Тёмная звезда

– Аларик?

– Ну да, одно из его имен Аларик, я его всегда так называл. Это было моей маленькой тайной… Даже от тебя. Так ты приведешь его?

– Приведу, Стефко, конечно же, приведу!

4

Открывающийся вид завораживал. Когда-то, в стародавние времена, владыка Червонных земель Стефан Старый подарил сыну к свадьбе новый город. Стефан был опытным воином и выбрал место, словно самой природой предназначенное для того, чтобы стать ключом к Червонным землям. Шло время, и городок Гелань превратился в столицу нового королевства. Воин стал придворным и купцом, но не разучился владеть мечом. Двойная стена с ощетинившимися пушками бастионами и ледяные воды Рысьвы надолго задержали бы любую армию, но этого таянским королям казалось мало. Над Геланью господствовала гора, на вершине которой красовалась грозная цитадель. Знаменитый Высокий Замок, гордость Таяны, обитель королей Ямборов. Путь кавалькады, однако, лежал к городской ратуше.

Всадники чинно проехали по горбатым, извилистым улочкам, заполненным разряженными горожанами, и остановились на просторной квадратной площади. Окружавшие ее дома принадлежали людям богатым, способным платить налог на окна и надстройки сверх положенных двух этажей. Из окон разноцветными языками свешивались дорогие ковры. Посреди площади возвышалось здание самой ратуши с высокой четырехгранной башней, украшенной шпилем, который венчал герб города – вставшая на задние лапы рысь с мечом, обороняющая крепостные ворота. Рысь красовалась и перед входом в ратушу. По углам площади журчали фонтаны, из которых окрестные жители набирали воду. Бассейны украшали аллегории времен года, у ног которых по древней привычке люди складывали незамысловатые приношения. Сейчас на площади царила Весна, чье изображение заботливо украсили ветками цветущей калины.

Кажется, все, кто имел среди проживавших на площади друзей или знакомых, заняли места у окон, а на ступенях ратуши стояли отцы города. Плотный седовласый эркард, завидев кавалькаду, медленно и торжественно прошествовал вниз по застеленной пурпурным сукном лестнице и встал у основания каменной рыси так, что геральдический зверь словно бы благословлял его степенство. За спиной эркарда выстроились городские гласные – все двенадцать.

Почтенные мужи постарались перещеголять друг друга в роскошестве. Тяжелые, отороченные мехами одежды и начищенные до солнечного блеска массивные цепи придавали именитым горожанам вид знатнейших сановников. Роман беднягам искренне посочувствовал – день выдался по-летнему жарким, и бархат, бобры и куницы хозяев радовали вряд ли, достаточно было взглянуть на красные, блестящие физиономии. Либер подавил ухмылку – этикет есть этикет – и перевел взгляд на Арроя. Рене уже спрыгнул со своего цевца и быстрой пружинистой походкой направился к эркарду.

Годой слегка замешкался, слезая с внезапно заупрямившегося коня, так что место рядом с герцогом волей-неволей занял кардинал. Принц и принцесса, согласно традиции, оставались в седлах. Они считались не гостями, а воинами, состоящими на службе у вольного города Гелани, ибо первейший долг королей – защищать своих подданных от всяческого урона и непотребства, а кого защищать в Гелани было. Роман не часто встречал девушек прелестнее, чем дочери города, вышедшие с традиционным приветствием к именитым гостям.

Статная красавица с тяжелыми каштановыми косами держала поднос, на котором красовались инкрустированные яркими камнями золотые кубки, а рядом застыла совсем юная брюнетка в белом платье, не отрывающая от гостей огромных оленьих глаз.

5

Марита почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Мгновение назад девушка беспокоилась о том, не забудет ли нужные слова и не развяжется ли в самый неподходящий момент вроде бы ослабшая лента на правой туфельке. Тревожило и то, что гости могут встать не так, как нужно, и ей, чтобы подать Первую Чашу эландцу, придется пройти мимо герцога Тарски. От мужа покойной сестры Марита знала, что Михай Тарскийский – человек опасный, от которого лучше держаться подальше. Только и страшный Годой, и обувная лента имели значение лишь до тех пор, пока не послышались приветственные крики и из-за угла Собачьей улицы не потекла блестящая процессия. Марита быстро отыскала седого человека с украшенной ясными зелеными камнями цепью на груди, а потом… Потом взгляд девушки упал на золотоволосого рыцаря, ехавшего рядом с эландцем, и все было кончено. Годой, Аррой, отец, подруги – все полетело к Проклятому. В мире остался лишь незнакомец в ясно-синем плаще.

