Кровь и струны

Расим поймал ее взгляд и улыбнулся. Марита ощутила, как против воли расслабляется, будто околдованная. Спокойствие Расима было по-настоящему заразительным. Нет, нельзя поддаваться! Она моргнула, осознав, что почти сделала шаг, и остановилась.

– Госпожа, пройдемте со мной, – мягко позвал Расим и вдруг церемониально поклонился.

Марита узнала эти движения сразу же, хотя видела их всего лишь раз, выступая на пиру. Так приветствовали при дворе и на официальных приемах.

Девушка показательно поджала губы, но все же двинулась следом, сама не желая признаваться, что идет на поводу у любопытства. Человек с такими манерами – и здесь, в пусть и явно процветающей, но шайке?

Снаружи пахло весной – нагретой почвой и молодыми ростками. Марита с тщательно скрываемым наслаждением прошлась по земле, нагоняя Расима. Он шагал, будто танцуя, как и большинство измовцев, но делал это на удивление естественно.

Однако поразило Мариту другое. С Расимом все здоровались: грузная женщина у колодца, мастерящие тряпичных кукол девочки, играющие в кости мужики. Измовец кивал в ответ и щурился, будто кот. Вновь подумалось, какие же они с Ревкой разные.

Легко лавируя между людьми, он провел Мариту к небольшому домику. На потертых ступенях грелся поросенок, которого Расим привычно переступил.

– Вечно ты у моего дома спишь… Осторожнее, леди.

Марита с преувеличенно недовольным видом подхватила юбку, и они оказались внутри.

Первым, что бросилось в глаза, было количество окон. Высокие и широкие, они занимали собой почти всю стену. Занавесок ни на одном не было, и солнечный свет заполнял собой комнату, ничем не сдерживаемый. Желтые пятна блестели на боках выстроенных в один ряд винных бутылок. Рядом с ними, на распахнутых ставнях, Марита заметила полукруги замысловатых схем.

Заинтригованная, девушка оглядела комнату еще раз, уже внимательнее, и едва сдержала удивленный возглас: дом Расима буквально полнился птицами. Статуэтки, гобелены, деревянные висюльки, перья, вазы с узорами и даже картины в тяжелых рамах. Скудная мебель просто терялась на этом фоне, погребенная под стопками пожелтевших листов и различным мусором.

Пока Марита торчала на пороге, растерянная, Расим легко проскользнул мимо и принялся расчищать стол. Тот появлялся из-под бумажных башен медленно и неохотно, словно из-под снега. Закончив, Расим стряхнул ворох бумажных птичек с кресла, которое после и подвинул к столу.

– Садитесь, госпожа, – сказал он, приглашающе похлопав по спинке.

Марита вздохнула и принялась пробираться сквозь завалы. Чем ближе становились улыбающийся измовец и пресловутое кресло, тем сильнее дрожали колени. От мысли о том, что придется подставляться под неизвестную магию, все внутри холодело. Но Марита не могла упустить этот шанс. Переступив через плетеную корзинку, девушка села в кресло, положив руки на подлокотники.

Расим подбадривающе улыбнулся и, закатав рукав расшитой туники, демонстративно положил на стол ладонь. А потом повторил движение еще раз и еще, будто имел дело с ребенком.

– Не бойтесь, госпожа, это вообще не больно. Даже красиво, – продолжил болтать измовец, то ли надеясь, что подопечная различает хотя бы тон, то ли просто из любви к процессу.

Марита медленно, изображая пренебрежение, протянула руку и прижала пальцы к дереву. Стол оказался теплым и приятным на ощупь. Расим кивнул и неторопливо выудил из ящика баночку с золотистой жидкостью и тонкую длинную кисть. Открутив колпачок, он склонился над столом так, что несколько коричневых прядей занавесило лицо, и обмакнул кончик. Кисточка тут же налилась цветом.

