Любовь твоя стала ядом

Всё это продолжается до тех пор, пока Харун не встает таким образом, что я оказываюсь у него за спиной. В боковом зеркале лифта я вижу его свирепый взгляд, который пугает не только меня – лица мужчин заливаются краской, один из них ослабляет галстук, прочищает горло. Друг за другом они разворачиваются к нам спиной̆. Двери лифта снова открываются, но на этот раз никто не заходит, а мужчины покидают кабинку.

Вниз мы едим одни. Я остаюсь стоять за спиной Харуна практически вплотную к нему. По моему телу разливается приятное тепло, сердце отплясывает в странном ритме… Испугавшись своей̆ реакции, я отскакиваю назад и ударяюсь о стенку лифта. Харун поворачивает голову, смотрит на меня через плечо, но ничего не говорит. Двери лифта вновь открываются, он выходит, и я, выровняв дыхание, выхожу следом.

Мы идём по подземной парковке. Он шагает впереди, я маячу сзади. Харун останавливается у большой белой машины, достает из кармана ключи, снимает её с сигнализации и садится. «Не бойся, никто и не сомневался, в том, что ты – не джентльмен!» – фыркаю про себя. Подхожу ближе, читаю логотип на кузове —Land Rover. Знаю, что не дождусь приглашения, поэтому просто открываю заднюю дверь со стороны пассажирского сиденья и влезаю в машину. посылая про себя очередное проклятие в сторону того, кто придумал носить туфли на каблуках. Машина трогается с места, мы выезжаем из парковки, и только после этого он спрашивает:

– Где ты живешь?

– В шестнадцатом районе, корпус 315, – отвечаю я и с наслаждением замечаю, как он поджимает губы, когда я называю адрес, ведь этот микрорайон находится на окраине города, путь до него не близкий и славиться отвратительными дорогами.

Мои ноги ломит от боли. Не в силах терпеть, я наклоняюсь и снимаю туфли. Едем мы в полной̆ тишине. «Злыдень, мог бы и радио включить», – думаю про себя, наблюдая из-под ресниц за тем, как он сосредоточенно ведёт машину. Перевожу взгляд за окно, не хочу быть пойманной̆ на том, что наблюдаю за ним.

Только утром я думала о том, как всё ужасно в моей̆ жизни, но даже не догадывалась, что всё может быть ещё хуже. Теперь я стала посмешищем для всех. Как после такого мне появляться в агентстве? Может, бросить всё к черту и скрыться в неизвестном направлении куда-нибудь на необитаемый̆ остров, или в сельскую глубинку к коровушкам? Не важно куда, главное подальше от мира, где я вынуждена вращаться…

Отгоняю от себя глупые, несбыточные мечты: раз влезла в это, нужно набраться сил и храбрости и довести дело до конца. Только, где эту храбрость взять? Каждый̆ раз трясусь от страха, когда вижу его, мямлю как двоечница у доски… И почему только он всегда выглядит таким злым̆? Ко всем девушкам он так относиться или только ко мне? Может чувствует, кто я? Что было бы, если бы узнал? Он и так меня не выносит, а если узнает кто я – задушит, наверное.

Не удержавшись, бросаю взгляд в его сторону. Харун внимательно следит за дорогой, держа руль одной рукой. Другая сжата в кулак, мышцы напряжены, и моё воображение рисует безумные картины того, как эти руки сжимают мое горло… Сглатываю, прикрываю глаза, чтобы отогнать эти от себя эти мысли, но это не помогает. Теперь перед глазами другая картина: то, как он рвет этими руками мое платье… «А оно ведь было совсем новое, и не совсем моё», – с досадой думаю я.

Машина останавливается, и я распахиваю глаза. Неужели доехали? Так быстро? Выглядываю в окно – мы находимся на пустынном пляже у какой-то хижины из камыша, и нервно выпрямляю спину. Что мы тут делаем, зачем он сюда заехал? Нехорошие догадки проскальзывают одна за другой̆. Харун поворачивает ключ зажигания, и машина глохнет. «Он же не собирается меня изнасиловать? А может им известна правда обо мне, и они это всё подстроили, чтобы убрать меня!» – паникую я.

