Башня Ярости. Книга 2. Всходы ветра

2895 год от В.И.

24-й день месяца Сирены

ТАЯНА. ГЕЛАНЬ

Обсаженная высокими кленами дорога извивалась вместе с рекой, на голубом снегу синели заячьи следы, синевой было пропитано все, зима кончалась да и год тоже.

– Ну, опять задумался, – Луи старательно засмеялся и столь же старательно добавил: – Жабий, знаешь ли, хвост!

– Задумался, – не стал отпираться Александр. – Великолепный замок, я бы его брать не решился.

– Высокий Замок один раз взяли, – тихо сказал ехавший рядом принц Ежи, – предательством и обманом, разумеется. Михай Годой. Вы слышали о таком?

– Война Оленя… Мне рассказали, как было на самом деле. Мы в Арции выросли на лжи.

– Именно, – вмешался Луи, – здесь тебе многое расскажут, а будет время, сходи в галерею на портреты посмотри. У нас кое-кого попрятали, а здесь висят. Я сначала поверить не мог…

– А я заранее верю, хоть пока не знаю, во что. – Последний из Королей потрепал Садана по шее и оглянулся, ища взглядом Ликию. Та ехала чуть сзади со Стахом Тондой и Золтаном Гери, и Александр вдруг безумно испугался, что скоро ее потеряет. Захотелось развернуть коня и броситься назад, но он с детства научился сдерживать свои порывы, тем более впереди мелькнуло что-то яркое. – Ого, – Ежи улыбнулся, – отец не выдержал!

Но Александр и сам понял, что всадник на леопардовом дрыганте, похожий на вдруг постаревшего Ежи, и есть Анджей Гардани. Садан, повинуясь хозяйской руке, прыгнул навстречу. Арциец и таянец встретились у высокой серой скалы, в которую каким-то немыслимым образом вцепился растрепанный куст. Анджей протянул руку, и Александр с готовностью ее пожал, с интересом разглядывая таянского короля.

Анджею было около пятидесяти. Темноволосый и темноглазый, с худощавым волевым лицом, на котором оставила свою метку вражеская сабля, он казался простым и честным воином, но запутавшаяся в густых усах улыбка напомнила Сандеру Обена Трюэля. Гардани был не только рубакой, но и политиком, причем не последнего разбора.

– Я счастлив принимать в своем доме потомка Рене Арроя.

– Я не знал, что у меня есть союзники в Отлученных землях, – улыбнулся Александр.

– Гардани помнят свою клятву, даже если те, кому она была принесена, о ней забыли. То, что я узнал из письма графа Лидды и рассказа сигнора Трюэля, настораживает. Нас ждет долгий разговор, но позже. Сначала вам нужно отдохнуть и оглядеться. Таянцы всегда отличались от тех, кто живет за Гремихой, а за пятьсот лет разрыва мы изрядно друг от друга отвыкли. Ваши покои готовы, а вечером нас ждет малый пир.

– Дан Анджей, – твердо сказал Александр, – со мной женщина, которой я обязан жизнью и которую я люблю. Она еще мне не жена, но она ею станет, как только мы вернемся в Арцию.

2895 год от В.И.

24-й день месяца Сирены

ТАЯНА. ГЕЛАНЬ

Гражина не поехала встречать Александра Тагэре, пусть этот арцийский граф не думает, что она за ним бегает. Беата увидит, что ей совершенно все равно, и вообще это раньше Луи Трюэль был графом, а теперь он – изгнанник, которого приютил Лиддский господарь, а Лидда раз в сто меньше Таяны. Ну, пусть не в сто (с землеописаниями у племянницы королевы всегда было худо), но в пять точно. Если Луи настолько глуп, что сказал Беате, что у нее глаза, как звезды, то пусть на них и любуется. Гражина со злостью всадила иголку в вышивание, словно изображенные на будущем покрывале атриолы были в чем-то виноваты. На башне пробило третью ору, а Беата убежала – не было и двух, скоро вернутся, ну и пусть! Она вышивает, это ей интересней, чем все арцийцы мира.