Люди суетились, толкались, переговаривались, бросали охапки весенних цветов, а Марита стояла как завороженная. К жизни девушку вернул ощутимый удар по ноге. Эвка, держащая поднос с кубками, недвусмысленно давала понять, что Маритке пора браться за дело. Сделав невероятное усилие и в глубине души безумно боясь, что рыцарь, стоит отвести от него взгляд, тут же исчезнет, Марита схватила первый попавшийся кубок, пригубила, как требовал обычай, терпкого прохладного вина и без слов протянула непостижимым образом оказавшемуся перед ней седому нобилю со смеющимися голубыми глазами.

Аррой принял кубок, но пить не спешил. Он знал таянский обычай и ждал, что девушка произнесет положенное: «Да будут путь твой долог, дом – полон, друг – честен, меч – верен, конь – послушен, а огонь – ясен».

Нужные слова, как назло, вылетели из прелестной головки, но адмирал не растерялся. Чуть помедлив, он расцеловал девушку в обе щеки и громко и весело пожелал славному городу Гелани процветания, особо отметив несравненную красоту его обитательниц. Марита, вспыхнув до корней иссиня-черных волос и не смея даже глянуть на свиту герцога, торопливо схватила следующую чашу, предназначенную кардиналу. Его высокопреосвященство пить не стал и бестолково топтался с кубком, покуда его не принял худенький, бледный служка. Следующий кубок Марита подала эркарду города – своему собственному отцу, не понимая, почему тот смотрит с таким укором. Эркард же, выпив ритуального вина, разразился длиннющей витиеватой речью. В отличие от дочери, он не забыл ни словечка, и церемония пошла как по писаному.

Горожане радостно кричали, в окна летели заранее припасенные букетики вильин и атриол[34], и Рене весело махал всем рукой. На фоне закутанных в пышные мантии гласных он в своем черном платье казался по-юношески легким и подвижным. Марита изо всех сил старалась смотреть только на герцога и все равно не поняла, что тот обращается именно к ней. Зато это понял эркард, взявший бестолковую дочь за руку и подведший к дорогому гостю. Девушка вздрогнула, когда в ее руку вложили букетик сапфировых атриол, усыпанных бриллиантовой росой. Подобного чуда в Таяне, известной своими ювелирами, видеть еще не приходилось, но Марита поняла лишь одно – драгоценные цветы того же цвета, что и плащ прекрасного кавалера, и его глаза… Сердце девушки то подскакивало к горлу, то проваливалось вниз. Многословную отцовскую благодарность она пропустила мимо ушей, из себя же смогла выдавить лишь тоненькое: «Спасибо».

– Не стоит! Доставить удовольствие такой красавице, о чем еще может мечтать эландский маринер?! – Адмирал уже был в седле, и вороной, красиво опустив голову перед геланскими гласными, повинуясь руке хозяина, стал осаживать назад к кавалькаде – Рене умел в случае необходимости красиво пустить пыль в глаза. Взгляд Мариты опередил герцогского жеребца и мгновенно достиг всадника в синем. Возможно, ей показалось, но незнакомец смотрел на нее, смотрел и улыбался.

– Милый обычай, не правда ли? – Заглядевшийся на прелестную таянку Роман поспешно обернулся – к нему обращался Михай Годой собственной персоной, причем лицо его источало мед, смешанный с патокой.

– Все обычаи по-своему милые, – не показал своего неудовольствия либер. – А что мне действительно понравилось, так это девушки.

– Это, насколько мне известно, родственницы эркарда. Дочь и, кажется, племянница. Я думаю, вы их еще увидите в Ночь Костров[35].

– Ее еще ждать и ждать.

– Не так долго, как вам кажется, или Роман Ясный куда-то спешит?

– Увы! Я благодарен герцогу Аррою за приглашение, меня всегда интересовала Таяна, но еще больше влекут Последние горы. Не хотелось бы терять лучшую часть лета даже ради столь изысканного общества.

– Я вас понимаю, более того, если вам понадобится помощь и проводники – мои люди к вашим услугам, меня ведь не зря называют Горным Хозяином. Но учтите, здешние дамы не отпустят вас без песен.

