Последняя звезда

– Дед, но ведь не могу же я сам слетать на побережье и замерить температуру. Если так думать, то вообще никому и ничему доверять нельзя. Как тогда жить? Мы же и шагу шагнуть не сможем, потому что вся информация, так или иначе, не надёжная. Но ведь мы же как-то живём!

– Вот именно, «как-то». Да черт с ним, с побережьем, возьмем пример посерьёзнее? Представь, что произошёл сбой в навигационной системе, и ты, полностью доверяя технике, посадил свой шатл мимо цели, упал где-нибудь в лесу на малоизвестной планете?! Животный мир там агрессивный, связь не работает…

– Ну, чего ты ужасы всякие рассказываешь, – вмешалась бабка, – накликаешь беду!

– Ничего я не накликаю. Тодд ведь у нас обученный! И школу выживания проходил, и охотились мы с ним. Он не растеряется и не пропадёт! Но ведь восемьдесят процентов молодёжи, оказавшись отключенной от коммуникационного центра, лицом к лицу с природой – она же просто банально не выживет, просто погибнет! Потому что не будет в голове умного и всезнающего Оракула, который скажет, как развести огонь, добыть пищу, найти воду! Некому будет подсказывать!

– Но деда, то, что ты описываешь – глобальный сбой системы, форс-мажор. Таких не было уже более двадцати…

– А вот ничего и не глобальный! – перебил дед. – Приведу другой пример: если завтра какой-нибудь хакер влезет в голову Оракула и пошлёт всем какую-нибудь заведомо ложную информацию, ну скажем, что за углом раздают бирюльки. И даже покажет всем ложную картинку. И что? Ведь вы же все туда припрётесь! А там вас уже будут ждать, только не с бирюльками, а с ножом!

– Дед, ну что ты всегда ударяешься в крайности!

– А кстати, дедушка прав, – снова вмешалась бабушка. Он редко участвовала в мужских разговорах, но уж если участвовала, то надолго, – Вот ты ответил про температуру на побережье. Ответил не задумываясь. А вот человек нашей эпохи сказал бы: «Не знаю». Потому, что человек нашей эпохи был свободен от знаний. А вы – не свободны. Вы вытаскиваете все что угодно, любые знания из любых библиотек в мгновение ока, но вы не в силах их не вытаскивать.

– А вот и не правда! – сказал Тодд, – Вот, смотрите, я тоже запросто отключу связь! – и он мысленно приказал отключить коммуникационный канал, – Вот, спросите меня что-нибудь!

– Сколько лет Чемберлену? – ехидно поинтересовалась бабушка.

Филби впал в ступор. Он мысленно отдал запрос, но поскольку, канал был отключен, чип спросил его, выполнить ли подключение. Тодд дал отбой, почему-то вслух. Потом, когда понял, что в собственном хранилище знаний, в голове – пусто, что он даже не знает, кто такой этот Чемберлен, растерянно сказал:

– Я не знаю.

Дед с бабкой захохотали.

– Ты бы видел себя со стороны, внучек! – веселился дедушка, – Ты был похож на шизофреника, который разговаривает сам с собой!

– Ну и что, – Тодд обиделся, – а вы что ли никогда не разговариваете сами с собой?!

– Да подожди ты обижаться, добрый молодец! – дед опять включился, – Эксперимент не окончен! Подсоединяйся там к своему Оракулу, послушай, что он скажет.

Тодд включил канал и с удивлением узнал, что Чемберлен умер, поэтому говорить о его возрасте некорректно. Можно только сказать, что он умер столько-то лет назад, в таком-то возрасте.

– Отлично, – дед, казалось, был доволен ответом Филби, – А теперь скажи мне, мой любезный друг, можем ли мы использовать метод выращивания роз по Чемберлену, и чем он лучше голландской системы?

Тодд понял вопрос, но знаний по голландской системе, как и о Чемберлене у него не было. Он хотел было сказать об этом деду, но привычка обращаться за услугами к машинам сыграла с ним злую шутку: он на автомате «переправил» запрос Оракулу. Оракул долго подбирал факты, и Тодд вынужденно «завис» на несколько секунд. В это время старый Филби встал, взял со стола нож, подошёл к внуку и приставил его к горлу. Когда Тодд получил ответ и его сознание вернулось в реальный мир, он не увидел деда в кресле, но почувствовал нож у горла и вздрогнул от испуга. Попытался вывернуться, но дед держал его железной хваткой. Наконец, вдоволь насладившись беспомощностью внука, дед отпустил Тодда, резюмировав:

– Ты трупп!