Харун выходит из автомобиля. Я тут же нажимаю на кнопку, блокируя сначала свою, а затем и соседнюю дверь, словно это может хоть как-то обезопасить меня. Но, к моему удивлению, он направляется к хижине, откуда выходит седой̆ старик и улыбается ему. Они пожимают друг другу руки, обнимаются и говорят о чём-то. Старик видимо зазывает его внутрь, но Харун показывает на машину, и тот, кивая, уходит. Харун идет обратно, но не садиться в машину, а дёргает ручку заднего сидения. Она не поддается, и он посылает мне гневный̆ взгляд через окно. Мое оцепенение сразу же улетучивается, я нажимаю кнопку, и дверь открывается.

– Выходи, – рычит сквозь зубы.

– З-зачем? – спрашиваю я, запинаясь.

Он щурит глаза, впиваясь в меня взглядом, но не отвечает на мой вопрос, а ждет, когда я выполню его приказ.

– Тебе помочь? – угрожающе спрашивает он.

Я моментально выхожу из машины. Босые ноги тонут в песке. Я с силой̆ сжимаю полы пиджака. Харун захлопывает двери, поворачивается и идёт к хижине. Я плетусь за ним, не понимая, какого дьявола происходит, что он задумал?

Мы заходим в хижину. Вижу несколько деревянных столиков, за один из которых и садится Харун. Я заторможено стою у входа, но услышав шаги, на цыпочках подбегаю и сажусь напротив, пряча под столом наготу ног.

Из соседнего помещения выходит пожилая пышнотелая женщина в фартуке. Её лицо освещает теплая улыбка, светлые глаза излучают доброту.

– Харун, – ласково, с любовью говорит она, – ты вернулся, мой мальчик.

Мой спутник встаёт со стула, приветствует её, позволяет обнять себя.

– Кто эта юная леди? – спрашивает женщина на английский̆ манер, разворачиваясь ко мне лицом. – Неужто твоя возлюбленная?

– О, нет, – нервно восклицаю я, протягиваю руку. – Диана.

Она пожимает мою ладонь, и на несколько секунд её взгляд задерживается на моём пиджаке, после чего возвращается к Харуну.

– Ладно, милый, я на минутку. Хотела поприветствовать тебя. Сейчас все будет готово. Сафар сказал, что ты очень голоден, – тараторит она быстро, а затем исчезает из виду.

«Нормально? Не мог меня сначала довезти, а потом уже утолять свой голод?» —недовольно думаю я и осматриваюсь. Интересное место, никогда бы не подумала, что в этой хижине кафе. На входе нет никакой вывески, да и находится она на пустынном, заброшенном пляже. Судя по теплому приему, похоже на то, что эти люди – просто его хорошие знакомые, но он даже им не улыбнулся. «Хмурый тип», – думаю я, морща нос.

– Сначала выпейте чай.

На столе появляются два грушевидных стакана и чайничек, следом рафинированый̆ сахар и варенье из инжира. Смотрю на стаканы и вспоминаю деда, он пил только из таких…

– Дочка, ты знаешь в чём уникальность этих стаканов? – обращается ко мне мужчина, который встречал Харуна, видимо заметив мою заинтересованность ими.

Я киваю и улыбаюсь, вспоминая, как однажды спросила об этом деда, и он терпеливо объяснял, попивая чай.

– Вот в этой части, – показываю на верхнюю часть стакана, – чай быстрее остывает, а нижняя дольше хранит тепло, поэтому чай охлаждается не сразу. А ещё, не требуется много времени, чтобы допить содержимое такого стакана, поэтому вкусовые качества чая не теряются, – заканчиваю я с важным видом, непроизвольно улыбаясь старику.

