Кровь и струны

Расим поймал ее взгляд и улыбнулся. Марита ощутила, как против воли расслабляется, будто околдованная. Спокойствие Расима было по-настоящему заразительным. Нет, нельзя поддаваться! Она моргнула, осознав, что почти сделала шаг, и остановилась.

– Госпожа, пройдемте со мной, – мягко позвал Расим и вдруг церемониально поклонился.

Марита узнала эти движения сразу же, хотя видела их всего лишь раз, выступая на пиру. Так приветствовали при дворе и на официальных приемах.

Девушка показательно поджала губы, но все же двинулась следом, сама не желая признаваться, что идет на поводу у любопытства. Человек с такими манерами – и здесь, в пусть и явно процветающей, но шайке?

Снаружи пахло весной – нагретой почвой и молодыми ростками. Марита с тщательно скрываемым наслаждением прошлась по земле, нагоняя Расима. Он шагал, будто танцуя, как и большинство измовцев, но делал это на удивление естественно.

Однако поразило Мариту другое. С Расимом все здоровались: грузная женщина у колодца, мастерящие тряпичных кукол девочки, играющие в кости мужики. Измовец кивал в ответ и щурился, будто кот. Вновь подумалось, какие же они с Ревкой разные.

Легко лавируя между людьми, он провел Мариту к небольшому домику. На потертых ступенях грелся поросенок, которого Расим привычно переступил.

– Вечно ты у моего дома спишь… Осторожнее, леди.

Марита с преувеличенно недовольным видом подхватила юбку, и они оказались внутри.

Первым, что бросилось в глаза, было количество окон. Высокие и широкие, они занимали собой почти всю стену. Занавесок ни на одном не было, и солнечный свет заполнял собой комнату, ничем не сдерживаемый. Желтые пятна блестели на боках выстроенных в один ряд винных бутылок. Рядом с ними, на распахнутых ставнях, Марита заметила полукруги замысловатых схем.

Заинтригованная, девушка оглядела комнату еще раз, уже внимательнее, и едва сдержала удивленный возглас: дом Расима буквально полнился птицами. Статуэтки, гобелены, деревянные висюльки, перья, вазы с узорами и даже картины в тяжелых рамах. Скудная мебель просто терялась на этом фоне, погребенная под стопками пожелтевших листов и различным мусором.

Пока Марита торчала на пороге, растерянная, Расим легко проскользнул мимо и принялся расчищать стол. Тот появлялся из-под бумажных башен медленно и неохотно, словно из-под снега. Закончив, Расим стряхнул ворох бумажных птичек с кресла, которое после и подвинул к столу.

– Садитесь, госпожа, – сказал он, приглашающе похлопав по спинке.

Марита вздохнула и принялась пробираться сквозь завалы. Чем ближе становились улыбающийся измовец и пресловутое кресло, тем сильнее дрожали колени. От мысли о том, что придется подставляться под неизвестную магию, все внутри холодело. Но Марита не могла упустить этот шанс. Переступив через плетеную корзинку, девушка села в кресло, положив руки на подлокотники.

Расим подбадривающе улыбнулся и, закатав рукав расшитой туники, демонстративно положил на стол ладонь. А потом повторил движение еще раз и еще, будто имел дело с ребенком.

– Не бойтесь, госпожа, это вообще не больно. Даже красиво, – продолжил болтать измовец, то ли надеясь, что подопечная различает хотя бы тон, то ли просто из любви к процессу.

Марита медленно, изображая пренебрежение, протянула руку и прижала пальцы к дереву. Стол оказался теплым и приятным на ощупь. Расим кивнул и неторопливо выудил из ящика баночку с золотистой жидкостью и тонкую длинную кисть. Открутив колпачок, он склонился над столом так, что несколько коричневых прядей занавесило лицо, и обмакнул кончик. Кисточка тут же налилась цветом.

Сверяясь с лежащим на столе листом, Расим принялся рисовать. Черты его лица сгладились, а глаза словно стали глядеть насквозь. Отстраненное, отсутствующее выражение завораживало, так что первых мазков Марита даже не ощутила, отвлеченная. Только потом тыльную сторону ладони защекотало.