Миг счастья ускользающий

– Это что, окончательное решение? – тихо проговорила Лена.

– Пока не окончательное. – Семен Ильич достал из-за пазухи скомканный платок и промокнул им лоб. – Они, паршивцы, тянут резину, ни вздохнуть не дают, ни добивают. Пытка египетская, ей-богу! Я ведь, Леночка, чего сюда пришел? Не сидится дома: тошно, хоть на стенку лезь. И давление скачет – то нормальное, то за двести. Маруся хочет того… в больницу меня. А я не могу! – Голос Семена Ильича задрожал и стал срываться. – Куда я в больницу, если тут такое… такое творится.

Лена почувствовала, как к горлу подступает комок. Ей было до ужаса жаль старика, себя саму, Томку, изо всех сил пытающуюся сохранить оптимизм и браваду, сердитую бабу Дашу. За годы работы в музее они стали одной семьей, и теперь ей грозила гибель, разрушение, крах.

– Семен Ильич, – проговорила она, стараясь сдержать слезы, – я понимаю. Я и сама… потому что так же, как вы… – Лена не договорила, опасаясь, что разревется. Семен Ильич, однако, понял, что она хотела сказать. На его губах возникла дрожащая, жалкая улыбка, он часто и мелко закивал.

– Да, да, да… – Его рука суетливым и неуклюжим движением скользнула за пазуху. В то же мгновение Денис резко толкнул Лену.

– Эй! – рассердилась та. – Поосторожней нельзя? Ты… – Она вдруг замолчала, с ужасом глядя, как Семен Ильич медленно оседает на пол. Вовремя подоспевший Денис ловко подхватил его, прижал к себе.

– Скорее, – отрывисто скомандовал он, – тащи стул или еще что-нибудь.

– Что… что с ним? – пролепетала Лена.

– Черт его знает. Сердце, наверное. Или, чего доброго, инсульт. Давай живей.

Опомнившись, она кинулась к окну, где стояла обитая бархатом банкетка, схватила ее и поволокла. Вдвоем они усадили Семена Ильича, Лена осторожно поддерживала его голову, Денис быстро и умело расстегнул ворот его рубашки, нащупал в кармашке капсулу с таблетками, вынул одну, сунул ему в рот.

Постепенно Семен Ильич приходил в себя. Серое лицо чуть порозовело, взгляд сделался осмысленным, губы зашевелились.

– Вам лучше? – Лена сочувственно заглянула ему в глаза. Директор слабо кивнул.

– Права ваша Маруся, – произнес Денис неожиданно жестким тоном, – вам нужно в больницу, и как можно быстрее. Лен, позвони в неотложку.

– Нет, нет. – Семен Ильич сморщился и замахал руками. – Домой. Только домой.

– Да вы не доедете домой. – Денис пожал плечами и отошел в сторону.

Лене снова сделалось жаль Семена Ильича.

– Откуда ты знаешь, что он не доедет? – вполголоса обратилась она к Денису. – Ты что, врач?

– Тут и врачом быть не надо, – тихо проговорил он, – я сказал, вызывай «03». Иначе ваш директор копыта отбросит.

– Замолчи сейчас же, – произнесла Лена отчаянным шепотом, – такого не может быть.

– Еще как может. – Денис обернулся и мельком оглядел скрючившегося на банкетке Семена Ильича. – Ладно, – смягчился он, – побудь с ним, я попробую поймать машину.

– Ты хочешь его куда-то везти?

– Домой, как он просит. Пусть родственники разбираются сами.

– Ты уверен, что… что это не опасно?

– Елки зеленые! – разозлился Денис. – И так тебе не годится, и этак. Нет, не уверен. Но другого выхода не остается.

Лена молча кивнула.

– Все, я постараюсь как можно скорей, – Денис двинулся к выходу, – не отходи от него ни на шаг. И окно открой, а лучше несколько.

Лена послушно распахнула настежь фрамуги. Затем подошла к Семену Ильичу, осторожно присела рядом с ним. Старик тяжело дышал, по лбу и щекам струился пот.

– Вот и конец, – пробормотал он, – всему конец, и музею, и мне.

– Перестаньте, Семен Ильич, – строго проговорила Лена. – Сейчас отвезем вас к Марии Павловне, она сделает все, что надо. Вызовет врача.

– Она… она убьет меня, Маруся, – Семен Ильич виновато улыбнулся, – она ведь говорила мне, чтобы я… никуда не ездил. А я… ее… не послушался.

