Любовь твоя стала ядом

– Ждём рассвета, – улыбается он, тянется к мотоциклу, открывает сзади крышку и достает оттуда фотоаппарат. – Я подумал, что мы не можем упустить эту возможность, осталось совсем немного, скоро начнется восход солнца, а отсюда – потрясающий̆ вид.

Я подхожу к ограде, смотрю вниз, где колышется вода, создавая впечатление танцующих огней̆.

– Красиво, – шепчу, не отрывая взгляда.

Имран встает рядом и щёлкает фотоаппаратом воду.

– Если упасть с такой̆ высоты, наверное, можно умереть, – озвучиваю я мысль.

– Этот мост – излюбленное место самоубийц. Те кто хочет уйти из жизни красиво, приходят сюда.

Я замолкаю и завороженно смотрю вниз.

– Диана, – Имран поворачивается ко мне, – я извиняюсь за то, что произошло в агентстве. Харун не должен был так поступать.

– Вы всегда извиняетесь вместо брата? – не скрываю я своего негодования, отвожу взгляд от воды и смотрю на него. – Это уже второй̆ раз, когда вы просите прощения вместо него.

– Потому что никто не знает его так хорошо, как я, – произносит он мягко. – Харун – стратег и перфекционист. Зачастую его дни расписаны по минутам на месяцы вперед, к тому же он – трудоголик. Иногда он работает так, что может не спать несколько ночей̆ подряд, а если что-то или кто-то мешает в достижении его цели, нарушая его порядок, он не выбирает методов, чтобы устранить это.

– Хотите сказать, что я являюсь раздражителем для него?

Имран, запрокинув голову, гортанно смеется. Я же ничего смешного в этом не вижу, он ведь намекает именно на это, разве нет? Увидев, что я не разделяю его веселья, он прекращает смеяться, и серьезным тоном продолжает:

– Скажем так, в тебе он видит угрозу, которая может разрушить его планы. Издательство было основано ещё нашим дедом, затем управление им перешло к нашему отцу, – Имран делает паузу, размышляет о чем-то. – После его смерти оно оказалось на грани разорения, помимо долгов, в наследство нам ничего не досталось. Харун взвалил всё на свои плечи в двадцать лет. Ему пришлось заключить сделку с человеком, который был готов профинансировать издательство, в обмен на пятьдесят процентов наших акций. За эти годы брат не только вывел издательство из кризиса, но и расширил его, увеличив количество выпускаемых журналов, открыл модельное агентство, которое упрощает работу рекламного отдела. Контракт с Тубой выведет один из его журналов на мировой рынок. Наверное, ты думаешь, какого чёрта я рассказываю тебе об этом? —он наклоняет голову и улыбается. – Просто я хочу, чтобы ты понимала ответственность, возложенную на тебя… Если Style Wedding станет настолько успешным – есть вероятность, что мы сможем заключить сделку, которая позволит вернуть наши акции. Харун одержим этим проектом, а его успешность зависит и от тебя. Ты – одна из маленьких деталей̆ в большом механизме, и если не сможешь выполнить свою функцию, то вся система полетит, – заканчивает он.

Всё это время я внимательно слушаю его и начинаю осознавать всю ответственность. Становится страшно, обнимаю себя руками. Возможно, я недостаточно серьёзно относилась к своей̆ работе, для меня она – ловушка, в которую я угодила, но для них это – возможность вернуть свое наследие…

– Я поняла, сделаю всё возможное, чтобы не подвести, – тихо отвечаю я.

– Отлично, а теперь посмотри на это.

Он кладет руки на мои плечи и медленно разворачивает таким образом, чтобы я видела нежно-алые цвета, расстилающиеся по небу. Первые робкие лучи солнца показываются из-за горизонта, тонут в волнах, отражаются и множатся от поверхности воды. Восторг и упоение наполняют меня. Наблюдение за рассветом – одно из самых прекрасных мгновений, которое можно прожить, это возвращает к истокам, к самой̆ сути жизни.

Мне бы хотелось навечно остаться в этом миге.