Девушка упрямо склонилась над пяльцами, но сегодня все было против нее. Игла кололась, нитки путались, наперсток норовил свалиться с пальца и закатиться в самый дальний угол, и в довершение всего тетушке вздумалось мучить лютню. Ненавистная серенада, посвященная пустоголовым Золтаном Гери все той же Беатке, заставила Гражину отшвырнуть вышивание.

Племянница Ее Величества несколько раз обошла комнату, не зная, за что приняться, и остановилась у зеркала. Как всегда, она не понимала, где у мужчин глаза. Она красивее Беаты, намного красивее, но ей приходится довольствоваться объедками со стола старшей сестры, которая, по мнению Гражины, была толстовата, слишком румяна, плохо танцевала. Вдобавок Беатке приходилось чернить брови и ресницы, но молодые нобили от нее словно с ума посходили.

Только за эту зиму руки старшей из сестер Ракаи просило восемь человек, за двоих из которых Гражина с удовольствием бы вышла сама, а эта дура не захотела. Теперь она, самое малое, год будет торчать в Высоком Замке и мешать сестре занять достойное положение, а скоро подрастет Ванда. Если не успеть выйти замуж, то все кавалеры оставят племянницу королевы ради дочери короля. Ванда, как назло, превращается в красавицу, уже теперь видно…

Гражина с ненавистью посмотрела на незаконченную вышивку и бросилась к зеркалу. Ну и что, что она решила никуда не выходить? Привести себя в порядок она может, она до сих пор не надевала новую сетку для волос, надо попробовать. Девушка тщательно расчесала и уложила блестящие темные волосы. Получилось очень даже ничего, и настроение улучшилось. Гражина себе нравилась и не понимала, почему первой красавицей Таяны называют то сестру, то молодую жену Стефана Гери.

Очередная победа любой из соперниц вызывала в сердечке Гражины ярость, смешанную с недоумением. Последний удар нанес девушке посол графа Лидды, который, выбирая на правах гостя себе даму на весь вечер, подал руку Беате, хотя видел ее в первый раз в жизни. Слушая веселый смех сестры, Гражина готова была запустить и в нее, и в красивого арцийца подсвечником или хотя бы лежащими на подносах розовыми зимними яблоками. Потом посол вместе с Ежи отправились на фронтерскую границу, их ждали к Новому году, но не прошло и кварты, как примчался молодой Золтан Гери и что-то сообщил королю и этой дуре Беатке.

Сестра объявила, что, оказывается, в Таяну приехал изгнанный арцийский король и Луи отбыл его встречать. Гражина назвала сестру лгуньей, но тетя заставила ее при всех извиняться. Оказалось, противная Беата сказала правду, и тогда Гражина наотрез отказалась принять участие во встрече. Тетка в ответ только рукой махнула, – дескать, кошка из кухни, повару спокойней. Теперь сестрица воркует с целой толпой «Серебряных», а она из-за нее сидит одна с дурацким вышиванием.

Со двора раздался шум, звон, веселые громкие голоса, и Гражина, слегка отдернув занавеску, глянула вниз. Вернулись, прах их побери! Девушка увидала дядю Анджея и рядом с ним кого-то незнакомого в темном плаще. Лица арцийца было не разглядеть, но в том, что это был он, Гражина не сомневалась, он ехал рядом с королем и под ним был такой конь, в сравнении с которым лучшие скакуны замковой конюшни казались деревенскими клячами. Интересно, каков он, этот Александр Тагэре? Жены у него нет, это она узнала. Если он недурен собой, она могла бы выйти за него и утереть нос и Ванде, и Беате.

