Маски благородия

– А я согласен с Адальбертом, – вдруг подал голос Роберт. – Фридрих, сколько уже люди ведут эту осторожную игру? Да столетиями! И что, хоть что-то изменилось? Нет… Извините, вам дали шанс – вы его упустили, – он с наигранной досадой развёл руками. – Мы не допустим того же. Мы доведём до конца то, чего не сделали наши отцы. Тогда и посмотрим, кто выйдет победителем.

– Твоему кузену, Адальберт, пора научиться понимать, когда стоит открывать свой рот, а когда – нет, – граф фон Танштайн опёрся локтями на стол, отчего его и без того широкие плечи стали совсем громадными. Он обратился к Роберту. – Прежде, чем разбрасываться громкими словами, попробуй сам хоть чего-то добиться, мальчик. Ни титула, ни войска, а спеси столько, будто передо мной сам император.

Роберт гневно поджал губы, со скрипом отодвинул стул и уже приподнялся с места, когда Адальберт встал позади него и положил руки ему на плечи, усаживая обратно.

– Роберт, прошу тебя. Давайте не позволим этому глупому спору рассорить нас. Мы ведь почти семья, да, Фридрих?

Роберт стряхнул руки кузена с плеч, встал и размашистым шагом вылетел из зала, оттолкнув в стороны слуг и обратив на себя внимание всех за столом. Фридрих и Адальберт проводили его взглядом: один – раздражённым и надменным, другой – печальным. Когда всё утихло, молодой граф со вздохом вернулся на своё место.

– Прошу Вас, не сердитесь на Роберта. Ему и так приходится нелегко, а о рыцарстве лучше даже не упоминать…

– Как бы это не помешало вашему союзу с Луизой, Адальберт. Своими выходками он ставит под угрозу честь семьи, а значит, теперь и мою честь тоже.

– Нет-нет, всё будет в порядке, уверяю Вас. Он справится со своим гневом. Тем более, если с Вашей помощью наконец получит титул. А дома я всегда приглядываю за ним, так что беспокоиться не о чем.

Граф Фридрих долго прожигал Адальберта испытывающим взглядом. Адальберт лишь тепло улыбался ему в ответ, смотря прямо в глаза, хотя в животе всё неприятно скрутило от напряжения.

– Разве ты сам не разделяешь взглядов кузена? – наконец сказал граф фон Танштайн, с подозрением наклонив голову. – Ведь ты тоже начал возражать мне, просто сумел вовремя замолчать. Может, ты уже состоишь в сговоре с мятежниками?

– Что Вы, ни в коем случае!

– … Я не могу рисковать семьёй и своим честным именем, Адальберт. Слишком много я положил, чтобы заработать его.

– Я Вас прекрасно понимаю. Будь я на Вашем месте, я бы тоже переживал о чести семьи. Но я буду осторожен, могу Вам поклясться.

Граф фон Танштайн сощурил глаза и некоторое время молча смотрел на Адальберта, после чего лицо его смягчилось.

– Ладно. Твой отец был хорошим человеком, и, я верю, он воспитал тебя правильно. Но учти: я буду следить за тобой и твоим кузеном, Адальберт.

Адальберт закрыл за собой дверь в библиотеку и прислонился к ней затылком. Полдень ещё не наступил, а на душе уже было тяжело.

Значит, суд над Иеремией был не просто ошибкой, а заранее спланированным манёвром. От злости на архиепископа и его свиту, на их жажду власти, а также от осознания собственной причастности к этому грязному делу кровь кипела в жилах. Проснулось и незнакомое до сих пор чувство отвращения к графу фон Танштайн с его притворством и глупой манерой говорить намёками. За это чувство теперь стало стыдно. Граф ни в чём не был виноват – не сам по себе он стал таким человеком. Жизнь вынудила его… Да, ему наверняка пришлось тяжело – тяжелее, чем Адальберту, чем Роберту, оттого он и начал притворствовать. А может, и архиепископ поступает так, а не иначе, потому что по-другому поступить не может? И потом, оставшись одни, и владыка, и граф фон Танштайн, и инквизитор Фома – все они утопают в муках совести, презирают себя, но не могут ничего сделать? Адальберт опустился за письменный стол и спрятал лицо в ладонях. Внезапная жалость к этим людям только сильнее запутала мысли.