Сверяясь с лежащим на столе листом, Расим принялся рисовать. Черты его лица сгладились, а глаза словно стали глядеть насквозь. Отстраненное, отсутствующее выражение завораживало, так что первых мазков Марита даже не ощутила, отвлеченная. Только потом тыльную сторону ладони защекотало.

Кисть двигалась плавно и размеренно, почти невесомо. Прислушиваясь к ощущениям, Марита пропустила момент, когда Расим вывел последний штрих и упал на ближайший стул, устало запрокинув голову. Как если бы происходящее его истощило. Девушка опустила глаза.

Переплетение четких линий, заключенных в круг, глухо сияло. Сперва показалось, что это солнце заставляет краски блестеть, но потом свечение усилилось, запылало, отпечатываясь в воздухе, и вдруг впиталось в кожу.

На мгновение у Мариты появилось странное чувство, будто у нее из груди вытянули нить и привязали к кому-то другому, но это длилось недолго. Наваждение пропало вместе с бесследно растворившейся печатью. Девушка поднесла руку ближе к глазам, но теперь кожа выглядела совершенно чистой.

Наверное, у нее на лице отразилось удивление, потому что Расим рассмеялся. Каким-то образом это вышло у него совсем не обидно и так заразительно, что Марита едва удержалась, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Вот и все. Ладно, раз уж я отлыниваю от работы, по мнению командира, то прогуляемся, – Расим лениво потянулся и вдруг ойкнул. – Так вот где она…

Он с растерянным видом вынул из-под ноги свистульку в виде ворона. Спрятав птичку в складках одежды, измовец поднялся и направился к выходу. Марита украдкой пошевелила пальцами, потом потерла кожу на руке и поежилась. Оставалось надеяться, что в случае чего ей не оторвет кисть вместе с исчезнувшей схемой.

Поросенок с порога исчез, и теперь стало заметно, что ступени, как и часть стен, загажены птичьим пометом. В пыли возились воробьи, которые явно были тут частыми гостями – и не только они. На крыше стояла большая деревянная кормушка, из которой торчал чей-то полосатый хвост. Ну и чудак. В труппе Мариты были укротители зверей, но с такой искренней любовью, граничащей с одержимостью, она сталкивалась впервые.

Проходя мимо воробьев, Расим вынул откуда-то кусочек подсохшего хлеба и раскрошил его на землю. Птицы тут же накинулись на крошки, суматошно хлопоча перьями. Взгляд Расима потеплел, и тот, будто поддавшись порыву, выставил в сторону локоть, как делали благородные кавалеры на прогулках с дамами.

Марита замешкалась. Ее забавляло происходящее – не хуже шутливой пьесы. Но Бланка точно бы не стала ходить под ручку с разбойником. Тщательно скрывая сожаление, Марита качнула головой и отступила на шаг. Расим воспринял ее отказ спокойно – казалось, ничто не могло поколебать его безмятежность. И они начали прогулку.

Даже теперь измовец болтать не перестал. Причем делал он это таким особым тоном, какой бывает у сказочников, так что Марита и сама не заметила, как начала слушать с неподдельным интересом.

– Давайте-ка я покажу вам, где у нас что. Смотреть, правда, особо не на что: по большей части тут дома вроде моего. Только во-о-он там ребята старый склад облюбовали, – Расим кивнул в сторону здания с намалеванным на боку черепом: изо рта лилась пенящаяся жидкость, смахивающая на пиво. – Но вам туда, пожалуй, ходить не стоит.

Марита отвернулась, стараясь скрыть любопытство. О большинстве мест она уже успела узнать и сама во время разведки, но внутри не бывала. Расим воспринял этот жест по-своему и успокаивающе улыбнулся:

– У нас в логове много что со смертью связано. Например, здание, где вы живете, зовется Черепом, – продолжил рассказ он, ткнув в нужную сторону пальцем.