За дверью послышались быстрые шаги. Вошел Денис.

– Машина на улице. – Он приблизился к директору. – Сможете дойти до нее?

– Наверное. – Семен Ильич попытался встать.

– Подождите, мы вам поможем. – Денис взял его под руку. – Лен, ты с той стороны. Раз, два, три. – Они осторожно подняли старика и потихоньку повели к двери.

У крыльца в ожидании курил шофер, высокий, курчавый мужик цыганской внешности. Увидев бледного как смерть Семена Ильича, он покачал головой и произнес с сомнением:

– Как бы не было худо в дороге, ребятки.

– Не будет, – лаконично отозвался Денис. – Ты только резко не тормози и курить заканчивай.

Курчавый послушно бросил сигарету и пошел к стоящей за оградой машине. Следом за ним Лена и Денис медленно вели Семена Ильича.

– Я ему не сказал, куда ехать, – проговорил Денис Лене на ухо. – Просто обещал, что хорошо заплатим. Сколько у тебя с собой денег?

– Достаточно, – успокоила она. – Да тут и недалеко совсем. Минут двадцать.

Семен Ильич натужно закашлялся и остановился.

– Что, плохо? – Денис пристально вгляделся в его лицо.

– Нет, нормально. Только дышать тяжело. Но это, наверное, от жары.

– Тогда вперед. – Денис легонько подтолкнул его в спину. Старик послушно заковылял дальше.

В автомобиле уже были полностью спущены все четыре стекла. Тихонько работал двигатель. Курчавый держал руки на руле, готовый в любой момент газануть.

Семена Ильича устроили посередине между Денисом и Леной, дали ему еще одну таблетку, и машина плавно тронулась с места.

Вопреки Лениным опасениям, тряска в машине Семену Ильичу не повредила. Наоборот, ему стало даже лучше, возможно, от резкого притока свежего воздуха. Так или иначе, меньше чем через полчаса они уже стояли у его дома.

Квартира Семена Ильича находилась на втором этаже. Как только машина подъехала, из окна выглянула энергичная пожилая женщина с моложавым, загорелым лицом и эффектной сединой в черных волосах. Это была супруга директора, Мария Павловна, та самая Маруся, предостережениями которой пренебрег бедолага. Увидев мужа, на трясущихся ногах вылезающего из салона, она всплеснула руками.

– Сеня, что стряслось?

– Ничего, – сквозь зубы произнес Семен Ильич, избегая глядеть на жену.

– Тебе стало худо? – тут же догадалась та. – Ну вот! Я же говорила! Как в воду глядела! Лена, где вы его нашли?

– В музее, Мария Павловна. Я тоже пришла туда по делам. Там было очень душно и…

– Понятно, – перебила Мария Павловна, – Семен и так еле ходит, так еще нужно было тащиться в этот музей, будь он неладен! Вы доведете его наверх?

– Конечно, доведем.

– Спасибо. Я вас жду. – Мария Павловна исчезла из окна.

Семен Ильич осторожно высвободил свою руку из Лениной и самостоятельно побрел к подъезду.

– Смотри-ка, оклемался, – негромко произнес Денис. В его голосе Лена уловила насмешку.

– Если хочешь, можешь остаться на улице, – предложила она, – я поднимусь с ним сама. Это недолго, просто сдам его на руки Марии Павловне и вернусь.

– С удовольствием. – Денис, засунув руки в карманы, уселся на кособокую лавочку у крыльца.

Лена вслед за директором зашла в подъезд, вызвала лифт. Мария Павловна уже стояла на лестничной площадке. Лицо ее было сердитым и взволнованным.

– Ну теперь-то ты у меня от больницы не отвертишься. – В ее голосе одновременно звучали гнев и жалость. – Старый дурень! Нашел чем шутить! Леночка, у него ведь мог быть инсульт.

– Да, я понимаю. – Лена рассеянно кивнула, припоминая недавние слова Дениса.

Мария Павловна обняла мужа за плечи.

– Пойдем, пойдем, дорогой. Померю тебе давление, дам лекарство, и все образуется.

Она увлекла его за собой, в квартиру, на ходу вполголоса бормоча что-то ласково-утешительное. Почти захлопнув дверь, супруга Семена Ильича спохватилась и послала Лене благодарную улыбку.

– Огромное спасибо, Леночка. Сколько я должна вам за машину?

– Нисколько. – Она улыбнулась в ответ и сделала шаг к лестнице.