Филби стоял совершенно ошарашенный. Глупо моргая, он сказал:

– У Оракула нет данных по системе выращивания роз Чемберлена. Ну, вы и приколисты, Ба-а, Деда, Чемберлен-то, он же вообще был политиком!

А дед с бабкой уже катались по полу от смеха.

Филби понимал, что получил хороший урок. Вдоволь насмеявшись, дед тогда сказал:

– Вот видишь, внучек, не всегда быстрый машинный ответ несёт в себе суть. Подумай теперь о любимой тобою свободе личности. Где и когда ты взял это понятие? Твоё ли оно или это Оракул подсказал? – Дед подмигнул. Филби открыл было рот, чтобы возразить, но не смог.

– Я не говорю, что Оракул – это плохо, – резюмировал дед. – Но, обращаясь к машинам, ты теряешь связь с миром и время, которое может быть использовано против тебя. Как видишь, бывают ситуации, когда лучше честно признать что не знаешь ответа или начать искать его самому. По крайней мере, останешься жив!

* * *

Впоследствии, жизнь неоднократно подтверждала правоту деда. Электронные устройства, с детства ставшие частью мозга. Модифицированные с помощью генной инженерии органы и клетки человеческого тела, ничем не уступающие, и даже превосходящие электронные устройства. Микроскопические энергетические установки, равные по мощности целой звезде, но умещающиеся на ладони. Физические приборы, позволяющие искусственно управлять гравитацией, пространством и даже временем, – все эти изобретения сделали из человека совершенно новое, сказочно могущественное существо. Но разум человека, его способность творчески, непредвзято и независимо мыслить, практически не изменились за миллионы лет эволюции. Опора на технику ни капельки не приблизила человека к собственной свободе, скорее, наоборот: некоторые люди окончательно потеряли своё «Я». Иногда непонятно было, где за всей этой мишурой прячется человек, не стал ли он биологическим приложением к технологии? Если знания человек черпает из коллективного хранилища, если сложные вопросы он адресует искусственному интеллекту, то кто же он теперь? Не говорящая ли голова этого самого искусственного интеллекта, гигантской человеческой библиотеки? Кто говорит, ты или библиотека?! И где есть истинный ты, если с самого детства, всё, что ты впитывал, является чужими знаниями?!

Но всё это можно было назвать лишь пустой философией и болтовнёй, списать на чувство неуверенности в себе, которое так не модно в наше время, если бы не война. Как разведчик, Филби не раз убеждался, насколько это важно – умение смотреть собственными глазами, слушать собственными ушами, думать собственной головой. И не раз эта дедовская наука действительно спасала ему жизнь.

* * *

Холодное стекло фонаря вернуло задумавшегося пилота к реальности. Перед его глазами плыла чужая планета. Над ней неподвижной сетью висела его боевая эскадрилья.

Филби вдруг страшно захотелось помочь вот этим молодым ребятам, прекрасным, но ещё таким юным и неопытным пилотам. Помочь выжить, научить их уму-разуму, объяснить им всё-всё, чтобы они не повторяли его ошибок! Чтобы всем стало весело и радостно от общего знания и от общей уверенности в завтрашнем дне. Передать им что-то ценное, что-то глубоко личное, человеческое! Что-то, что поможет им выжить в этой мясорубке, нечто важное, нечто большее, чем просто информация! Эти мысли захлестнули Филби, и неожиданно сам для себя он задал вопрос вслух, голосом, не подключаясь к виртуатору, не надевая биошлем:

– Пилоты, всем ли ясно, что происходит на Тайкогрене77? Что происходит в ваших секторах обзора? Вот ты, Малиновка, – назвал он позывной пилота, который находился справа, – что видишь перед собой? Повторяю, что ты видишь, Малиновка?

Пилот под с позывным «Малиновка» отозвался пси-транслятор78, но виртуатор корабля Филби «озвучил» речь:

– Вижу космодром крэглов, сэр! У них там внизу что-то происходит, вижу две группы крэглов. Одна пытается посадить пилота в космолёт, другая его оттуда вытаскивает. Наверное, не могут решить, то ли лететь, то ли остаться. Мы их давно отслеживаем, при попытке взлёта собьем сразу, даже пикнуть не успеют!

