Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование)

Сношения русского командования в Ашхабаде с представителями мервких туркмен приняли конструктивный характер уже весной 1881 г. В активной переписке между этими сторонами отразилась не только тенденция самой родоплеменной верхушки к установлению личных контактов с имперскими властями, но и общая тяга мервского населения к принятию русского подданства. Одновременно в письмах сообщались важные сведения о положении дел в Мерве. Российскому правительству некоторыми старшинами предлагались посреднические услуги, уточнялся маршрут и пункты снабжения[143].

Несомненным мотивом в пользу присоединения Мерва к России стали неразрывные межродовые связи оазисов Ахала и Мерва. Уже летом 1881 г. генерал П. Ф. Рерберг (1835–1912) отправил в Мерв «почетных ахальцев», вернувшихся в Ашхабад в сопровождении «почетных мервцев». Но первая встреча не принесла желаемых результатов. Благоприятный момент настал лишь в конце 1881 г., когда были достигнуты определенные успехи в отношениях с мервцами. Русским властям удалось заключить с туркменами некое подобие договора о сотрудничестве и покровительстве[144]. Прибывшие из Мерва старшины влиятельных туркменских родов от имени всех жителей города обещали не поднимать оружия против русских, прекратить разбои и грабежи караванов и окрестных селений, в том числе и персидских. Они обязывались никогда более не заниматься работорговлей, достойно принимать русских должностных лиц, за надлежащую плату предоставлять охрану и перевозочные средства для караванов купцов разных национальностей и курьеров.

В договоре русское военное командование акцентировало внимание на политическом требовании к туркменам. Согласно пунктам договора жителям Мерва запрещалось принимать посланцев других правительств, кроме русских, что позволяло надеяться на некоторое ослабление активности английских агентов и сведения к минимуму антирусской пропаганды в Закаспийском крае.

С российской стороны были взяты следующие обязательства: «1) не нарушать ни религии, ни обычаев, ни порядка управления, ныне в Мерве существующих; 2) не назначать в Мерве особых русских начальников; 3) не налагать на мервцев никаких податей; 4) оказывать мервским туркменам в русских пределах то же покровительство, которое со стороны русского правительства оказывается подданным бухарского эмира и хивинского хана»[145].

Некоторые из этих условий были положены в основу полномасштабного и полноценного договора между Россией и Мервом после созыва 1 января 1884 г. народного схода (генгеша) с участием всех родовых старшин, обсудившего мервские дела. Несмотря на то, что генерал Скобелев настаивал на военном покорении Мервского оазиса, отмечая, что «решение народного собрания обязательны отдельным членам этой республики лишь настолько, насколько это им выгодно, ибо нет власти, которая заставила бы всех повиноваться»[146], русское правительство, больше склонилось к мирному решению мервского вопроса. Такая позиция обуславливалась прежде всего тем, что инициатива организации и проведения генгеша, исходя из донесений начальника Закаспийской области генерала А. В. Комарова (1830–1904), исходила от самой Гюль-Джемал и членов ее семьи – Махтум-Кули-хана и Мухаммед-Юсуф-хана (вдовы и сыновей Нурберды-хана)[147]. Кроме того, еще до этих событий мервским ханам, приглашенным на коронацию императора Александра III, была продемонстрирована такая мощь российской армии, что ханы сочли свое сопротивление русским совершенно бесполезным.

Прошение о принятии мервцев в подданство России было отвезено в Асхабад четырьмя ханами и 24 старейшинами. Состоявшаяся 31 января 1884 г. в Асхабаде торжественная встреча мервской делегации завершилась принятием присяги «на верность царю». Несмотря на то, что военачальники всячески стремились подчеркнуть, что Мерв подчинился в силу выдвижения боевого отряда к реке Теджен, однако даже официальное заявление, сделанное от имени Александра III генералом Комаровым в Асхабаде и обращенное к мервским старшинам, свидетельствует, что правительство согласилось дать мервцам «гарантии и условия, на которых они отныне вступают в русское подданство»[148].