– Ты никогда не встаёшь на мою сторону, – послушалось из глубины библиотеки.

Адальберт отнял руки от лица и повернул голову в сторону голоса. Прислонившись к книжным полкам, в тени стоял Роберт.

– Что ты такое говоришь, Роберт? – Адальберт протянул к нему руку, подзывая к себе.

Кузен отстранился от полки и неспешным шагом направился к Адальберту. Во взгляде сверкала глухая обида – частая спутница Роберта.

– Я всегда на твоей стороне, – говорил молодой граф, беря кузена за руку. – Просто я не хочу, чтобы вы с графом Фридрихом ссорились. Знаешь, я пока не хотел говорить тебе, но граф обещал взять тебя в оруженосцы и поручиться перед архиепископом, чтобы ты получил титул.

– Правда? Ну, теперь он наверняка возьмёт свои слова назад.

– Неправда. Он уже почти остыл. А если попросишь у него прощения, так и вовсе забудет – будто ничего и не было!

– Эх, Берт… Счастливчик Берт, снова всё уладил. Всегда-то у тебя всё получается, а я рядом с тобой выгляжу полным ничтожеством.

– Перестань! Ты не ничтожество. Тебе куда сложнее, чем мне. Сколько в твоей жизни было испытаний, и со всеми тебе приходилось справляться одному. Ну, а я… ты прав, мне всегда везло.

Адальберт посмотрел сквозь себя. «До сих пор везло». Роберт наклонил голову.

– Ты собираешься обличать архиепископа во лжи? – он словно угадал мысли кузена.

– Скажем так, у меня уже есть мысли на этот счёт, – косо улыбнулся Адальберт, покручивая в свободной руке перо.

Гонец с письмом от графа фон Веллен покинул замок незадолго до отъезда Фридриха. Адальберт вышел во двор проводить будущего тестя. Солнце нежно грело кожу, редкие облака плыли по небу, словно тающий снег по бурной реке. Молодой граф закрыл глаза и глубоко вдохнул одновременно прохладный и тёплый воздух, какой бывает только весной. Рядом раздавался невнятный, притихший голос Роберта, который просил прощения у графа фон Танштайн. Затем Адальберт с Фридрихом договорились о помолвке: Адальберт должен был приехать в замок фон Танштайн с визитом через две недели. Вскоре после этого граф фон Танштайн уехал.

***

Ответ из Фрайбурга не успел прийти, и Адальберт отправился в Танштайн с чувством неприятной недосказанности, как когда бросаешь книгу посреди захватывающей главы.

Впрочем, очень скоро этому чувству было суждено отступить. Голову внезапно заняли воспоминания о Руфии. Мерно плыли жёлто-зелёные луга, а перед глазами возникали картины солнечных виноградников, и приятная боль щемила сердце. Рядом с изумрудными лозами вспыхивали чёрные глаза Руфии, сами похожие на сочный виноград.

Что, если они с Руфией были теми самыми половинками одного целого, разрубленными когда-то Аполлоном? И эти ночи, проведённые в простом земном блаженстве, были чем-то большим, чем наваждением? Впрочем, теперь это не имело значения: Адальберт ехал в замок, где его ждала другая девушка, которую ему суждено было спасти от мук одиночества. Почти как в рыцарских романах.

Луиза встретила молодого графа скромным поклоном. Она старалась не поднимать глаз от пола, но её взгляд, в котором искрились любопытство и надежда, то и дело стрелял в Адальберта. Мачеха стояла рядом, отвернувшись от Луизы, будто её вовсе не было в комнате.