Глава 11

Любование рассветом настолько поглощает меня, что я не сразу замечаю, как Имран щелкает фотоаппаратом. Поворачиваюсь к нему и вижу, что объектив направлен на меня.

– Так не честно! – скрещиваю руки на груди, изображая обиду.

Он улыбается моей выходке, продолжая снимать.

– Мы тут не просто так: это наш первый фото урок. Скажу честно, твои студийные фото никуда не годятся, – говорит он, переставая фотографировать, и разглядывает экран камеры. – Эти фото, другое дело, – кивает на камеру, – они восхитительны! Знаешь, в чём разница между ними и снимками, сделанными в студии?

Я медленно мотаю головой, пожимаю плечами.

– Сейчас ты была настоящая. Все твои эмоции были обнажены и отражались на лице. На съёмках, когда фотограф просит тебя о той или иной эмоции, ты стараешься изобразить их, но у тебя это не получается, поэтому фотографии неестественные, на них ты скованная, потерянная. Ты должна научиться управлять эмоциями. Представь, что в твоей голове сундучок: если фотографу нужна твоя улыбка, то вспомни что-то веселое, что заставляло тебя смеяться, и тогда улыбка сама появится на твоем лице. Если же ему нужно, чтобы ты была печальной, то ты должна вспомнить то, что сильно огорчило тебя когда-то…

– У меня это плохо получается, я не умею как другие модели мгновенно менять выражение лица, – откровенно признаюсь я.

– Ты слишком стеснительная для модели, но нам нужно за короткий срок подготовить тебя для съемок коллекции Тубы и участия в дефиле. Теперь я сам буду с тобой работать, ведь я снимаю её коллекцию. За это время ты должна привыкнуть ко мне и к камере, должна почувствовать себя уверенней, только тогда у нас всё получится.

– Спасибо вам, Имран, мне очень жаль, что я создаю столько проблем.

Он хмыкает, убирает камеру в байк, подходит ко мне, встает рядом и смотрит на небо. Солнце ласково освещает его лицо.

– Нет никаких проблем, тебе от нас достаётся не меньше, не так ли? – заглядывает он мне в лицо.

– Вовсе нет, – отвечаю я быстро и резко, чувствую себя неловко.

– Вчера, ты сказала, что у тебя никого нет. Твои родители живут в другом городе?

Вопрос застает меня врасплох. Он задает его внезапно, и меня скручивает изнутри, словно мне нанесли удар в солнечное сплетение.

– Я выросла в детдоме, – отвожу глаза в сторону, стараюсь, чтобы голос не выдал моего волнения.

Он молчит, чувствую, как его взгляд изучает меня.

– И тебе ничего не известно о своих родителях? Как ты оказалась в детском доме?

Воздух покидает мои легкие. Я отворачиваюсь так, чтобы он не видел моего лица. Смотрю вниз на воду: световое освещение моста отключено, и теперь огни не отражаются в воде. Вся сказочная красота ночи улетучивается, день вступает в свои права, обнажая всё вокруг в своем истинном виде.

Я лихорадочно размышляю над тем, что ответить Имрану. В памяти всплывает рассказ Джулейлы о том, как она оказалась в детском доме. Набираюсь храбрости, чувствую, как в горле образовался ком, заставляю себя его сглотнуть.

– Меня подбросили в детскую больницу с обостренной пневмонией, когда мне было всего несколько месяцев, – повторяю её слова, – поэтому я ничего не знаю о своих родителях …

Вру, нагло и бессовестно присваивая себе историю чужой жизни, плету вокруг себя прочную паутину из лжи, так, чтобы он не узнал, не распознал правду, не мог сопоставить то, кем я могу быть.

– Диана, я такой осел! – шлепает он себя по лбу. – Прости за такие вопросы, должно быть тебе они не приятны, – с искренним сожалением в голосе произносит он.

Я медленно закрываю глаза, считаю про себя до десяти. Слишком стыдно и страшно посмотреть ему в лицо. Чувствую тяжесть, словно на плечи повесили тонну бетона. Ложь – она такая, давит на тебя грузом.