Условия, данные Мерву, представляли собой своеобразную жалованную грамоту, которая была выдана «снисходя к прошению, поданному четырьмя ханами и двадцатью четырьмя избранными народом старшинами от каждой большой канавы». Так, решение генгеша в представлении царских чиновников превратилось в прошение, «всемилостивейше» одобренное монархом. Однако за верноподданнической формулировкой «условий» обнаруживаются и некоторые требования, выдвинутые туркменами Мерва (см. прилож. 2).

«Условия» состояли из 10 пунктов, шесть из которых (2, 4, 6, 8, 9 и 10) могли включать те пожелания, которые были выдвинуты мервскими представителями, остальные, по-видимому, были составлены российской стороной. В пункте 1 «условий» объявлялось о принятии в российское подданство всех туркмен ответвлений отамыш и тохтамыш, живущих в Мерве и Теджене. Пункт 2 включал заверение в том, что мусульманское вероисповедание туркмен «остается неприкосновенным». При этом указывалось на то, что среди царских подданных «миллионы мусульман» никогда не были притесняемы в отношении религиозных чувств. В пункте 3 устанавливалось занятие Мерва русским отрядом. Пункт 4 наряду с назначением в Мерв русского офицера предусматривал «для общего управления народом» и право ханов заведовать «каждым из четырех племен Мерва». За это им назначалось «приличное содержание». Пункт 5 провозглашал сохранение суда «по вере и обычаям народным», но под общим руководством начальника Мервского округа. Пункты 6 и 7 определяли ответственность за измену, разбой, грабежи и другие уголовные преступления против русских и казенного имущества, запрещали аламанство, торговлю невольниками. Пункт 8 провозглашал равенство туркмен в правах с остальными русскими подданными. В пункте 9 на туркмен налагалась обязанность очистить все колодцы на караванных путях и обеспечить безопасное следование караванов в Хиву и Бухару «как по этим дорогам, так и в Персии и Афганистан до границ Мерва». Последний, 10 пункт гласил, что количество стражников (фераджиев), какое жители Мерва должны выделить для службы при начальнике и ханах, будет установлено впоследствии.

При переговорах с мервскими посланниками наиболее существенным для туркмен оказался вопрос о сохранении их внутреннего политического устройства, т. е. автономии Мерва. Этим требованиям казалось бы отвечало сохранение в руках ханов права «заведования» четырьмя родами Мерва установление судопроизводства «по вере и обычаям народным», т. е. по адату и шариату. Но реализация этой привилегии мервских туркмен в сочетании с другими условиями вступала в противоречие. Так, должность ханов из выборной превратилась в назначаемую с оговоркой: «Порядок замены настоящих ханов определится впоследствии. Но Никто не будет назначен вновь ханом иначе, как по представлению начальника области».

Таким образом, начальнику Мервского округа, фактически передавалась вся власть над Мервом. Даже обещание судить «по вере и обычаям народным» фактически также не могло быть полностью выполненным, поскольку ряд уголовных дел подлежал юрисдикции имперских судов. На это прямо указывал пункт 6: «Виновные в измене, разбое, грабеже и других уголовных преступлениях против русских и казенного имущества судятся и наказываются по русским законам».

Пункт 7 «Условий», посвященный запрету аламанства и работорговли, излагался уклончиво и кратко: «Захват в плен кого бы то ни было и продажа людей на будущее время строго запрещается». Видимо, в данном вопросе правительство шло на смягчение «условий», понимая невозможность его жестко контролировать. Осложнял ситуацию и пункт 9, посвященный безопасности следования караванов «в Персии и Афганистан до границ Мерва». В опубликованном виде это условие возлагало на мервцев обязанность обеспечить безопасность пути караванов в Персию и Афганистан, что выполнить было невозможным. Вероятнее всего, формулировка пункта 9 была намеренно неясной, поскольку в момент составления «условий», согласно позиции акад. М. Н. Тихомирова, было невозможным определить, какие территории, примыкающие к Мервскому оазису, отойдут к России, а какие останутся во владении Ирана и Афганистана[149].