– Ваш визит – большая честь для нас, милорд. Мы даже как-то не ожидали, что Вы почтите нашу скромную обитель своим присутствием.

Говоря «мы», графиня имела в виду только свою падчерицу. Сама она давно знала о причинах этого визита.

Сама помолвка должна была произойти за ужином, пока же все – а граф не поскупился пригласить гостей со всего княжества – ходили по залу в возбуждённом предвкушении. То и дело Адальберт ловил на себе косой взгляд или чужую усмешку.

Он старался держаться рядом с Луизой. Они стояли у камина с винными кубками в руках, и разговор никак не затевался.

– Как Ваше шитьё? – наконец спросил Адальберт, ухватившись за единственную ниточку, связывающую их. – Уже закончили ту вышивку с маками?

– Давно уже, – Луиза чуть заметно улыбнулась.

– А как братья? По-прежнему донимают Вас громкими играми?

– Мне кажется, они никогда не повзрослеют.

Графиня фон Танштайн лавировала среди гостей, стараясь уделить внимание каждому. Плывущей походкой она прошла и мимо будущих жениха и невесты. Не видя друг друга, они с Луизой столкнулись, и вино тёмным пятном растеклось по кафтану Адальберта.

– Ах, Луиза, какая же ты неуклюжая! – сразу стала причитать графиня, суетясь вокруг Адальберта. – Только посмотри, что ты наделала. Ах, граф, мне так неловко за неё: испортила такой прелестный кафтан!

– Всё в порядке, леди Мария, – Адальберт подозвал к себе слугу. – Сейчас вытрем тряпкой, а дома попрошу слуг выстирать. Не беспокойтесь так, это всего лишь кафтан.

Он легко улыбнулся сначала графине, потом Луизе. Только когда пятно удалось кое-как оттереть, графиня Мария умолкла и оставила Адальберта и Луизу одних. Луиза ещё раз попыталась извиниться перед графом, но тот лишь отмахнулся, вспомнив, как в детстве они с Робертом однажды разбили бутылку вина и попытались скрыть это от взрослых, прикрыв пятно ковром.

– … Только мы, конечно, не подумали, что ковёр всё впитает, и останется огромное пятно, которое будет труднее отстирать, чем если бы оно было на голом полу. В общем, спастись от наказания нам тогда так и не удалось, – шутливо пожал плечами Адальберт.

Луиза рассмеялась, прикрыв рот рукой. Смех у неё был ровный и тихий.

Вскоре начались танцы. Как все и ожидали, Адальберт пригласил леди Луизу. Музыканты бодро играли незатейливую мелодию. Танцующие отбивали ногами такт и медленно приближались друг к другу, кланялись, а затем обходили друг друга и возвращались на своё место. Адальберту и Луизе настала очередь поклониться графине Марии с её кавалером – Фридрих в тот вечер не танцевал из-за боли в ноге. Графиня грациозно отдала поклон и стала обходить пару. Секунду спустя Луиза споткнулась, чуть не распластавшись по полу, и только крепкая хватка Адальберта помогла ей не упасть.

– Как ты на ногах-то держишься, милая моя? – послышался из-за спины тонкий голос графини.

Луиза зарделась краской. Адальберт всмотрелся в её лицо, а затем наклонился к уху.

– Не ушиблись, миледи?

– Нет, – отчеканила девушка.

За ужином Адальберта и Луизу посадили рядом. Справа от Луизы сидели её братья, затем, в центре стола – граф фон Танштайн, а по другую сторону от него – графиня со своими фрейлинами. Но и через весь стол Адальберт чувствовал на себе неотрывный взгляд Марии. Граф Фридрих тоже поглядывал на юношу, пряча усмешку в бороде, а его сыновья о чём-то перешёптывались и с трудом сдерживали смех. Позади стоял слуга с приготовленным ящичком украшений для обручения. Адальберт выдохнул, разом осушил свой кубок и поднялся с места. Разговоры тут же смолкли, все устремили свои взгляды на молодого графа.

