Или как настигшая простуда в день выступления – все тело ломит, словно по нему проехал грузовик, а нужно собраться и выступить так, будто ты полон сил, как никогда, даже ценой своей жизни, даже если ты упадешь замертво сразу после того, как занавес опустится, и даже не успеешь насладиться зрительским рукоплесканием.

– С праздником тебя! – дослушав, произнес Виктор. – Я прочту тебе стихи, – его голос снова стал громче.

– Стихи – потом, а сейчас вот, возьми, – Таня просунула под дверь монету и дождалась, пока она полностью скроется в щелке, после чего ощутила значительное облегчение от снятой с ее плеч ответственности за сохранность вещички.

– Тебе удалось что-нибудь узнать, мисс следователь?

– Немного, – огорченно сказала Таня и подробно пересказала все о вчерашнем дне.

– Наверное, ты красавица, – добавил Виктор в конце рассказа с небольшой грустью в голосе.

– Да не особо, обычная я.

– Значит, точно очень красивая, все некрасивые женщины обычно считают себя королевами и не стесняются говорить об этом вслух на каждом шагу, видимо, таким образом компенсируя недостаток реальных комплиментов и похвал, а скромностью в таком вопросе обладают те, чья красота естественна и не оставляет окружающих людей равнодушными.

– Красота – понятие очень относительное, о ней нельзя судить однозначно: одним нравится так, а другим – эдак. И каждый прав по-своему, – вставила девушка.

Таня сравнивала Виктора и Ивана, не понимая сама, зачем это делает, – контраст между двумя молодыми людьми был разителен, но Виктор казался ей гораздо ближе и роднее, хотя она ни разу не видела его лица.

– Так как мы будем отмечать Восьмое марта? – быстро подхватил он. – Нарядим елку или, может быть, покрасим яйца в разные цвета и испечем кулич?

– Елку! Это отличная идея!

У сестры наверняка припрятана на антресолях аккуратно упакованная пластмассовая елка и сложенные в коробочку новогодние шарики, гирлянды и мишура. Таня села и закрыла глаза: в комнату ворвалась морозная свежесть, под ногами захрустел снег, новогодние гирлянды замигали разными цветами, окрашивая лица людей в синий, зеленый, красный и желтый оттенок, их лучи танцевали под ногами, ловко ускользая прочь при попытке поймать ногой. Она шла по улице и держала маму за руку, рассматривала узоры на огромных стеклах витрин, за которыми горел свет. Это был лишь фрагмент, короткая вспышка, озарившая ее сознание, вырвавшаяся из-под замка, надежно хранившего прошлые воспоминания.

– Мама наряжает живую елку, – сказал Витя, – чтобы я чувствовал ее запах, именно это дает мне ощущение праздника. Стойкий аромат ели наполняет комнату с начала последней недели декабря и постепенно накапливается. В самый канун Нового года к нему добавляется второй аромат – чищеных мандаринов, эта нюхательная смесь – одна из моих самых любимых. Потом, позже ее густоту разбавляет запах сладкого шампанского, он сопровождается шипением мелких пузырьков, кипящих в бокале. Затем бой курантов, а после уже настоящая каша из звуков и запахов: голоса маминых гостей перебивают друг друга, звяканье посуды и неумолкающий музыкальный фон. В это время я удаляюсь в свою берлогу и погружаюсь в сладостный, безмятежный, долгий сон, словно медведь, которого не способны разбудить ни несмолкающий грохот петард, ни восторженные крики детей.

– У нас всегда была искусственная елка, и у нее тоже имелся весьма стойкий фирменный аромат, его сложно описать, но я все же попробую: это смесь сухого деревянного ствола с запахом новогодней разноцветной ваты вперемешку с длинной запутанной мишурой-дождем. Эта пышная воздушная смесь лежит под елкой и вызывает особый вкус во рту в тот момент, когда в нее вставляешь руку и нащупываешь внутри твердый большой сундук с конфетами… А запах живой елки, – Таня, вздохнув, изменила интонацию, – вызывает совсем иные ассоциации в моем сознании, они переносят меня в тот день, когда я стояла перед большой темно-коричневой вытянутой ямой, в которую опускали белый прямоугольный ящик. Папа стоял за моей спиной и всхлипывал, придерживая меня за воротник темно-зеленого бархатного платья одной рукой. Я смотрела на свои черные лаковые туфли, чуть притопленные в свежей сырой глине, и вдыхала этот специфический аромат свежей ели. Ее ветви лежали кучкой, прикрывая сырую землю, и смолили густыми янтарными слезами в местах сруба, словно плакали вместе со всеми. Потом мы с папой подошли ближе и, подняв с земли комки глины, бросили их вниз, они были мокрые и холодные, падая один за другим и ударяясь, издавали глухой звук, словно кто-то барабанил в дверь. В тот день я поняла только одно – что я больше никогда не увижу маму. С тех самых пор запах свежего елового сруба без моей на то воли будто бы хватает меня за воротник темно-зеленого бархатного платья и швыряет со всей силы назад сквозь прожитые годы, в тот день, который отрубил, словно топор, кусок моей недолгой на тот момент жизни и бросил ее в ту самую темную яму.

– Если бы нам когда-нибудь пришлось встречать вместе Новый год, я бы с легкостью отказался от живой ели, обменяв ее на новые для меня ощущения этой самой ваты и мишуры, шоколадных конфет и шелеста подарочных оберток, – говорил Витя.

На самом же деле он лукавил, потому что отказаться от чего угодно он был готов не ради конфет, а только ради нее – девушки-статуэтки, замершей на одном мыске, поджав вторую ногу и скрестив тонкие красивые руки над головой, словно нежные молодые побеги.