– Если они хотя бы вполовину столь хороши, как эти горожаночки, я к их услугам.

– Таяна славится красавицами. Как вы нашли принцессу?

– К сожалению, монсигнор, я не имею обыкновения смотреть на принцесс как на женщин. Это может принести неприятности и мне, и им.

– Ваша репутация себя оправдывает, – залился хохотом владетель Тарски. – Красив, как эльф, хитер, как десяток змей, и так же опасен. Как для женщин, так и для мужчин. О вашей шпаге ходит не меньше легенд, чем о вашей гитаре.

– Вы преувеличиваете. Я никогда не нападаю. Первым. К тому же шпага герцога Арроя пользуется куда большей славой, причем заслуженной.

– И все же я рассчитываю найти в вас друга.

– О, мой герцог, дружба требует времени, а у меня в запасе лишь несколько дней…

– И на эти дни я приглашаю вас остановиться у меня.

– Сожалею, но я уже принял приглашение монсигнора Арроя.

– Надеюсь, когда-нибудь я все же опережу проклятого эландца. – Михай громко и заливисто расхохотался, но в черных блестящих глазах мелькнуло нечто, заставлявшее считать прозвучавшие слова не просто шуткой.

Глава 5

2228 год от В. И. 16-й день месяца Медведя

Таяна. Высокий Замок

Таяна. Гелань. Торговые кварталы

1

Король Таяны Маркус-Иоанн-Иоахимм нетерпеливо мерил шагами щербатые плиты смотровой площадки. Марко, как за глаза его называли подданные, не признавался даже самому себе, до какой степени ждет гостей. Дело, разумеется, было не в заключении матримониального союза. Брак принцессы Анны-Иланы и великого герцога Рикареда не сулил ничего нового. Два молодых хищника, выросшие на окраине стареющей Арцийской империи, прекрасно понимали друг друга, их совместные действия заставляли беспокойно ворочаться и министров двора его благочестивого величества Базилека, и толстосумов-купцов. Свадьба Иланы не была политической необходимостью, она просто подтверждала союз Рыси и Альбатроса. Марко беспокоило другое: то, что он мог откровенно обсудить лишь с герцогом Рене, которого знал больше тридцати лет. Король обернулся к капитану Серебряной гвардии, почтительно, но отнюдь не подобострастно застывшему у двери.

– Шани, что Стефан? Он сможет сегодня встать?

– Боюсь, что нет. Улучшение оказалось временным.

– Кто с ним?

– Камердинер и моя дочь. Утром со Стефаном была Герика, сейчас она поднялась к себе.

– Геро не поехала вместе с отцом?

– Вы же знаете, она не очень любит ездить верхом, особенно после случая с герцогом Гергеем. Отец позволил Герике остаться в замке.

– Что ж, ему виднее. Кажется, показались?

Король быстро, чтобы не заметили – негоже его величеству, подобно неверной жене, высматривать с башни дорогого гостя, – спустился в свои покои; Гардани задумчиво посмотрел ему вслед. Марко был далеко не молод, но живость и быстрота движений не позволяли считать его стариком. Впрочем, в последние месяцы король здорово сдал. Две смерти и исчезновение для одной семьи, пусть даже королевской, – это слишком, а если учесть, что наследником вот-вот окажется желторотый дурачок… Шандер с трудом отогнал от себя мерзкую мыслишку. Стефан может поправиться. Должен, Проклятый побери! Однако вряд ли ему, Шандеру Гардани, удастся выполнить поручение и сразу же привести к нему гостя. Похоже, эландцем сначала завладеет зять, а племянник уже потом. Шани поймал себя на мысли, что безумная вера Стефана и Марко в эландского Счастливчика передается и ему. Что ж, людям свойственно надеяться на чудо…