Арциец ловко спешился, и его заслонил навес. Подъехали Ежи и какая-то женщина! Белая кобылица, на которой сидела незнакомка, казалось, слушалась мыслей всадницы. Кокетливо подойдя к спешившимся рыцарям, лошадка остановилась, помахивая хвостом. Анджей сам помог сойти наезднице, и это могло означать лишь одно: незнакомая женщина была спутницей Александра Тагэре, и не просто спутницей, а женой или невестой. Гражина со злостью отвернулась от окна. Раз так, она никуда не выйдет, останется у себя, и пусть знают…

НЭО РАМИЭРЛЬ

Врата никто не охранял, да их, собственно говоря, и не было. Просто огонь сменился камнем, а созданный Силой тоннель плавно перешел в обычную пещеру – сырую, темную и холодную. Капли, стекая по стенам, отражали зажженные тремя эльфами огоньки – золотистый и два голубоватых – и переливались, как драгоценные камни. Лльяме это место не нравилось, и она путалась в ногах Рамиэрля. Окружавший порождение Бездны голубоватый кокон начал таять, и Нэо едва успел накинуть на свою опасную подружку новый.

– Хотел бы я знать, куда нас занесло на этот раз… Аддари, боюсь, ты зря пошел с нами.

– Моя дорога – это моя дорога, – отозвался Солнечный принц. – Я не создан ни для покоя, ни для бунта, значит, Луциана не для меня.

– Норгэрель, – засмеялся Нэо, – было время, когда Тарра была исполнена Света. Как ты думаешь, нас бы тоже погнало из дома?

– Ты бы точно ушел, да и я, наверное, тоже, – сын Ларэна и Залиэли понимал шутки, но сам шутил редко и словно бы извиняясь. – Это так хорошо – уйти самим, зная, что дома все в порядке. Дорога, она ведь для избранных, а большинство хочет покоя и уверенности, что завтра будет не хуже, чем сегодня.

– Я тоже хочу, – заверил Рамиэрль, – по крайней мере, здесь. Не нравится мне этот склеп.

– Ты что-то чувствуешь? – быстро спросил Аддари. – Я – нет.

– И я нет, – признался Нэо, – пещера как пещера, это-то и плохо, она может быть очень большой.

Она и оказалась большой, но не бесконечной. Они два раза делали короткие привалы и один раз позволили себе «переночевать», хотя, весьма вероятно, наверху царил день. Рамиэрлю уже начало казаться, что выбранное им направление было ошибочным, но сверху потянуло свежестью, а затем каменные своды расступились, туннель превратился в расщелину. Погода оказалась не из лучших, было сыро, накрапывал дождь, лльяма совсем сжалась, но ей было лучше всех – заклятия Рамиэрля не только спасали путников от жара огненной твари, но и защищали саму тварь от льющейся с неба воды.

– Мы прыгали в Бездну, а не в лужу, – заметил Нэо, смахнув со щеки крупную каплю, – но, вообще-то, здесь вполне мило, не то что в Светозарном. Любопытно, улитки здесь водятся или только пиявки?

– Это не Тарра? – Аддари задумчиво тронул мокрую скалу.

– Скорее всего, нет. В такое везение я не верю, хотя камни, дожди и небо есть и там. Если это Тарра, то, скорей всего, мы оказались в Тагэре. Похоже, здесь это называется весной, – Рамиэрль кивнул на скромный голубенький цветок, героически вцепившийся в камень.

– Я не видел таких цветов, – покачал головой Норгэрель, – конечно, я не бывал севернее Вархи.

– Похоже на таянскую атриолу, но меньше. Я таких тоже не видел, зато плющ тут такой же, как везде.

Плющ, карабкавшийся по скалам, и впрямь был самый обычный, равно как и кусты можжевельника. Расщелина становилась шире, края ее расходились, открывая все больший кусок низкого, серенького неба. Куда бы они ни попали, здесь царила поздняя, северная весна. Послышался резкий крик, и над путниками проплыла красивая белая птица.

– Что-то вроде чайки. Значит, рядом большая вода.