– Отставить «сбить сразу», что ещё видишь?

– Ну, э-э-э…. Все возбуждены, машут руками, ну то есть, этими своими… что у них там вместо рук…отростками.

– Оставить юмор, Малиновка! Всем внимание: чему я Вас учил?! Повторяю, как я учил вас вести наблюдение?! Вот ты, Малиновка, вот ты сейчас чем смотрел на врага?!

– Глазами, сэр!

– Дурак!!! Ты смотрел через визиры, и ты слушал через микрофоны, мерил расстояние датчиками и сенсорами, но хуже того, – ты использовал виртуатор!!!

– Так точно, сэр, виртуатор – это же часть оружейной системы…

Филби не дослушал:

– Малиновка!!! Кто может объяснить Малиновке, почему он сейчас не прав? – и, не дождавшись ответа, в запале Филби продолжал, – Я же вам сто раз объяснял!.. Эскадрилья, слушать и смотреть всем, особенно новеньким, это важно! Малиновка, оборви связь с виртуатором и посмотри глазками!

– Это нарушение Устава, сэр, мы на боевом…

– Я прекрасно знаю Устав, Малиновка! Ответственность беру на себя! Быстро отключи обмен и посмотри глазками!

– Есть, глазками, сэр! – в динамиках засопели.

– Смотри, Малиновка, ты видишь космодром, видишь крэглов, они тягают своего пилота туда-сюда. Всмотрись в него, используй свой обычный аналоговый прицел. Благо, у тебя, как у разведчика, есть такая техника. Посмотри внимательно на крэгла. Что ты видишь?

– Вижу пилота…

– Стоп! Ты видишь фигуру, похожую на пилота, с чего ты взял, что он пилот?

– Но у него куртка, сэр! Виртуатор не ошибся, когда идентифицировал его, как пило… Ой, сэр, да у него куртка в крови! Сэр, да пилот-то и не шевелится вовсе, похоже, он без сознания, сейчас дам увеличение… господи!

– Ну, говори, что ты видишь, сынок?!

– Сэр, я понял: это раненый пилот, и они просто не могут толком усадить его в кабину, потому что… Господи, сэр! В кабине ещё пять человек! Это эвакуация, они пытаются эвакуировать раненых, сэр! Надо передать нашим, чтобы они не сбивали этот космолёт, там раненые!

– Молодец, сынок!

– Сэр, если они используют военный истребитель для эвакуации раненных, значит, у них там всё совсем плохо! А может быть, этот пилот – важная шишка. В любом случае, корабль сбивать нельзя, но его надо перехватить и сопроводить в госпиталь!

– Вот ты этим и займись, Малиновка! Возьми Ласточку и займись!

– Есть, сэр!

– И запомни этот урок, Малиновка! Слушай мой приказ, эскадрилья! Всем запомнить урок! Сегодня вы поняли: настоящему разведчику надо проверять себя самыми примитивными и самыми надёжными средствами, – теми, которым ты являешься подлинным хозяином – своими собственными руками, глазами и умом! Поняли меня?

– Понятно! Поняли, сэр! Классный урок, сэр! Запомнили, сэр! – загалдели пилоты.

Филби закончил обучение как раз вовремя. Пришёл приказ командования. Быстро пробежав глазами, Филби не стал задерживать и сразу же поставил на громкую связь:

– Всем юнитам, отбой! Повторяю: всем юнитам отбой! Войне конец! Крэглинги сдались!

XIX

«Когда в космосе последняя звезда сожжёт до конца своё водородное топливо и погаснет, когда сила притяжения не сможет больше удерживать звёзды в галактиках, когда разлёт галактик во Вселенной станет необратимым, а материя распадётся на составляющие её элементарные частицы, – наступит холодная эпоха Вселенной, знаменующая собой закат нашего мира, каким мы его знаем».

Неизвестный ученый начала XXI века.

Это была тихая, уютная планета, и что самое ценное – значительно удалённая от межзвёздных трасс. Полностью зелёная, с тёплым, мягким климатом, обильными реками, богатыми лесами, – это место вполне годилось под определение «рай».

Филби не очень верил в рай, справедливо полагая, что и рай и ад человек творит вокруг себя сам своими собственными поступками, но если бы рай и существовал, то, безусловно, он был бы здесь – на Силентии.

