Змей и Цветок

На лице её будущего супруга не было никаких эмоций. Он спокойно выполнял команды жреца, словно вся церемония была для него обычной рутиной. Встретившись с ним взглядом, Майя вздрогнула, он смотрел на неё хищно и высокомерно, как ястреб смотрит на голубя.

Завершив церемонию, жрец жестом пригласил супругов подняться на вершину главного теокалли. Там музыканты уже играли на ритуальных барабанах, а народ, собравшийся у подножия пирамиды, ликовал, ревел и требовал кровавого действа.

К жертвенному камню привели Микстли. Подняв голову, он встретился глазами с Майоаксочитль и, печально улыбнувшись, со смирением и ошеломительным спокойствием добровольно лёг на алтарь. Жрец подал ему курительную смесь, тем самым погрузив в наркотическое состояние, а затем, громко прочитав молитву, вонзил нож в грудь несчастного, быстрым движением вскрыл грудную клетку и извлёк ещё пульсирующее сердце.

Микстли резко вскрикнул, что-то прохрипел, мелко лихорадочно дрожа. Глаза его расширились, хлынула горлом кровь, он начал задыхаться, захлёбываться и с широко раскрытыми глазами безжизненно обмяк.

Майя заставила себя смотреть до конца, не столько из страха перед супругом, сколько из уважения к Микстли. Действительно ли его мучил недуг, или Микстли сказал это специально, чтобы сохранить жизнь кому-то другому? Теперь никто этого не узнает.

Когда ритуал был завершён, Текуанткатль взял супругу за руку, помог спуститься по ступеням пирамиды и устроиться в паланкине. Процессия отправилась в имение командира.

* * *

На праздничном пиру супруги принимали подарки и поздравления. Оба в ярких плащах, с головным убором из разноцветных перьев и нефритовыми браслетами на руках и ногах. Праздник посетил слуга императора, передал богатые дары и пожелания великого тлатоани, но Текуантокатль скривился от досады – Монтесума не явился лично на его свадьбу, предпочёл более важные дела.

Тепилцин, Козамалотль, бабушка Кокото и даже маленький Точтли были также приглашены на празднество и, низко поклонившись, пожелали супругам долгой счастливой семейной жизни.

Майе было немного легче от осознания присутствия брата. Он понимал её, она была не одна! Но всё равно удушающее одиночество уже сейчас предательски тянуло свои длинные пальцы в горлу юной Майоаксочитль. Едва закончится вечер и её привычный мир станет бесконечно далёким и останутся лишь редкие воспоминания о былых беззаботных днях.

Неожиданно, к ногам Текуантокатля упала женщина. Статная, красивая и, вероятно, богатая она, едва сдерживая слёзы, произнесла слова пожелания и, поймав безразличный взгляд мужчины, поспешно удалилась из помещения.

– Кто эта женщина? – осмелилась спросить супруга Майоаксочитль.

– Моя первая жена, – ответил Текуантокатль, недобро сверкнув глазами.

Майя знала, что ей предстоит быть второй супругой командира, однако всё равно была удивлена неожиданным визитом гостьи. Похоже, вся эта ситуация, лишь забавляла Текуантокатля. А может быть он даже получал удовольствие, зная, как в этот момент страдает та женщина. По крайней мере, так думалось дочери вождя всякий раз, когда она осмеливалась взглянуть на новообретённого мужа.

Ближе к ночи, супругов развели по разным комнатам. Следующие четыре дня они должны были провести порознь и посвятить всё время молитвам, прерываясь лишь на приём пищи. О чём молился Текуантокатль Майе было неведомо, но сама она, оставшись наконец одна, устало упала на циновку и зарыдала горько, пронзительно и безотрадно. Ей хотелось, чтобы молитвенные дни длились вечно, только бы не делить с супругом ложе.

И дни, действительно, тянулись долго, томя ожиданием, но неминуемо приближаясь к моменту близости. На пятый день Майю увели служанки в закрытую часть поместья, где располагались бани. Рабыни-банщицы совершали ритуал очищения и омовения, скоблили кожу до красна, удаляли нежелательные волосы и натирали тело ароматным маслом агавы. Затем та самая старая сваха принесла Майе белые хлопковые одеяния, расчесала ей длинные смоляные волосы и повела в покои, выделенные специально для новобрачной.