Большая вода, к которой они вышли через ору или полторы, оказалась мелким заливом, столь же серым, что и низкие, ни на миг не перестававшие плакать тучи. Лльяме море не понравилось, и она, поочередно тряся окруженными синим сиянием лапами, затанцевала у края воды.

– Да, Волчонка, зря ты за мной увязалась, – засмеялся Нэо, – шла бы ты домой, в Бездну!

Лльяма оглянулась, как показалось Рамиэрлю, с обидой и припустилась вперед по мокрому песку. Эльфам ничего не оставалось, как двинуться следом вдоль низкого, поросшего скрюченными сосенками берега. Они шли оры полторы, когда Нэо ощутил чужое присутствие. Никакой магии. Просто люди. Десятка полтора. Недалеко. Чем-то озабочены и раздражены – эльф ощутил разлитую в воздухе напряженность. Воины? И да, и нет…

Рамиэрль обернулся к своим.

– Впереди кто-то есть, но им не до нас. Ссорятся.

– Я тоже чувствую, – кивнул Норгэрель, Аддари промолчал, лльяма всем своим видом выразила глубочайшее неодобрение.

– А ей что-то не нравится, – заметил Солнечный.

– Ей здесь все не нравится, вода мокрая, все чужие, а нам не до нее. Подождете меня здесь или пойдем все вместе?

– Вместе, мало ли что.

– Их не так уж и много.

– В этом мире нет магии, – тихо сказал Норгэрель, – мы можем рассчитывать только на оружие.

– Нет магии? – Нэо покачал головой. – Если бы ее не было, Волчонка бы нас всех уже поджарила. Или бы погасла.

– В самом деле, – глаза Аддари от удивления стали еще больше, – но я ничего не могу.

– И я тоже, – подтвердил Норгэрель, – а ты, Нэо?

Роман прикрыл глаза, потянувшись к источнику Силы, которая немедленно его захлестнула.

– Со мной все в порядке, – коротко бросил разведчик. Это был мир Ангеса, теперь в этом не было никакого сомнения. Роман узнал магию, создавшую Черное Кольцо. Разведчик носил его достаточно долго, чтобы стать своим в мире, объявленном почитателями Арцея Преисподней.

ЭСТЕЛЬ ОСКОРА

Голубой эльфийский огонек я увидела издали. Огонь Лебедей после гибели Астени могли зажечь лишь Эмзар и Роман, кто же из них оставил пылающий цветок на могиле друга?

Высокий Замок спал так крепко, как может спать обиталище королей, не знавших слова «мир». На стенах раздавались мерные шаги ночных дозорных, слышалось рычание сторожевых псов, на высоких башнях скрипели флюгера – менялся ветер. И все равно это была спокойная ночь, ведь большинство обитателей замка мирно спало, даже в королевских окнах погас свет, а Анджей ложился позже большинства своих подданных. Таяне с королями везло, Шани мог гордиться своими потомками, управляющимися с королевством и его строптивыми обитателями не хуже, чем со своими дрыгантами. Шани многим мог гордиться…

Я тихо опустилась на скамью рядом с его могилой. Отчего-то я была рада, что Илана не с ним, мне это казалось правильным. Шандер Гардани завещал похоронить себя под открытым небом у основания Арсенальной башни, видимо, так и не сумев избыть память о тюрьме. Жена и потомки Великого герцога Таянского, как и положено, лежали под церковными сводами, а он предпочел небо с его звездами и ливнями. Эта ночь была звездной, да и Лебединый Огонь светил достаточно ярко, чтобы у меня сжалось сердце.

Без сомнения, надгробие тоже было работой Клэра. Шандер, казалось, уснул у голубого костра. Я смотрела на высеченный из камня четкий профиль, слегка сведенные брови, разметавшиеся волосы. Странный памятник для государя, но то ли наследники Шани не осмелились возражать эльфам, то ли они понимали больше, чем понимают обычные люди.