– Имран, мы можем поехать домой? – выдавливаю из себя, уходя от темы. – Я очень устала…

– Конечно! Ты можешь сегодня остаться дома, выспись как следует, – мгновенно отзывается он.

– Спасибо.

Я разворачиваюсь только после того, как он отходит от меня, и следую за ним к мотоциклу. На мосту появляются первые автомобили, которые проезжают мимо нас… Сажусь позади него, он трогается с места, но я больше не чувствую восторга от поездки на мотоцикле. Веду немую беседу со своей совестью, убеждая и успокаивая себя в том, что у меня не было другого выхода, что близнецы, не должны знать о том, кто я. Теперь я связана с ними контрактом, и если они всё узнают, то уверена, что они превратят мою жизнь в ад…

– Спасибо, – благодарю я.

Когда Имран останавливается у подъезда, я слезаю с мотоцикла и ставлю шлем на сиденье. Не дожидаясь, пока он снимет свой шлем, поворачиваюсь, чтобы уйти. Но он перехватывает мою руку. Я с удивлением смотрю на него.

– Всё в порядке? Кажется, я испортил тебе настроение, – внимательно смотрит он на меня.

– Всё нормально, просто устала и очень хочу спать, – растягиваю я губы, вынуждая себя улыбнуться ему.

Имран расцепляет пальцы и отпуская мою руку.

– Ок, не буду задерживать тебя, сладких снов, – говорит он, подмигивая, затем надевает шлем и уезжает.

Смотрю ему в след, пока он не скрывается из виду, потом не спеша иду к подъезду, поднимаюсь на свой этаж, и тихо открыв дверь, захожу в квартиру. Лейла все ещё спит и, кажется, даже не заметила моего отсутствия. Мысленно прошу у неё прошения, за то, что присвоила себе её историю, что не все ей рассказываю. Возможно, я не самая лучшая подруга, которая досталась ей. Раздеваюсь, ложусь в постель, и как только голова касается подушки, приказываю себе ни о чём не думать. И мгновенно отключаюсь.

***

Меня будит настойчивый дверной звонок. Встаю, чувствую себя разбитой̆, смотрю на аккуратно убранную постель Лейлы, и смутно вспоминаю, как она меня будила, и я о чём-то говорила с ней. Иду в прихожую, смотрю в глазок, вижу худощавого незнакомого парня в красной футболке и бейсболке. Нахмурившись, открываю дверь.

– Здравствуйте, мне нужна Диана Джемаль.

– Это я, – бросаю коротко.

– Тогда это вам, – передает он мне большой бумажный пакет с логотипом MARCIANO Guess и протягивает квитанцию, – распишитесь, пожалуйста, в получении.

Я недоумевая, беру из его рук пакет, заглядываю внутрь и вижу коробку белого цвета. Парень настойчиво сует подставку с квитанцией̆. Я расписываюсь, возвращаю ему, коротко благодарю и, закрыв дверь, спешу в комнату.

Достаю коробку из пакета, открываю, аккуратно разворачиваю белую обёрточную бумагу и вижу лиф от платья чёрного цвета. Одергиваю руку, словно обжёгшись, отхожу назад, смотрю на коробку. «Может Лейла решила прикупить себе новое платье, а поскольку я дома, отправила на мое имя?» – проскальзывает мысль. Я нахожу мобильный, набираю её, и после нескольких гудков она отвечает.

– Ты отправляла платье на мое имя? – перехожу сразу к делу.

– Эм, что? Нет. А что такое? – озадаченно произносит она.

– Ладно, окей, поговорим позже.

Отключаюсь и нервно хожу по комнате туда-сюда. Значит, Харун. Это у него такой способ извиниться? Мне это совсем не нравится. Что он о себе возомнил? Думает можно взять, разорвать на мне платье, вести себя как хам, а после – просто отправить взамен другое?

Закрываю крышку, убираю коробку в пакет, твёрдо решая вернуть ему это и немедленно! Вспоминаю о контейнере под рыбу, который должна была передать через него. Иду на кухню, нахожу его, наполняю шоколадом, привезенным из США, кладу в пакет к платью. Быстро передвигаюсь по квартире, готовясь к выходу.