Там в полумраке на мягких циновках, покрытых шкурами, сидела юная Майоаксочитль, ожидая прихода супруга. Её била мелкая дрожь, руки тряслись, а дыхание сбилось. Она вздрагивала от каждого шороха и напряжённо ожидала неизбежной встречи.

Текуантокатль вошёл в комнату спокойным уверенным шагом. Он сел рядом с ней на циновку, взял за подбородок, приподнимая голову и бесцеремонно впился резким поцелуем. Из глаз Майи брызнули слёзы. Едва скрывая отвращение она, дрожа и плача, терпела его прикосновения, его противный влажный язык, его запах. Оторвавшись от её губ, он разочарованно скомандовал:

– Ложись.

Майя легла на живот, как он и велел. Зажмурилась сильно-сильно и, превозмогая боль, терпела неприятную постыдную связь. На стенах танцевали отблески языков пламени и в предательски мрачном безмолвии слышались её всхлипы и его сбивчивое дыхание.

Глава 8. Чёрная алеманда

В доме Текуантокатля царила строгая дисциплина. Все решения принимались исключительно с согласования хозяина, и к каждой из его жён была приставлена пожилая наставница, которая в случае неповиновения выполняла карательные функции. Майю обучала правилам дома та самая пожилая сваха, что совсем недавно занималась подготовкой к свадьбе.

– Теперь ты и твой муж должны прожить оставшуюся часть жизни вместе, – говорила она. – Не оставляй его, держись за него, даже если он будет бедняком, даже если он будет только малым орлом, малым ягуаром, несчастливым воином, нищим знатным, иногда усталым, не чтящим божества, – даже из-за этого ты не должна презирать его.

– Но тебе очень повезло, госпожа, – продолжала старуха, – теперь у тебя такое высокое положение, что даже твой отец, вождь Эхекатль, должен выражать тебе своё почтение.

Майя безразлично кивала.

– Однако высокое положение требует соблюдения ряда правил. Что ты запомнила из сказанного мною?

– Нельзя, – коротко бросила дочь вождя.

– А что именно нельзя? – едва скрывая раздражение, проскрипела старуха.

– Всё нельзя, – со стороны Майи это было ребячеством, но не злить старуху она не могла. – Брата видеть нельзя.

– Да-а-а, – сваха ехидно причмокнула губами, – такая важная госпожа не должна самостоятельно наносить визит воину, пусть даже родному брату. Для этого тебе необходимо позволение господина Текуантокатля.

«Супруг считает, что такую милость Тепилцину нужно ещё заслужить» – дочь вождя еле сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– Что ещё ты запомнила? – сморщенное, высушенное под неистовым солнцем лицо старухи ещё больше скривилось в ожидании ответа.

– Посещение религиозных праздников обязательно для всех членов семьи и пропустить жертвоприношения или ритуальные церемонии можно только по очень весомым причинам.

– Верно. Но, зная твой свободолюбивый нрав, – наставница презрительно сощурила глаза. – Я не рекомендую тебе нарушать установленные правила, госпожа. Наш властелин милостив с покорными жёнами, но со строптивыми крайне суров.

«Наслышана» – мысленно усмехнулась девушка – «Текуантокатль никак не пресекает издёвки наложниц над первой супругой. Проявление неуважения к ней считается нормой, словно она какая-то безродная рабыня».

В ацтекском обществе мужчина был бесспорным главой семьи. Муж должен был одинаково относиться ко всем своим женам, однако случалось так, что супруг подвергал одну из них, в особенности главную, всякого рода унижениям. Такое поведение общественность осуждала, но, как это зачастую бывает, общество закрывало глаза на деяния богатых благородных вельмож.

Первая супруга Текуантокатля носила имя Чимальма, что означало Дарящая Щит. Она беспрекословно выполняла все требования мужа за исключением одного – она так и не родила ему наследника. По этой причине супруг относился к ней с прохладцей, чаще предпочитал рабынь, а теперь и вовсе взял вторую жену. Тем не менее, поместье, в котором проживало семейство, не было лишено звонких детских голосов – рабыни и наложницы щедро одаривали повелителя отпрысками.

– И, надеюсь ты помнишь, самая важная твоя задача – рождение наследника, – занудно напоминала сваха.

– У господина Текуантокатля наследников предостаточно. – Майя стиснула зубы, чтобы не нагрубить сварливой ведьме. Кровожадностью дочь вождя не отличалась, но прямо сейчас ей больше всего на свете хотелось отправить этот вислый коршунячий нос к жрецам на теокалли.