А потом постучал себя по голове, словно надеялся, что так Марита сможет понять смысл сказанного. Уголки губ сами собой дернулись. Расим умел располагать к себе так же легко и естественно, как ласковый кот. Они прошли дальше, обогнув разноцветный бортик. Измовец мягко огладил камни ладонью.

– А вот колодец, наше главное сокровище. Осторожно, леди, смотрите под ноги.

Мужчина выставил руку, и Марита вовремя притормозила, переступая камешек. Захотелось тоже прикоснуться к бортику – с такой нежностью говорил Расим. Как же странно это было. В Вентонии колодцы были обычным делом, и привыкнуть к порядкам Урноса удалось не сразу. Отец говорил, за порчу колодца тут могли и убить.

– О, здравствуй, Ририви.

Что-то резко изменилось в чужом тоне, и Марита невольно повернула голову вслед за Расимом. У опрятного домика с цветочными узорами на стенах стояла, согнувшись над землей, крыланка и срезала растущую за оградой траву серпом. Покрытые пухом пальцы подхватывали стебли и складывали в корзину.

Эта крыланка «роднилась» с цаплей: длинный узкий клюв, тонкая изящная шея, доверху закрытая металлическими браслетами, серебристый окрас. Одно из больших крыльев волочилось по земле, а второе поджималось к спине. Крыланка явно услышала приветствие – клюв дрогнул, – но даже головы не подняла.

Лица Расима словно на мгновение коснулась тень, но он тут же вновь засиял изнутри, растянув губы в улыбке. Тогда-то Марита и поняла, что ее насторожило: это несвойственное измовцу напряжение, появившееся в голосе, словно бы внутренний надрыв, просачивающийся сквозь показное спокойствие.

– А вот домик лекаря. Хорошо бы, чтоб вам и сюда не понадобилось, госпожа, но откуда знать заранее? Верно, Ририви?

– Зачем ты с ней разговариваешь? – спросила крыланка. – Она же немая.

Ее голос напоминал хриплое птичье чириканье – и прозвучал неожиданно презрительно. Ририви говорила с отвращением, которое даже не пыталась скрывать. Марита не успела решить, как к этому относится, когда поняла: презрение направленно не на нее. Крыланка разогнулась, но волочащееся по земле крыло не шевельнулось. Обвисшее, будто неживое, оно напоминало мятую бумажку.

– Развлекаю сам себя, раз уж командир на меня это повесил, – шутливо ответил Расим.

– Тебе больные кажутся чем-то веселым?

Крыланка неприязненно сощурилась. Марита поежилась. Это так разнилось с тем, как с Расимом общались остальные. От слов крыланки измовец едва заметно отшатнулся и поднял руки в успокаивающем жесте.

– Нет, Ририви, я…

И тут раздался детский крик.

Они все трое резко обернулись, и Марита внутренне обругала себя за несдержанность. К счастью, остальные были слишком заняты, чтоб заметить ее реакцию.

К домику крыланки, спотыкаясь и торопясь, почти бежала женщина средних лет с девочкой на руках. Марита неожиданно для себя узнала обеих. Не удивительно, после таскания сена забудешь… Не ребенок, а кузнечик.

Ририви с Расимом тут же забыли о разногласиях, и их лица приобрели одинаково обеспокоенные выражения.

– Что случилось? – поинтересовалась лекарь, нетерпеливо шевельнув здоровым крылом.

– Ририви, ну как Умертвитель сглазил, сил моих больше нет! – начала тараторить Варка.

И тут обиженно поджавшая губы девочка вдруг вывернулась из материнских рук и кинулась бежать прочь, словно дикий зверек. Прежде чем кто-нибудь успел что-то предпринять, Расим неуловимым движением поймал ее. Та завопила и задергалась, как лисица в капкане. Одна из рук, замотанная в кусок ткани, забарабанила по бедру измовца.

– Отпусти ее, – сказала Ририви, сверкнув глазами.

