Звёздная раса. Сборник рассказов

Сторки всегда любили такие шутки – когда вышучиваемый не сразу понимает, что над ним смеются…

…Кен ло Хеерорд вздохнул. Дождь пойдёт завтра или послезавтра и будет идти много-много дней. Скорее всего, война с Землёй закончится раньше, чем дождь – и он, остаётся надеяться, улетит отсюда.

Он отвернулся от окна. Трое туземных слуг из большого контингента, предоставленного в его полное распоряжение, закончили накрывать стол и сейчас замерли возле него – худые, словно из палочек составленные, в серо-зелёно-синем хитиновом покрове; их выпуклые глаза и длинные усики нервно подёргивались. Они были на полголовы выше рослого сторка, но попятились, приседая на смешно расставленных в стороны и согнутых коленками назад ногах, когда кен ло Хеерорд пошёл к столу, на ходу махнув рукой:

– Прочь.

Слуги исчезли.

Кен ло Хеерорд уселся за стол и поморщился. Нет уж. Если выяснится, что вся его служба тут хоть сколь-либо затянется – он выпишет с родины слугу из поместья. Кого-нибудь, знакомого с детства, из девушек с Нижнего Двора8. Хотя бы чтобы еду нормально готовили. Даже желающие прилететь наверняка найдутся – кен ло Хеерорда любили, и он это знал.

Он злился и, если уж быть совсем честным, просто-напросто привередничал – еда была консервированная, саморазогрев, одинаковая в любых… гм… конечностях и в любом конце Галактики. При мысли об этом злость стала ещё сильней – консервы, словно он в космосе или на войне! Нет уж. Точно выпишу… Не приказывать же готовить кому-нибудь из охраны!

На столе лежали распечатки писем – видеоканал в здешних условиях срывался то и дело, связь наладить не удавалось никак, и кен ло Хеерорд уже поклялся себе, что в первой же докладной напишет о крайней необходимости постройки в горах мощного ретранслятора. Под основу можно использовать тот же космодром, там удобное место и есть вообще всё необходимое. Хотя… если война будет такой, как ожидается – едва ли на это станут тратить средства. Он отсюда улетит, и планетка снова погрузится в своё тёплое сонное болото; будут раз в полгода прилетать на космодром корабли, занесёт какого-нибудь бродягу, охотника, учёного – и всё…

Он налил себе вина в бокал. Весь сервиз привезли из дома – к хорошей посуде у кен ло Хеерорда была слабость с детства, он обожал рассматривать такие вещи, ещё будучи совсем маленьким, а, когда подрос, то удивил всех, заявив, что хочет учиться работать с камнем. Это было и правда странно, но отец разрешил, и он учился у одного из лучших мастеров с их острова. Мастер был из низкого Рода; кен ло Хеерорд усмехнулся, вспомнив, как он, семи вёсен от роду9, вошёл в мастерскую – мастер был предупреждён – и с порога сказал, задрав нос: «Эй, старик, я хочу научиться делать такое! – и показал пальцем через плечо и вбок на горку с бокалами, рогами и чашами из хрусталя, лазурита, яшмы, малахита… – Да поскорее!»

Мастер – уже немолодой, но крепкий, как все сторки, смерил мальчика взглядом и спокойно сказал: «Торопыги ломают всё. Хорошо, если только свои глупые пальцы, хуже – если хороший камень. Торопыгу и грубияна я учить не стану.»

Ох, как взвился Заант кен ло Хеерорд! В первые секунды он и слов-то не находил, а потом крикнул: «Я скажу отцу, что ты не хочешь учить меня, старик!»

«Говори,» – усмехнулся мастер. И повернулся спиной, махнув рукой скалящим зубы из соседней комнаты ученикам: кыш!..

…Он сказал. А отец холодно засмеялся и спросил, в упор разглядывая среднего сына, на самом ли деле Заант верит, что при словах «Высокий Род» враги опустят оружие, волны океана расступятся и инструменты сами бросятся выполнять задумки Мальчика Из Высокого Рода? Если это так – то надо непременно доложить Императору о таком чуде. И отправить его, Заанта кен ло Хеерорда, на границу с мьюри – пусть покажет черноголовым, чего стоят его грозные повелительные слова. Ведь за свои слова мужчине надо отвечать?

Он тогда смог только повесить голову. И сразу побрёл обратно – к дому мастера. И тот начал с того, что ударил Заанта по спине ремнём и дождался ответа: «Я благодарю тебя за твою науку, почтенный мастер.»