– Всех собравшихся сегодня за этим столом прошу я быть свидетелями. Я, граф Адальберт фон Веллен, прошу у графа Фридриха фон Танштайн руки его дочери, Луизы фон Танштайн. Здесь и сейчас я торжественно клянусь в случае согласия обвенчаться с ней в церкви и быть ей верным мужем. А в подтверждение своих слов я преподношу графу этот подарок: шкатулку с драгоценными камнями и золотом.

Адальберт подозвал слугу, и тот, встав около графа фон Танштайн, раскрыл для всех присутствующих узорчатую шкатулку. Заблестели красные и синие огоньки, по столу пролетел заворожённый шёпот. Фридрих, пытаясь придать своему раскрасневшемуся то ли от света камней, то ли от распирающей гордости лицу торжественно-серьёзный вид, медленно поднялся с места.

– Наша дружба с семейством фон Веллен длится уже не одно десятилетие, – обратился он к залу. – Сегодня я счастлив наконец объявить, что этому союзу суждено стать ещё крепче. Я принимаю подарок графа Адальберта и даю своё согласие на его брак с моей дочерью.

Последние слова графа утонули во всплеске аплодисментов. Гости широко улыбались жениху и отцу невесты. Сыновья графа толкали друг друга в бок и всё громче смеялись. Граф фон Танштайн, распахнув руки, подошёл к Адальберту и сжал его в своих крепких объятьях. Через его плечо Адальберт видел побелевшее лицо графини, шептавшей что-то одними своими тонкими губами. Когда же она поймала на себе взгляд молодого графа, то лишь мило улыбнулась, стерев с лица всякое недовольство. Адальберт вернулся на своё место и взглянул на Луизу. Она сидела неподвижно, лишь мяла пальцы и смотрела в пол. Адальберт наклонился к ней поближе и прошептал:

– Надеюсь, этот брак не совсем противен Вам, миледи?

Луиза подняла глаза на Адальберта, и он увидел, что в них застыли слёзы. Она закачала головой:

– Нет, что Вы, милорд. Я буду счастлива стать Вашей женой.

Адальберт перевёл взгляд на гостей. Они шептались о чём-то, прикрыв рот, то и дело посматривали на невесту и едва сдерживали усмешку.

После ужина капеллан замка составил свадебный договор, а Фридрих с Адальбертом подписали его. Теперь пути назад не было. Когда мужчины вышли обратно в большой зал, их обступили гости, осыпая поздравлениями. Адальберт выцепил взглядом Луизу, стоявшую поодаль ото всех, и стал пробираться к ней, отвечая каждому гостю широкой улыбкой и кротким кивком. Сразу за ним, ловко избегая столкновений, шла графиня фон Танштайн. Не успел Адальберт и слово сказать Луизе, графиня уже была рядом и с неподвижной улыбкой взяла помолвленных за руки.

– Какое счастье! Я так рада за Луизу, и за Вас, граф Адальберт, тоже.

– Спасибо, графиня Мария, – ответил Адальберт.

Мария помолчала несколько секунд, не снимая улыбки, а затем кокетливо набрала в грудь воздух и продолжила:

– Знали бы Вы, милорд, как долго мы ждали этого дня. Уж сколько было и ухажёров, и женихов… Да, Луиза? Помнишь, как его звали, Себастьян, кажется? Приехал один раз, ходил за ней почти по пятам, а потом просто взял и исчез, – графиня рассмеялась тонким стеклянным смехом. – Странный такой, правда? Или вот, был ещё Генрих… Вот так же, как Вы, граф, подписал договор, а через неделю прислал гонца с деньгами и коротенькой записочкой, мол, нет, он не может пойти на такое, и больше его никто не видел.