– Не могу, тогда она убежит.

– Мне нужно ее осмотреть.

– Да на здоровье. Но… Ай, – Расим поморщился, когда девочка укусила его за ладонь. На коже остался полукруглый след. – Если даст деру, осматривать будет некого.

Мужчина оставался безукоризительно спокоен, хотя Ририви уже щелкала клювом от раздражения. Варка, переводя взгляд с одного на другого, не выдержала.

– Осмотрите ее, пожалуйста!

Спорщики замолчали. Ририви заколебалась – в черных глазах отразилась внутренняя борьба. Встопорщенные перья опустились, а крыло расслабленно сложилось и перестало подрагивать.

– Ладно, пошли внутрь, – неохотно распорядилась крыланка и вспорхнула по ступеням.

Мариту никто не звал, но оставаться на улице не хотелось, так что она двинулась следом.

Дом Ририви разительно отличался от берлоги Расима. Опрятный, чистый – что внутри, что снаружи – и очень по-аскетичному обставленный. В воздухе стоял горьковато-терпкий аромат сушеных трав, дешевого мыла и топленого жира. Свет из многоугольного окна бил в одну из стен, расплываясь на ней золотистой занавесью.

На фоне скудной мебели выделялись тянущиеся вдоль стен стройные ряды шкафчиков да стол с инструментами. У Мариты в глазах зарябило от стоящих на полках баночек, бутыльков, шкатулок, мисок и ящичков.

Девочку тут же усадили на слишком высокий для нее стул. Та уже не вырывалась, только шмыгала носом и продолжала баюкать руку, но Расим на всякий случай продолжал придерживать худые плечи. Марита скользнула мимо него и встала у дальней стены, стараясь не привлекать внимание.

Ририви тем временем закатала рукава просторной рубахи, омыла руки в воде и, разложив часть инструментов на столе, села перед девочкой на корточки. Все это крыланка проделала быстро, но тщательно, не ленясь – словно столичный лекарь.

– Прости, Ририви. Я уж за ней глядела, как кошка за мышкой. Только отвернулась, она бутылку бряц. И где только взяла? Прибью я ее однажды, видит Умертвитель, – причитала Варка.

– Ее дурь бы да в нужное русло, – ворчливо заметила Ририви и требовательно протянула руку. – А ну, покажи.

Марита не могла не отметить: хоть крыланка и звучала холодно и сдержанно, даже строго, будто настоятельница храма, в ее голосе не осталось ни следа былого презрения. Интересно, почему они с Расимом на ножах?

Девочка команды не послушалась: еще сильнее прижав ладонь к груди, она упрямо замотала головой. Светлые волосы растрепались по плечам неровными волнами.

– Делай, что говорят, паршивка! – пригрозила Варка. – Или хочешь, чтобы тебе руку отрезали, как дяде Хеве?

– Варка, не зуди, – осадила женщину Ририви и указала на дверь. – Иди снаружи подожди.

– Но Ририви…

Крыланка прищурилась, и Варка вышла, то и дело кидая на дочь обеспокоенные взгляды. Ририви постучала когтями по клюву, словно пытаясь сосредоточиться.

– Хватит капризничать, показывай, – предприняла еще одну попытку она.

Девочка молчала. В ее глазах стояли слезы, но сквозь маску страха проступало непоколебимое упрямство.

– Подожди, давай я попробую.

Расим оттеснил неохотно отступившую Ририви и, заглянув ребенку в лицо, улыбнулся. Он неловко припал на одно колено, забавно согнувшись в спине – давал о себе знать высокий рост. Девочка чуть расслабилась.

– Звездочка, ну давай. Чуть-чуть потерпишь – и все. Да, больно, но как еще полечить? Эм, ты же у нас умная.

Марита прижала ко рту руку, пряча смешок. Расим вел себя так неумело, что отсутствие опыта бросалось в глаза даже ей. Конечно же, девочка вновь набычилась, испугавшись упоминания боли.

