Хранители Мультиверсума. Книга пятая: Те, кто жив

– А чего выключили? – сразу спросил тот. – Я почувствовал – прокол был, но не успел даже шаг сделать…

– Не выключили, – не отрываясь от бумажных лент, сказал Матвеев. – Фаза перескочила. Вот, посмотрите – градиент мощности, как я и говорил. Если бы мы сразу дали полную, сработало бы штатно, а при ступенчатом наращивании фаза у нас загуляла…

– Да, действительно… – нехотя признал Воронцов. – Совсем чуть-чуть не хватило. Если бы реактор…

– То есть, опыт можно повторить? – быстро спросил Куратор.

– Да, конечно, если реактор… Сейчас… – Лебедев снял трубку телефона и крутнул диск. – Реакторная? Николай Никифорович, что там у вас?

Он молча слушал трубку. По лицу его Ольга догадалась, что с реактором не всё хорошо.

– Течи в первом контуре, выдавило уплотнения, активная вода в помещении. Собирают тряпками в вёдра, по очереди, чтобы много бэр не набрать. Надо расхолаживать ГЭУ6 и устранять.

– Это долго?

– Трое-четверо суток. Сначала сбрасывать температуру активной зоны, затем выгружать защиту – свинцовые плиты и засыпку, только потом переваривать паропроводы. Но мы все равно планировали перезагрузку ТВЭЛов, их уже доставили из Обнинска. Как раз, пока расхолодим установку, и флотские подъедут.

– Флотские?

– У нас установлен реактор ВМ-А, один из прототипов, разрабатывавшихся для подводных лодок. Опыт его перезарядки есть только у моряков.

– То есть, повторить эксперимент вы сможете не ранее, чем через неделю?

– Скорее, через месяц.

– Понятно, – Куратор задумался.

Ольга искренне надеялась, что на это время он уедет туда, откуда он обычно появлялся, а не будет торчать в «Загорске-12», не давая ей спокойно работать.

На лестнице раздались быстрые и характерно неровные шаги, сопровождаемые стуком трости о ступени.

– Оленька, с тобой всё в порядке? – по лестнице, торопясь, спускался обеспокоенный Иван.

– Иван! – воскликнул обрадованный директор. – Что за паникёры в дежурке? Что за чушь несут твои охранники?

– Не чушь, – начальник охраны обнял жену. – Я, Палыч, по-твоему, от скуки на протезе по лестницам скачу?

– Да что там у вас?

– У нас? Это я хотел спросить – а что у нас? Это вы учёные, а мы так, «через день – на ремень».

– Да что случилось-то?

– В девять сорок две, – чётко, по-военному доложил Громов, – прошёл короткий воздушный фронт, как волна от отдалённого взрыва. Одновременно прекратилась подача электричества, и наступила темнота.

– Темнота?

– Естественное освещение тоже… хм… погасло. На улице темно, как в новолуние. Даже темнее – совершенно нет звёзд.

Все с удивлением и недоверием уставились на Громова, но его вид исключал вероятность глупой шутки. Серьёзный человек, начальник охраны института. Ответственный.

– А почему в лаборатории свет горит? – спросил Куратор.

– Она запитана от нашего реактора. А остальные помещения – от городской линии, – пояснил Воронцов.

– Реактор! – спохватился директор и кинулся к телефону внутренней связи.

– Никифорыч! Никифорыч, дорогой, не глуши пока! – закричал он в трубку, – Да! Понимаю, да! Держитесь там, как хотите, откачивайте, но оставьте на минимуме! На городской линии обрыв, только на вас надежда… Да, да, верю! Но хотя бы несколько часов продержитесь, без вас никак! Да, подпишу, и даже по двести грамм! Только сейчас не глушите!

Он отключился и растерянно оглядел собравшихся.

– Долго не смогут, уже по двадцать-тридцать максимумов схватили. Течёт контур. Надо дать свет в здание, во избежание паники.

– Распределительный узел на первом этаже, в подкорпусе «Б», – сказал хорошо знающий местное хозяйство комендант.

– Пойдёмте наверх, товарищи, тут пока делать нечего… – с сожалением констатировал директор, глядя на ворох контрольных лент.

Ольге пришлось помогать мужу – вниз он сбежал по крутой лестнице достаточно легко, а вот подниматься наверх мешал плохо гнущийся протез. Она подставила Ивану плечо. Он не отказался, понимая, что иначе будет всех задерживать, но старался не опираться, чтобы не нагружать беременную жену. Получалось неловко и неудобно. Ольга почти физически чувствовала, как сзади её сверлит своим рыбьим взглядом Куратор.