Лицо Луизы покрылось красными пятнами, она тяжело дышала и с трудом сдерживала слёзы, впиваясь в мачеху ожесточённым взглядом. Адальберт взглянул на свою невесту, и всё внутри него вздрогнуло.

– Зачем Вы рассказываете мне это, леди Мария? Такие истории мне безразличны. Так что, если Вам больше нечего сказать…

– Я лишь говорю, как я рада, что Луиза наконец будет счастлива, – графиня с театральной трагичностью и грацией опустила голову. – Простите, если я чем-то обидела Вас, я никак не хотела.

– Не у меня стоит просить прощения, дорогая графиня.

Адальберт посмотрел на Луизу, и их взгляды встретились. Луиза смотрела на графа с бессильной мольбой о помощи, от которой в груди больно кольнуло. Адальберт едва заметно кивнул Луизе и вложил её руку в свою, согнув в локте.

– Пойдёмте, леди Луиза.

Он с вызовом посмотрел на Марию, а затем они с Луизой вышли из зала, притягивая к себе удивлённые взгляды гостей, которые тут же обращались к побледневшей графине.

Оказавшись вдали от мачехи, Луиза наконец позволила слезам катиться из глаз. Адальберт шёл по коридору, надеясь, что в замке фон Танштайн балкон находился примерно там же, где и в Веллене. К счастью, знать Трирского княжества нанимала одних и тех же строителей по советам друг друга, поэтому все замки были похожи друг на друга.

Вечерний воздух приятно остудил лицо после душного зала. Луиза прислонилась к колонне и перестала сдерживать рыдания. Адальберт стоял рядом с ней и неловко поглаживал по спине.

– Не слушайте её… – только и мог вымолвить граф.

– Она всегда такая! – срывающийся голосом говорила Луиза. – С того самого дня, как появилась в старом замке. Бездушная тварь, пусть она умрёт в муках.

Адальберт неловко отвёл взгляд в небо. На синеющем полотне тут и там поблёскивали белые точки. Одна из них сияла ярче других. Адальберт с любопытством выглянул из-под навеса, опершись на каменную перегородку.

– Смотрите-ка, это же Арктур! – воскликнул он.

Луиза, до этого прятавшая лицо за колонной, повернула голову к Адальберту и посмотрела на него с недоверием. Он горящими глазами взглянул на неё, а затем указал на небо.

– Арктур, самая яркая звезда в созвездии Волопаса. Видите, вон там?

Адальберт придвинулся ближе к Луизе и попытался рукой направить её взгляд.

– Вот, смотрите, Большая Медведица… Её Вы видите, верно? А чуть ниже, во-он там, Арктур. Ну, видите? Ярко так сияет. А рядом, ха, Спика из созвездия Девы. Какое сегодня чистое небо!

Адальберт повернул голову, и их с Луизой кончики носа почти соприкоснулись друг с другом. Дыхание перехватило. Адальберт тут же отстранился, потирая шею. Он и не заметил, как подошёл к невесте так близко. Луиза усмехнулась и опустила голову. На щеках почти высохли слёзы.

– Спасибо Вам, граф Адальберт. Жаль, Вы не можете прямо сейчас взять меня в жёны и увезти отсюда.

– Не волнуйтесь, миледи, время пролетит незаметно.

– Для Вас – да.

***

Свадебные приготовления начались сразу после отъезда Адальберта. То ли граф фон Танштайн опасался, как бы свадьба не сорвалась и в этот раз, то ли просто хотел побыстрее выдать дочь замуж, но он взял на себя все расходы и хлопоты. Тем было лучше для Адальберта, ведь у него самого хватало забот. Во-первых, нужно было собрать Роберта для службы у графа: купить ему лошадь, заказать у кузнеца оружие и доспехи. Кроме того, самого Роберта предстояло подготовить к тому, что целый год он будет подчиняться графу фон Танштайн, нравится ему это или нет. А ему это, конечно, не нравилось. «Я вообще не понимаю, к чему вся эта чепуха с поручением перед князем? – говорил он. – Разве недостаточно того, что я сын Вильгельма фон Веллен?».