– Все верно, дитя, – одобрительно говорит он, подмигивая мне, наливает чай в стакан, ставит его передо мной̆ и уходит.

Я продолжаю улыбаться. Потом вспоминаю, где я нахожусь и с кем, и улыбка исчезает с моего лица. Из-под опущенных ресниц поднимаю взгляд на Харуна – на его лице непроницаемая, ничего не выражающая, маска… Он не спеша попивает чай, я же молча сижу напротив.

Через несколько минут парочка возвращается вместе с подносами в руках. На столе один за другим появляются тарелки с закуской, зеленью, домашним сыром, ароматным свежеиспеченным хлебом. Но главным блюдом служит жаренная рыба.

– Приятного аппетита! – хором произносят они, оставляя нас одних.

Харун принимается за еду, но замечает, что я бездействую.

– Ждешь особого приглашения? – приподнимает он одну бровь.

– Спасибо, я не хочу, – отказываюсь я.

В его присутствии мне кусок не лезет в горло. Живот громко протестует, напоминая о том, что я даже не завтракала.

– Похоже, твой желудок так не думает, – иронизирует Харун.

Я краснею, беру стакан с чаем и делаю небольшой глоток, пытаюсь ввести в заблуждение свою пищеварительную систему. Больше Харун не обращает на меня никакого внимания, жадно поглощая всё, что находится на столе. Чёртов садист! Это самая изощрённая пытка… Приятные ароматы заставляют меня глотать слюнки. Когда он завершает свою трапезу, я нахожусь на грани еще одного обморока.

Достав бумажник, он оставляет две сотни долларов под тарелкой. Встает, и я поднимаюсь за ним следом. У выхода к нам присоединяется супружеская пара. Я стыдливо опускаю взгляд, прячась за спиной Харуна. В жизни не испытывала такого позора, что они сейчас обо мне подумают?

– Диана, это тебе, – произносит женщина, подходит ближе, и протягивает мне белый̆ пакет.

– О…

Не нахожусь, что ответить, беру пакет из её рук, заглядываю в него и вижу контейнер с жареной рыбой и хлеб, от которого исходит тепло и аромат свежей̆ выпечки

– Оу… Спасибо, не стоило беспокоиться! – смущаюсь еще больше.

– Я видела, что ты не притронулась к еде, а я не отпускаю никого, пока он не отведает моей рыбки по особому рецепту. Сафар её сам ловит, – говорит она и смотрит на мужа с гордостью.

– Спасибо, спасибо большое! – благодарю я и прижимаю пакет к себе. Это так трогательно, что я не нахожу слов. – Извините меня за мой внешний̆ вид, – продолжаю я, потупив взгляд.

– Ничего, девочка, – она протягивает руку и гладит меня по щеке. – Живи долго! Передай контейнер через Харуна, а ещё лучше приходи к нам ещё раз!

Я улыбаюсь ей, украдкой оглядываясь на Харуна. Кажется, он не против того, что я приняла пакет у женщины. Он прощается с ними, идёт к машине, садиться в неё. Я бегу следом, забираюсь на заднее сиденье и через стекло машу рукой̆ супругам.

Глава 10

– Ну, а что было дальше? – требует продолжения Джулейла, когда я прерываю свой рассказ.

Вернувшись поздно вечером, она была удивлена тем, что у нас на ужин жареная рыба. Дело в том, что я не умею готовить. Пока мы сидели за столом и не спеша ужинали, я рассказала ей подробности своих приключений в полураздетом виде.

– Дальше он довез меня до дома, остановился у подъезда, я поблагодарила его и вылетела из машины, – продолжаю я рассказывать, принимаясь мыть посуду, – но он вышел следом и пошёл за мной. Повезло, что делегации бабушек на лавочке не было, только консьержка, когда я забирала у неё запасные ключи, огрела меня недобрым взглядом, и на него покосилась подозрительно. Он зашел вместе со мной в лифт, и когда мы оказались у дверей, я не выдержала, развернулась к нему и выпалила: «Что вам надо? Спасибо, что подвезли и всё такое, но к себе я вас впускать не буду!»