Через пятнадцать минут я смотрюсь в зеркало и нахожу свой вид вполне сносным. Бирюзовые брюки-дудочки в сочетании с жёлтой кофточкой освежают, отвлекая внимание от недосыпа на лице. Волосы, собранные в хвостик, доходят до середины спины. Надев на ноги балетки, прихватываю пакет и выхожу из дома, пока решительность не покинула меня.

Решаю не тратиться на такси, иду к остановке и жду нужную маршрутку. Пока еду, готовлю речь, которую собираюсь ему сказать. Но, доехав до места, понимаю, что вовсе не знаю на каком этаже располагается редакция и его кабинет. Подхожу к администратору центра на первом этаже, спрашиваю. Она любезно информирует, что редакция находится в соседнем здании, а его кабинет на двадцать пятом этаже.

Поблагодарив её, решительно шагаю в соседнее здание, которое изнутри выглядит точно так же, как наше. Подхожу к лифту, поднимаюсь на нужный этаж. Когда выхожу из него, к своему удивлению, вижу на месте секретаря женщину преклонных лет, в очках с толстыми стеклами и пучком на голове. Подхожу к ней, она строго смотрит на меня поверх очков.

– Здравствуйте, я к Харуну Малик, – говорю прежде, чем она успевает задать вопрос.

– На сколько вам назначено и кто вы? – её голос звучит так же сурово, как она выглядит.

– Мне не назначено, я по личному вопросу, – стараюсь не терять уверенность.

Она недовольно поджимает губы, но поднимает трубку телефона.

– Как вас представить?

– Диана Джемаль.

– Харун, к вам по личному вопросу Диана Джемаль, – она окидывает меня взглядом с ног до головы, – поняла, – отвечает в трубку.

– Вам придется подождать, когда он освободиться, – теперь уже мне отвечает она и кладет трубку.

– Хорошо.

Она не предлагает мне присесть и мгновенно теряет ко мне интерес. Склонив голову, возвращается к изучению документов, лежащих перед ней. Я в шоке от её бесцеремонности. Разворачиваюсь, иду к черным офисным диванам и присаживаюсь на один из них, кладя рядом пакет. На стеклянном столике множество журналов. Беру первый̆ попавшийся, стараюсь заинтересовать себя им.

Пока я бесцельно рассматриваю картинки в журнале, к нему в кабинет то и дело входят и выходят люди. Время идет: я сижу уже второй час, попа начинает болеть, а я – злиться. Рассматриваю журналы по второму и даже третьему кругу, и всё это под строгим взглядом его секретарши, которая дразнит меня запахом ароматного кофе. Она пьет сама и заносит в кабинет Харуна, а мне и не думает предлагать. Хочется послать всё к черту и уйти, но надежда, что вот-вот, и он меня пригласит, не отпускает.

Проходит ещё час, затем ещё два. Я продолжаю ждать из упрямства. Мысленно обзываю его всеми известными мне ругательствами, но от этого не становится легче. Когда я дохожу до отчаяния, решаю, что суну пакет его секретарю и уйду, пусть она сама передаст ему. Но она встаёт, берет какие-то папки в руки и направляется к лифту, бросая на меня предупреждающий̆ взгляд.

Как только она скрывается в лифте, я вскакиваю на ноги, хватаю пакет и стремительно направляюсь к его кабинету. «Ну, я сейчас тебе устрою!» – предвкушаю я мстительно. С силой̆ дергаю ручку двери, толкаю её так, что она ударяется об стену и захожу в его кабинет.

В центре стоит массивный̆ рабочий̆ стол, за которым никого нет. Я оглядываю светлый̆, просторный̆ кабинет и замечаю в левой̆ его части, у стены, открытую дверь офисного шкафа, из-за которой показывается голова Харуна. Его глаза метают молнии. Он отходит назад, и ошарашивает меня тем, что стоит по пояс голый, держа в руках рубашку. Это этим он так сильно занят? Кто вообще переодевается в офисе? Чертов педант!