Запрещение аламанства и работорговли на практике привело к безоговорочному преследованию этих явлений на всей территории Закаспийской области. И это среди пунктов выдвинутых условий наиболее прогрессивная сторона деятельности имперской администрации.

Принимая пункты этого документа, царское правительство, прекрасно осознавало то, что после ввода войск в Мерв позиции сторонников войны с Россией будут подорваны до основания, а распоряжение Мервским оазисом перейдет к командованию в Асхабаде. Однако положение в Мерве в первые годы после его мирного присоединения к России значительно отличалось от того, какое сложилось в Ахалтекинском оазисе, где власть военных и гражданских чинов над населением была значительно шире.

Охарактеризовать отношение к российской власти каждого социального слоя Мервского оазиса в своих мемуарах пытался российский дипломат Н. В. Чарыков (1855–1930). Согласно его заключению, все торговое, ремесленное и крестьянское население по отношению к русской власти было настроено доброжелательно. И хотя некое недоверие исходило от мусульманского духовенства, сам главный мулла Мерва, которого Чарыков охарактеризовал как не очень влиятельного человека из-за невысокой религиозности туркмен, был настроен по отношению к русским положительно[150].

Крайняя враждебность наблюдалась со стороны тех мервцев, что жили за счет разбоя (аламана). Но эта проблема была решена принятием аламанщиков Ахала и Мерва на русскую службу. Практически не меняя внешней формы этой деятельности, изменили ее суть и характер с отрицательного на положительный. Самые инициативные из бывших аламанщиков, – писал Чарыков, – стали служить России в рядах конной милиции[151]. Другой же видный специалист по Средней Азии Д. Н. Логофет, пятнадцать лет спустя, характеризуя туркменскую милицию, напишет, что в сущности текинцы со своими сердарами «стали вольным казачеством в Закаспийских степях»[152].

В целом следует отметить, что мирное вхождение русских в Мерв служило примером умелого сочетания не только дипломатической выдержки и такта, военной мощи, но и экономической целесообразности. Так, благодаря расчетливости и организаторским способностям генерала Комарова, это присоединение обошлось казне всего в 240000 руб., то есть по оценке самого генерала, «меньше, чем средней руки дом в Петербурге». Между тем, в пределы Российской империи было включено «около 100000 квадратных верст территорий значительной экономической ценности». Справедливо также подчеркнуть установление здесь в самые короткие сроки безопасности и порядка[153]. Возглавил администрацию Мервского округа один из главных инициаторов мирного присоединения этих земель к Российской империи подполковник М. Алиханов-Аварский (1846–1907).

В международном плане присоединение Мерва к России вызвало новую волну антирусских настроений, выражавшуюся в большом количестве провокационных публикаций, парламентских выступлений, уличных демонстраций. Ситуация в этом оазисе «породила новую головную боль у англичан, названную британским политиком той эпохи, герцогом Аргайлом „мервностью – mervous-ness“ по аналогии с нервозностью „nervousness“»[154]. Опасение, что оккупация Мерва русскими станет началом наступления на Герат, а потом и Индию, отождествило интересы Англии с одним из активных участников конфликта – Афганистаном.

Однако на столь эмоциональном фоне были слышны и разумные голоса государственных деятелей Западной Европы, которые утверждали, что меры по присоединению оазисов вполне обоснованы со стороны России и к числу угроз для Великобритании отнесены быть не могут никоим образом[155].

Так, на прочитанной в британском Королевском Объединенном институте оборонных исследований (Royal United Service Institution) почетным секретарем королевского Азиатского общества А. Кестом лекции было заявлено, что Англия не в силах остановить наступательных походов Российской империи, поскольку «силою обстоятельств Россия вынуждена… идти вперед», пока «не произойдет встреча между русскими и англичанами. Во всяком случае, завоевателям Синда и Пенджаба не годится делать упреки покорителям среднеазиатских ханств и Закаспийского края»[156].

