Призрачный поцелуй

В том возрасте одна любовь на двоих, как занимательное хобби, объединяла, а заодно и развлекала. Это уже потом мы поняли, что наше восхищение Башаровым было даже не влюбленностью, а лишь ожиданием и поиском любви, но в тот момент, когда я открыла его новую фотографию, где он, широко улыбаясь, позировал, стоя во весь рост, на качелях, не смогла сдержать радостного возгласа, и все немногочисленные пассажиры в вагоне неодобрительно посмотрели в нашу сторону.

Ксюша громко и радостно расхохоталась.

– Клево, да?

– Дай воды, – тоже смеясь, попросила я. – Аж в горле пересохло.

Сунув мне свой воздушный шарик в руку, а телефон в карман, она полезла в рюкзак за водой.

Поезд притормозил на станции. Двери открылись, выпуская и впуская людей, потом закрылись.

Ксюша протянула пол-литровую бутылку «Аква минерале», я немного отпила из нее, а закончив, заметила, что на нас больше никто не смотрит. Все взгляды были обращены в конец вагона, где, согнувшись в три погибели, медленно передвигался на костылях одноногий человек в бело-розовом одеянии. Лицо было спрятано под глубоким, низко опущенным капюшоном, кисти рук обмотаны бинтами, на единственной ноге красовался высокий шнурованный ботинок с вырезанным носом, откуда торчал белый носок. К одному из костылей была прилажена обрезанная пластиковая бутылка, в которую он собирал подаяние. Весь вид попрошайки, от бледно-розовых шнурков до такого же цвета варежек, производил жутковато-странное впечатление. В глазах немногочисленных пассажиров читался испуг. Один мужчина, осмелившись, кинул в его бутылку пару монет. Остальные вжались в сиденья, лишь бы он прошел мимо не останавливаясь. Я поспешно отвела взгляд, как будто этот тип – Скромник из SCP, который, если заметит, что ты на него смотришь, немедленно схватит, и жизнь твоя закончится белыми помехами на черном экране.

Ксюша же неожиданно издала странный, короткий смешок. Не нарочно и не то чтобы насмехаясь над этим человеком, а, как она позже объяснила, смех вырвался сам собой, от неприятного напряжения и оттого, что мы до этого долго смеялись.

Как бы то ни было, стоило ей издать звук, как белый гребень капюшона тут же устремился в нашу сторону. Костыли монотонно застучали по полу вагона, мелочь в обрезанной пластиковой бутылке зазвенела – и, с невероятной для инвалида скоростью, попрошайка возник перед нами. Мы обе оцепенели от ужаса.

Головы он не поднимал, но из-под капюшона торчал неприятный острый нос, на котором сидели очки с розовыми стеклами. Узкие сухие губы беззвучно шевелились.

– Что? – с вызовом выпалила Ксюша.

Надеясь, что он оставит нас в покое, я кинула ему пару монет. Но бело-розовый человек не ушел, а потянулся к бутылке, которую все еще держала в руке. Пришлось отдать.

Попрошайка поднес ее горлышко ко рту, влил в него порцию воды и, громко сглотнув, осклабился в темной, будто бы беззубой улыбке. Мы с Ксюшей едва дышали.

Казалось, он стоял так перед нами, страшно улыбаясь, целую вечность.

– Больше нет, – наконец отмерла я.

В ответ попрошайка лишь кивнул и снова наполнил рот водой. А потом вдруг, туго надув щеки, шумно распылил ее прямо на нас, осыпая фонтаном брызг.

От неожиданности и отвращения мы с Ксюшей завизжали.

В ответ человек на костылях издал смешок, похожий на тот, что вырвался у Ксюши, и под изумленными взглядами наших попутчиков вышел из вагона, как только открылись двери.

– С вами все в порядке? – Пока мы, пребывая в молчаливом потрясении, вытирали ладонями воду с лица, к нам подскочила женщина. – Нужна помощь? У меня есть бумажные платки.

– Ничего не нужно, – буркнула Ксюша и, схватив меня за руку, утянула в начало вагона, где никто не видел, что произошло, и на нас не смотрел.

– Фу, какая гадость. Мерзость! – с трудом удерживаясь за высокий поручень, принялась отплевываться она. – Меня, кажется, сейчас стошнит.

– Господи, ну зачем ты засмеялась!

– Думаешь, я специально?