2

Роман запоминал все особенности подъездов к замку. Не то чтобы бард предполагал, что ему в ближайшем будущем предстоит спасаться бегством или тем более руководить штурмом, а на будущее. В мозгу либера хранились точнейшие сведения о множестве крепостей, и он готов был признать, что Высокий Замок едва ли не самая неприступная из них. Гора омывалась быстрыми волнами Рысьвы, при необходимости вода за пару десятинок[36] могла заполнить целую систему рвов и ловушек у ее подножья. От него к вершине вели две спиральные дороги, над пересечениями которых красовались невысокие, но грозные башни. Сама гора была разделена стенами на три яруса. Первая треть горы, относительно пологая, поросла тщательно скашиваемой травой, в которой не смог бы укрыться и кролик. Между второй и третьей стенами высились вековые деревья с подлеском, прорубиться через который было очень непросто. Ложные тропинки, волчьи ямы, настилы для лучников на деревьях – все это превращало путь через второй пояс защиты в преисподнюю. От третьей стены до башен Высокого Замка гора становилась крутой, земля сбрасывала глинистую шкуру, обнажая гранитные кости. Камни были искусно обработаны таким образом, что подняться наверх прямо по склону без помощи из замка казалось почти невозможным, а обе дороги, ведущие к двум воротам – Полуденным и Полуночным, проходили под нависшими скалами, с которых незваных гостей можно было угостить хоть великолепным обвалом, хоть кипящей смолой.

– Да, вот так. – Аррой словно читал мысли. – Добавьте к этому, что под замком находится целый лабиринт, а еще ниже пещеры, через которые протекает подземная река.

– Есть нечто, перед чем не устоят никакие стены. Это предательство.

– Это так, но предателям в Таяне делать нечего.

– А в Эланде?

– Надеюсь, тоже. Когда я перестраивал идаконскую цитадель, то постарался использовать все, что видел здесь. В Таяне – лес и река, у нас – море… Но места чем-то похожи.

– Это древние места, монсигнор. Их действительно создавали для боя, я… читал об этом.

– Я хотел бы увидеть эти книги, где они?

– Везде. Что-то в Кантиске, что-то в Эр-Атэве, что-то, я думаю, можно найти и здесь. О, открыли ворота.

– Вот и конец нашему путешествию. Оно выдалось не столь безоблачным, как думалось, но, похоже, главные пакости впереди.

– Монсигнор так думает?

– Так же, как и либер…

3

Лупе сосредоточенно протискивалась сквозь толпу возбужденных горожан, ловко проскальзывая между дородными торговцами и их расфуфыренными супругами. Люди с удивлением оборачивались на странную женщину в полудеревенском наряде, с бледным напряженным лицом и дрожащими губами и тут же о ней забывали, а она с какой-то одержимостью уходила все дальше и дальше от единственных в мире людей, которые ей были дороги. В глубине души Лупе ничего так не желала, как чтобы кто-то из свиты Арроя заметил ее бегство и силой вернул, но этого не случилось. Честная во всем, знахарка сбежала, применив все свое немалое уменье, а спутники были заняты кто разговорами с таянскими нобилями, кто разглядыванием славного города Гелани, кто, как либер Роман, собственными мыслями.

Прошло не менее получаса, прежде чем знахарке удалось выбраться из толпы; она быстро прошла почти пустой улицей Гелены Снежной и возле церкви уверенно свернула в кривоватый переулок, юркнула в щель между двумя домами и оказалась в городе ремесленников. Здесь было относительно тихо: те, кто собрался к ратуше, давно ушли, оставшиеся занимались своими делами. Лупе брела, низко опустив голову, словно боясь, что ее узнают. Наконец ноги вывели ее к аккуратному домику, украшенному изображениями Лиса[37]. Женщина дернула шнур звонка, и колокольчик у дверей ответил знакомым звоном.

– Иду-иду, милая, – раздался бархатный баритон, – сейчас все будет хорошо, ты только не волнуйся. – Калитка распахнулась, и кругленький человечек в оранжевой лекарской мантии потрясенно всплеснул чисто вымытыми руками: – Триединый и все его вестники! Леопина, радость моя, мы и не надеялись, что ты вернешься…

Глава 6

2228 год от В. И. 16-й день месяца Медведя

Таяна. Гелань

Таяна. Высокий Замок

1

Роман лениво рассматривал себя в высоком зеркале, словно бы от скуки задавая вопросы личному цирюльнику герцога Михая Годоя. Тарскийский властелин, узнав, что Рене не озаботился прихватить с собой куафера, навязал «дорогим друзьям» своего. Бард, правда, подозревал, что со своей шевелюрой, равно как с бородой и усами, Аррой управляется сам. Это лысеющему Михаю опытный цирюльник был нужнее воздуха, но угодливый раздушенный красавчик битый час крутился в отведенных эландцам апартаментах. Сам герцог отсутствовал – беседовал с королем, и раздраженный навязчивой любезностью либер не выдержал и принял удар на себя, подставив цирюльнику золотистые локоны. Прогонять кудреватую «любезность» Роман счел неудобным, хотя не сомневался, что адмирал, окажись он у себя, сделал бы именно это.