– Все они рождены от рабынь, – талдычила наставница в очередной раз. – Господину нужен наследник благородных кровей. Увы, госпожа Чимальма не желает подарить господину великую радость, а потому ему остаётся надеяться на твоё благоразумие.

«Зная как Текуантокатль любит проводить вечера, я сомневаюсь в нежелании Чимальмы иметь детей. Дело в чём-то другом. Её тайна ведома одним лишь Богам».

Сам Текуантокатль был ещё достаточно молод и одарён крепким телосложением, но уже достиг того возраста, когда глаза украшала мелкая сеточка морщин, а в волосах встречались редкие нити серебряных волос. Его первая жена была несколько младше, но уже тоже достигла зрелой красоты. Появление второй супруги удручало и без того безрадостную Чимальму. Бывало, выглянув украдкой из своей комнаты, отвергнутая жена печально провожала мужа взглядом, когда тот направлялся в покои Майоаксочитль. Но знала ли Чимальма, как ненавидела Майя утро, насмешливо говорящее о неизбежном наступлении ночи? Едва ли.

«Душно. Как же мне душно! Словно здесь совсем нет воздуха» – Майе хотелось выть от бессилия – «Поместье огромно, но нет ни единого уголка, где я могла бы побыть наедине с собой. Всегда и везде меня сопровождает проклятая наставница, господствуют бесконечные правила и порядки, рабыни кланяются, но в их глазах истинного смирения нет. И одним лишь Богам ведомо, что на умах у ревнивых и мстительных наложниц. Раздери их всех Шиутекутли!»

– Я слышала, что жёнам благородных господ доступны некоторые науки? – вспомнив, вдруг оживилась дочь вождя.

– Это так. Но зачем тебе обучаться? – осененное космами седых волос лицо старухи вытянулось в изумлении, – Уверена, ты получила прекрасное образование в Сочимилько. Кроме того, госпожа, женщину украшают вовсе не знания.

– А что же? – Майя заранее знала ответ, но от вопроса не удержалась.

– Кротость, мягкость, покорность и умение угодить мужу, – наставница не разочаровала.

Мысль об обучении Майя с трепетом вынашивала до самого позднего вечера. Она лихорадочно прокручивала в голове возможный диалог с супругом и взволнованно ожидала его прихода. В этот момент мысль о неприятной близости отошла на второй план и уже не страшила так сильно. Лишь напоминала о необходимом долге и терпении. Однако от одного вида сурового молчаливого ацтекского командира у дочери вождя начинали трястись поджилки – так сильно он пугал её.

Поздним вечером, когда Текуантокатль в очередной раз посетил покои Майоаксочитль, дочь вождя осмелилась обратиться к нему:

– Муж мой, разрешено ли мне просить тебя? – дрожащими от волнения руками дочь вождя нервно комкала край туники.

– Спрашивай, – командир как будто и сам удивился её способности разговаривать.

Голос Майи предательски дрожал, но делать нечего, нужно было хотя бы попытаться получить чуть больше свободы.

– В тот благословенный день, когда ты пожелал назвать меня своей женой, – хитро начала Майя издалека, – поэт Айокан декламировал свою поэму о Чиуатеотль. В Сочимилько не было достойных поэтов, что могли бы стать моими учителями, но здесь в Теночтитлане я хотела бы обучаться этому великому искусству. Если, конечно, это не противоречит твоим правилам.

Текуантокатль удивлённо поднял брови:

– Ты хочешь учиться поэзии?

Так и не осмелившись поднять на супруга глаза, Майя коротко кивнула.

– Что ж, желание твоё благородно, – потирая подбородок одобрил Текуантокатль. – Супруга самого Несауалькойотля, бывшего тлатоани Тескоко и некогда великого поэта, преуспела в этом искусстве. Если Айокан возьмёт тебя в свои ученики, можешь начать обучение.

«Надеюсь, здесь мне поможет моё хвалёное высокое положение и Айокан не посмеет отказать супруге командующего армией императора» – почувствовав облегчение, подумала Майя.

– Благодарю тебя, господин, – поклонилась дочь вождя и со вздохом опустилась на циновку.