– Ну ты прямо талант, – едко заметила Ририви.

Расим молча поднялся и вновь отошел за спинку стула. Уголки его губ едва заметно опустились от досады. Нет, так дело не пойдет. Девушка не выдержала и сделала пару шагов к ребенку, а потом еще пару. Ожидала окрика, но останавливать ее не стали. Тогда Марита поймала взгляд Звездочки и заговорщицки подмигнула.

Ничего плохого ведь не случится, если немного вспомнить старое ради чужого блага?

Девочка показательно нахмурилась, но продолжила следить за тем, как Марита подходит к залитой светом стене и становится сбоку. Девушка таинственно улыбнулась, подогревая чужое любопытство, и по-особому переплела пальцы. Свет ударил в выставленную руку, обрисовав причудливый силуэт, и на стену легла тень в виде волчьей головы.

Звездочка ахнула и заинтересованно вытянулась, но бдительности не потеряла. Тогда рядом с первой тенью появилась вторая. Пошевелила ушами, словно раздумывая, и понеслась прочь. Волк кинулся следом. Это сработало. Полностью увлеченная представлением, девочка уронила руку на колени, и ткань, размотавшись, заструилась на пол.

Замешкавшись лишь на мгновение, Ририви сориентировалась и принялась осторожно разматывать детскую ладонь. Тени сменяли одна другую, заяц становился птицей, а волк – медведем, который потом обращался в оленя. Звездочка не отрывала от представления восторженного взгляда, и Марита вдруг поняла, что улыбается.

В груди поселилось тепло и почти одуряющая легкость. Все поблекло и стерлось: смерть Вериса, погоня, нападение на карету… Остались лишь зритель и актер. И Марита отпустила себя, позволила раствориться в этом ощущении. А потом раздался голос Ририви и выдернул ее обратно.

– Вот и все.

Марита вздрогнула, и пропавшая было клетка сомкнулась вновь. Она устало потерла руки, больше не чувствуя радости – только горечь. Но этого никто не заметил.

Звездочка удивленно осмотрела забинтованную ладонь.

– Уже? Но я хочу еще, – упрямо заявила она и заныла. – Рука та-ак болит.

Крыланка распахнула клюв, словно ухмыляясь.

– О, ну тогда я дам тебе настойку. Очень горькую. Где же она?

Не успела лекарь договорить, как девочка спрыгнула со стула и, словно ветерок, вылетела в дверь. Расим фыркнул, и крыланка перевела свой взгляд на него. Очень холодный и недружелюбный взгляд.

– Посмотри-ка, даже от белоручки больше пользы, чем от тебя, – хрипло рассмеялась она. – Впрочем, чего еще ждать от мясника?..

– Не нужно, – мягко предостерег измовец.

Несмотря на расслабленную позу, от него вдруг явственно повеяло угрозой. Марита инстинктивно отступила подальше. Но Ририви и не думала останавливаться. Она продолжила наступать, угрожающе распахнув крыло.

– А то что? Пожалуешься командиру? – почти что плевалась ядом Ририви. – Ты же ему так старательно сапоги лижешь, значит, заступится. А я-то думала, он не любит псов. А может, язык мне отрежешь, или как там у вас принято?

Лицо Расима словно окаменело.

– Мне казалось, что уж ты не станешь со мной так говорить.

– Это еще почему?

Дурное предчувствие комом заледенело в животе. Облако спокойствия, окружавшее измовца, пропало, и он словно на мгновение перестал быть живым.

– Я все еще один из лучших в своем деле, – процедил Расим. – Или ты захотела симметрии?

Из раскосых глаз измовца посмотрела пустота – и отвернулась. Уверенность слетела с Ририви, как скорлупа с ореха. Она съежилась, прикрываясь здоровым крылом.

– Уходи, – сказала глухо.