Филби и раньше любил бывать здесь. Вот и сейчас, взяв полагающийся после военной компании отпуск, он с удовольствием окунулся в несуетный мир свободы от забот, незатейливого уюта и первобытной природы.

Таким Силентию создал прапрадед Тодда – Яромир Владимирович Филби. У Яромира не было денег, чтобы купить готовую планету, и он принял разумное решение построить её себе сам. Облюбовав голубое солнце Килари в качестве базы, и оплатив налог за место на орбите, Яромир приступил к строительству.

Внутренности искусственных планет обычно делали полыми. Вместо ядра там устанавливали генератор поля, который и держал надутым весь этот гигантский «мыльный пузырь» радиусом шесть тысяч километров. Стандартный размер для планет земного типа. Рядом с генератором располагали источник искусственной гравитации, который обеспечивал привычное для человека тяготение, как если бы это была не космическая пустышка, а полновесная планета с железным ядром. Там же внутри ставили аннигиляционный реактор, снабжающий всю эту систему энергией, с запасом топлива, которого должно было хватить на миллионы лет вперёд.

На поверхности «пузыря» синтезаторы материи тонким двадцатикилометровым слоем напыляли океаны и материки, горы и равнины, накачивали воздухом атмосферу. Затем биореакторы выращивали бактерии, нарабатывали необходимый запас почвы. Генные инкубаторы выпаривали траву и деревья, производили насекомых, животных и птиц и всё это биологическое разнообразие выпускалось на волю. Однажды искусственно рождённый, этот мир начинал жить и развиваться независимо и естественно, будто бы планета существовала по своим законам уже миллиарды лет.

Подобное типовое решение можно было достаточно недорого купить на рынке или, если обладать некоторыми знаниями, сделать всю работу самому. Яромир предпочитал работу руками (это качество, как говорили, унаследовал и Тодд), к тому же, прапрадед не любил четких форм. В отличие от своих соседей, которые превращали домашние планеты в аккуратно подстриженные газоны, старый Филби приказал виртуаторам сделать совершенно произвольный рельеф, настолько непредсказуемый, чтобы можно было бродить по всем уголкам этого нового мира и всегда находить что-то новое.

Однако некоторые вещи прапрадед всё-таки подкорректировал: задал точное число материков – три, а так же определил их форму и местоположение.

Основной материк опоясывал всю планету по меридиану так, что на полюсах его сковывали снежные шапки, а на экваторе буйствовали джунгли. Он был задуман как обильный мир естественной живой природы. Можно было сесть в маленький самоходный поезд на северном полюсе и проехать на нём за полтора-два часа до южного. А по дороге наблюдать, как сменяют друг друга климатические зоны: снежная пустыня плавно перетекает в тундру, тундра обрастает редким лесом, который становится всё выше и выше. Лес постепенно редеет, уступая место степям. В степи ненавязчиво вкрапляется золото пустынь. Пустыни начинают зеленеть, встречаясь с субтропиками, а завершает действо зёленое буйство тропической зоны. А потом всё то же самое – в обратном порядке. При желании можно остановить поезд в понравившемся месте. Например, выйти и поздороваться со слонами. Благо, они на этой планете практически ручные. А можно искупаться в чистой ледяной реке, любуясь горами на горизонте, где эта река и родилась. Хотите, – останавливайтесь в пустыне. Замрите и послушайте тишину. Есть компания? Можно устроить пикник на лесной опушке. Косули и антилопы выйдут к вам на огонёк. Человека они не знают и практически его не боятся. Старый Филби изначально отказался от перегибов системы безопасности, которая, например, могла контролировать поведение животных. Прапрадед считал, что человеку иногда не мешает почувствовать себя на равных с другими существами. Поэтому волки здесь могли напасть по настоящему, а медведи задрать насмерть. Но пищи было вдоволь, экосистемы сбалансированы, и животные обычно, не нападали. Младшие члены семьи Филби могли часами кататься на этом поезде и всегда приглашали на прогулку друзей. Такие прогулки были одной из главных местных достопримечательностей.