24 апреля 1884 г. посол Великобритании в Петербурге Э. Торнтон сообщил министру иностранных дел России Н. К. Гирсу, что британское правительство готово принять предложения, вынесенные русским правительством на обсуждение в 1882 г. Основное дополнение состояло в требовании размежевания границ на месте с участием афганской стороны.

Министр иностранных дел России 3 мая 1884 г. сообщил о согласии назначить своего комиссара, который вместе с представителем Великобритании мог бы установить границы, удовлетворяющие оба правительства. Афганскому же представителю, не вошедшему в состав комиссии как полноправной стороне, разрешалось присутствовать при работах только в качестве эксперта.

Английское правительство, согласившись с предложением российской стороны, предложило представителям обоих государств встретиться в октябре 1884 г. в Серахсе, на левом берегу реки Герируд (Теджен). При этом Англия настаивала на том, чтобы разграничения были начаты от Герируда в направлении к Хаджа-Салеху на Амударье. Такое требование мотивировалось беспокойством афганского эмира по поводу присоединения Мерва и предполагаемой возможностью дальнейшего продвижения русских войск в направлении Афганистана, что могло быть устранено лишь установлением границы на пространстве между реками Амударьей и Герирудом. Этим «актом» англичане дали понять эмиру, что Лондон помнит интересы Афганистана.

В своем меморандуме от 25 мая 1884 г. английское правительство сообщило, что афганская территория должна простираться до пункта, расположенного вблизи Серахса. Такое заявление английских правящих кругов ясно доказывало наличие неуменьшающихся британских интересов в регионе. Лондон не оставлял надежд, что и после размежевания афганские и туркменские земли послужат площадкой для распространения английского влияния на среднеазиатские окраины Российской империи[157].

Не желая дальнейших осложнений, правительство Российской империи, оказалось вынужденным приступить к работе по разграничению не от Амударьи, а от Герируда. Вместе с тем английскому кабинету было заявлено официально, что все многочисленное туркменское племя сарыков, живущих от Иолотани до пограничных постов Афганистана, должно быть подчинено влиянию русских, а эмир афганский Абдурахман – должен отказаться от всяких претензий на отмеченные территории.

Требование русского правительства, не допускавшего при разграничении разъединения туркмен-сарыков, объяснялось тем, что присоединение Мервского оазиса должно было повлечь за собой дальнейшее продвижение царских войск на юг, вверх по Мургабу, в Иолотанский и Пендинский оазисы, населенные туркменами этого племени. Без занятия этих территорий и сооружения здесь укреплений Мерв и Серахс оставались бы под угрозой нападений и аламанских набегов из соседних провинций Персии и Афганистана.

Напротив, англо-индийское правительство, которое располагало в этот период преобладающим влиянием в Афганистане, добивалось присоединения южной части Туркмении к Афганистану, желая создать здесь свой плацдарм, угрожающий Мерву.

Туркменские племена, соседствующие с Мервским оазисом, были не только ментально тесно связаны с его жителями, но и поскольку ввозили из этого оазиса недостающий им хлеб, всецело экономически зависели от них. Более того, оставшись без поддержки многочисленного населения Мерва, они не могли самостоятельно обезопасить себя от пограничных чиновников-управителей[158]. Этими причинами были вызваны просьбы сарыков Иолотани и других близлежащих районов о принятии их в русское подданство наравне с мервцами.

В апреле 1884 г. жители Иолотанского оазиса добровольно приняли русское подданство. Русский военный инженер и дипломат П. М. Лессар (1851–1905) по этому случаю отмечал: «Видно было, что в Иолотане приходу русских радовались более искренне, чем в Мерве»[159].

Туркмены-сарыки оазиса Пенде (крайний юг современного Марыйского велаята) также не желали признать власть Афганистана. По приказанию эмира Абдурахмана правитель Герата направил против сарыков вооруженный отряд, угнавший у них 20 тыс. баранов. Туркменам было объявлено, что если они не уплатят установленный афганским правительством налог, то стада им возвращены не будут. Но и такие меры не помогли афганским властям «убедить» сарыков. Летом того же 1884 г. к России был присоединен и Пендинский оазис.