Голос Ририви буквально клокотал от ненависти. Казалось, если подойти ближе, то можно обжечься. Даже Расим моргнул и весь как-то осунулся, приходя в себя.

– Прости, – выдохнул он и выскочил на улицу.

Крыланка осталась стоять, сгорбленная и будто надломленная. Ее тень показалась Марите почти черной. Девушка тоже тихо выскользнула наружу, подобрав юбку.

Расим стоял на свету, подставив немилосердным лучам голову. Он молчал, но Марите хватило и тени боли, мелькнувшей на лице. Заметив девушку, измовец улыбнулся, но это вышло у него как-то вымученно.

– Кажется, я вас утомил, – пытаясь звучать непринужденно, сказал Расим и направился в сторону Черепа.

Весь путь обратно Марита пялилась на чужую напряженно выпрямленную спину.

В хранилище пахло затхло и сыро, и оттого прогорклая вонь от чадящих ламп словно бы только усиливалась. Яс сидел на сундуке, закинув ногу на ногу, и перебирал сложенные стопкой личные бумаги.

– Расходы… список заказов… измовский шелк – десять кусков? А мы всего пять нашли, – бормотал он себе под нос, разрывая бесполезные листы на клочки и скидывая в неровную кучу под ногами.

– Ничего интересного? – спросил Расим.

Измовец сидел на корточках и рылся в одном из личных сундуков, сортируя добычу по кучкам. Лампа находилась прямо над ним и бросала на фигуру оранжево-желтые пятна. Не то чтобы кроме них двоих этим некому было заняться, напротив. Просто это осталось таким же веселым занятием, как и много лет назад.

– Мелкая писанина. Даже не продать никому, – пожал плечами Яс и потянулся за следующим листом. – О, любовное письмо, гляди-ка. «Моему орлу».

– Что там? Может, от аристократки? Хороший компромат был бы.

Расим заинтересованно повернулся, и длинные волосы заскользили по его лицу, бросая на кожу косые тени. Яс хмыкнул и развернул пожелтевший лист.

– Не думаю, – сказал он, покачав головой. – Слушай. «Мне страшно. Вчера люди Берта приходили и долго молотили в дверь. Мы с детьми прятались под кроватью, пока они не ушли. Мне снится, как ты целуешь меня под нашей яблоней. Возвращайся скорее, и пусть Сиро пошлет тебе удачу…» Баба его, наверное. Барахло.

Яс уронил листок на кучу других и похрустел пальцами. Расим тоже потерял к письму интерес и вернулся к своему занятию.

– А у тебя что-то стоящее есть? – спросил Яс, пробегая глазами по очередному листу.

Расим улыбнулся, безразлично указав на груду золота, мягко переливающегося на свету. Казалось, окажись там камни, ничего бы не поменялось. Впрочем, по сравнению с золотыми колоннами во дворце эмира добыча Яса действительно казалась пустяковой.

– Всего понемногу, – сказал измовец, выцепляя из сверкающей кучки кольцо. – Знаешь, мне тут подумалось: а ты ведь мог быть на ее месте.

– Кого «ее»? – не понял Яс.

– Баронессы. Отцу Бланки пожаловали твои земли. Мог бы сейчас вместо него в шелках ходить и слуг гонять за вином из погреба. Не завидуешь?

Расим лукаво улыбнулся, но годы дружбы дали понять – вопрос измовец задавал с опаской. Яс отмахнулся, хотя в груди неприятно заворочалось что-то темное.

– Ты б еще спросил, не завидую ли я висельнику, – фыркнул он и небрежно спросил: – Так что там с кольцом?

Расим понятливо отступил от опасной темы. Подкинув золотой ободок, ловко поймал и протянул вперед на раскрытой ладони.

– С кольцом – интересно. Этот парень прямо сорокой был, у него всяких перстней хватает, но это – с гравировкой, – измовец поднес добычу ближе к лампе, прищурившись. – «Капля к капле. Мирабаль».