Два других совсем маленьких материка носили имя «исторических», – так их называли в семье. Первый представлял собой изолированный мир, населённый динозаврами, эдакий островок ожившего прошлого. Второй материк – «экзотический» являлся удивительным парком, где были собраны представители флоры и фауны с самых разных планет, в основном, разумных рас, на которых когда-либо побывали Филби. Каждый считал своим долгом захватить из поездки какую-нибудь диковинную зверушку. Все радовались, собирались вместе, начинали расспрашивать, что за зверь и как его кормить. Решали головоломки, как вписать нового питомца в экосистему, так, чтобы он не пожрал всех остальных, не нарушил пищевые цепочки и так далее и тому подобное. Часто заканчивалось тем, что новичку строили отдельную вольеру, размером, скажем с квадратный километр, где воссоздавали условия его родной планеты. Часто такую вольеру изолировали с помощью защитного колпака, чтобы зверушка не сбежала со своей территории и не натворила бед. Подобными силовыми колпаками были накрыты и сами исторические материки, за счет чего их экологические системы были изолированы от остальной планеты. Когда Филби надоедали уют и безопасность естественной человеческой природы, они отправлялись на исторический материк – поохотиться на динозавров, или шли на экзотический – полюбоваться гигантскими цветами с Кромулины79, или полетать на Ольжанских80 бабочках. Представители семьи бывали в этих мирах исключительно в защитных костюмах, в сопровождении боевых роботов, за исключением прапрадеда, который был единственным, как говорят, кто умудрялся выжить здесь без скафандра и считал такой экстремальный, смертельно опасный отдых вполне естественным и достойным занятием для мужчины.

Одним словом, Силентия была создана для любителей туристического отдыха и походного образа жизни.

Из космоса такая планета ничем не отличалась от обычной, естественной, природной. И даже защитных энергетических колпаков над двумя маленькими материками с высоты не было заметно. Барьер действовал даже в море. Рыбы юрского периода и современные рыбы плавали в метре друг от друга, удивлёнными глазами разглядывая себе подобных и даже пытаясь пообедать сородичами, но натыкались при этом на прочное невидимое «стекло».

Центр управления всем этим сложным планетарным механизмом располагался в хрустальном замке на краю скалы, возвышавшейся не берегу лазурного моря. Цвет воде придавали местные минералы. Замок этот построил уже другой Филби, помоложе, – прадед, в честь красавицы прабабушки.

Виртуаторы центра управления бережно корректировали орбиту планеты и наклон её оси, регулировали климат, не допуская слишком опасных перекосов. Следили за силой тяжести, состоянием атмосферы, поддерживали экологическое равновесие животного и растительного мира, – одним словом, делали всё необходимое, чтобы сохранить этот хрупкий и прекрасный мир, семейный очаг Филби, построенный на скорлупе гигантского яйца, – искусственной планете Силентии.

* * *

В этот раз Силентия встретила Филби приветливо: ровная спокойная осенняя погода царила в северном полушарии, куда приземлился кораблик Тодда. Филби не стал заходить в хрустальный замок, где сейчас не было никого, кроме роботов. В Южном полушарии отдыхали Иван и Кристина Беловы с детьми – дальние родственники Тодда по материнской линии. При заходе на посадку, когда корабль засекли охранные системы, Филби попросил Бэримора, их семейного робота-управляющего никому не сообщать о его приезде. По заведенной традиции Филби поселился в маленьком домике в предгорьях, где сейчас была осень. Домик этот построил другой предок Филби по линии отца – Рой Филби. Строил его как летний домик, своими руками, из естественных материалов – дерева и камня. А, поскольку во Вселенной эти материалы давно уже не использовали в качестве строительных, дом получился очень старинным на вид. И это нравилось Тодду. Никаких удобств, но и никаких излишеств, только ты, дом и природа.

Отоспавшись в первый день своего отпуска, Тодд на утро следующего дня отправился за грибами. Собирать эти съедобные лесные растения было просто и увлекательно, а самое главное – занятие требовало ходить. Много ходить, отыскивая замаскировавшиеся грибы в лесной траве, в зарослях кустарника, на опушке леса. Для Филби, который так слишком много времени проводил в кресле пилота, ходьба была прямо тем средством, что доктор прописал.