Ушедшие далеко вперёд учёные столпились в конце лестницы, на площадке, не зная, как быть дальше – в коридорах института царила полная, непроглядная темнота. Так что коменданта ждать всё равно пришлось, фонарик оказался только у него. Квадратный сигнальный фонарь светил не очень ярко, видимо, батарейка уже подсаживалась, но без него двигаться было вообще невозможно – кажется, Ольга никогда в жизни не была в такой полной темноте.

На первом этаже было пусто. Испытания установки специально устроили в выходной, чтобы поменьше народу – можно было переключить на себя все ресурсы реактора без риска сорвать работу коллег. Тёмные безлюдные коридоры, слабый круг света фонаря – у Ольги даже возникло какое-то детское ощущение приключения. Ей не было страшно, пока она не услышала тихий разговор мужа с директором.

– Думаешь, война, Иван? – спрашивал Лебедев, понизив голос.

– А что мне ещё думать, Палыч? Электричество погасло, связи нет даже по «вертушке», радио молчит, темнота эта…

– Не понимаю… Почему так темно? – задумчиво спросил директор, но никто ему не ответил.

– Слышите? – Ольга взяла мужа за плечо. – Прислушайтесь!

Все остановились на полушаге и застыли. В неестественной тишине замершего в темноте института послышался тихий, но отчётливый детский плач.

– Ребёнок? – спросил удивлённый Куратор. – У вас тут есть дети?

– Откуда? – отмахнулся Лебедев.

– Кажется, даже не один… – Ольге теперь казалось, что плачут несколько детей.

– Может, какой-то акустический эффект? Большое пустое здание, сквозняки какие-нибудь… – неуверенно сказал, невольно понизив голос, Воронцов.

– Откуда звук? – спросил Иван. – Не могу понять, такая странная акустика. Гулкое всё почему-то…

– Потому что тихо и людей нет, – сказал Матвеев. – Кажется, из того коридора доносится.

– Надо идти к распределительному узлу, – сказал Куратор. – Остальное подождёт.

– Там дети, – настойчиво сказала Ольга. Все замолчали, и в тишине детский плач зазвучал отчётливее.

Иван молча направился туда, откуда доносился звук. Поскольку фонарик был один, остальным волей-неволей пришлось за ним последовать. Вышли в один из вестибюлей. В совершенно темном большом зале пятно света от фонарика выглядело особенно жалко, большие окна на улицу были неестественно черны. Плач слышался здесь совершенно явственно, можно было разобрать, что плачут несколько детей, и тихий женский голос их утешает. Откуда доносится звук – не понять, в большом помещении с колоннами он причудливо переотражался.

– Эй, кто там! – закричала в темноту Ольга. – Товарищи, где вы?

Плач замолк.

– Э-ге-гей! – громко крикнул Иван. – Кто там ревёт? Вы где?

– Мы здесь, здесь! – донёсся откуда-то женский голос. – Тут темно, и мы не знаем, куда идти! Мы в какой-то комнате…

– Выходите в коридор и кричите!

Вдалеке скрипнула дверь, раздался приглушенный гомон детских голосов.

– Мы здесь! Ау! – закричала где-то в темноте женщина.

– Этот коридор, – уверенно сказал Иван.

– Мы идём к вам, стойте на месте! – крикнула в ответ Ольга.

– Мы видим ваш фонарик!

Пробежав метров пятьдесят коридора, они увидели два десятка разновозрастных детей, жмущихся к невысокой брюнетке. Младшие шмыгали носами и размазывали слезы по физиономии, старшие делали вид, что ничуть не напуганы.

– Швейцер, Анна Абрамовна, завуч первой школы, – представилась женщина. – А это мои дети… То есть, ученики, конечно.

– Что вы здесь делаете, Анна Абрамовна? – спросил директор. – Откуда дети?

– Экскурсия у нас, в рамках профориентации. Организовал Дом Пионеров и ваш администратор, Вазген Георгиевич.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Иван. – Вазген же подавал заявку! Я и забыл совсем. И твоя подпись, Палыч, там точно была.

– Да, – неуверенно сказал Лебедев. – Что-то такое припоминаю… А где ваш сопровождающий?

– Когда свет погас, Вазген Георгиевич завёл нас в кабинет, сказал ждать, а сам ушёл. А что случилось? Авария? Дети напуганы…

– Я писать хочу! – сказала маленькая девочка, на вид лет семи, не больше.