– А что, если он заразный? Больной какой-нибудь, и теперь его бациллы осели на нас, и мы тоже заболеем?

– У меня вся кожа горит. – Она сделала вид, что раздирает скрюченными пальцами лицо.

– Может, выйдем?

– И что мы сделаем?

– Не знаю.

Мы с отчаянием посмотрели друг на друга. У Ксюши в глазах застыли слезы.

И тут за моей спиной раздался голос:

– А что он вам сказал?

Какой-то парень, лет двадцати, явно прошел за нами через весь вагон.

– Фламинго вам что-то говорил? Круто увидеть его вживую. Я сам хотел к нему подойти, но успел только сфоткать.

– Фламинго? – морщась переспросила Ксюша.

– Ну да. Разве вы не знаете?! – удивленно воскликнул парень. – Это же Розовый Фламинго. Мемный чел. Почти легенда.

– Он в нас плюнул, – с упреком ответила я. – Что теперь с нами будет?

Парень беззлобно рассмеялся.

– Без понятия. Попробуйте погуглить.

Когда парень отошел от нас, мы полезли в телефоны и выяснили, что Розовый Фламинго – известный персонаж московского метро. Где-то писали, что он страшный тип и привязывается к женщинам и детям с одному ему понятными целями, в других записях утверждалось, что он совершенно обычный человек, живущий своеобразной, но безобидной жизнью. Однако ни та, ни другая, ни какие-либо еще версии нам не помогли. Нигде не говорилось о том, чтобы он в кого-нибудь плюнул или облил водой. Там вообще не было ни одной хоть сколько-нибудь достоверной информации. Одни лишь домыслы и байки.

На следующий день я проснулась с тяжелой головой, перегруженная и разбитая, будто всю ночь решала сложнейшие задачки по математике. Ничего не болело, и температура не поднялась, но внутри меня образовалась странная обеспокоенность, неясное, переполненное волнением ожидание, словно что-то должно произойти. Не обязательно плохое, но определенно важное.

Тогда я еще не умела распознавать оттенки этих ощущений, слышать, видеть и считывать знаки, замечать скрытое, формулировать вопрос и уж тем более никак не могла связать эти чувства с неприятным инцидентом в метро.

Даже не стала говорить об этом Ксюше, потому что не знала, как объяснить, а она по тем же причинам не рассказала мне.

Мы просто в этот день почти не разговаривали, пребывая каждая в своем новом странном состоянии и списывая происходящее на магнитные бури.

На английском я сразу поняла, что меня не спросят, а за прошлый тест получу четверку. На биологии весь урок ждала появления завуча, которая вместо этого заявилась на физре. А в классе химии, заметив старую надпись на парте «Лена – проблема», догадалась, что речь идет о девчонке из 9 «Б».

В столовой до меня донесся обрывок чьей-то фразы – «Придется вернуться», – которая засела в голове до тех пор, пока по дороге домой не вспомнила, что оставила пакет с формой в раздевалке. На перемене мы с Ксюшей наткнулись на Башарова, но даже не обратили внимания на цвет его рубашки и не заметили, посмотрел ли он на нас.

Вместо этого я думала о том, что хочу прокатиться на мотоцикле и научиться играть в шахматы. Никогда прежде подобные мысли не приходили мне в голову, точно так же как и не было интереса к новостным лентам в интернете. Однако в этот странный день я впервые открыла их и принялась читать все подряд, не останавливаясь ни на чем конкретном, не особенно вникая в суть, не выбирая тему или специфику событий. Просматривала их, будто пытаясь что-то найти, но не понимала, что ищу.

А вечером выяснилось, что папа продал машину и теперь у нас будет новая. Ничего особенно значительного, и все же то было событие, узнав о котором, я сразу успокоилась, будто ждала именно его.

Однако на другой день странности продолжились. В звуке работающей посудомоечной машины мне почудился неразборчивый шепот, предупреждающий о том, что йогурт просрочен, с вешалки свалился школьный пиджак, и я вдруг решила его надеть, хотя обычно носила пуловеры или шерстяные кофточки. Позже пиджак пригодился, чтобы спрятать в его карман шпаргалку, когда на физике перед контрольной заставили сдать телефоны. Песня предсказала мне дождь, а на старой прошлогодней фотке в телефоне обнаружила число 56.

От того, что все это так резко на меня навалилось, вдруг стало казаться, что я начинаю сходить с ума, в чем боялась признаться даже лучшей подруге, от которой у меня в жизни не было тайн.