– А он что? – Лейла стоит рядом, внимательно слушает меня.

– А он…

Вспоминаю, как по его лицу проходит тень злости, как он прожигает меня взглядом и подходит ближе. Перехватывает запястья, отводит руки в разные стороны. Из моих рук выскальзывает пакет и ключи, я забываю, как дышать, сердце бьется так, словно сейчас выпрыгнет из груди и вприпрыжку по лестницам убежит. Его руки проникают под пиджак, скользят по моим плечам и снимают пиджак с меня.

– Это – мое! – вкрадчиво произносит он, забирает свой пиджак, разворачивается и шагает прочь.

Я остаюсь на лестничной площадке одна. Не могу пошевелиться. Его шаги отдаются эхом в голове… И только когда лифт поглощает и увозит его, я прихожу в себя, дрожащими руками подбираю пакет и ключи, и, с трудом справившись с замком, проскальзываю в квартиру.

– Оказывается, всё это время, я была в его пиджаке, и он поднялся, чтобы забрать его, как будто я бы его себе оставила, – театрально закатываю я глаза, заканчиваю мыть посуду. – Я же думала, что это пиджак Имрана, хотела ему вернуть.

Лейла в ответ хмыкает, мы выключаем свет и выходим из кухни. Я иду в ванную, умываюсь, чищу зубы, возвращаюсь в комнату.

–Ты знаешь, он ненормальный, – начинает подруга, когда я появляюсь.

Она расстилает простыню на своем диване, я помогаю ей.

– Когда ты потеряла сознание, он закинул тебя на плечи так, будто ты мешок картошки, – выпучив глаза, возмущается она, – и понёс куда-то. Я последовала за ним, чуть не умирая от беспокойства за тебя, но он так на меня зыркнул и потребовал, чтобы все принимались за работу. После этого я не рискнула пойти за ним, чтобы посмотреть, как ты.

– Да, он злой как дракон, разве только огнем не дышит, вспыльчивый и раздражительный. А эта его манера говорить с издёвкой и иронией, выводит из себя! – на одном дыхании перечисляю я все его недостатки, переодеваюсь в пижаму, ложусь в постель. – Порвал платье на мне, выставив на посмешище, как мне теперь в агентстве появляться после такого?

Мой голос звучит жалобно, когда я представляю себе это.

– Забей ты на них, подумаешь, в обморок упала. А то, что он на тебе платье порвал, так это та еще сцена была, – говорит Лейла, выключает свет и ложится в свою постель. – Ты знаешь, после того, как он вышел, девочки обсуждали его. Оказывается, Харун известен тем, что никогда не снисходит до моделей̆. Представь, сколько девушек готовы на всё, чтобы он обратил на них внимание, сами к нему липнут, а он игнорирует эти попытки.

– Ммм, – задумчиво мычу в ответ. Наверное, его сиятельству нет ровни на всей̆ планете.

– Ладно, давай̆ спать, – предлагает Джу устало.

– Спокойной ночи, – отвечаю я, поворачиваюсь на бок, но сна ни в одном глазу.

Лежу, прокручиваю в голове события сегодняшнего дня. Вспоминаю супружескую пару. Становится тепло, хочется улыбнуться, давно мне не встречались такие дружелюбные люди. Интересно, как они связаны с этим злыдней? Они напомнили мне о моих родных. Бабушка и дед очень тепло относились друг к другу. Летом мы переносили стол и стулья во двор, и вечерами они сидели за ним и пили чай, тихо обсуждая что-то. Иногда бабушка заливалась смехом. Я любила такие моменты, потому что она очень редко смеялась. Наверное, она из-за меня была такой хмурой, ведь я была постоянным напоминанием для всех об их позоре. Сейчас повзрослев, я стала понимать, как нелегко им пришлось в свое время… Меня мучает один вопрос: любили ли они меня, хотя бы немного?