Я знала, что мой друг прожил довольно долго и вторая половина его жизни была относительно спокойной, другое дело, был ли он счастлив. Летописи утверждают, что да. Не считая Белки, у него было пятеро детей: три сына и две дочери, и никто из них не опозорил отца. Таяна процветала, первые набеги ройгианцев и северных гоблинов не казались чем-то опасным, в Арции и Эланде все шло прекрасно. Во время войны покой и мир кажутся недостижимым счастьем, Шандер и Илана его вкусили, нам с Рене не довелось.

Я накрыла рукой каменную ладонь, словно дожидаясь ответного пожатия, но камень остался камнем, холодным и твердым, даже Клэру было не под силу его оживить.

Вот мы и встретились, Шани Гардани, только ты меня не слышишь, ты больше никого не слышишь…

Когда-то у меня было много друзей и среди эльфов, и среди людей, и среди гоблинов, но никто из них не был ближе Шандера и Астени, хотя Астени – это было другое. Мы едва не полюбили друг друга, а неспетое не забывается. Прошлое гибнет под копытами настоящего, но то, чего так и не случилось, умирает только вместе с нами.

Я утонула в новой любви, но память об Астени осталась со мной, а вот с Шандером все было просто, как подснежник. Мы доверяли друг другу и понимали друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Я избавила Гардани от финусов, а он не выдал меня даже Рене, хотя прекрасно знал, КТО я. Когда я встретила Сандера, мне показалось, что все повторяется и судьба послала мне второго друга, сделав залогом этого имя, ведь Шандером в Таяне называют Александра.

Дружбы не вышло, вышло нечто иное, в чем я не могу разобраться, и, самое дикое, я сама не знаю, чего же хочу. Если бы я встретила Рене, все бы встало на свои места, но он исчез. Возможно, я скоро увижу Эмзара, Клэра, Романа, с ними можно говорить о Пророчествах и древних проклятиях, но не о том, чего сам не понимаешь, а Шани мне уже никогда ничего не скажет.

Не знаю, зачем я позвала его по имени. Мы часто делаем бессмысленные вещи оттого, что нам очень хорошо или очень плохо. Над Высоким Замком подняло переднюю лапу с голубоватой звездой-Когтем созвездие Рыси, ветер шевелил замерзшие ветки, взрыкнула и замолкла сторожевая собака. Никого, только ночь, я и память.

– Шани, если б ты знал, как я устала…

– Ты вернулась, я всегда знал, что ты вернешься.

– Шани?!

– Геро, милая. Не пугайся, не удивляйся, а слушай. Меня можешь услышать только ты, и только если будешь одна. Успокойся, мир пока еще не рухнул. Только не снимай руку с моей руки.

Голос принадлежал Шандеру, да и сердце меня не могло обмануть. Я послушно замерла, не отрывая ладони от камня. Эльфийский огонь неистово полыхнул, окутал голубым сиянием лежащую фигуру и погас. Нет, камень остался камнем, но рядом с надгробием я увидела Шандера, как всегда, серьезного, задумчивого и молодого.

«Геро, – он повернулся ко мне, – ты должна кое-что узнать. Эмзар мне обещал, что ты меня услышишь, но ЧТО я скажу, он не знает. Ты говоришь не с призраком, а со мной, хотя видишь меня почти таким, как в Кантиске после коронации Рене. Сейчас я намного старше и не могу больше тянуть.

Моя жизнь сложилась удачно, хоть и не так, как мне хотелось, но все мы можем сказать про себя то же самое. Ты вернулась, я надеюсь, что и Рене тоже. Я знаю, вы идете друг к другу и к Тарре, вы должны встретиться, ведь вы достойны друг друга. Прости, я заговорил не о том, а времени у меня мало.