Это был первый и последний удар. Собственно, мастеру не было нужды и голос повышать на своего странного ученика. А как он улыбался, как улыбался, когда через короткое – и правда короткое! – время мальчишка, захлёбываясь от восторга, плясал по мастерской, в безмолвном восторге поднимая в руках первый сделанный им сами бокал… Но вслух сказал только, кивнув подскочившему – с горящими глазами – ученику: «Сделал.»

О Предки, какая же это была дорогая похвала…

…Не этот бокал. Этот он сделал позже, незадолго до того, как отправиться на стажировку на свой первый корабль…

Бокал – тонкостенное чудо ручной работы, трудно было поверить, что такое можно сделать из камня – имел форму пятилопастного цветка вин’ранда, отцветающего, с надломленными вниз лепестками. Камень – зелёный, излюбленного сторками – в цвет их глаз – цвета, с еле заметными чёрными прожилками – был холодным и плотным. Кен ло Хеерорд с задумчивой улыбкой рассматривал бокал, предвкушая вкус вина – вина с родины.

Да, этот бокал он сделал позже. И часто привозил старому мастеру камни с других планет и изделия иных рас. Год назад привёз купленный на Церре земной рог – странно похожий на сторкадские, из тяжёлого горного хрусталя, с резьбой в виде диковинно и странно прорастающих звериными телами и мордами трав и цветов.

Ему запомнилось, как мастер долго изучал рог. Долго-долго. А потом, устремив куда-то сквозь стены жилища взгляд бледно-зелёных от старости, но всё ещё очень зорких глаз, сказал негромко: «Сильная кровь у этого народа. Боюсь, что их добрый щит не взять нашим славным мечам…» «Что это ты взялся вещать, старик?» – с насмешливой лаской спросил его кен ло Хеерорд. Старый мастер не ответил тогда.

А перед самой войной, за месяц, прилетев снова домой, кен ло Хеерорд, что старик умер. Он был уже и правда очень старый, он видел уже больше двухсот вёсен, вёсен на пятьдесят больше, чем обычно живут сторки, если исключить, конечно, Императора и его наследников, его Тени…

Покачав головой и отхлебнув вино, кен ло Хеерорд взял распечатку первого письма. И улыбнулся. Оно было от матери.

Мать писала – чётким, ясным почерком, не набирая текст на клавиатуре, а стилом на панели, как достойно и принято – что Род благополучен, потому что отец по-прежнему правит островом от имени Императора и по его воле, женщины и дети все живы, а из мужчин погибли… шли два имени дальней родни… и пленён врагами…

Кен ло Хеерорд положил распечатку на стол и сильно, мёртво припечатал рукой с распяленными пальцами.

Его младший брат. В плену?!

Пальцы сжались в кулак, комкая плотный лист.

Какое-то время кен ло Хеерорд сидел с каменным лицом, переводя дыхание. Потом —аккуратно расправил бумагу и ещё раз перечёл строки.

Шээйн в плену. Взят русскими. Взят раненым (короткое облегчение). Да, только раненым, без сознания, беспомощным, Шээйн и мог попасть в плен. Никак иначе. Однажды он, когда ему почудилось, что кто-то что-то не так сказал о девушке, которую он любил, вызвал на поединок всех, кто участвовал в разговоре – семерых парней, все – старше его, тогда всего-то мальчишки одиннадцати вёсен родом. Всех – разом. И только искренние уверения вызванных, что не было сказано ничего недостойного, уверения, в которых не было ни страха, ни насмешки – лишь уважение сильных и храбрых к не такому сильному, но ещё более храброму – успокоили его и склонили отменить вызовы…

Сказали или нет? Сказали или нет о том, что случилось, Риннальд – той, чью честь он защищал даже от намёков на намёки? Той, которая в конце концов стала женой брата, и весь Данни гулял на их свадьбе? А их сыну – сказали или нет; поймёт ли малыш, что такое – плен, что отец – в плену? Дочки не точно поймут, они обе ещё и говорить-то не умеют… а Риннальд беременна ещё одним мальчиком, и он родится без отца…

Кен ло Хеерорд сидел за столом, слепо глядя в листок письма.

* * *

Дождь перестал, и мальчик, сидевший неподвижно в норке из широких листов под торговым навесом, пошевелился. Он не спал, он смотрел на то, как падающая с неба вода взбивает в лёгкую серую пену воду в лужах на площади. Когда пляска струй прекратилась, он шевельнулся и вздохнул.