Отдавая себя в тарскийские руки, бард решил извлечь пользу из болтливого, как у всех куаферов, рта и несколькими ловкими вопросами ввел разговор в нужное русло. К концу процедуры Роман знал, что принц Стефан за время болезни сильно изменился, став капризным, подозрительным и злым; кардиналом Иннокентием довольны не все, а кое-кто поговаривает, что клирик втайне читает еретические книги и вообще епископ Тиверий был бы куда лучшим пастырем. С явным неодобрением тарскиец отозвался и о капитане Серебряной гвардии графе Гардани, из чего Роман сделал вывод, что тот наступил тарскийскому герцогу на мозоль.

Познаний в магии, которыми располагал Роман, хватало, чтобы понять – господарь Тарски грешит волшбой, причем такого рода, с которой либеру сталкиваться еще не доводилось. Сильной, холодной и очень, очень древней. Из этого вытекало, что все, кого недолюбливают Годой и его подручные, заслуживают пристального внимания.

До Великого Приема оставалось не более часа с четвертью. Цирюльник закончил свое дело вовремя, но усиленно делал вид, что продолжает подправлять безупречно лежащие локоны; похоже, ему было велено дождаться Арроя. Именно поэтому Роман с некоторым злорадством выпроводил беднягу, которому было не миновать взбучки за проваленную миссию.

Либер был несказанно доволен, когда Аррой объявил, что они со знаменитым бардом – давние друзья и будут жить в одних покоях. Ощущение глухой тревоги, не покидавшее моряка и либера после Белого Моста, объединяло лучше любой старинной приязни. Роман хотел поселиться с Рене еще и потому, что не слишком надеялся на Жана-Флорентина. Кроме яда существуют и кинжалы, и стрела, пущенная в окно, а на сей счет у Романа имелось несколько сюрпризов, раскрывать которые он пока не хотел даже эландцу. Теперь же либер мог сколь душе угодно превращать спальни и гостиные в крепости, чем и занимался, пока не явился непрошеный цирюльник. Когда дверь за пронырой наконец закрылась, Роман вернулся к прерванной работе. Последнее слово он произнес за мгновение до того, как вернулся хмурый Рене.

Герцог с размаху бросился в широкое кресло, рывком пододвинул себе кувшин с вином и наполнил два высоких бокала, протянув один Роману.

– Я говорил с Марко, – без обиняков объявил Аррой. – Меня беспокоит то, что здесь творится, его тоже, только бедняга не понимает, в чем дело. На первый взгляд все благополучно.

– Как и везде…

– Как и везде. Марко списывает свои тревоги на счет несчастий, обрушившихся на его семью, но нас-то подобные беды не коснулись… Проклятье! Не нравится мне этот штиль. – Герцог долил себе вина и залпом выпил его, уставившись в одну точку.

Роман хотел было сказать, что им предстоит пить целый вечер, но вовремя вспомнил, что про Счастливчика, среди прочего, говорили, будто он никогда не пьянеет. Рене же задумчиво отставил пустой бокал и вернулся к утренней идее:

– Роман, ты бы пригляделся к хозяевам и гостям… И, знаешь ли, мне надоел этот клятый этикет. Называй-ка ты меня Рене. Согласен?

– Кто ж от такого откажется. – Бард не кривил душой: в мыслях он уже третий день называл эландского герцога именно так. – А что до «приглядывания»… Я только этим и занимаюсь. Кто тебя тревожит прежде всего?

– Не хочу пока говорить, чтобы не «замылить» тебе глаза. Никогда не был придирой, но, по-моему, от этого человека разит злом… Лезть тебе в душу я не собираюсь, хватит того, что ты знаешь нечто, недоступное нам, грешным. Посмотри Стефана. Лекари давно признали свое поражение, так что препон чинить никто не будет.

– Когда идти?

– Сейчас. Странная у него болезнь. Я, знаешь ли, в его возрасте не раз купался в ледяной воде и, как видишь, хожу на своих ногах. И не я один такой живучий. Стефан мог сгореть в три дня от лихорадки, мог поправиться, но превратиться в калеку… Не понимаю. Мне это очень не нравится – Стефко стал бы великолепным королем, а теперь в наследники выходит мальчишка, которого растили как третьего принца. Для охот и пиров.