* * *

Каждая ацтекская девочка, достигнув возраста семи лет, обязательно проходила обучение в Доме Обычаев. Она изучала историю Мешико, Сочимилько и других земель, была подробно посвящена в рассказы о Богах и их деяниях, училась игре на музыкальных инструментах, искусству обрядового пения и танцев. Однако основной наукой для девочек была наука обычаев семейных. Наставницы рассказывали о главенстве мужа в доме, о долге, заботе о супруге, необходимости родить детей, а также кратко освящали будущие супружеские обязанности.

Майя получила хорошее образование у лучших учителей Сочимилько и её дальнейшая судьба была непременно связана с замужеством. Но как бы то ни было, ни вождь Эхекатль, ни его супруга Тональнан всерьёз никогда не заводили беседу о браке. Узнав о грядущей свадьбе, касик Сочимилько отправил гонца с дарами, как того требовали традиции, но прекрасно понимал, что этот брак отнюдь не поспешное решение горячо влюблённого воина. Вождь был осведомлён о позоре своего старшего сына Тепилцина, потому вместе с дарами гонцу было приказано передать лично в руки Майоаксочитль небольшой свёрток хлопковой ткани. Развернув ткань, дочь вождя увидела спелые плоды ядовитого дерева манцинеллы.

«Родители отправили манцинеллу в знак того, что они примут любое моё решение. Пожелаю ли я остаться, сбежать, укрыться или захочу уйти из жизни – они поддержат меня» – поняла Майя.

В этот момент тоска по родному дому, закупоренная чередой минувших событий, словно огромный назревший чирей, нарвала и вырвалась наружу.

– Госпожа, паланкин готов. – отрапортовала служанка, тем самым возвращая хозяйку из меланхолии.

«Ксоко!» – Майя взглянула на служанку, что всякий раз молчаливо сопровождала её. – «Ты всегда была рядом, преданно и безропотно выполняла свои обязанности. Вместе со мной ты прибыла в Теночтитлан, вместе со мной отправилась в поместье Текуантокатля. Я не слышала от тебя ни единой жалобы, не видела твоих слёз, не понимала твоей тоски. Ты безмолвной тенью следовала за мной, выполняя поручения и деля со мной тяготы. Могу ли я позволить себе пасть духом, когда рядом со мной живой пример силы и бесстрашия?»

– Ксоко? – дочь вождя неожиданно обратилась к служанке.

– Да, госпожа.

– Спасибо тебе.

– За что, госпожа?

– За то, что рядом, – Майя мягко улыбнулась соплеменнице, устраиваясь в паланкине.

Простые жители Теночтитлана, желающие учиться поэзии, посещали Дом Песен, что находился в главном церемониальном центре столицы. Поэт Айокан обучал только благородных господ и его занятия проходили в закрытом саду императорского дворца. Тлатоани Монтесума велел построить в саду специальный павильон, окружённый зарослями жёлтой акации, что защищал учеников от зноя и дождя.

На занятия приходили ученики разных возрастов, мужчины и женщины, девушки и юноши и даже пожилые вельможи – все, кого увлекало это искусство. Среди учеников Майя заметила супругу принца Куаутемока, гордую Течуишпо, и юного принца Ашаякатля, младшего из отпрысков императора. На занятиях у Айокана не имели значения пол, возраст или статус ученика, а так же не принималось в расчёт, о чём повествует автор. Самое главное, чтобы стихотворение слагалось правильно, красиво, благозвучно и оставляло отпечаток в сердцах слушателей.

Любимые стихотворения запоминались, заучивались и передавались из уст в уста. Сам Айокан любил декламировать великого поэта Несауалькойотля, короткие обрывистые стихотворения Тотокиуацина и, конечно, поэмы собственного сочинения.

На первом занятии Майя выступала исключительно в роли слушателя.

Слагать собственные стихи она ещё не умела, но с наслаждением впитывала красоту виртуозного переплетения слов. Стихотворения учителя и его лучших учеников сопровождались ритуальными барабанами и драматическими паузами, усиливая эмоциональную окраску, тогда как работы новичков зачитывались без музыкального сопровождения и после декламации выносились на всеобщее обсуждение. Майя начинала улавливать тонкую грань между простым неумелым стихосложением и грамотным, совершенным, опытным слогом. И она поняла, почему Несауалькойотль был признан великим поэтом – он никогда не боролся со слогом, не пытался обуздать… Он подчинил его!