Мальчику было около семи лет по счёту Земли. Русые, довольно длинные волосы перепутались и были склеены грязью, ею же перемазано лицо – с большими серыми глазами, полными каким-то странным ледяным выражением, словно их хозяин смотрит на что-то, невидимое остальным – и всё тело; синие когда-то шорты и лёгкие кеды, составлявшие всю одежду мальчика, тоже покрывала грязь.

Три дня назад у него были отец, мать, старший двенадцатилетний брат и младшая двухлетняя сестра. Их семья работала на земное представительство – отец занимался обменной торговлей с туземцами, был торгпредом в здешней фактории. Год назад они прилетели сюда с Земли. На другую планету, как в мультике про приключения. Не так уж много на Земле семилетних мальчишек, которым так повезло – лететь на планету, где никто ещё и не был из землян!

Это был хороший год. Интересный и весёлый.

А три дня назад… Три дня назад…

Он сидел и на своём ноуте набирал письмо ребятам из посёлка.

Три дня назад…

…Мальчик не был голоден, как могло показаться. Местные жители смертельно боялись чужаков, наводнивших их мир в последние три года, не делали между ними никаких различий и старались никак не встревать в их дела. Тоже ни в какие. Поэтому когда мальчик подходил и брал съестное – они не замечали. Просто не замечали. А он знал, что надо брать, им всем нравились местные продукты, особенно всякая всячина из здешнего океана, и мама (нетнетнетнееееееет, не думать!!! Не было! Не хочу! Боюсь! Спрятаться!!!)…

Нет, он не был голоден. Но он был одинок и напуган – напуган до холодного оцепенелого равнодушия. Именно этот страх помог ему остаться в живых, когда отец – хромающий, с окровавленным плечом и лицом – сильным толчком впихнул его в нишу за холодильником и рывком придвинул шкаф к стене. И, уже невидимый, приказал: «Молчи!»

Оттуда он видел всё. И молчал…

…Иногда ему – он был не совсем уж малышом – приходило в голову, что можно просто прийти и поселиться в одном из домов стчк (он произносил этот лихой щелчок легко и неподражаемо – брат всегда… нет, нет, нет, не надо!!! Не думать! Не думать про них! Нельзя! Плохо! Страшно! Придут!) Но понимания хватало и на то, что слухи всё равно пойдут – и следом за слухами придут джаго. Или не они, а кто-то ещё. Всё равно друзей тут нет.

У его родных, у отца, мамы, даже старшего брата, были знакомые и даже друзья среди туземцев. По крайней мере, люди думали, что это друзья… Но он-то никого не запомнил, ему это было просто неинтересно. А они – если и узнавали мальчика на улице, то боялись подойти. А верней всего и не узнавали. Не хотели узнавать. Они не помогли. Их тут сотни, и они не помогли землянам, которые всегда хорошо к ним относились. По-человечески. Мальчик был ещё мал, но хорошо знал, что, если соседу плохо, надо помочь, если на соседа напали – надо хватать оружие или, если ты маленький, бежать за помощью к большим. А не делать вид, будто это не твои проблемы. Если бы стчк навалились все разом, то его…

(Да нет же, нет, не вспоминать!!!)

Трусы.

Отец как-то сказал, что местные жители умеют и любят замыкаться, заслоняться от проблем, решения которых у них нет. Потому и почти ничего не достигли – не ищут решений. Отец… (нет, нет, нет!!! Убежать! Смотреть, слушать – нельзя, страшно!)

Но и у мальчика сейчас решения не было. На этой планете он знал лишь кусочек мира – этот посёлок. Уйти было некуда. Идти – не к кому. И он кружил по его улицам днём и сидел где-нибудь ночью, стараясь не заснуть. Маленький организм измучился, он выключал своего хозяина против его желания – и во сне снова и снова повторялось всё, что было три дня назад, и он просыпался от собственных воплей, жутких и протяжных…

Во сне он кричал. Наяву – кричать было нельзя, и он не кричал тогда…

В тот – четвёртый – день он решил пробраться на маленький космодром в горах, видный отсюда, единственный космодром на планете, построенный ещё какими-то первооткрывателями, но использовавшийся всеми просто по мере надобности. Мальчик слишком мало прожил на свете и не был дворянским ребёнком, и жуткое недавнее прошлое – и постылая реальность – активно стирали из памяти прошлое отдалённое. Но что он прилетел сюда на космическом корабле, что он часто смотрел стерео и много читал книг и журналов про корабли – он всё ещё помнил. И то, что корабли там чужие – не очень понимал; космодром стал казаться какой-то сказочной надеждой вернуться на Землю. Домой. Земной дом тоже ещё держался в памяти, но уже не как домик на берегу Ангары, а просто как слово – доброе и ласковое.