Через три дня она сама пришла ко мне и сказала:

– Я тебе сейчас кое-что скажу, только поклянись, что выслушаешь до конца и не будешь смеяться.

С облегчением откинув версию сумасшествия, ведь невозможно одновременно и совершенно одинаково сходить с ума, мы возомнили себя чуть ли не волшебницами, способными предвидеть будущее. Однако длилась эйфория недолго: очень быстро стало понятно, что плохого в этом знании намного больше, чем хорошего.

Во-первых, если должно было случиться нечто дурное, мы начинали замечать тревожное повсюду. В доносящемся издалека вое сирен, в слоганах на рекламных щитах, в соринке, попавшей в глаз, в опрокинувшемся стуле и сколе на лестничной ступеньке. Страшные сны, чудные видения, оживающие тени и голоса из ниоткуда. Причем каждое отдельно взятое явление было осознаваемо и объяснимо, но, преломляясь через наше сознание и имея массовый характер, все эти знаки сливались в параноидальное состояние помешательства. Нет, хорошее мы тоже могли предчувствовать, но плохого всегда было больше.

Во-вторых, даже если мы приблизительно догадывались, что именно должно произойти, то далеко не всегда получалось это изменить. Так, Ира Леонова сломала палец, хотя мы ее предупреждали, чтобы в тот день не выходила из дома, и она даже послушалась, но, затеяв уборку в своей комнате, уронила на ногу утюг. Мама посмеялась над моими опасениями, что она потеряет телефон, и через два дня его вытащили у нее из кармана в магазине. Мы с Ксюшей бойкотировали школьный поход в театр, но Бобров все равно подцепил там гадкий вирус и перезаражал весь класс.

О чем-то глобальном и говорить было нечего. Когда в новостях писали о несчастных случаях или катастрофах, мы смутно ощущали некую особую сопричастность, но вмешательство в подобное существенно превышало наши возможности.

Так что, вдоволь наигравшись в провидиц и намаявшись, мы с Ксюшей дружно решили, что больше этого не хотим. Пытаясь отыскать Розового Фламинго, катались неделями на метро, перерыли весь интернет, в надежде получить хоть какие-то ответы, даже сходили к двум экстрасеншам и одному магу. Однако поиски успехом не увенчались, а экстрасенши и маг поразили нас исключительно своими актерскими и коммерческими талантами, содрав кучу денег, но не ответив вразумительно ни на один вопрос.

Капа перезвонил Роме через три дня и сказал, что нашел способ пробраться в школу. Мы договорились встретиться в субботу, в восемь вечера.

Стоял поздний октябрь, но дождя не было, только холодный пронизывающий ветер и легкий сырой туман, заметный лишь в свете уличных фонарей. Однако куртки мы все равно не надели, облачившись в одинаковые толстовки темно-серого цвета с надписью «РичиРич» – названием нашего прошлогоднего летнего лагеря.

Капа был высокий и жилистый, с рыжеватыми взлохмаченными волосами, широченной улыбкой и густыми девчачьими ресницами. Не сказать что красавец, и по нашей с Ксюшей шкале мужской красоты тянул баллов на пять, но за счет приветливого дружелюбия и болтливости ему можно было накинуть еще балл. Он тоже пришел в толстовке, хотя поверх нее надел жилет. Мы встретились возле школьных ворот, и пока стояли там, переговариваясь, прохожие с опаской обходили нас стороной.

– Очень здорово, что вы придумали это организовать.

– Что организовать? – не поняла я.

– Ну, это, – он многозначительно посмотрел, – засаду на Леню. Того челика, что стрелялся.

– Да мы не собирались никакую засаду устраивать. Просто хотели узнать подробности. – Ксюша подхватила его под руку. – Неужели он реально из-за оценок убился?

– Не говори им ничего! – Рома строго погрозил пальцем. – Запорешь все шоу.

– Какое еще шоу? – переспросил Капа.

– Битву экстрасенсов, – Рома насмешливо подмигнул нам. – Я же тебе говорил.

– Ладно, тогда просто идем. Только хочу предупредить сразу, если за час не уложимся, придется уйти. У охранников сейчас пересменка. Дневной уже свалил, а ночной, по идее, с девяти.

– Час – это мало. – Ксюша начала готовить путь к отступлению. – О таком мы не договаривались.