– И я, и я! – откликнулись другие.

– И кушать… – сказал неожиданным ломающимся баском сутулый худой подросток.

– Сейчас организуем! – Ольга присела, придерживая рукой живот, на корточки рядом с маленькой девочкой. – Как тебя зовут, малышка?

– Марина! Марина Симонова!

– Не бойся, Марина Симонова, всё будет хорошо.

– И свет будет?

– Обязательно будет!

В этот момент, как по заказу, загудели и зажглись лампы. Одна через две, тускло, но вокруг сразу всё изменилось – обычный коридор, привычная обстановка, только окна темные, как будто на улице ночь.

– Тётя, ты волшебница? – поражённо спросила девочка.

– Что? А, нет, ну что ты, милая…

Но девочка продолжала смотреть на неё с восторгом и восхищением.

– Так, туалет в конце коридора, – распорядился Иван. – Оль, отведи туда детей, потом собираемся в вестибюле. Не разбредаться! Кто голодный – потерпите, чуть позже организуем питание в столовой.

В вестибюль постепенно собирались и другие учёные. Когда зажёгся свет, они начали спускаться из своих кабинетов и лабораторий. Ольга с Анной, сводив детей в туалет, вернулись к остальным, а Лебедев, взяв микрофон системы оповещения ГО с расположенного у входа пульта охраны, заговорил в трансляцию:

– Внимание, внимание! Говорит директор Института Терминальных Исследований Арсений Павлович Лебедев! Товарищи сотрудники, прошу всех срочно собраться в вестибюле первого корпуса! Повторяю…

Одним из первых пришёл потерявшийся было Мигель. Он обеспечил свет, переключив на распределительном щитке питание с городской линии на реакторную. Вернувшись затем в лабораторию, обнаружил её опустевшей, и, пока не заговорила система оповещения, не знал, куда все делись. Он подтвердил то, что все уже видели своими глазами – на улице царила полнейшая, без малейшего проблеска, темнота.

Люди всё собирались, вестибюль заполнялся – несмотря на выходной день, в институте оказалось довольно много сотрудников, предпочитающих тратить личное время на дополнительные исследования, а не на отдых. Из здания реакторной по подземному переходу пришёл начальник энергетиков – Николай Никифорович Подопригора.

– Не пидходь, Палыч, – сказал он устало. – Счётчик вид мене як трискачка – дыр-дыр-дыр… Всё, глушимо. Не можно дали.

Выходец из Львова, главный энергетик института разговаривал, с точки зрения Ольги, забавно, но сейчас его выговор не веселил. Бледный до синевы и еле держащийся на ногах, Николай явно подошёл к пределу человеческих сил и возможностей.

– Запустимо аварийные дизеля, скильки-то в сеть дадим. А реактор глушимо, активной воды по колина. Трое вже лежать, кровью блюют. Остальным я горилки видав, пусть выводят хлопци радиацию…

– Понял тебя, Коля, – ответил Лебедев. – Сколько топлива на дизеля?

– На сутки, много на двое – якшо з гаража подтащить…

– Обеспечим. Глуши, расхолаживай, отдыхай. Как отдохнёте – готовьте реактор к перезагрузке топлива.

Николай, по большой дуге обходя скопления людей и жестами отгоняя приближавшихся, убрёл обратно в свои владения. Ольга сочувственно смотрела ему вслед – сильный и добрый, хотя по-сельски хитроватый институтский энергетик был ей симпатичен. Его манера нарочито говорить на каком-то суржике казалась ей смешной оригинальностью. А муж морщился, качал головой и даже выговаривал: «Выйдет тебе, Коля, когда-нибудь боком эта бандеровщина…». «Хрущ не выдаст, свинья не съест!» – смеялся тот.

– Все собрались? – спросил Лебедев людей. – Итак, товарищи! Мы пока не знаем точно, что произошло, но обязаны предполагать худшее. Все мы знаем, какая сложная международная обстановка в мире, как велика напряжённость, и как американский империализм…

– Палыч, ты политинформацию не разводи! – крикнул кто-то из собравшихся. – Что случилось-то?

– Возможно, это война, товарищи!