Попытка афганских войск при поддержке Британии сохранить свое влияние в Пендинском оазисе посредством вооруженного сопротивления 18 марта 1885 г. была остановлена благодаря победе русских войск у селения Ташкепри[160]. Для решения так называемого «афганского кризиса», вызванного аннексией Южного Туркменистана Россией и столкновением русских и афганских отрядов в Пенде, было заключено мирное соглашение, подписанное в Лондоне 10 сентября 1885 г.[161]

После того как русские владения сомкнулись на востоке с британскими, обозначив современную туркмено-афганскую границу, территория Закаспийской области в основном определилась. Англичане потерпели в туркменских землях крупное политическое поражение и в решающий момент новых колониальных переделов оказались изолированными в этом регионе.

В ходе разграничения территории между Россией и Ираном (соглашения 1869, 1881, 1894 гг.) около ⅔ населения туркменских племен йомудов и гоклен стали подданными иранского шаха. Тем не менее, туркменам по взаимной договоренности властей России и Ирана позволялось кочевать в пределах территории обоих государств. Примерно 9 месяцев туркменские племена пасли свои стада в Закаспийском крае, а после перемещались в Астрабадскую провинцию Ирана на зимовку.

Заботами русских властей для устранения трудностей, с учетом бытовых и хозяйственных связей туркмен, а также чтобы не препятствовать передвижению кочевников, вскоре были созданы переходные пункты в Яглы-Олуме, Койне-Касыре, Кызыл-Имаме, Чатлы, Сангудаге, Гоудане, Каахке, Фирюзе, Хивеабаде и другие.[162]

С 1881 г. началась новая история туркмен. Россия признала неоспоримым право проживания туркмен в оазисах Прикаракумья, их доминирование на большей части Туркменистана без риска быть втянутыми в войны за эту территорию с Ираном, Бухарой и Хивой. Несмотря на то, что административно-политическое деление туркмен между Закаспием, Хивой и Бухарой было сохранено, границы Закаспия с туркменскими районами Хивы, Бухары и Северо-Восточного Ирана были условными. Россия смогла распространить свое влияние также на соседние земли, в том числе на Астрабадскую провинцию Ирана. Здесь в начале XX в. проживало около 100 тыс. туркмен, на 150 тыс. туркмен, живущих в Хивинском ханстве, на 200 тыс. туркмен, подвластных эмиру Бухары[163]. Общее число жителей в Закаспийской области по подсчетам 1885 г. несколько превышало 200 тыс. человек[164].

Несмотря на то, что контроль России над хивинским ханом, считавшим себя с согласия русских «уездным начальником», был особенно сильным[165], часть туркмен хивинского ханства приняла российское подданство, вероятно, не позднее 1885 г. Об этом сообщается в письме представителей эрсаринского племени, живших во владениях Бухарского эмира, с просьбой о российском подданстве[166]. Об этом же свидетельствует и тот факт, что в некоторых городах Закаспийской области (Асхабаде, Красноводске, Мерве) служили хивинские старейшины, назначенные туркестанским генерал-губернатором. Ими составлялись списки туркмен – хивинских подданных, постоянно или временно проживавших в подведомственных им селениях, которым выдавались паспорта[167].

Просьба же туркмен-эрсари о получении русского подданства[168] была отклонена по ряду причин. Во-первых, эрсари, как и все жители Бухарского эмирата, хотя и управлялись эмиром Бухары, но находились под властью России. Во-вторых, у русской власти не было оснований покровительствовать эрсари, поскольку значительная часть этого племени имела привилегии, в сравнении с узбеками. Она находилась на службе у эмира, поддерживала порядок в Керкинском и Чарджуйском бекствах эмирата, освобождалась от некоторых налогов[169].

В 1895 г. в состав Империи вошел Памир, ознаменовав завершение российских завоеваний в Средней Азии. С тех пор Азиатские границы России остались неизменном виде вплоть до 1917 г.