– Нет, нет, так не пойдет, – забеспокоилась Мария Павловна, – вы же тратились, хлопотали, теряли время. Зайдите на минутку, я уложу Семена, и мы обо всем поговорим спокойно.

– Не могу, Мария Павловна, меня ждут.

– Кто ждет? Тот молодой человек? Я думала, это водитель.

– Это мой сосед, журналист. Мы вместе были в музее.

– Ну хорошо, бегите, – согласилась Мария Павловна. – Долг верну при встрече.

– До свиданья, – попрощалась Лена, – я позвоню вам вечером.

– Обязательно звоните.

Мария Павловна скрылась за дверью. Она поспешила вниз по ступенькам.

Денис, сидя на лавочке, увлеченно играл в тетрис. Увидев Лену, он нажал на кнопку.

– Проводила?

– Да.

– Что сказала его жена?

– Обозвала его старым дурнем.

– Это еще мягко сказано. По мне, так ваш шеф полный кретин.

– Как тебе не стыдно! – вспылила Лена. – Ты ему в подметки не годишься. У него два высших образования, научные труды. Он – добрейший человек, каких поискать.

– Все равно идиот, – спокойно отозвался Денис. – Вот приперся бы он в музей, а там никого. Что тогда? Грохнулся бы посреди зала, и кранты. Его Маруся только часа через три забила бы тревогу, а к тому времени твоего Семена Кузьмича уже не откачали бы ни в какой реанимации.

– Ильича, – машинально поправила Лена.

– Ну Ильича, все одно, без разницы.

Лена молчала, понимая, что возразить сложно. Денис прав. Семен Ильич действительно подвергал свою жизнь опасности, разгуливая по городу в таком состоянии. И спасло его только чудо – в лице самого Дениса.

Лена даже замерла на месте, так ее поразила эта мысль. Если бы не Денис, быстрота и четкость его действий, неизвестно, что стало бы с директором. Лена даже не заметила, что он теряет сознание. А Денис сразу поспешил на помощь. И машину отловил в мгновение ока.

Ее охватило странное чувство. Кажется, это было нечто сродни гордости. Да, да, она гордилась Денисом, тем, что он оказался не совсем уж эгоистичным и беспринципным типом, которому на все плевать, кроме собственных шкурных интересов. Значит, ему знакомо милосердие, хоть он усиленно пытается это скрыть под маской холодного цинизма.

Лене захотелось сказать ему что-нибудь приятное, дружеское, лишенное колкости и иронии.

– А ты молодец, Ден. Не растерялся. И диагноз поставил почти что правильный.

– Какой диагноз? – не понял тот.

– Ну помнишь, ты предположил, что у Семена Ильича может быть инсульт. Так вот, оказывается, у него и верно было прединсультное состояние. Мне Мария Павловна сказала.

– Да это каждый болван знает, – пренебрежительно хмыкнул Денис. – Высокое давление грозит инсультом.

– В твоем возрасте далеко не каждый. – Лена вздохнула и улыбнулась.

– А все-таки он козел, этот ваш старый пень. Не хочет думать о себе, побеспокоился бы о близких.

– Если ты его так ругаешь, зачем тогда помогал? – поддела Лена.

– Нет, ну ты скажешь тоже. Что же, по-твоему, я должен был стоять и смотреть, как он спланирует на пол? – Тон Дениса был, как всегда, нахальный и самоуверенный, однако Лена ясно увидела, что он смущен.

«Странное желание казаться полнейшей сволочью, – подумала она. – Или теперь так модно у молодежи?»

Почему-то ей сделалось грустно, и это было сродни тому давнему детскому разочарованию, когда Лена поняла, что ни сказок, ни Деда Мороза не существует, а подарки под подушку ей кладут родители.

– Куда мы теперь? – спросила она.

– Не знаю. В музей возвращаться неохота. Поехали домой.

Глава 9

Этот вечер они провели вдвоем перед телевизором, чередуя колкие словесные перепалки с занятиями любовью. Зато в последующие дни Денис отрывался по полной программе.

Они с Леной посетили дискотеку, ночной бар и еще один развлекательный центр, который отличался от злополучного «Ягуара» лишь ценами на спиртное. Домой возвращались далеко за полночь, а то и под утро. У Лены гудели ноги, в глазах рябило от яркого неонового света, в ушах бухала громоподобная музыка.