Люди на секунду умолкли, а потом загомонили, перебивая друг друга. Ольга почти не помнила войну, как не помнила ушедшего на неё и не вернувшегося отца. В памяти осталось только ощущение постоянного голода и холода. И ещё страх – когда их, одних детей, без родителей, вывозили под бомбами по льду из умирающего Ленинграда. Ей было всего шесть, и мать она больше не видела – в эвакуации её приняла в семью тетка, двоюродная сестра отца. Но многие здесь помнили войну отлично, а то и сами успели повоевать. На праздники боевые ордена и медали украшали грудь каждого второго мужчины и многих женщин. Война – это самое страшное слово, которое можно было услышать сегодня.

– Что с материка сообщают?

В «Загорске-12», городе закрытом, бытовало «островное» ощущение жизни, и всё, что за периметром охраны, называли «материком».

– По проводам связи нет, товарищи, эфир тоже молчит. Поэтому первым делом я попрошу наших радистов… Леонид Андреевич, вы здесь?

– Здесь, – откликнулся начальник лаборатории электромагнитных исследований.

– Что у вас с оборудованием?

– У нас, среди прочего, есть всеволновая станция, но питание… Всё, кроме освещения, обесточено.

– Питание вам дадим, согласуйте с электриками, пусть включат силовую.

– А нам, а нам? – загомонили остальные.

– Спокойно, товарищи! Энергия пока в дефиците…

Как бы подтверждая его слова, свет моргнул, погас, и начал медленно разгораться снова.

– На дизель перешли, – сказал Мигель. – Пойду, отключу наружную подсветку и верхние этажи.

Он направился было к коридору, но директор его остановил.

– Мигель, подсветку наоборот включи всю – и фасад, и парадный вход.

– Но солярка…

– Лучше погаси внутреннее освещение, оставь аварийную линию. В городе света нет, пусть видят, что здесь люди, и идут сюда.

– Война, говоришь?.. – тихо спросил Матвеев.

– А что ещё, Игорь? Только вот оружия такого, чтобы Солнце погасло, я до сих пор не видал…

– Зато я видал, – ответил учёный.

– Это где же? Когда? – вскинулся Лебедев.

– А вот сегодня, в лаборатории.

– Ты о чём это?

– Это он, товарищ директор, – раздражённо сказал Воронцов, – на установку нашу намекает. Это всё, Игорь Иванович, ваши ничем не подтверждённые теории.

– Ничем, значит, не подтверждённые… – посмотрел в чёрное окно Матвеев. – Ну-ну.

Воронцов только отмахнулся с досадой.

Ольга отметила, что в отличие от скептически настроенного директора и злящегося Воронцова, Куратор слушал Матвеева очень внимательно.

Горящие половиной ламп люстры вестибюля погасли, на стенах зажглись тусклые светильники аварийной линии. Зато окна засветились отражённым светом наружной подсветки здания.

– Товарищи, нужны добровольцы! – объявил Лебедев громко. – Нужно доставить солярку из институтского гаража к энергетикам.

– Мы сходим! – вперёд неожиданно выступил Куратор, держа за локоть своего протеже Андрея.

Ольга удивилась – он никак не казался ей человеком, готовым добровольно взяться за таскание бочек с топливом.

– Где тут у вас гараж?

– Я покажу, – сказал Иван. – Пойдёмте. Надо только фонари взять в пультовой.

– Я с тобой, – быстро сказала Ольга.

– Дорогая, но… мы быстро, не переживай.

– Прогуляюсь с вами, душно. И вообще… – Ольга сама не была уверена, зачем ей это нужно. Наверное, просто боялась остаться одна, без Ивана.

На улице было не просто темно, как бывает ночью. На улице была кромешная тьма, какой Ольга никогда в жизни не видела. Она обволакивала, давила на психику, пугала и тревожила воображение. Казалось, что кто-то смотрит в спину. Когда повернули за угол, сияние фасадной подсветки Института кануло в ночи. Большие аккумуляторные фонари стали давать резкие ломаные тени, от движения которых девушка вздрагивала.

С ними пошли два молодых техника – Сергей и Василий, мобилизованные по признаку физической силы. Два лихих парня, спортсмены-многоборцы, грудь колесом – но и им было явно не по себе. Они нервно оглядывались по сторонам, а посмотрев в небо, один из них (Ольга так и не поняла, кто Сергей, а кто Василий, они вообще выглядели как братья – в одинаковых серых просторных штанах и белых рубахах) вдруг зашатался и схватился за плечо второго, чтобы не упасть. Девушка подняла глаза, и сама присела на бетонное основание ограды – над ней, там, где полагалось быть небу, было нечто чернее самой тьмы, но при этом как будто состоящее из мириад чёрных, немыслимым образом различимых на чёрном же фоне, точек. И оно неуловимо двигалось. Это было похоже на текущую по низкому небесному своду угольную пыль. И сразу начала ужасно кружиться голова.