Геро, я нашел талисман Михая Годоя. Он у меня. Это шейная гривна, украшенная чем-то вроде белого камня, который одновременно и существует, и нет. Это невозможно описать, но ничего более отвратительного мне не попадалось. Уцелевшие ройгианцы ищут свой талисман, но они думают, что он или в Вархе, или у эльфов. Кроме меня правду знает только мой пасынок Стефан.

Проще всего было бы эту гривну уничтожить, но мы не знаем, как это сделать. Возможно, помог бы огонь, но Жан-Флорентин говорит, что колдуны неминуемо повторяются. Есть свои законы и у магии эльфов, и у магии Ройгу. Если не может быть второй Эстель Оскоры, то, вероятно, не может быть и второго талисмана. Тогда, если я уничтожу этот, ройгианцы создадут новый. Мы не можем так рисковать.

Мы долго думали, что делать с этой вещью. Я – воин, я смертен и уже немолод, после моей смерти талисман может попасть в дурные руки. Я знаю, тебе неприятно это слышать, но Ольвия и бывший когда-то нам другом Максимилиан узнали больше, чем следовало. Они охотятся за талисманом и друг за другом, и нельзя допустить, чтобы в их руках оказалась такая Сила.

Стефан готов принять гривну на хранение, но это лишь отодвинет неизбежное. Ему придется искать наследника, и так до бесконечности или пока кто-нибудь не ошибется. Эмзар и Роман ясно дали понять, что не желают иметь с этой тайной ничего общего, и я их понимаю. Они боятся новой Эанке и нового Примеро. Эльфы отдают все силы, чтоб защитить мир от зла Вархи, они очень уязвимы, а ройгианцы нацелились именно на них.

Гривну нужно было укрыть там, где ее не станут искать и не смогут найти случайно. Этим местом, Геро, станет моя могила. Я завещал себя похоронить не по таянскому, а по арцийскому обряду на том самом месте, где когда-то дрался с гоблинами и тарскийцами. Илана исполнит мою волю, хоть и будет недовольна. Перед смертью я передам талисман Стефану или, если его не будет рядом, положу в шкатулку с секретом, которую завещаю ему.

Уррик и Илана давно свыклись с тем, что их сын ко мне привязан больше, чем к ним. Мы с ним очень дружны, хоть Стефко младше меня на тридцать пять лет. Только со Стефаном-старшим и с тобой я чувствовал себя так же просто.

Никого не удивит, что он подойдет ко мне проститься второй раз позже всех, а спрятать гривну среди цветов и знамен очень просто. Затем Эмзар и Роман наложат заклятие – и дело будет сделано.

Мы все продумали. Если даже у какого-то ройгианца или подосланного Архипастырем клирика появится мысль, что гривна у меня, у них будет довольно времени, чтобы порыться в моих вещах. Стефан будет вне подозрений, ведь когда был убит Михай, он был младенцем.

Геро, теперь ты знаешь, где талисман Михая, и можешь взять его, когда сочтешь нужным. Твоя Сила подскажет тебе, что с ним делать. Когда ты вернешься, он перестанет быть опасным, ведь твоя сила равна силе ройгианцев. Ты всегда сможешь их остановить, как остановила в Кантиске, что бы сейчас ни врали клирики. Рене и Эмзар ошиблись, отдав им победу, но сделанного не исправить, разве что развязать войну с Церковью. Я бы сделал именно это, но сын Рене полагает, что ничего страшного не происходит и не стоит проливать кровь из-за того, что уже прошло.

Вот и все, Геро. Я говорю эти слова на том месте, где много лет назад прикрывал уходящих «Серебряных» и где меня похоронят. Я обращаюсь к тебе и вижу тебя такой, какой ты вошла ко мне в Идаконе, когда я думал, что умираю. Ты тоже увидишь меня молодым, а теперь я почти старик. Я просил Эмзара помочь, и король Лебедей научил меня, как говорить с тобой через годы, а может, и через столетия. Теперь все зависит от тебя, если мы и впрямь такие друзья, как говорит мое сердце, рано или поздно ты придешь ко мне и заговоришь со мной, как с живым. Этого будет довольно, а если ты не вернешься, что ж… Гривна останется лежать здесь, и ее не найдет никто, пока стоит Высокий Замок и им владеет род Гардани.