Она уже не протестовала против стремления Дениса приобщить ее к прелестям современной жизни. Поняв, что до поры до времени не может с ним расстаться, Лена перестала терзаться муками совести, стала спокойней, почти приняв свой новый, шокирующий облик и странные способы времяпрепровождения.

То, что она пошла Денису навстречу, вовсе не означало, что он поступил так же по отношению к ней. Его фокусы с внезапными исчезновениями благополучно продолжались, в каждом заведении вокруг него моментально собиралась тусовка из юнцов и девиц. Среди них Лена себя чувствовала белой вороной и предпочитала сидеть где-нибудь в дальнем уголке, дожидаясь, пока Денис наобщается со своей компанией и милостиво обратит на нее внимание.

Такое положение дел ее несказанно злило, но она не видела способа что-либо изменить, поэтому терпеливо сносила все выходки своего юного любовника.

Все же ночные развлечения принесли Лене, помимо головной боли и мозолей на ногах, пусть и минимальную, но пользу. Постепенно, исподволь, ей приоткрывался новый, неведомый ранее мир. Прежде она считала его пустым и никчемным, презирала всей душой, противопоставляя ему свой уютный, романтический мирок, олицетворением коего являлся Аполлинарий Феофанов.

Этот шумный и суетливый мир отрицал столь почитаемые Леной бледные, пастельные тона и гармоничные звуки, вместо них открыто декларировал яркие до карикатурности краски и лавину невообразимых диссонансов. Он отвергал чопорную сдержанность и проповедовал самые примитивные и низменные страсти, низвергал стихи и прославлял рэп. Но в нем, в этом карнавальном, игрушечном мире, было одно несомненное преимущество – он нес в себе массу новых и свежих впечатлений. Они были необходимы Лене, истосковавшейся за годы одиночества и добровольного затворничества, как кислород задыхающимся легким.

Она с наслаждением впитывала их в себя, обратившись в сплошные зрение, слух и осязание. Впервые за долгое время она ощущала, что живет полной жизнью. Каждое грядущее мгновение было непредсказуемым, таило в себе либо сюрприз, либо опасность, и жить в ожидании и того и другого оказалось необычайно захватывающим и интересным.

Денис являлся для Лены центром этого нового мира, осью, вокруг которой он вращался, главной и неразгаданной планетой неведомой космической системы. Она не переставала удивляться ему, вернее, той смеси дружелюбной мягкости и глубочайшей корысти, потрясающего нахальства и неожиданной душевной тонкости, которая составляла его характер. В нем странным образом сочетались разные качества: то он вел себя как мальчишка, демонстрируя полную умственную инфантильность и ограниченность, дурачился, кривлялся, доводя ее до белого каления, то неожиданно становился серьезным не по годам, рассуждая настолько зрело и оригинально, что Лена слушала его, открыв рот.

Иногда ей казалось, что в такие минуты Денис способен понять ее, как никто другой, как никогда не понимал Виктор. Это чувство было чисто интуитивным, не основанным на логике и жизненном опыте, но точным и безошибочным.

Они болтали до утра и никак не могли остановиться. Потом Денис засыпал, оборвав свою речь на полуслове, а Лена еще долго ворочалась с боку на бок, переваривая их беседу, в очередной раз тщетно пытаясь угадать, с кем же на самом деле свела ее судьба.

Не однажды она пробовала хитрить, вызывая Дениса на откровенность, расставляя разного рода ловушки, которые тот обходил с блеском, достойным шахматного гроссмейстера. Он избегал говорить о себе, о своем детстве, юности, о том, где и как учился, прежде чем приехать в Москву. Если Лена спрашивала об этом, ловко переводил разговор в другое русло.

Он был очень крепок физически, его движения отличались гибкостью и точностью, и это наводило на мысль о том, что Денис в свое время много и успешно занимался спортом. Об этом говорила и его фигура, безупречно пропорциональная, без единого грамма лишнего жира или дряблых мышц.

Тем не менее ему была свойственна лень – он обожал валяться на диване, прыгая с одного телевизионного канала на другой, всячески увиливал от любой, самой простецкой работы по дому и мог долго отчаянно спорить, прежде чем вымыть за собой тарелку или подмести пол в кухне. Не любил он также ездить на метро, предпочитая добираться до злачных мест на машине.

В общем, Денис был соткан из противоречий, и с каждым днем их обнаруживалось все больше.

По-прежнему и часу не проходило, чтобы между ним и Леной не вспыхивала очередная ссора, источник которой крылся в незначительных пустяках и досадных мелочах. Каждое неосторожно сказанное слово Денис тут же высмеивал с холодной жестокостью шута, порой доводя ее буквально до слез.