Ему очень хотелось спать.

Выбравшись из-под прилавка, он выпрямился и хмуро осмотрелся. Стчк ещё не начали собираться на дневной обмен, и мальчик решил подождать немного, поесть чего-нибудь, а потом пробираться на космодром. Ни о чём другом он думать не желал – отойдя на середину торговой улицы, задрал голову, чтобы рассмотреть над горным склоном справа, на мощном скальном выходе, решётчатые фермы антенн дальней связи. Больше отсюда ничего «космодромного» рассмотреть было нельзя. Туда, на склон, вела пологая длинная дорога, лепившаяся к хребту. Он там много раз был с…

(…нет, нет, нет – нельзя про это думать!!!)

…Кен ло Хеерорд посмотрел на небо. Ну так и есть, всё – тучи уже не разойдутся. Завтра утром пойдёт дождь – и всё.

Сторк тяжело, припечатывая землю, шагал посередине торговой улицы. Он был один – не взял с собой слуг-туземцев и приказал охранникам остаться в поместье. Выход неофициальный, ни к чему демонстрировать дипломатический протокол и военную силу. Да и некому. Стчк до дипломатии расти и расти, сторки с их точки зрения – опасные духи дождя и всё такое прочее, поражать и пугать их незачем, они и так поражены и напуганы на век вперёд.

Права носить мундир у отставного офицера, разумеется, никто не отнимал, и яркие цвета сторкадского военного звездолётчика, казалось, раздвигают здешнюю тёплую хмарь. Лёгкий крылатый шлем – тоже парадный – кен ло Хеерорд украсил кокардой родовых цветов (на службе нельзя, а вот сейчас как раз можно – один из немногих плюсов отставки, которым он с удовольствием пользовался), левую руку держал на открытой кобуре офицерского бластера (к той же левой руке был пристёгнут стилет-тарва, древний, бронзовый «Хранитель Чести»), а в правой помахивал х’онд-ом10. Ему было тошно и, если честно, хотелось подпалить пару навесов. Просто, незатейливо, походя – ну, для поднятия настроения. Вот интересно, можно ли вывести туземцев из себя и довести до состояния, когда они бросятся штурмовать его дом? О Пустота… Да какой там штурм, если они даже не охотятся на зверей, а всего оружия – гарпуны для ловли рыбы? Заплесневелый народец с замшелыми мозгами.

Кстати, об охоте. Кто-то из бывавших тут соплеменников озаботился набросать кое-какие исследования по здешним животным и прочему; поохотиться есть на кого. И этим надо будет заняться, если не навалятся горой дела. А они, похоже, навалятся-таки, поморщился кен ло Хеерорд. Помимо того несчастного письма были ещё и официальные депеши – о необходимости готовить базы-склады и сроках. Что они там себе думают? Что эта Земля сможет сколь-либо длительно противостоять Альянсу?!

Смешно. Хотя…

Он передёрнул плечами и опять стал думать об охоте, одновременно подумывая, что как раз вот это самое место и пойдёт под первые склады (и прикидывая уже мысленно, как и что распланировать после сноса всего этого мокрого уныния). Фыркнул зло – как ни крути, а лучший каталог по живому миру Скр’г… грр’ий… так, всё, хватит: отныне и впредь – Туманная Лужа, и так и буду писать во всех документах! – лучший каталог по живому миру Туманной Лужи составил не сторк, а Охитт Аннэйо Сурнимай11. Собственно, он это недоразумение и открыл… Кен ло Хеерорд неожиданно для самого себя фыркнул, вспомнив впервые прочитанную книгу мьюри-социопата. Ему самому тогда было лет десять, книгу привёз отец из столицы, мальчишка, сидя на замковой башне, где всегда любил читать, с отвращением долго рассматривал портрет автора на обложке (длиннющие, чёрные, как сажа, волосы… широченные скулы… золотистого отблеска кожа… вздёрнутый нос… косые синие глазищи, в которых читалось ироничное бесшабашное полубезумие – ну и рожа, и рождает же Пустота такое…), а потом прочитал эпиграф: «Было бы за что висеть – а не только за шею!» – хмыкнул, покатал слова на языке, и… и одобрил. Удивлённо одобрил. И стал читать.

Так.

А это – что?!