В конце занятия в качестве заключения Айокан продекламировал короткое стихотворение своего любимого поэта Тотокиуацина:

Безбрежно счастлив тот,

кто бирюзу шлифует —

шлифует песнь свою,

она сверкает,

подобно перьям радужным кецаля,

когда легко колышется плюмаж[20].

Майя старалась заучить этот стих после занятия. Не желая возвращаться к паланкину, она решила прогуляться по саду, снова и снова повторяя слова поэмы. Воздух в саду Монтесумы был упоителен, необычайно прозрачен, освежающ и звонок.

Возле небольшого строения до слуха Майи донеслись звуки тлапитцалони, ацтекской флейты. Красивая мелодия, непохожая ни на одну из известных девушке, звучала переливисто, нежно и несколько печально, повторяя с определённой периодичностью звуковой рисунок. Впечатлённая уроком стихосложения дочь вождя поспешила на звуки чарующей музыки, огибая заросли и высматривая таинственного музыканта. Наконец, она вплотную подошла к строению, где у самого входа на ступенях сидел теуль и, опустив голову, погружённый в свои мысли, играл на флейте.

Услышав шаги, он остановился и с удивлением посмотрел на неожиданную гостью.

– Señora? – обратился чужестранец.

Едва не вскрикнув от неожиданности, Майя почувствовала себя крайне неловко, но отступать было уже поздно.

– Это музыка твоего племени, Маленький Змей? – гордо вскинув голову, спросила она. – Тебя ведь так называют?

– Это имя дал мне ваш император, – испанец тряхнул головой, убирая непослушную прядь со лба. – Он полагает, что я сын какого-то там Змея.

– Пернатого, – уточнила девушка.

– Именно.

– Какое твоё настоящее имя?

Усмехнувшись, незнакомец вальяжно откинулся назад и несколько иронизируя ответил:

– Какой замечательный сегодня день! Со мной знакомится прекрасная сеньора. Чем-то я определённо обрадовал ваших Богов.

– Ты не ответил на мой вопрос, теуль, – сказала Майя, стараясь побороть смущение и придать голосу власти, согласно своему положению.

– Если уж на то пошло, я не ответил на два твоих вопроса, – словно издеваясь продолжил чужеземец. – Но не смею более томить тебя. Моё имя Алехандро, а эта мелодия называется «Чёрная алеманда»[21] и да, она из «моего племени».

– Мне очень понравилось, – дочь вождя ответила искренне, без лукавства; в конце концов именно звуки флейты привели её сюда. – Благодарю тебя, Алехандро, за прекрасное исполнение.

Едва уловимая улыбка тронула губы дочери вождя и, считая вопрос исчерпанным, она повернулась, намереваясь уйти.

– Постой, – испанец поспешно поднялся со ступеней.

Обернувшись, Майя вопросительно вскинула бровь.

– Моё имя теперь тебе известно. Дозволительно ли мне узнать твоё?

– Майоаксочитль, – дочь вождя произнесла медленно, почти по слогам.

– Что ж, хорошего дня тебе, Майоаксочитль, – чужеземец отвесил учтивый поклон.

Говорить с пленником Майе было, скорее всего, запрещено. И хотя простое человеческое любопытство отбросило сковавший её страх, познать истинный гнев супруга дочери вождя совершенно не хотелось. Благоразумнее было не испытывать судьбу.

И Майоаксочитль поспешила как можно скорее вернуться обратно к паланкину.

Глава 9. Тлачтли

В связи с угрозой нападения теулей к наступлению осени напряжение среди жителей столицы возрасло в разы. Горожане шептались о том, что испанцы заключили союз с соседней Тласкалой и с внушительной армией недругов движутся в Теночтитлан. Вельможи сетовали на императора Монтесуму, что намеренно не даёт боя чужакам, пытаясь откупиться щедрыми дарами. Жрецы разошлись во мнении относительно судьбы пленного теуля: одни считали, что его жертва поможет отвести угрозу, другие полагали – убийство сына Кетцалькоатля разгневает Богов и принесёт ещё большие беды.

Командиры созывали тайный совет, где сам Текуантокатль вопреки приказу тлатоани выступал с предложением отправить отряд воинов за пределы озера Тескоко в целях отбросить противника как можно дальше. Его предложение было отвергнуто – никто не решался ослушаться приказа тлатоани.

– Куаутемок, хоть ты послушай, – обращался командир. – Монтесума не в себе! Своим бездействием он погубит всех нас!