Закрывая глаза, я стараюсь воспроизвести в памяти их лица, но могу вспомнить только общие черты: высокого худощавого деда, его кудрявые седые волосы, бабушка намного ниже его ростом, на её голове постоянно косынка, которую она снимает только ночью перед сном, когда распутывает косу, расчёсывает волосы и заплетает новую. Я не могу вспомнить цвет их глаз, форму губ, это всё с годами растворилось в памяти. Даже их фото у меня нет. У нас был старый̆, потрёпанный̆ временем альбом с фотографиями где они молодые, а мама маленькая, но он остался под обломками дома. Только лицо мамы перед глазами, её забыть я не могу. Часто вижу её черты в своем зеркальном отражении.

От нахлынувших воспоминаний щиплет глаза и становится грустно. Решаю, что лучше уснуть и не мучать себя туманным прошлым. Лейла мирно сопит на соседнем диване. Я смотрю на электронные часы —уже два часа ночи. Закрываю глаза, пытаясь уснуть.

В прихожей̆ раздается звонок моего мобильного. Озадаченная, я встаю и на цыпочках бегу туда. Наверное, кто-то ошибся номером, кто бы стал звонить мне в такое время? Быстро достаю телефон из сумки, которую оставляла в агентстве, но Лейла принесла её с собой̆, и отвечаю на звонок, желая, чтобы он скорее прекратился, не хочу тревожить подругу.

– Диана, я тебя не разбудил? – раздаётся в трубке голос Имрана.

– Нет, – отвечаю я шепотом, иду на кухню и закрываю дверь, – что-то случилось?

– Да, у нас форс-мажор. Мне только что звонила Туба, она хочет видеть тебя.

Я молчу, перевариваю услышанное.

– Она видела, который̆ час? – прихожу я в себя.

– Думаю, да, тебе повезло, что ты ещё не спишь, меня она разбудила, – говорит он. – Нужно ехать к ней̆, в контракте это оговорено.

– Вы серьёзно? – не могу поверить я в это. – И как я поеду к ней̆ в такое время?

– Я приеду за тобой, отвезу, – зевает в трубку Имран. – Напиши мне точный адрес, и накинь на себя куртку, – не оставляет он мне выбора.

– Хорошо, – поджимаю губы и завершаю вызов.

Пока пишу ему сообщение с адресом, перебираю в голове все известные мне матерные слова. Эта Туба вообще нормальная? Зачем я понадобилась ей̆ посреди ночи?

Включаю в прихожей свет, захожу в комнату, бросив взгляд на Лейлу – она спит. Открываю шкаф, беру джинсы с футболкой и тихо переодеваюсь. Возвращаюсь на кухню и сажусь на стул, злясь на всю вселенную за то, что происходит со мной̆! Это же надо было вляпаться в такое… Зеваю. Теперь, когда, нужно ехать, очень хочется спать. Решаю, что нужно выпить кофе, пока варю его и допиваю, проходит тридцать минут, и телефон снова трезвонит.

– Я внизу, выходи, – говорит в трубку Имран.

– Сейчас спущусь.

Тяжело вздыхаю и шагаю в прихожую. Открываю шкаф и надеваю короткую кожаную куртку, кеды, забираю ключи и выхожу из квартиры, тихо захлопнув дверь. Пока лифт уносит меня вниз, думаю о том, какая у меня бурная жизнь, одни приключения на пятую точку, из крайности в крайность. Выхожу из подъезда и останавливаюсь как вкопанная. Имран стоит рядом с мотоциклом, в его руках два шлема, и он выглядит как настоящий̆ байкер. Увидев меня, он широко улыбается и говорит:

– Поехали?

Подхожу ближе, настороженно смотрю на него.

–На этом? – спрашиваю и указываю на мотоцикл.

– Никогда раньше не ездила?