Адальберт и сам не до конца понимал смысл старых рыцарских традиций. Роберт все эти годы служил при дяде, а теперь достиг совершеннолетия, так что титул был им формально уже получен. Беда его положения заключалась в том, что граф Рудольф неожиданно умер, так и не поручившись за племянника перед князем, а Адальберт, хоть и стал новым графом фон Веллен, был ещё слишком юн и не мог держать ответ перед сюзереном. Для этого и нужен был кто-то вроде графа фон Танштайн, человека уважаемого, который мог бы поручиться за своего родственника. Он, конечно, мог сделать это и без всякого года службы, но тогда это сочлось бы за кумовство, и вся рыцарская знать отвернулась бы и от Роберта, и от графа Фридриха. Всё это Адальберт пытался объяснить кузену, но тот лишь раздражённо фыркал. «Хорошо, Берт, только ради тебя я проявлю к этому льстецу и лизоблюду уважение, которого он не заслуживает». Адальберт не знал, что отвечать на эту – столь странную – похвалу.

Другой заботой, хоть и взятой Адальбертом по собственному желанию, были приготовления к приезду Луизы. Неважно, насколько искренним был их брак, Адальберт решил, что будет делать всё, чтобы его жена никогда не роптала на судьбу. Возможно, он хотел, чтобы его союз с Луизой походил на союз его родителей, где никто и слова дурного не смел сказать о своём супруге, а может, то была простая любовь к ближнему, о которой без устали твердят в церкви.

Вспомнив их встречу год назад, Адальберт заказал из Франции семена маков, чтобы высадить их у себя в саду. Спальня будущей графини обросла всевозможными предметами роскоши: узорчатыми коврами, шелками и бархатом, гобеленами и позолоченными зеркалами. И, наконец, на тумбочке графиню дожидалась коробочка, внутри которой лежал кулон с подвеской в форме буквы «Л», украшенной камнями граната, наподобие той, что носила Анна Болейн16. Когда Адальберт заходил проверить комнату, он сразу представлял, в какой восторг придёт Луиза, и по телу пробегала приятная дрожь.

Все эти траты, однако, ударили по казне. Сенешал Людвиг сказал, что на гранатовый кулон для графини ушли последние сбережения, которые оставил граф Рудольф. Это взволновало Адальберта, но сенешал поспешил успокоить его: близилось время жатвы, а значит, и сбора податей.

Было и ещё кое-что, что не давало Адальберту покоя: ответ, пришедший из Фрайбурга. Профессор Цазий, которого Адальберт посвятил в дело о суде над отцом Иеремией и у которого просил совета, написал следующее:

«Мой любезный друг!

Прежде всего, позволь упрекнуть тебя в отсутствии всякой бдительности. Посылать письмо с таким содержанием было крайне неосмотрительно. Твоему гонцу повезло передать письмо мне в руки, иначе всё, что там написано, подверглось бы огласке. Впредь, если будешь писать мне, избегай столь дерзких выражений, которые могут обернуться против тебя самого. Это не брюзжание, а добрый совет от опытного человека.

Теперь поговорим о самом письме. Ты пишешь о правильных вещах, о справедливости и защите простых людей. Мне самому знакомы мысли, занимающие твой ум. Но! Ты слишком голословен, друг мой. Во-первых, чем ты можешь подкрепить свои слова об архиепископе, кроме собственных догадок? Даже если это кажется очевидным, таковы закономерности нашего дела: любая теория требует доказательств. Во-вторых, ты слишком много рассуждаешь об общих вещах. Какими бы важными и искренними ни были твои слова, ты всего лишь повторил простые истины, которые до тебя не раз произносились философами и риторами. Увы, такими речами ничего не добиться.