– Что это, Вань? – спросила Ольга жалобно, схватившись за стальные кованые прутья забора, чтобы не упасть. – Что за ужасное небо?

Ей пришлось сделать усилие, чтобы сдержать тошноту – как будто на лодке укачало.

– Не знаю, – мрачно ответил ей муж, – не смотри вверх.

Куратор с Андреем переглянулись, Андрей кивнул, как будто подтвердил что-то. Ольге снова показалось, что они ведут себя странно.

По случаю выходного гараж оказался закрыт. Возвращаться в дежурку за ключами не стали, Сергей (возможно, впрочем, Василий) сбегал с фонарём до пожарного щита и ломиком легко сковырнул символический замок на распашных воротах. В большом бетонном боксе стояло с десяток автомобилей – в основном, бортовые грузовики ГАЗ-51, но были и полноприводные ГАЗ-63 и даже экспериментальный полугусеничный капотный автобус на газоновском шасси, на котором зимой собирали в школу детей из окрестных сёл. (В «Загорске-12» вообще было много всего «экспериментального»). Инициатива с сельскими детьми была Ивана – он под личную ответственность продавил нарушение режима ЗаТО7, но полупустая школа городка получила докомплект учеников, а деревенские дети – хорошее образование. Родителям вход в город был закрыт, но сами детишки, кажется, были счастливы на время оторваться от сельского быта. За это решение и упорство в его отстаивании Ольга Ивана очень уважала. Он вообще очень любил детей, и вот, скоро у них будет свой… Девушка украдкой погладила живот.

– Солярка для генератора в тех бочках у дальней стены, – командовал Иван, – надо будет выгнать этот грузовик, завести на него трап и закатить бочки. Не руками же их кантовать до корпуса? До вечера провозимся.

– Хотя какой уж тут теперь вечер… – добавил он после паузы.

– Выйдите все из гаража, – внезапно сказал Куратор.

– Зачем? – удивился Иван.

– Выйдите, закройте дверь и не заходите, пока я не разрешу.

Все уставились на него в немом изумлении.

– Исполнять! – веско приказал Куратор.

Вася/Сережа послушно развернулись, как по команде «кругом», но Иван даже не пошевелился.

– Вам отдельное приказание нужно? – неприятным голосом осведомился Куратор.

– Мне от вас никаких приказаний не нужно, – спокойно ответил Иван. – Вы мне не командир и не начальник. Не мешайте работать.

– Я Куратор…

– Вы Куратор проекта, а не Института. Я подчиняюсь директору, он мне приказал доставить солярку к дизелям, пока они не встали и не обесточили здание. Этот приказ я и собираюсь исполнить, а вас прошу хотя бы не мешать – помогать, я вижу, вы и не собирались.

Ольга заметила, что Андрей за спиной Куратора сделал шаг в сторону и положил руку на карабин, который так и висел у него на плече всё это время. «Они что, с ума сошли?» – поразилась она. Иван небрежно опустил руку в карман пиджака – там он носил, ленясь цеплять кобуру, табельный пистолет. От Куратора этот жест тоже не укрылся, и он отступил:

– Грузите.

Поманив за собой Андрея, он отошёл за угол, и они о чём-то жарко, но тихо заспорили.

– Нет, только гараж! – расслышала Ольга реплику Андрея, но так и не поняла, к чему она относилась.

– Так, ребятки, кто из вас умеет водить машину?

Серёга/Вася посмотрели друг на друга и развели руками…

– Эх, молодежь… Ну ладно, вспомню, как это было…

Ловко упершись единственной ногой в подножку, Иван мощным рывком рук забросил себя в кабину. Через секунду мотор загудел стартером, чихнул и завёлся.

– Ищите трап! – крикнул он в окно. – Будем бочки в кузов закатывать!

Грузовик дёрнулся и заглох. Иван чертыхнувшись, завёл его снова – и снова не смог тронуться.