– Обручальное, значит. Надпись убрать как-то можно?

Расим развел руками и отправил колечко к другим украшениям.

– Если что – переплавим. Помнишь, как зубы того зенийца?

Яс не смог сдержать скупой улыбки, чувствуя, как лицо само собой приобретает мечтательное выражение, а глаза подергивает от ностальгии.

– А, когда мы только начинали… – протянул он, откладывая бумажки в сторону, и по-мальчишески заложил руки за голову. – Тогда ты еще эти дурацкие лохмы не носил.

– Ничего ты в моде не понимаешь, друг мой.

– Моде? По дворцу скучаешь? Смотри, намотаются на колесо – и будешь лысый ходить, как бреговец, – хмыкнул Яс.

– А ты что, завидуешь?

Они обменялись ухмылками. У Расима даже она вышла мягкой и миролюбивой. Мужчина открыл было рот, собираясь сказать что-то еще, но не успел – в дверь постучали. Они синхронно повернули в сторону звука головы. Измовец легко поднялся на ноги и подошел к заслонке.

– Кто?

– Расим, командир с тобой? – безэмоционально спросили снаружи.

Яс вздохнул и тоже встал, потягиваясь. Дела нашли его и тут – хоть в землю закапывайся. Он утер лицо, стряхивая остатки задумчивости, и откашлялся.

– Тут я. Проходи, Тэкито. Что-то срочное?

Расим показательно зевнул, но задвижками защелкал. Когда серая фигура главы разведки проскользнула внутрь, Яс уже был полностью собран и сосредоточен. Тэкито мельком пробежался глазами по кучам барахла, по-профессиональному прицениваясь, и коротко поклонился.

– Извините, что отрываю, командир, – почтительно сказал он, заложив руки за спину.

И замер, будто пес, ожидающий команды. Яс внутренне скривился, но благожелательно взмахнул рукой.

– Говори.

– Гонец вернулся с ответом.

Тэкито протянул конверт с восковой печатью в виде репейника.

– Расим, дай нож, – Яс едва сдержался, чтобы не вырвать письмо из чужих рук.

Он почувствовал себя ребенком, распаковывающим подарок. Ловко обхватив рукоять, поддел печать, и та раскололась надвое. Яс вынул сложенный лист и углубился в чтение – быстро-быстро забегали глаза, полетели строки. Расим с любопытством перегнулся через его плечо под осуждающим взглядом Тэкито.

– Что там, командир? – растягивая слова, спросил измовец.

– Не мешай, – отрезал Яс, дочитывая.

Закончив, он сунул письмо главе разведки и принялся тереть переносицу, размышляя.

– Похоже на ловушку, – мгновенно ухватил суть Тэкито.

Яс кивнул и опустился на один из сундуков, раздвинув ноги и оперев подбородок о сложенные замком пальцы.

– Верно. Согласились на нашу цену без споров, даже доказательств не попросили. И хотят встретиться возле родового замка, доверху забитого стражей, – Яс даже рассмеялся, поражаясь такой наглости. – Хоть не в королевском дворце, и на том спасибо.

– Что ж они, совсем дураки? – удивился Расим. – В такие неприкрыто расставленные силки даже лисенок не попадется.

Тэкито аккуратно сложил письмо ровно по сгибу и протянул обратно.

– Возможно, проверяют, командир, – негромко сказал он, вновь сложив руки за спиной.

– Пробуют на зуб?

Тэкито медленно кивнул. В неровном свете его волосы показались бурыми, как засохшая кровь. Яс с прищуром всмотрелся в пустоту, почти физически ощущая, как крутятся в голове мысли, словно части измовской головоломки. В поле зрения мелькнула тень. Внезапно разом ощутились холод и сырость подвала. Яс напрягся, но это было всего лишь поколебавшееся пламя лампы.