– Ночной охранник злющий. Если запалит, точно в полицию сдаст.

– Ладно, разберемся, – отмахнулся беспечно Рома.

Школа у них была старая, пятиэтажная, и в туманной темноте осеннего вечера возвышалась посреди школьного двора со зловещей убедительностью средневекового замка. Высокие узкие окна смотрели на нас недобро и выжидающе, словно догадываясь о наших планах нарушить внутренний покой.

По асфальтированной дорожке, ведущей прямиком от ворот к главному входу, мы не пошли, а свернули и двинулись вдоль забора в обход. Капа сказал, что зайти нужно будет с другой стороны, там, где у них располагалась столовая и куда приезжали машины для разгрузки продуктов. Дверь в это помещение запиралась изнутри на щеколду, и ему удалось упросить одноклассницу, занимающуюся по субботам в волейбольной секции, раздобыть ключ от столовой и открыть для нас ту дверь. Взамен он пообещал, что Рома сделает для нее проект по физике, поэтому одноклассница охотно согласилась.

Проскочив по очереди за тяжелую, обитую металлическими листами дверь, мы погрузились в кромешную темноту.

– Фонарики лучше не включать, – предупредил Капа. – Потом вообще ничего не увидите. Сейчас глаза привыкнут, и будет норм.

Быстро миновав пахнущую хлоркой кухню, мы прошли через столовую, после чего Капа отпер дверь и вывел нас в холл с умывальниками и сушилками.

– Сейчас, если охранника нет, я возьму ключ от класса, а вы пока поднимайтесь на четвертый этаж и ждите меня в мужском туалете. Он слева, за углом рекреации.

Капа проводил нас до лестницы, а сам растворился в темноте.

Поднимались мы тихо, будто и сами стали призраками. Даже Ксюша, не способная молчать ни минуты, если не была занята делом, не проронила ни слова.

Я ждала, что, оставшись без Капы, Рома начнет нас пугать или прикалываться, однако притих и он. Что-то было в этой школе неуютное, не темнота и пустота и не мистическое беспокойство, а ощущение необъяснимой гнетущей неблагополучности, объяснить которую был не в состоянии ни один закон физики, ни одна теорема.

Ощущения вообще плохо поддаются объяснениям, они складываются из тысячи мимолетных мелочей, как ноты, превращающиеся в мелодию, приобретают темп, тональность и окрас.

Школа звучала мрачно.

Туалет нашли сразу. Вошли и прикрыли за собой дверь.

– А почему нельзя было в женском? – тут же недовольно выдала Ксюша.

– А чем тебя мужской не устраивает? – Рома остановился перед зеркалом, в котором отражались наши черные силуэты, напоминающие грабителей банков.

– В женском лучше.

– Чем же?

– Да всем. – Ксюша прошлась до окна и обратно.

– Не убедительно. – Достав телефон, тот взглянул на время.

Привыкшие к темноте глаза ослепила яркость экрана. Восемь пятнадцать. В запасе оставалось около сорока минут, с учетом того, что нужно было еще успеть вовремя свалить.

– Капа собирается отвести нас в тот класс, где это произошло? – спросила я, на что Рома довольно хмыкнул.

– Там остались какие-то следы? – тут же насела на него сестра. – Отверстие от пули? Пятна крови?

– Вместо того чтобы болтать, ты бы лучше настроилась и занялась делом.

– И как ты себе это представляешь?

– Ну как? Ходишь такая, руками везде водишь, время от времени замираешь, а потом отмираешь и говоришь: «Нет, не здесь», или «Я его не чувствую», или «Здесь очень плохая энергетика».

– Я тебе сразу сказала, что такое не умею! И вообще, это прошлое, а я чувствую, только когда что-то в будущем должно случиться. Просто чувствую, понимаешь, без всяких твоих энергетик.

– Смотри, Алиска вон, кажется, уже взяла след.

Они оба развернулись ко мне, хотя я ничего не делала, просто стояла молча, уставившись в стену напротив кабинок. Наверное, выглядело это нелепо, поэтому Рома и пошутил так, но на самом деле на меня действительно внезапно накатила волна панического страха. Очень короткая и не такая глубокая, как иногда бывало, но стало очень нехорошо. Тошно и неприятно. Захотелось поскорее выйти из этого туалета и вернуться туда, где есть свет. Но стена притягивала к себе как магнитом, словно сделай я шаг вперед, и она засосет меня в свою застенную реальность.