– Что ты предлагаешь, Текуантокатль? – устало отвечал принц.

– Хватит кормить чужаков золотом. Они ненасытны, это ясно и дураку. Неужели император не понимает? Чем больше даров мы им преподносим, тем огромнее становятся их аппетиты. Необходимо дать бой, пока не стало поздно. Что скажешь, тлакатеккатль?

– Скажу, что если ты ослушаешься тлатоани, станешь изменником. Так ты и теулей не победишь, и сам окажешься на жертвенном камне.

– Всех на теокалли не отправишь, – Текуантокатль угрожающе сверкнул глазами. – Если ты поддержишь меня, Монтесуме ничего не останется, как выйти в открытое противостояние с чужеземцами.

– Я…

– Послушай, – прервал принца командир, – в районе Чолулы была организована засада. Не без ведома тлатоани, разумеется. Заговор был раскрыт, их правитель казнён. Однако Монтесума объяснил произошедшее «лёгким недоразумением», без труда отрёкся от касика и в очередной раз послал чужеземцам подарки. Тем временем сами мы, располагая крупными военными силами, многократно превосходящими теулей и их союзников, прячемся как трусы в стенах Теночтитлана. И это самая могущественная империя Анауака?

– Я понимаю твоё негодование, Текуантокатль, но не могу пойти против приказа императора, – печально завершил Куаутемок. – Остаётся надеяться, тлатоани знает, что делает.

– Я тоже очень на это надеюсь, – скрипя зубами, процедил командир.

* * *

В поместье, где жила Майоаксочитль, располагался большой банный комплекс и, хотя он значительно уступал императорским термам, размеры его действительно впечатляли. Оставшись в одной тунике, Майя осторожной поступью медленно вошла в чистый прохладный бассейн. Вода приятно ласкала кожу, давая облегчение и спасение от неистово палящего солнца Анауака. Тень от навеса защищала от яркого света и Майя, прикрыв веки, наслаждалась моментом уединения и спокойствия. Ранним утром её супруг отбыл во дворец императора, рабыни и слуги не посмели бы потревожить госпожу, а значит она могла всецело посвятить это время самой себе. Странно, при всех событиях, впервые её не затягивали мрачные мысли. Она вспоминала недавнюю встречу в дворцовом саду и рассуждала про себя:

«Почему пленный чужак содержится во дворце? Вероятно, по приказу тлатоани, иначе и быть не может, однако неясно, что именно задумал император. В любой момент Монтесума может передумать и отправить пленника на теокалли. Странно, что жрецы не настояли на принесении теуля в жертву. Хотя, признаться, мне бы не хотелось его гибели».

Майя зачерпнула ладонями воду и с наслаждением умыла лицо.

«Похоже, его обучают науатль. Или он сам каким-то образом выучил наш язык. На праздничном пиру теуль говорил коротко, обрывисто и едва различимо за слишком сильным акцентом. Сейчас же речь его звучала связно, полными фразами, он даже позволял себе высказываться несколько иронично. Однако, чужеземец всё равно не делает положенных пауз, смягчает твёрдые звуки и речь его звучит слишком медленно. Как любопытно!»

Майя лениво брызнула водой в сторону, наблюдая, как мелкие капли протяжно расплываются ровными кругами. В спасительной прохладе водоёма мысли продолжали медленно убаюкивать девушку.

«Выходит, там далеко на востоке находится империя теулей, вотчина Кетцалькоатля. Интересно, большая ли она? Возводят ли там такие же прекрасные величественные пирамиды?»

Следующий вопрос, возникший сам собой, неожиданно кольнул: «Возможно, у пленника за океаном есть супруга? И дети! Быть может где-то в далёкой стране его ждёт любящая семья…»

Погружённая в раздумья, разморённая жарой дочь вождя не заметила, как к бассейну бесшумно приблизилась женщина.

– Госпожа Майоаксочитль, могу я присоединиться? – неожиданно обратилась она. – День выдался жарким, в покоях мне невмоготу.

– Госпожа Чимальма? – Майя опешила. – Что ж, конечно, присоединяйся. Я как раз ухожу.

– Нет, нет, прошу останься! – на лице первой супруги отразился испуг. – Я совсем не хотела помешать тебе.

– Боюсь, избежать неловкости между нами не получится, – честно призналась дочь вождя.