– Рыжик, – сказал муж смущённо, – не могу этой деревяшкой сцепление плавно отпустить. Помнишь ещё мои уроки? Давай руку, помогу в кабину подняться…

– Ну, давай – первую, газ, сцепление пла-а-вно…

Ольга не с первого раза, но приноровилась к длинному ходу педалей и аккуратно выкатилась из гаража. Лучи фар разрезали темноту жёлтым коридором, сразу стало не так страшно. Иван осторожно, помогая себе руками, спустился из кабины, и вскоре грохнул откинутый борт, застучали доски трапа, раздались бодрые крики: «Держи, подавай, кантуй!». Ольга осталась сидеть на водительском месте, слушая ровный рокот мотора – не с её животом туда-сюда прыгать. В боковое зеркало она увидела, что Куратор с Андреем так и стоят в стороне, недовольно глядя на погрузку. «Зачем они тогда вызвались? – недоумевала девушка. – Как им не стыдно – Иван на одной ноге бочки ворочает, а два здоровых человека стоят рядом и смотрят…».

– Давай потихонечку! – затащил себя руками в кабину Иван. Он бодрился, но Ольга видела, что ему тяжело – всё-таки возраст, да и последствия давних ранений сказываются. Громов прошёл всю войну во фронтовой разведке. Всё тело в шрамах, награды хоть на стенку вешай, а ногу ниже колена потерял уже после победы, при зачистке банд. «Расслабился – и сразу нарвался, – смеялся муж, – главное, что выше колена всё цело».

До корпуса энергетиков всего метров триста, и Ольга потихоньку докатилась туда на первой передаче – водительского опыта у неё было немного. Только уроки мужа, который утверждал, что это в жизни пригодится (так же, как навыки правильной стрельбы – с места и в движении, приёмы работы с ножом и палкой, тренировки внимательности и другие умения разведчика, которыми Иван был переполнен). «Пока сына не родишь – буду тебе передавать опыт, – говорил он полушутя-полусерьёзно, – в жизни всякое случается…». Ольга отмахивалась от него, считая, что он, как все ветераны, носит в себе слишком много той войны – и не только в виде осколков в рёбрах. Однако не спорила и училась, как могла. Тем более что он преподавал свою жёсткую науку умело, не давая слабины, но и не передавливая, а её хвалил, уверяя, что видит несомненный природный талант.

Аккуратно, в несколько приёмов, девушка подала грузовик задом к погрузочным воротам корпуса и остановилась, не глуша двигатель, чтобы фары не выпили аккумулятор.

– Рыжик… – сказал Иван. – Неловко тебя о таком просить, но…

– Говори, чего уж.

– Не могла бы ты тихонько вернуться к гаражу и посмотреть, чем таким важным заняты там наши столичные гости? Боюсь, на протезе я слишком шумный.

– Ты думаешь, они… что? Шпионы?

– Я пока ничего не думаю, – строго сказал Громов. – Но они ведут себя странно, и мне это не нравится. Я не хотел бы иметь за спиной людей, которых не понимаю. Только очень прошу тебя, Рыжик… Не лезь ни во что. Просто посмотри. Возьми фонарь, и вот ещё…

Иван помялся, но всё-таки достал из кармана и, оглянувшись, протянул Ольге пистолет.

– Просто подержи в кармане для моего спокойствия, ладно?

Массивный ТТ сразу оттянул карман лёгкой летней курточки, которую девушка накинула поверх платья – на улице оказалось неожиданно прохладно для такого жаркого лета. Она не спеша, но и не особенно прячась, дошла до гаража. Ворота были закрыты, изнутри слабо доносились голоса. Они о чём-то горячо спорили, но слов было не разобрать. Тогда Ольга пододвинула к стене ящик и осторожно влезла на него, чтобы заглянуть в окно. Одного стекла в раме из мелких квадратов не хватало, и стало слышно лучше.

– Что значит: «Не открывается?», – злился Куратор. – Ты мне гарантировал, что, в крайнем случае, из любого гаража… Вот гараж. Вперёд!

– Извините, сам не понимаю… – отвечал Андрей растерянно. – Мы как будто не в Мультиверсуме.

– А где? Где ещё мы можем быть?

– В заднице… – буркнул Андрей. – Я не знаю, так не бывает вообще. Они что-то поломали своей установкой.

– Толку от тебя… Берём машину и едем отсюда. Может, это локально. Отъедем от Загорска подальше, и всё заработает.

Ольга едва успела слезть с ящика, когда створки ворот раскрылись.

– Ну и куда вы собрались? – спросила она закрепляющего ворота Куратора.

– Не ваше дело, – зло ответил он.

– По-моему, вы собираетесь похитить имущество Института.

В гараже взвыл стартер и сразу затарахтел мотор.

– Моих полномочий хватит, чтобы реквизировать весь институт, не то, что эту колымагу.