Геро… Теперь, когда я сказал тебе, что должен сказать, у меня к тебе просьба. Я был счастлив с Иланой, она была мне другом, женой, соратницей, даже возлюбленной. Нам было хорошо вместе, но иногда меня захватывало то, что было… Вернее, то, чего не было, не случилось, не сбылось. Я остался человеком, и я умираю человеком. Мне не нужно бессмертие, но я хотел бы, чтобы Лупе, где бы она ни была, знала, что я ее не забыл. Найди ее, Геро, даже если она счастлива в своем лесу. Найди и попрощайся за меня, я прошу тебя об этом… Прощай теперь уже навсегда. Постарайся победить и стать счастливой…»

Это не было сном. Я исполню завещание Шани, хотя говорить с теперешней Лупе о прошлом все равно что с синицей или с белкой. Я ее заставлю, попытаюсь заставить вспомнить хотя бы на мгновение, но разговор придется отложить до лета. Шандер поймет и подождет. Он всегда приносил себя в жертву, но решиться на такое?! Положить в свою могилу главный ройгианский талисман, и это после того, что с ним сделал мой отец! Жизнью Шани рисковал не раз, но рискнуть посмертием! К счастью, риск себя оправдал. Гривна все это время мирно пролежала у Арсенальной башни, своей воли у этой штуки, похоже, не было.

Но что прикажете делать с отцовским наследством? Оставить здесь? Уничтожить? Пустить в дело? Гривна – безусловное зло или ключ к Силе, который можно использовать по своему усмотрению.

Я сосредоточилась, пытаясь сквозь песню Лебединого Огня услышать похороненное здесь зло. Талисман молчал, молчал и сам Ройгу. Я не слышала его, вернувшись в Тарру, хотя сама была исполнена силы. Это было, мягко говоря, странно. Если мой «супруг» мертв или полностью развоплощен, я должна стать обычной женщиной, которой подвластны разве что начатки эльфийской магии. Если я могу ворочать горы, то я должна ощущать присутствие Ройгу, но его нет. Спит он, что ли? Нашел время…

Громко и зло залаяла собака, и я очнулась. Другой замерз бы до смерти, просидев чуть ли не всю ночь на заиндевевшем камне, но внешний холод для меня давно перестал быть холодом. Рысь почти исчезла, зато на зеленоватом небе ярко сияла Лебединая Звезда, предвещая рассвет. Надо было идти. Я еще раз коснулась каменной руки, но на этот раз ответа не было. Шани сказал то, что хотел, и тому, кому хотел, а дальше было мое дело. На башне колокол, который я слушала в юности, ударил пять раз, протопали по лестнице сапоги – менялся караул.

Я заставила себя подняться, меня никто не заметил да и не мог заметить. Дверь, послушная заклятию, открылась тихо и бесшумно, и я скользнула в отведенные мне покои.

Горела свеча, а рядом, положив на колени какую-то книгу, но даже не открыв ее, сидел Сандер. Как он смог войти, я не поняла. Я остановилась в дверях, глядя на него. Девяносто девять человек из ста спросили бы у своей любовницы, где ее носило, а сорок из этих девяноста девяти вместо слова «где» произнесли бы «с кем». Александр просто сказал: ночь холодная, ты, наверное, замерзла.

Я могла пережить и не такой мороз, но если замерзнуть означает заблудиться в прошлом, то да, я замерзла.

– Да, – тихо сказала я, – было холодно. Очень холодно…

– Я так и думал, – Сандер улыбнулся одними глазами, – потому и ждал.

Ждал и дождался, и как же я была ему за это благодарна, а пропустившее его заклятие… Что ж, наверное, в глубине души я хотела, чтобы он пришел, очень хотела.