Однажды, не выдержав унижения, она так и сказала ему:

– Ты шут. Клоун. Для тебя нет ничего святого, все – смех, издевательство.

Он ничего не ответил, но выражение лица мгновенно сделалось чужим и злым. Лена почувствовала, что случайно угодила в больное место, но этим ее догадки и ограничились. Денис весь вечер после этого молчал, уткнувшись в экран своего тетриса, и когда Лена потихоньку заглянула ему через плечо, ее изумила астрономическая цифра набранных очков на табло.

Наутро они помирились, но впредь она, желая поддеть Дениса, выбирала любые обидные прозвища, кроме слов «шут» или «клоун».

И все-таки основной темой их разногласий оставался Феофанов. Стоило Лене заикнуться о стихах и картинах Аполлинария или о своей книге, Денис моментально заявлял, что все это – дерьмо, Семена Ильича называл старым болваном, а сам музей – развалившейся избой. На все приводимые Леной доводы он невозмутимо пожимал плечами:

– Что ты мне рассказываешь, когда я видел собственными глазами.

Как-то, во время одной из особенно яростных стычек по этому поводу, Денис неожиданно предложил:

– Да что ты все о своем Феофанове! Можно подумать, кроме него никто больше живописью не занимался. Хочешь, я тебе покажу настоящую художественную мастерскую? Там куча картин, посмотришь, – закачаешься.

– Ты что, думаешь, я никогда не была в выставочных салонах? – усмехнулась Лена.

– Это не салон, а именно мастерская, студия. И ее владелец – мой знакомый. По мне, он гораздо больший гений, чем ваш неудачник Феофанов.

– Если ты считаешь его гением, значит, он – полнейшее ничтожество!

– Перестань. Нельзя мерить все одной меркой. Если ты чего-то не воспринимаешь, дело только в тебе. Изменись, и сможешь получить от жизни больше.

– Я не хочу меняться.

– Ну и черт с тобой. Но мастерскую мы все-таки посмотрим.

Лена подумала: по крайней мере, студия художника лучше, чем очередной ночной кабак. По правде говоря, она немного устала от сменяющихся, как в калейдоскопе, тусовок и была не прочь провести время с пользой для ума.

Глава 10

Мастерская оказалась полуподвальным помещением старой сталинской шестиэтажки. На металлической двери висел красочный плакат с изображением огромного кукиша.

– Это и есть проявление особой гениальности? – съязвила Лена, глядя на тщательно проработанные детали комбинации из трех пальцев.

– Это для скептиков, – пояснил Денис и толкнул дверь.

Взгляду Лены представился узкий и длинный коридор с абсолютно голыми бетонными стенами и грязным линолеумом на полу.

– Интерьер оставляет желать лучшего, – заметила она и поспешила вслед за Денисом. Они прошли коридор насквозь и очутились в просторной комнате со множеством зарешеченных окон, сплошь заставленной мольбертами. Комната была проходной, с обеих ее сторон располагались открытые дверные проемы, ведущие в соседние помещения.

У одного из окон на сложенных горкой физкультурных матах боком, неподвижно сидела обнаженная девушка с длинными темно-каштановыми волосами, спадающими ниже талии, и грустными карими глазами. Кроме нее, в комнате был и другой народ – молодые люди в затасканных и драных джинсах, пожилая тетка в темных очках с соломенно-желтой шевелюрой, мальчик лет пяти, хорошенький и перемазанный соплями и шоколадом.

Каждый из обитателей существовал совершенно автономно: кто-то читал, кто-то сосредоточенно клал мазки на холст, соломенная тетка помешивала шпателем в высокой стеклянной банке, малыш хлюпал носом и подбирал с пола обрывки бумажек. В самом углу спала, свернувшись калачиком, рыжая дворняга с острыми ушами, выдававшими в ней полублагородное происхождение.

На вошедших никто не отреагировал, за исключением девушки-натурщицы. Та, едва завидев Дениса, тихонько взвизгнула и, вскочив с матов, повисла у него на шее.

– Ден! Ты где был? Почему не приходил так долго?

– Алка, ты меня задушишь, – со смехом проговорил Денис, – и вообще, шла бы ты оделась, что ли, а то как-то неприлично.

Он весело покосился на Лену, стоявшую чуть поодаль. Та рассматривала девушку пристально и с любопытством.