При желании Роман мог возразить, что Рене сам когда-то был третьим принцем и вовсе не собирался управлять государством, но вместо этого молча собрал все, что могло пригодиться при осмотре, и взглянул на собеседника:

– Я готов.

Аррой встал, механически отбросив со лба белую прядь – Роман начал уже понемногу привыкать к этому жесту.

– Иди за мной, но тихо. Нам не нужны свидетели. При Стефане сейчас только его дядька. На старика можно положиться, он приехал сюда еще с сестрой.

Акме Арройя двадцать два года была королевой Таяны; естественно, ее неуемный братец знал Высокий Замок как свои пять пальцев. Герцог уверенно свернул в проход для слуг и повел гостя узкими сводчатыми переходами. Маленькую дверь открыли сразу. Коренастый человек с крючковатым носом и колючими глазами сдержанно, но сердечно поклонился и отступил в сторону, пропуская посетителей. Герцог рывком отодвинул бархатную портьеру, и они оказались в комнате принца.

Стефан сидел в кресле у раскрытого окна. Яркий солнечный свет подчеркивал его бледность и темные круги под запавшими зелеными глазами. Роман помнил, что наследнику осенью исполнится тридцать три, но определить возраст принца на глаз казалось невозможным: это существо уже находилось вне времени. Было трудно поверить, что еще недавно Стефан, смеясь, поднимал толстуху-повариху, мог несколько раз без отдыха переплыть Рогг и усмирить любого коня. Таянский наследник слыл прекрасным воином и при этом не чурался наук, ему пророчили блестящее царствование, пока в начале минувшей зимы он не бросился вытаскивать из полыньи сестру и ее подругу, дочь Михая Годоя…

Пользуясь привилегией врача, либер внимательно рассматривал осунувшееся лицо. Потом взял принца за плечи и впился взглядом в зеленые глаза с расширенными зрачками.

– Рене, мы должны остаться одни. – Герцог кивнул и поднялся, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошла девушка.

– А, вот и Геро, господарка Тарскийская, – улыбнулся Рене, хотя Роман и так догадался. Дочь Годоя оказалась довольно красивой, но не красотой принцессы или королевы. До Ланки, во всяком случае, ей было далеко. Тарскийская наследница для женщины была достаточно высокой, зрелая фигура и милое полудетское лицо с пухлыми губами не вызывали желания отвернуться, но главным украшением (будь в дочери Михая хоть немного огня, это свело бы с ума многих) были волосы, отливающие всеми оттенками от серебристого до золотисто-рыжего. Разноцветные солнечные локоны, признак смешанной в стародавние времена людской и эльфийской крови, заплели в две толстенные косы, которые тарскийка не удосужилась перевить хотя бы ниткой жемчуга.

Более всего Герика Годойя подошла бы в жены богатому купцу или немолодому остепенившемуся барону. Первое, что бросалось в глаза, – мягкость и покорность, ни следа кокетства и самолюбования, как у большинства знатных ноблесок. Это было бы мило, не будь девушка напрочь лишена и той задиристой солнечной отваги, что так подчеркивала дерзкую красоту ее подруги.

– Геро, – негромко попросил принц, – нам надо поговорить. Извини…

Девушка испуганно распахнула очень неплохие глаза, пролепетала что-то вроде того, что уходит, поставила, почти уронила на стол корзиночку с какими-то травками и выскочила прочь, неловко зацепив дверной косяк. Рене вышел следом, оставив либера наедине с больным.

2

– Как я могу идти в этом платье? Ты думаешь, что говоришь? – Марита возмущенно уставилась на племянницу.

– Это ты думай! Мы просто поглядим из сада, и ты покажешь мне своего рыцаря.

– А если меня увидят…

– Никто не увидит. Ну нельзя же быть такой трусихой. Дедушка знает, что ты у нас. Ему, конечно, Шани не нравится, но ссориться с ним он не станет. Ой… Хочешь, я попрошу Стефана пригласить тебя на прием? Он позволит, он очень добрый, хоть и больной. Мы с Шани его ужасно любим. Если Стефан велит, тебе найдут платье. Я бы отдала тебе свое, с незабудками, но оно короткое.