В какой-то момент у кен ло Хеерорда перемкнуло сознание. Ему показалось – и картина была дикой, непредставимой в своём идиотизме – что посреди улицы неподалёку стоит как ни в чём не бывало и смотрит куда-то на склоны хребта сторкадский ребёнок. Чего, собственно, не могло быть – первые сотрудники миссии ещё только должны были прибыть на днях, а те, у кого есть дети и кто решил их привезти – ещё позже.

Сторкадскому ребёнку было взяться неоткуда. Героические юные «пробиранцы-приключенцы», которые проникают в трюмы судов и прячутся среди ящиков с оборудованием, чтобы в критический момент спасти корабль, в последние лет пятьдесят стали просто-напросто невозможны из-за многоуровневой системы живого и механического контроля. Да и потом, предпоследним кораблём, прилетавшим сюда, был тот самый джагганский эсминец. А он уже улетел. И не он же, в конце концов, привёз сюда ребёнка-сторка?! А последний корабль – корабль самого кен ло Хеерорда. На котором детей не было точно.

Всё это кен ло Хеерорд думал на ходу – только походка его стала бесшумной и быстрой…

..В известной части Вселенной есть несколько рас, которые можно спутать со сторками. Во-первых, конечно, мьюри. Но они, как и их двоюродные братья джангри, черноволосы. Поголовно. С оттенками, но черноволосые, если не красятся, что у мьюри в общем-то в ходу. Во-вторых, их общая родня аниу. Но аниу нельзя спутать вообще ни с кем.

Ну и в третьих.

Земляне.

Вообще говоря, это тоже было не очень-то вероятно. Но, делая последние несколько шагов, кен ло Хеерорд подумал, что да – как раз земляне-то на планете были. Ещё недавно. Те, которых убили джаго. Во имя Силы, у них что, были дети? И как они – он, она? – уцелели?

Он. Мальчишка. Теперь кен ло Хеерорд это видел.

Мальчишка был так увлечён своими мыслями и разглядыванием чего-то неведомого на горном склоне, что дёрнулся, только когда сторк уже оказался рядом. Неловко повернулся, вскинул голову и застыл – рот приоткрывался потихоньку – давая себя рассмотреть вблизи.

Да, это был, конечно, не сторк – и не мьюри, джангри или аниу. У мальчишки был курносый нос – но не до такой степени, как у мьюри, так, немного вздёрнутая «пипка» – большие серые глаза с длинными ресницами, тонкие черты, гладкие скулы и волосы… э… ну… грязные, но, похоже, того цвета, который земляне называют рюзие. При виде оказавшегося рядом огромного сторка мальчишка побелел так, что на носу выступили чёрными точками с десяток маленьких пигментационных пятен – у сторков такого не бывает, а у землян они называются… нет, забыл. Но зато другое было совершенно неоспоримо.

Если кен ло Хеерорд правильно запомнил лица земных детей из скороспелых справочников, это совершенно неоспоримо был землянин. Скорей всего – русский, хотя и не точно.

Между тем землянин тихо выдохнул, попятился, не сводя глаз с кен ло Хеерорда. Его губы слабо искривились – у сторка его возраста такое движение могло означать презрительный гнев, но за землянина кен ло Хеерорд не поручился бы и просто шагнул следом. Поставил ногу влево – дёрнувшийся было туда – бежать – мальчишка отскочил обратно и уперся спиной в прилавок. Схватился за мокрые доски расставленными руками – так, что пальцы побелели. Глаза его становились всё больше и больше, они заняли почти всю верхнюю часть лица. Грудь – разрисованная грязью, засохшей и свежей – ходила ходуном, быстро, резко.

Кен ло Хеерорд, сам того не ожидая, улыбнулся: вспомнилась вышедшая недавно детская книжка, в которой говорилось, что земляне раскрашивают себя синей краской. Ну что, её составители были не так уж не правы: этот землянин и правда раскрашен синеватой здешней глиной очень добротно.

Улыбка мальчишку испугала ещё больше. Он явно собирался прыгнуть через прилавок – когда рука сторка опустилась ему на плечо.

Именно в этот момент кен ло Хеерорд решил, что заберёт это нежданное существо к себе. Причин несколько: во-первых, его брат в плену у землян; во-вторых, земляне лишили его, кен ло Хеерорда, возможности сражаться за Сторкад; в третьих, из мальчишки можно будет просто-напросто воспитать слугу. Да и потом: скорей всего, после окончания этой войны рабов-землян будет множество, но пока это экзотика.