– Тебя не учили хорошим манерам? Прежде, чем войти куда-то, нужно постучаться! – произносит он, грозно сдвинув брови.

Меня это не пугает, ведь я в праведном гневе – надо же было так угробить мой день! Отвожу взгляд, который, оказывается, всё это время изучал его накаченный торс.

– Не нужно говорить о хороших манерах, они вам точно не известны! – гордо шагаю я по кабинету к его столу.

Боковым зрением вижу, как он натягивает на себя рубашку и застегивает пуговицы.

– Вы заставили меня прождать пять часов! Но я ценю чужое время, поэтому перейду сразу к делу. Я пришла, чтобы вернуть вам это! – с грохотом опускаю пакет на его грёбаный рабочий̆ стол. – Мне от вас ничего не нужно! Достаточно было просто извиниться за свой поступок!

Харун, уже одетый̆ в белоснежную гладко-выглаженную рубашку, медленно двигаясь, подходит к столу и опускается в кресло.

– Что это? – кивает он на пакет.

– Платье, которое вы мне прислали, – отвечаю я, вздернув подбородок. – Это было не к чему, я не буду его принимать!

Он медленно поднимает руку и смотрит на свои наручные часы, а затем на меня.

– Ты, отняла у меня пять минут времени, – демонстративно стучит он по часам, – пытаясь вернуть то, что я тебе не посылал.

– Как это не посылал?!

– Не посылал, это значит, что я не имею никого отношения к этому пакету и к тому, что находится в нём. И ещё, запомни на будущее, я никогда не извиняюсь, вне зависимости от того виноват или нет.

Еле заметная ухмылка делает его лицо одновременно прекрасным и жестоким. Весь мой самоконтроль куда-то исчезает, шея и щеки заливаются краской, и я часто моргаю. Это надо же так облажаться!

Откинувшись в кресле, он смотрит на меня в упор. Я теряюсь от его притягивающего взгляда и на несколько секунд забываю, зачем вообще пришла. Ощутимое напряжение чувствуется между нами, и он позволяет ему увеличиться, откровенно наслаждаясь моим позором.

– Харун, ты занят? Нужно выбрать снимки с фотосессии, – раздается в дверях голос Имрана.

Слышу, как он шагает в кабинет, ставит на стол папки, и встает у противоположной̆ от меня стены.

– Диана, – произносит Имран удивленно, когда замечает меня, – что ты здесь делаешь?

– Возвращает платье, которое ей якобы посылал я, – издевательски отвечает вместо меня Харун.

Имран бросает взгляд на пакет на столе.

– Почему? Оно тебе не понравилось? Вообще-то, его послал я, – признается он.

Ну конечно, нужно быть полной̆ идиоткой̆, чтобы не догадаться об этом! Как только я подумала на Харуна?! Открываю рот, чтобы ответить, но ничего не выходит. Мне приходится пару раз прокашляться.

– Позволь спросить, за каким чертом тебе это нужно было делать? – спрашивает Харун брата.

Его глаза опасно поблёскивают. Теперь откашливается Имран.

– Ну, вообще-то, её платье получило производственную травму в агентстве, поэтому я подумал, что Диана имеет право получить взамен другое…

Пару секунд все молчат. Харун никак не комментирует заявление брата, лишь, поджав губы, рассматривает его в упор.

– Я не знала, что это от вас, – нарушаю тишину я, – но раз его прислали вы, – акцентируя внимание на последнем слове говорю я, – то, пожалуй, оставлю платье себе.

Я стреляю в сторону Харуна злобным взглядом. Сегодня должно пострадать не только моё самолюбие!

– Отлично, тем более скоро у тебя будет повод надеть его: у нас намечается вечеринка, – весело произносит Имран, пытаясь разрядить обстановку.

– Спасибо, платье чудесное, это очень мило с вашей̆ стороны, – нагло любезничаю, направляя все силы на то, чтобы разозлить Харуна.