Холодные звёзды уступили место тёплым цветам, тьма космоса – зелени леса, теснота кабин, кают, ангаров – простору полей. Филби гулял, гулял, гулял, собирая грибы, вдыхая свежий осенний воздух, напоенный ароматами соснового леса: гниющей листвы, тёплых мшистых камней, сыростью болот, солнечных лучей, пробивающихся сквозь плотную завесу веток…

Грибов было много, и они были сказочные: большие и толстые – белые, маленькие и жирные – маслята, красивые на аккуратной ножке – подберёзовики, разноцветные и ажурные – сыроежки. Так и бродил Филби по лесу, отключившись от Оракула, без машин и без роботов, позабыв обо всем на свете, с контейнером по имени «корзинка» в руках. Такие делали очень древние люди – славяне, его предки, как рассказывал его дед.

Когда корзинка наполнилась, Филби повернул к домику. Через час он вышел на опушку леса. Сказочный вид открылся ему: невысокие горы ровными волнами бежали с запада на восток, огромная речная долина раскинулась между гор, а поле, украшенное незатейливыми северными цветочками, дышало ветром.

«Как странно», – подумал Филби, – «Словно бы и нет в этом мире ничего, кроме этой долины, и этих гор. Куда делся весь наш век с его высокими технологиями? Где сейчас звездолёты, бороздящие холодную космическую мглу? Где миллионы солнц, глядящих своими очами на миллиарды планет? Нет ничего!!! Ничего нет!!! Есть только я, это солнце и это поле, да горы там, вдали. Остановилось время и никуда не течет. Через тысячу лет придёт сюда другой юный Филби, его внук или правнук и будет так же, по старинному обычаю собирать грибы. И так же выйдет на опушку леса, вот в это поле, и будет смотреть, и думать о чём-то своём…»

Жив ли я? Живу ли я? Или это мне кажется? Или это мир живёт вокруг и смотрит в меня сейчас как в маленькое зеркало? Смотрит и думает: вот маленький Филби вышел на опушку леса и смотрит в меня. А кто же я? Живу ли я? Я ли это живу, или это маленький Филби живёт и смотрит сейчас на меня и думает о своём?..

Запутавшись в отражениях своего сознания, настоящий Филби вздрогнул. Его сердце тронула тоска. Тоска от величия и непонятности этого мира – столь простого и столь сложного. А тоска – это было не то чувство, за которым он приехал в эти волшебные края. Стряхнув набежавшую тоску и сосредоточившись на солнечном свете, и бабочках, и прекрасном осеннем поле, Филби зашагал вниз с холма по направлению к маленькому древнему домику, который построил его дед.

Зайдя в дом, он услышал обычное «Тик-так»: старинные часы тикали, отмеряя утекающее время. Хотя, если вдуматься, есть ли то, что стоит отмерять? Что показывает стрелка часов? Она показывает лишь положение планеты относительно солнца. Измерять время придумали греки. Они втыкали в землю палку и следили за тенью, которую отбрасывает солнце. Но имело ли это измерение тот смысл, что мы вкладываем в него сейчас? Может быть, для греков это имело совсем другое, символическое значение: может быть, так они отдавали дань солнцу, поклонялись ему, наблюдая за его тенью? Об этом мы никогда не узнаем.

Тик-так…

Филби смотрел, как чинно ходит маятник. Это было полнейшим безумием – создавать дом по древним технологиям, совершенно вручную, без использования форм-синтезаторов, без подсказок всезнающих виртуаторов. Но в этом был весь дед, он не далеко ушёл от прадеда, да и вообще от всех мужчин рода Филби. Взяв с собой лишь четырёх роботов в качестве помощников, дед строил этот дом сам, полагаясь лишь на собственный разум.

– Работа разума, внучек, самая ценная вещь, – учил дед, – Используй любую возможность, чтобы обучить разум!

И Филби всегда следовал этому принципу. Дед считал, что человеческий разум обучается максимум до трёх-пяти лет, а все остальные знания, что мы усваиваем, – это чужие готовые образцы. Они полезны, но созданы другими людьми для решения очень своих, зачастую узких задач. Если опираться только на них, попав в нестандартную ситуацию, запаса этих знаний может и не хватить, а новые ты создавать не научился, творцом так и не стал. Поэтому, учил дед, чтобы обучить собственный разум, нужно постоянно устраивать ему испытания, задавать головоломки и задачи. Ничего лучше новой, неизвестной работы для этого и не придумаешь. Конечно, обогащаться чужим опытом можно и нужно, но это только потом. Первый опыт, когда у тебя ещё нет образцов, бесценен с точки зрения возможностей для роста.