Мальчишка вскрикнул. В крике были отчаянье, ужас и ненависть – практически не человеческие, такой звук мог издать схваченный зверёк. В следующий миг его нога мелькнула в ударе, а зубы впились в руку сторка…

…вернее, так получилось бы. Кен ло Хеерорд лениво – и мгновенно – убрал ногу, подставил под бешеный укус накладку на локте и одновременно перехватил шею мальчика слева у основания – двумя пальцами, как клещами.

Он не ошибся. Землянин строением организма не отличался от сторков – и обмер, широко распахнув глаза, парализованный умелым нажатием. Но в его глазах было столько ужаса, а сердце так колотилось в локоть сторка, что кен ло Хеерорд подумал: не умер бы от страха. Мальчишка и так, с самого начала, был чем-то смертельно перепуган. Сторк резко нажал сильнее и довольно безжалостно тряхнул мальчишку; глаза землянина распахнулись ещё шире, он судорожно, рывком открыл рот – и обмяк, как тряпичная кукла.

Сторк легко перехватил добычу под мышку и зашагал по тропке обратно, совершенно не обращая внимания на провожающих его вращением глаз туземцев, которые как раз начали потихоньку появляться за прилавками тут и там…

…Самым смешным – и, наверное, самым отвратительным – с точки зрения многих, в том числе и землян – оставалось то, что Заант кен ло Хеерорд вовсе не был негодяем и мерзавцем. Негодяй и мерзавец – этот тот, кто совершает что-то скверное, понимая, что это – скверное и наслаждаясь этим. Но с точки зрения кен ло Хеерорда он ничего скверного и не совершал. Более того, он бы смертельно оскорбился, если бы кто-то хотя бы просто предположил только возможность такого!

Как и большинство детей сторков, он рос вдали от столичного острова Тор’эмма, от столицы Империи Дэм-Торсада с его интригами и бездушием ко всем, даже к Императору – тоже части, пусть и главной, многовекового безжалостного Механизма. Но главного это не меняло: с первых мгновений сознательной жизни кен ло Хеерорд вобрал в себя Основу Основ: есть Свои. Это сторки. Сторки Высоких Родов. Есть Свои, но ниже – Родовитые. Есть Свои ещё ниже – Низких Родов. Наконец, Безродные – они тоже Свои, но в самом низу. Это – Народ.

Все, кто вне этого вечного, несокрушимого, единого соорда12 – Чужие. А Чужие должны быть или мёртвыми безопасными врагами – или живыми покорными рабами. И никакие взаимоотношения, счёты, желания, мысли и обычаи сторков к Чужим были неприложимы. А обычаи, мысли и желания Чужих могли быть удивительны, смешны или любопытны, но – всегда – всегда! – ниже каблуков сапог Народа.

Сам кен ло Хеерорд рабами не торговал, на его родном острове – так сложилось – рабских плантаций с Чужими не было, но двое его родичей были капитанами каперов и имели немалую часть дохода именно с торговли живым товаром и его перевозок. Занятие вполне почтенное и достойное… А по закону Сторкада сторку – любому, даже Безродному – достаточно было положить руку на тело Чужого и сказать: «Моё,» – чтобы тот стал рабом. Ограничивал тут только самый обычный здравый смысл; ясное дело, что выйти навстречу делегации Йэнно Мьюри или Нэйкели и «пометить» главу той или другой мог только провокатор или больной. Хотя – хрестоматийным был пример вековой давности, когда Гэзур токк Гэзур кен ло Гэзур, был без сознания схвачен джаго и, издеваясь над пленителями, «пометил» троих высших офицеров, допрашивавших его. Что самое главное – он выжил и сумел бежать, а к концу конфликта уже сам пленил всех троих джаго и загнал их работать на плантацию, предварительно сообщив, что тут нет ничего личного, но не мог же он отказаться от сказанного?

Именно поэтому охранники у входа, отдавая салют, посмотрели на кен ло Хеерорда удивлённо – но это было удивление из разряда: «Где взяли?! – а не: – А зачем это вам?» По дороге сторк несколько раз добавлял начинавшему дёргаться и вскрикивать пленнику костяшкой пальца в затылок. Свалив мальчишку в угол в коридорчике и, заперев шлепком ладони входную дверь, переоделся в домашнее, а когда вернулся – ну конечно. Мальчишка снова очухался и как раз намеревался открыть дверь, когда рука кен ло Хеерорда перехватила его за локоть, и сторк протащил землянина за собой в центральный зал.