Так что же я могу посоветовать тебе? Всё это сложно, друг мой, так как среди законов нет панацеи от всех «болезней» человеческого сознания. Я могу лишь призвать тебя, как призываю я своих учеников, чаще обращаться к трудам великих. Не пренебрегай основами, которые они заложили в нашу непростую науку, ибо там сокрыто много того, что даже знающие люди, считая очевидным, часто упускают из виду. Прежде всего я советую обратиться к «Concordia canonum discordantium» Грациана, где изложены главные принципы, которым следует церковь при судебных разбирательствах. Если в твоей библиотеке отсутствует сей манускрипт, в нашем университете для тебя могут изготовить его копию – за определённую плату, конечно. Также рекомендую просмотреть «Саксонское зерцало» Эйке фон Репкова и «Швабское зерцало». Наверняка и там можно найти что-то, чем можно будет возразить вашему архиепископу. Богословские тексты тоже могут дать если не добрый совет, то хотя бы пищу для размышлений. Тут, конечно, стоит говорить и о Фоме Аквинском, и об Августине Аврелии; думаю, ты сам понимаешь, о книгах какого характера идёт речь.

Будь последователен и скрупулёзен в своих изысканиях, и результат не заставит себя долго ждать. Но помни об осторожности: не вступай в спор, если не уверен в твёрдости своих аргументов, а вступив, тщательно подбирай слова. Твоя задача – добиться справедливого приговора для обвиняемого, а не оскорбить своего оппонента. Многие забывают об этом.

Желаю удачи в твоём непростом деле! Обращайся ко мне с любыми вопросам, если таковые появятся, и непременно сообщи, если добьёшься каких-либо успехов.

Твой покорный слуга,

U.Z.»

Тон письма показался Адальберту пренебрежительным. В словах Ульриха слышались раздражение и усталость, в которых Адальберт видел следствие поры университетских экзаменов. Тем не менее, он спросил у отца Филиппа, имеется ли в замке образец «Декрета…» Грациана, и, получив отрицательный ответ, тут же послал, к радости капеллана, гонца в Фрайбург. Конечно, заказать копию можно было и в Трире, но это точно не прошло бы мимо архиепископа и вызвало бы определённые подозрения. Как ни была противна Адальберту эта игра в хитрость, приходилось подчиняться её правилам, чтобы не проиграть.

***

В день свадьбы все недавние тревоги рассеялись. Адальберт стоял у зеркала и в очередной раз поправлял воротничок рубашки, уже не столько придавая ему опрятный вид, сколько просто от нервного ожидания. Прошлую ночь он провёл в Танштайне, и это только усиливало волнение от предстоящего дня. Родные стены придавали сил, а в замке фон Танштайн мрачные мысли сами лезли в голову. Луизу Адальберт не видел с тех пор, как приехал. Только фрейлины встретились ему вечером в коридоре и залились звонким смехом, от которого стало так же неловко, как и год назад.

Адальберт вглядывался в своё отражение. Последний раз он так рассматривал себя, будучи ещё ребёнком, когда тело впервые стало ощущаться чем-то сложным и непонятным. Сейчас лицо его вытянулось и приобрело остроту черт, сразу сделавшую Адальберта похожим на отца. Молодой граф скривил губы от этой мысли. Он казался себе странным образом повзрослевшим: лёгкая бородка обрамляла линию челюсти, оформились точёные скулы, и в то же время какая-то детскость сохранялась в ещё пухлых губах и круглых глазах. Будет ли он выглядеть рядом с Луизой ещё мальчишкой или уже мужчиной? Чем дольше граф рассматривал себя, тем несуразнее становилось отражение: нос казался слишком длинным, один глаз был как будто выше другого… Адальберт нацепил шляпу чуть ли не на глаза и отошёл от зеркала, сев на кровать. Не тем он занимался перед торжественным днём. Молодой граф закрыл глаза и предался молитве.