– Нет, – качаю головой.

Байк впечатляет своей̆ красотой̆ и мощью. Чувствуется, что он из разряда дорогих мужских игрушек, но я вовсе не уверена, что хочу ехать куда-либо на нём.

– На нём мы доберемся быстрее, – словно отвечает на мои мысли Имран, надевая шлем и садясь на мотоцикл. – Застегни куртку и садись.

В замешательстве следую его указаниям и только сейчас понимаю, почему он попросил надеть куртку. Когда он об этом упомянул, я подумала, что из-за ночного ветра. Он протягивает шлем, я беру и надеваю его на голову. «Чёрт, чёрт, чёрт!» – проносится в голове. Когда я сажусь на мотоцикл позади него, Имран поворачивается ко мне и улыбается.

– Тебе придется обнять меня, иначе далеко мы не уедем, – говорит он.

Двигаюсь ближе, неловко хватаясь за него. Байк издает протяжный̆ рык и срывается с места. Закрыв глаза, я цепляюсь за Имрана мёртвой̆ хваткой̆, кричу, но мой крик тонет в звуках, издаваемых мотоциклом. Он мчится, словно наперегонки с ветром.

Постепенно я привыкаю к скорости и открываю глаза. Тело наполняется чувством пьянящей̆ свободы. Перед нами расстилается лента дороги, освещенная светом фонарей̆. Мелькают разноцветные огни вывесок магазинов и кафе, образовывая светящиеся стрелы. Мне хочется кричать от восторга. Не думала, что поездка на мотоцикле может принести столько эмоций.

Мы пересекаем один квартал за другим. Я в таком восторге, что мне не хочется, чтобы мы останавливались. Но Имран сбавляет скорость, и, заезжая на улицу с частными домами, останавливается у одного из них, глушит мотор, и байк прекращает свой рёв. Я отцепляю пальцы, слезаю, снимаю шлем.

– Живая? – спрашивает он.

– Да-а! – восторженно отвечаю. – Я и не думала, что это может быть настолько классно.

Он довольно улыбается и берёт шлем из моих рук. Я замечаю, что мне нравится его лицо, когда на нем появляется улыбка.

– Пойдём, посмотрим, что Тубе не спиться, – указывает он на дом за высоким забором.

Подходит к воротам и нажимает на звонок, который писком сообщает нам о том, что можно войти. Имран шагает внутрь, я следую за ним. Моему взору открывается огромный̆ двухэтажный̆ белый̆ дом с собственным бассейном во дворе и аккуратно подстриженным газоном и кустами. Мы подходим к дому, но не успеваем постучать, как дверь распахивается перед нами.

– Имран, котеночек, ты привез её, – Туба подходит и, обнимая меня одной̆ рукой̆ за плечи, заводит в дом.

Я получаю ещё один культурный̆ шок от её внешнего вида – эта женщина даже по ночам выглядит эпатажно. Нужно к этому привыкать!

– Как ты, белочка? – спрашивает она и усаживает меня в гостиной на диван.

«Нужно привыкать не только к её виду, но и манере называть всех вокруг зверьками», —промелькнула у меня мысль.

– Спасибо, со мной всё хорошо, – стараюсь быть вежливой, хотя очень не хочется. Надеюсь, что она не будет дёргать меня по ночам всё время. – Вы хотели меня видеть?

– Нет, – вскакивает она и разводит руки в стороны, – мне это было жизненно необходимо. Мне приснился фантастический̆ свадебный̆ наряд, я хочу воплотить его в жизнь. Мы будем шить его индивидуально для тебя, по твоим меркам, – её глаза фанатично светятся.

«А это не могло подождать до утра!?» – мне хочется закричать. Перевожу взгляд на Имрана, он смотрит на меня исподлобья, сдерживая смех.

– Пойдем, – подходит она ко мне, берёт за локоть и тянет вверх. – Имрик, дом в твоём расположении, можешь занять себя чем угодно, белочка нужна мне в мастерской̆.