Глава 2

Становление и развитие административно-правового статуса Закаспийского края

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона история возникновения и образования Закаспийской области названа историей развития господства России на восточном берегу Каспийского моря и окончательного водворения русских в Средней Азии[170]. Начиная с 1834 г. – года основания Ново-Александровского укрепления в урочище Кизыл-Таш, в районе залива Кайдак на восточном берегу Каспийского моря по приказанию оренбургского военного губернатора генерала В. А. Перовского вплоть до революционных событий 1917 г., последовательное овладение Российской империей Закаспийским краем продлилось 83 года. За это время закаспийские земли по очереди входили в состав трех генерал-губернаторств (Оренбургского, Кавказского, Туркестанского) и один раз пользовались административной самостоятельностью. Данное обстоятельство позволило нам выделить соответственно четыре периода развития административно-правового статуса этого края: 1) «оренбургский» (1834 – февраль 1870 гг.); 2) «кавказский» (февраль 1870 – февраль 1890 гг.); 3) период «самостоятельности» (февраль 1890 – июль 1899 гг.); 4) «туркестанский» (июль 1899 – октябрь 1917 гг.)[171]. Данная периодизация помогает вычленить все ценное, позитивное, что имело место в прошлом и может с успехом быть использовано в наше время.

2.1. Оренбургский период Закаспийских владений Российской империи

Одним из важнейших событий «оренбургского периода» развития Закаспийского края (1834–1870 гг.) стал перенос в 1846 г. военным губернатором В. А. Обручевым Ново-Александровского укрепления из-за неудобства его расположения на полуостров Мангышлак к Тюб-Караганскому заливу, наиболее защищенному от всех ветров. В июне новое укрепление было названо Новопетровское, снабжено общим для всех российских крепостей флагом[172], а в последствии переименовано в Форт-Александровский. Переименование было вызвано необходимостью внесения более ясного отличия от укрепленного пункта Петровское (будущая Махачкала), находившегося на западном берегу Каспийского моря[173].

Форт-Александровский вскоре вместе с прилегающей к нему территорией образовал Мангышлакское приставство. С этого года Россия прочно утвердилась на восточном побережье Каспийского моря. Сооружение укрепления способствовало развитию торгово-экономических и политических связей России с туркменами и другими народами Средней Азии. К середине XIX столетия некоторые из прикаспийских туркмен наряду с мангышлакскими казахами, добровольно приняли российское подданство[174].

В административном отношении Форт-Александровский с территорией окружающей его состоял в ведении властей сначала Оренбургской губернии, а с 1868 г. – Уральской области Оренбургского генерал-губернаторства.

В этот период стали закладываться основные принципы будущей административной политики в Закаспии, о чем свидетельствуют справки из дел канцелярии Оренбургского генерал-губернатора Н. А. Крыжановского о занятии восточного берега Каспийского моря[175], письма военного министра Милютина Крыжановскому об установлении связей с туркменскими племенами[176] и другие документы[177]. В них, наряду с необходимостью налаживания свободного сообщения от Красноводского залива до Амударьи и учреждения на полуострове Даржа торговой фактории, были высказаны соображения о механизме адаптации к новым социальным условиям туркменских племен Закаспия, которые, как известно, наносили своими набегами немалый вред не только Персии, но и русским коммерческим судам. В документах отмечалось, что главным побуждением к такой разбойничьей жизни у туркмен служила крайняя бедность и невозможность иметь постоянную работу, обеспечивающую существование…[178] С учетом особенностей этих земель предлагалось:

– построить заводы, учредить от острова Ашур до Тюб-Карагана рыболовные промыслы и заняться разработкой минералов;

– наиболее влиятельным ханам платить достойное жалованье, сделать из них что-то вроде приказчиков, предоставив комиссионерства;

– бедных занять трудом, а прочих приучить к торговле, открыв в Красноводском заливе торговые поселения (фактории);

– снискать доверие и дружелюбие у местного населения, воздерживаясь от насильственного установления над ними власти;