– Можешь посветить? – попросила я.

– Куда посветить? – Рома потыкал пальцем в телефон, переключая на режим фонарика.

Белый луч вспыхнул и разрезал между нами пространство.

– На стену.

Луч переместился на старую, выкрашенную в салатово-зеленый цвет стену. Стена как стена, ничего особенного. Трещины, царапины, не оттирающиеся пятна, снизу следы подошв, наверху пыльный налет осыпающейся с потолка побелки. Нецензурные надписи, рисунки, символики групп, локальные шутки, и большинство, как и везде, где давно не было ремонта, замазаны не одним слоем краски.

– Ты что-то увидела? – заинтересовалась Ксюша.

– Погоди, – одернул ее Рома замогильным шепотом. – Кажется, началось.

Однако, к его глубокому разочарованию, я и рта не успела раскрыть, как дверь едва слышно скрипнула, и в туалет просочился Капа.

– Все норм, – объявил он и помахал перед нами ключом. – Можно идти.

Это был класс литературы. На стенах, как и у всех, висели портреты писателей, а стеклянный шкаф в конце класса забит книгами.

– Вот здесь все и произошло, – Капа торжественно выдохнул. – Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

Ксюша недоверчиво огляделась.

– И чего? Призрак сам сюда придет? Или он только тут появляется? Ты же вроде говорил, что он по всей школе бродит.

– Он бродит, но нам лучше не бродить. – Капа снял со стола перевернутый кверху ножками стул и поставил на пол.

– Чувствуешь его присутствие? – зловеще растопырив пальцы, Рома повернулся ко мне.

– А ты что, Говорящая с призраками? – на полном серьезе заинтересовался Капа.

– Ага, – не моргнув и глазом откликнулась я. – Заодно и изгоняющая их.

– С чего вы взяли, что он вообще разговаривает? Может, бродит, завывая, и гремит цепями? – Рома прошелся по классу. – Вот интересно, кстати, а он призрак с простреленной головой или целехонький?

– Типа Безголовый Ник? – уточнила Ксюша.

– Ага. Или, может, парит веселым невинным облачком, как Каспер?

– Ребята говорят, обычный, – сказал Капа.

– Многие его видели?

– Несколько человек.

Все замолчали.

Я дошла до окна и выглянула на улицу. Оно выходило на главный вход, где по обеим сторонам дорожки горели фонари, а прямо за забором возвышался высокий многоэтажный дом. Очертания его крыши терялись в нависших, подобно огромным неповоротливым рыбинам, густых ночных облаках. Под своей тяжестью рыбины грозились того и гляди рухнуть на землю.

Перед глазами настойчиво стали всплывать надписи из туалета: «жду тебя на другой стороне», «тебе тут не место» и прочие. Опасные, давящие, удушливые. Нехорошие, наполненные страхом и отчаянием надписи, тревожно отзывающиеся во мне давним воспоминанием, взбаламутившимся, как заварка, поднявшаяся со дна чайника.

– В общем, история такая, – таинственным голосом нарушил тишину Капа. – Говорят, он связался с группой смерти. Вы же знаете, что это?

Точно! Я же почти уже догадалась об этом сама. Мне оставалось совсем немного, и тогда я бы доказала Роме, как он ошибается на наш счет.

– Че-то было такое, – сказала Ксюша, припоминая. – Какая-то интернет-секта…

– Хуже, – добавила я. – Сборище психопатов, заставлявших детей выполнять их приказы. Но разве их всех не поймали?

– Всех не поймаешь, – оживился Капа. – Существует множество групп смерти. Названия разные, но суть одна. Они дают тебе всякие задания, и ты их обязан выполнить, а если не можешь, то должен покончить с собой. Это как итог «игры». Но соскочить нельзя. Совсем. Если вдруг хочешь выйти, то они угрожают твоим родственникам, пока ты не умрешь или не выполнишь задание.

– Пф… – недоверчиво фыркнул Рома. – Неужели кто-то в самом деле на такое ведется?

– Ты можешь не верить, – отозвался Капа. – Ни в группы смерти, ни в призрака. Я же никого не заставляю. Вы просили рассказать. Я рассказываю, как было.

Так вот, сначала с ними связался не Леня, а его брат. И даже успел что-то там для них сделать, но потом отказался, и кураторы стали требовать выпилиться. Он испугался и рассказал обо всем старшему брату. Ну, и Леня такой: «Ок, давай я с ними за тебя все решу».