Я бросаю на Имрана умоляющий̆ взгляд. Он с сожалением улыбается. Иду за Тубой̆, мы поднимается по лестнице на второй̆ этаж, открываем первую дверь слева и заходим. Большая просторная комната кажется перегруженной̆ из-за беспорядка в ней: манекены, лоскутки тканей, бумага валяются абсолютно повсюду.

– Снимай̆ куртку, располагайся, – командует она, подходит к столу, стоящему посередине комнаты, садится и достает листы бумаги.

Я стягиваю с себя куртку, оглядываюсь вокруг. Как вообще в таком беспорядке можно работать? Взгляд падает на железную стойку, на которой висят свадебные платья. Я подхожу ближе, рассматриваю их.

– Нравятся? – спрашивает она, не поднимая головы, и что-то рисует.

– Да, очень красиво, – отвечаю искренне.

Она молчит, рисует, иногда поднимает голову, смотрит на меня, что-то решает в уме, потом снова возвращается к своему занятию.

– Подойди поближе, посмотри.

Я подхожу к ней, встаю рядом. Она показывает мне эскизы свадебного платья, на которых я не вижу ничего необычного, кроме огромного шлейфа.

Туба поднимает голову и смотрит мне в лицо.

– Ты не впечатлена, – констатирует она, – это потому, что не знаешь, каким оно будет в итоге, это – только в моей голове, – щелкает она пальцами и продолжает: – Когда оно будет готово, то поразит всю Европу! Мне нужно снять с тебя мерки, тебе придется раздеться.

Она откладывает в стороны листы, привстает, берёт сантиметровую ленту. Да запросто, после сегодняшнего дня для меня это – раз плюнуть!

– Да, конечно, – снимаю с себя футболку, а затем и джинсы.

Туба начинает измерять меня со всех сторон, записывая результаты в тетрадь. Когда измеряет область груди, просит снять бюстгальтер. Я выполняю все её приказы. Закончив с мерками, она прикладывает ко мне гипюр и атлас, делает пометки в тетради, кружит по комнате, начинает снова рисовать…

– На сегодня это всё, – сообщает она через некоторое время.

Я быстро надеваю свою одежду, и мы спускаемся вниз к Имрану. Он сидит на прежнем месте, смотрит телевизор, при виде нас привстаёт.

– Ну что, закончили?

– Да, котеночек, – обнимает она его, – не буду задерживать вас, предлагая чай, идите, уже поздно.

«Интересно, когда это она поняла, что уже поздно?» – хмыкаю про себя.

Я прощаюсь с ней̆, и мы выходим.

– Ты привыкнешь к тому, что в мире моды все немного сумасшедшие, – заговорщически произносит Имран, когда мы подходим к его байку.

– Боюсь, что я уже начала привыкать, – тем же тоном отвечаю я, надевая шлем, и сажусь позади него.

Имран смеётся, заводит мотоцикл, я обхватываю руками его за талию, и мы срываемся с места. На этот раз я не испытываю страха, просто наслаждаюсь поездкой. Через какое-то время я понимаю, что он везёт меня в противоположную сторону от моего района. Мы движемся к восточной части города. Моему взору открывается мост, который расстилается над проливом, соединяя две части города. Никогда не бывала тут в ночное время. Днём он перегружен сотнями автомобилей и не впечатляет так, как сейчас, подсвеченный множеством огней и светодиодных лент. Они отражаются на глади воды и переливаются, создавая особенную сказочную атмосферу.

Имран заезжает на мост, сбавляет скорость, и, когда мы оказываемся посередине, тормозит и заглушает мотор. Я отодвигаюсь от него, слезаю, снимаю шлем, жду, пока он сделает тоже самое.

– Ты же не хочешь спать?

– Нет, но что мы тут делаем? – после выпитого кофе и адреналина, полученного от езды на мотоцикле, спать мне точно не хочется.