Витя пытался представить Таню, он рисовал в своем сознании образ, близкий к своему идеалу: она была высокая и худая, ее ровная, как натянутая нить, спина плавно сужалась и переходила в вытянутую лебединую шею. Длинные, до самых пят, огненно-рыжие пряди вились по изогнутым формам тела. Бездонные, как глубины океана, зеленые грустные глаза смотрели на него, растворяя своим волшебством все преграды, стены и двери.

Виктор рисовал образ Тани в своем сознании, словно художник, творящий работу всей своей жизни, с легкостью готовый посвятить ей всего себя, оттачивая годами ее мельчайшие детали, делая их совершенными. Он, как и любой творец, будучи влюбленным в свою работу, словно детище, верит ему и отдается без остатка, свобода его фантазии безгранична, как небесная высота, мир, который не объять руками. Он может придумать ее любой – ведь разочарование его не настигнет никогда. В этом Витя видел свое преимущество перед остальными людьми.

– Ах да! – вспомнила Таня. – Я забыла сказать самое главное – в монетке есть совсем незаметное отверстие, сделанное, скорее всего, для того, чтобы носить ее на шее. Не знаю, поможет ли это тебе чем-то? Возможно, ты что-то вспомнишь, или твоя мама подскажет, видела ли она у кого-то из ваших родственников на шее подобное украшение.

– Хорошо, это полезная информация для расследования, ты молодец, – похвалил ее Витя.

– Перестань, это полный провал, дырку в монете мог заметить любой человек, даже ребенок.

– Следствие – дело непростое, – возразил Витя, – тут каждая деталь важна, мало-помалу, ниточка за ниточкой. Иногда даже самая незначительная на первый взгляд деталь может оказаться очень важной и дать ход делу. Я слушал по радио историю расследования одного дела – серийного маньяка не удавалось поймать годами, у следователей уже опустились руки, как тут вдруг у одного молодого опера появилась свежая зацепка. Путем сложных и запутанных действий он выяснил, что у маньяка оказалась аллергия на женскую парфюмерию и жертвами его были только те девушки, которые ей не пользовались. Через некоторое время маньяка поймали именно по этому признаку. Вот такая незначительная деталь оказалась крайне важной.

– Да, это действительно интересно. Я пойду перекушу, если ты не против.

– Хорошо, только приходи после, я буду ждать тебя, чтобы ты продолжила чтение.

Таня улыбнулась и поднялась с пола:

– Хорошо, увидимся.

«Я встала с одной ноги на две, через боль, слезы, собственное нежелание и усилия со стороны массажистки-аллигатора. Все вокруг, включая Мишу, родных и врачей, долго и старательно шли к этому моменту, кроме меня самой. Я продолжала быть трупом, сердце мое включалось лишь изредка при виде Андрея Сергеевича и билось так сильно, будто пыталось нагнать упущенные простои. С доктором у нас постепенно завязались дружеские отношения. Точнее, дружески-романтические, я позволяла себе открыто флиртовать с ним, а он в ответ вел себя очень сдержанно, соблюдая дистанцию врача и пациента, которая вот-вот, казалось, исчезнет. Он натягивал маску в тот момент, когда на его лице расплывалась белозубая улыбка, старательно прятал свой кокетливый взгляд за белыми листами медицинской карты и снимками моей ноги. Это стало некой игрой для меня и, возможно, для него тоже.

Мне изготовили специальные ортопедические ботинки с разной высотой подошвы, которые сровняли мои ноги и облегчали передвижение. Я сменила костыль на поддерживающую палку – это, конечно, временно, убеждали меня, но я знала, что расстаться с палкой мне предстоит нескоро. В любом случае, это был большой прогресс за последние несколько месяцев, и мне захотелось поделиться этой новостью с Андреем Сергеевичем, коему принадлежала неумолимая доля заслуги в моем лечении.

Как только я сделала первые самостоятельные шаги, сразу направилась в больницу, чтобы поделиться этой новостью с доктором. Длительные прогулки на обеих ногах мне пока не рекомендовались, но это меня не остановило, я собралась и осторожно поковыляла к трамвайной остановке, откуда можно было доехать до больницы. Моральная подготовка к тому, что окружающие будут реагировать на меня, уступая место в трамвае, дала сбой. Несколько раз я останавливалась и пыталась повернуть назад, оправдываясь тем, что я нарушаю данные мне установки, излишне нагружая ногу длительными прогулками. Жизнь уже научила меня не врать самой себе, но я снова пыталась обмануть себя, предполагая, что могу сама поверить в собственные отговорки. Врать можно другим, но при условии, что это хорошо удается и в это вранье верят, хоть и проверить свое мастерство крайне затруднительно, окружающие в большинстве подобных случаев делают вид, что верят, тем самым ответно обманывая. Получается замкнутый круг вранья, цепочка из звеньев, которой суждено однажды прерваться, но вот как и когда – остается неизвестным.

Мои опасения оказались напрасными – на остановке никого не было, а в трамвае сидели всего несколько человек с отрешенными взглядами, что казалось совершенно нормальным для будничного обеденного проезда по небольшому провинциальному городку. Я села и расстегнула куртку, преодолев первый и, наверное, самый сложный этап моего путешествия. Солнце стояло высоко и светило в окна совсем по-летнему, хотя кое-где в тени еще лежали маленькие грязные сугробики снега, слезно расползаясь по сырой свежей земле. Выйти оказалось сложнее. С непривычки я забыла, что спускаться могу только задом, и начала выставлять ногу вперед, но потом быстро опомнилась, и у меня все получилось. Некоторые моменты мне предстояло осваивать путем проб и ошибок. Следующим этапом мне предстояло пройти по улице с названием "Больничная", ведущей прямо к больнице.