– Сам-то он нормальный был, без всякого такого, – Капа покрутил ладонью у виска. – Но азартный. Игрок. Пообещал брату, что обыграет их. Ну и все. Подробностей никто не знает. Просто в один прекрасный день Леня пришел в школу и вышиб себе мозги прямо на уроке.

Тот сделал паузу. Мы молчали. Даже Рома не стал отпускать свои неуместные шуточки.

– Никто не знал, что он собирается это сделать, – продолжил Капа. – Говорят, он не был грустным или подавленным. Не волновался и не произносил никаких «последних слов». Просто поднял руку, попросил разрешения выйти к доске, достал из-за пояса ствол – никто даже ахнуть не успел, – «бам», и все.

– Может, он думал, что пистолет не выстрелит? – предположил Рома. – Думал, что там нет патронов или типа того?

– А как теперь это узнать? Полиция сразу объявила его суицидником, а там уже черт ногу сломит, и никто ничего не узнает. Тем более вся его семья сразу же, после того как это случилось, переехала.

За окном качнулась огромная, зловещая тень, и от неожиданности мы дружно вздрогнули. В порыве ветра на стене класса трепетали черные ветки дерева.

– И что, он опасный? – спросила Ксюша.

Капа вздохнул.

– Сам не опасный, просто ходит по коридорам и классам, как будто потерялся и выход найти не может. Жалуется, что ничего не помнит и ищет «своих». Но, говорят, тот, кому он предложит «сыграть в игру», обречен. У нас двое так попали. Честное слово. Клянусь. Один в том году, а второй на прошлой неделе. Семиклассник. Его друзья говорят, что после встречи с Леней стал твердить о том, что его где-то там ждут и что он должен оправдать доверие.

Делал странные вещи. Втыкал в руки иголки, прижигался, написал лезвием на ноге слово «ртуть», а как-то раз вообще спрыгнул на рельсы в метро, но его успели вовремя вытащить. Что в него как будто демон вселился и пожирал изнутри, а ему это нравилось.

– Ужас какой, – Ксюша поежилась. – Неужели никто не пробовал его остановить?

– Друг один его матери что-то рассказал, а потом этот друг под машину попал, не насмерть, конечно, но желающих вмешаться больше не оказалось, а потом еще произошел ужасный случай…

Договорить Капа не успел. Объемная, гулкая тишина школы внезапно взорвалась резким дребезжащим звуком, от которого сердце едва не разорвалось.

Старый звонок, как во времена наших родителей, поздним вечером в пустых коридорах звучал по-настоящему жутко.

Дернувшись от неожиданности, я задела локтем перевернутый стул на парте, и он со страшным грохотом свалился в проход.

Ксюша вскрикнула. Капа кинулся поднимать стул.

– Черт-черт, – засуетился он. – Сколько времени?

Но только я полезла за телефоном, как дверь класса шумно распахнулась и все дружно присели, прячась за партами, вжали головы и затихли.

Но ничего не произошло. После того как противное дребезжание стихло, снова воцарилась тишина. В класс никто не вошел.

– Я проверю. – Капа поднялся и крадучись подошел к распахнутой двери.

Остановился на пороге, шагнул в темноту и исчез.

– Даже у меня сердце екнуло, – признался Рома. – Думал, сейчас охранник войдет.

– То, что звонок прозвенел, – это плохо, – обеспокоенно сказала Ксюша. – Нужно нам сваливать. Я таких в жизни не слышала. Это нехороший знак.

– Ага, и дверь сама распахнулась, – отозвался брат. – Хотя не должна была… У-у-у, призрак уже здесь.

– Идите, идите сюда, – яростно зашептал Капа из коридора. – Он там.

– Где? – Мы стремительно кинулись к выходу.

– Вон! Вон же. – Задыхаясь от волнения, Капа размахивал светящимся экраном телефона. – Только тихо, умоляю. Кажется, ночной охранник пришел.

Выбравшись один за другим из класса, мы тут же застыли в немом потрясении.

Впереди, там, где глухая темнота коридора рассеивалась слабым уличным светом рекреационных окон, медленно двигалась бледная, неясная фигура.

Сказать с уверенностью, призрак это или обычный человек, было невозможно, но выглядел он таинственно и как будто бесплотно.