– Какого чёрта вы устроили в моем кабинете? – гремит он. – Если ты все выяснила – можешь проваливать!

Его слова, как выстрел, эхом отражаются от стен кабинета, действуя на нервную систему. Я стискиваю зубы, чтобы не послать его ко всем чертям. Выхватываю пакет, достаю контейнер и ставлю его на стол.

– Я обещала вернуть это, – сердито произношу я, глядя на него.

Никогда не встречала человека, который вызывал бы у меня такое бешенство. Я хочу расцарапать ногтями его наглую, самодовольную рожу!

– До свидания, Имран, – демонстративно прощаюсь я только с ним.

Гордо вздёрнув подбородок, разворачиваюсь и шагаю по направлению к выходу. Моя гордость только что была смертельно ранена, и этим я обязана только себе!

Глава 12

Выпрямив спину, расправляю плечи, приподнимаю подбородок и грудь вперёд, стараюсь шагать по ровной линии, начерченной по подиуму в зеркальной студии. Моник, преподаватель и постановщик дефиле, сцепив руки на груди, внимательно наблюдает за мной. За последние несколько дней, что мы с ним вырабатываем мою походку, он не сделал мне ни одного замечания, и это припадает мне уверенности.

Дохожу до середины подиума, ставлю руку на талию, выжидаю три секунды и иду обратно. Становясь на место, вопросительно смотрю на него, ожидая его оценки или критики, но он молчит и лишь, подняв руку, чертит в воздухе пальцем круг, говоря тем самым, чтобы я прошлась ещё раз. Я киваю, начинаю сосредоточенно шагать, пытаясь вспомнить все нюансы, о которых он говорил, но мой взгляд падает на дверь, откуда появляется Имран, точнее его голова. Просунув её в студию, он выкатывает язык, закатывает глаза и строит одну из своих милых рожиц. Мои губы против воли растягиваются в улыбке.

За последние две недели мы с Имраном подружились, с ним легко и просто, много смеха и веселья. Он из тех, кто умеет превратить любую работу в веселье и получать удовольствие от процесса съемок.

– Нет, нет, Диана, твоё лицо должно быть нейтральным, никаких улыбок, подмигивании и всего прочего, это отвлекает внимание от вещи, которую ты демонстрируешь, – Моник моментально реагирует на изменения в моей мимике.

Он никогда не кричит и не выходит из себя, отличается терпением и сдержанностью. Монику уже далеко за тридцать, он невысокого роста, коренастый, в очках, за которыми сверкают глаза темно-зеленного цвета. Его часто меняющиеся цветные шарфы на шее всегда идеально подобраны и подчеркивают изумительный цвет глаз. Он – один из немногих, кто мне нравится в этом агентстве, а его голос с искусственным акцентом иностранца, который, я уверена, он имитирует, могу слушать вечно.

Придавая лицу нейтральное выражение, продолжаю дефилировать, пока не возвращаюсь назад. Когда я поворачиваюсь лицом к студии, то вижу рядом с Моником Имрана. В одной руке он держит пластиковый стаканчик с кофе из автомата. Я знаю, что он принес его для меня. Имран всегда заставляет меня выпить кофе перед фотосессией. В другой руке у него большой белый конверт, им он машет мне и, наклонив голову, улыбается.

– Молодец, на сегодня это всё, – Моник хлопает в своей привычной манере, – завтра я приеду чуть позже, не забывай про осанку, не важно, на подиуме ты или нет.

Я утвердительно киваю ему. Он разворачивается, несколько секунд о чём-то переговаривается с Имраном и, широко шагая, покидает студию. Я облегченно вздыхаю, как только дверь закрывается за его спиной, и, сгорбившись, опускаю плечи. Мышцы ноют от напряжения и усталости. Стягиваю с себя туфли, и пьяной походкой иду по подиуму.

– Ты маленькая мошенница, что ты обещала Мони? – Имран громко смеется и садится на край подиума.

Дохожу до него и опускаюсь рядом, свесив ноги. Он протягивает мне стаканчик американо, и я с благодарностью принимаю кофе из его рук.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.