– Да, сейчас, – тут же согласилась кареглазая и, не обращая на Лену ни малейшего внимания, потянула Дениса за руку. – Пойдем со мной, я тебе кое-что расскажу.

Тот кивнул и кинул на Лену вопросительный взгляд.

– Я вернусь через пару минут. Картины вон там, – он указал на соседнюю комнату. – Пойди пока посмотри.

Лена молча наблюдала, как они уходят. Девушка ей понравилась, несмотря на некоторую странность и совершенное бесстыдство. В ней было что-то детское, наивное – от Ритки, или даже скорее от Валюшки, всегда отличавшейся трогательной доверчивостью. Да и лет ей совсем мало, не больше семнадцати, а то и меньше.

Она постояла немного посреди комнаты, а потом неуверенно двинулась туда, куда сказал ей Денис. Слева от основного помещения оказалась тесная, узкая, как пенал, клетушка, стены которой были сплошь увешаны картинами. В основном это были портреты обнаженных женщин разных возрастов, сложения и мастей – брюнеток, блондинок, шатенок, огненно-рыжих. Лена тотчас заметила среди них кареглазую красотку – кажется, она была любимицей художника, во всяком случае, ей он посвятил наибольшее количество работ.

Полотна показались Лене действительно не лишенными оригинальности и мастерства: в них живо чувствовалась динамика, цвета были страстными и даже несколько агрессивными, линии рисунка острыми и изломанными. Она уже успела осмотреть половину работ, когда неожиданно почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Оглянувшись, Лена увидела на пороге клетушки представительного мужчину лет сорока пяти, плотного и коренастого, одетого в строгий черный костюм и белую рубашку.

– Добрый день, – проговорил он низким, глуховатым басом.

– Здравствуйте. – Лена сдержанно улыбнулась.

– Нравятся картины? – Мужчина не спеша приблизился к ней и остановился рядом, держа руки в карманах пиджака.

– Нравятся, – кивнула Лена, – особенно вот эта. – Она указала на один из портретов кареглазой.

На бронзовом от загара лице ее собеседника появилась улыбка.

– Я тоже люблю ее. Есть в ней какая-то… изюминка.

– Кто эта девушка?

– Алла? Натурщица. Лучшая в студии.

– Я не то имела в виду. – Лена посмотрела в очень светлые, почти прозрачные глаза коренастого. – Кто она вообще такая?

Он пожал плечами.

– Странный вопрос. Человек. Такой же, как я и вы.

– Сколько ей?

– Семнадцать.

– У нее что, нет семьи, родителей? Почему она позирует здесь, в мастерской?

– Семья у нее есть. Мать, отчим. – Коренастый замолчал и, не вынимая рук из карманов, прошелся взад-вперед.

– Она не ладит с ними? – догадалась та.

– Все проще. Отчим стал приставать, она не стерпела, ушла. Жила где придется, на вокзале, у случайных знакомых. Потом я ее подобрал, привел сюда.

– Вы? – Лена глянула на него с удивлением.

– Я.

– Вы… автор этих картин? – догадалась она.

– Да. Меня зовут Петр. – Он приветливо улыбнулся, но руки для пожатия не протянул.

– Елена.

– Я знаю, с кем вы пришли. С Деном. Угадал?

Лена кивнула. Мужчина окинул ее долгим и внимательным взглядом.

– Странно.

– Что «странно»? – не поняла она.

– Видеть рядом с ним такую женщину, как вы.

– Почему?

– Вы… совсем другого сорта, чем те, которые приходили сюда до сих пор.

– И много их сюда приходило с ним? – спокойно поинтересовалась Лена.

– Да нет, немного. Но достаточно. – Петр усмехнулся, отчего в уголках его прозрачных глаз появилась россыпь морщинок. Он немного помолчал, а потом произнес с некоторым сочувствием в голосе: – Что, неприятно?

– Да нет. В общем-то мне плевать. – Лена с деланым равнодушием пожала плечами.

– А вы сама художница?

– Нет. Я искусствовед.

Петр снова зашагал вдоль стены. Лена смотрела на него, раздумывая, стоит ли ему доверять. Затем осторожно спросила:

– Скажите, вы… хорошо знаете Дениса?

– Что значит хорошо? Год или чуть больше.

– Он… всегда вот так… с женщинами… – Она не договорила, чувствуя смущение.

– Нет, – невозмутимо проговорил Петр, поняв, – не всегда. Когда мы с ним познакомились, он пытался работать.