Змей и Цветок

– Я услышал тебя, – властно произнёс тлатоани. – Распорядись выделить пленнику покои в моём дворце. Разумеется, под охраной. Проследи, чтобы он ни в чём не нуждался, подготовь дары и рабов. Если мы хотим решить вопрос миром, мы должны оказать радушный приём сыну Кетцалькоатля.

– Прошу простить меня, господин, но народ ждёт принесения чужеземца в жертву на великом празднике бога войны Уицилопочтли, – возразил Текуантокатль. – Кроме того, не лучше ли дать бой теулям, пока они не подошли вплотную к нашей столице?

– Они – сыны Кетцалькоатля. Если Боги потребуют жертву, они дадут нам знамение.

– Тебе виднее, великий владыка, – на суровом лице Текуантокатля заиграли желваки, но командир заставил себя смиренно поклониться.

Монтесума молча оглядел бойцов, что стояли перед ним, покорно опустив головы. Более никто не смел возразить императору. Коротким жестом левой руки, как будто небрежно отталкивал от себя что-то, император велел воинам удалиться. В миг беседа тлатоани и главного военачальника столицы приобрела приватный характер.

– Кому из воинов ты спас жизнь, лишив привилегии попасть в чертоги великого Тонатиу[15]? – спросил Монтесума заинтересованно.

– Тепилцина, сына благородного правителя Сочимилько.

– Ты волен требовать от него любую плату. И, если пожелаешь, можешь приказать принести его в жертву.

– Рано отправлять в загробный мир искусного воина в столь сложные времена, – хмыкнул главнокомандующий. – Он ещё успеет встретить благородную смерть на поле боя. К тому же, его сын ещё слишком мал, а жена едва оправилась от рождения первенца.

– Тогда какую плату ты потребуешь от него?

– С твоего позволения, я возьму в жёны его сестру Майоаксочитль, дочь касика Эхекатля. – бесстрастно ответил Текуантокатль.

– Что ж, твоё право. Я не имею возражений, – кивнул император. – Но последнее слово остаётся за жрецами. Тебе необходимо получить согласие главного астролога. Сейчас мне меньше всего хочется гневить Богов неугодным браком.

– Безусловно, я отдам приказ жрецам сделать все необходимые расчёты, – командир церемониально поклонился императору. – Благодарю тебя, благословенный тлатоани.

– Если тебе больше нечего сказать мне – можешь идти.

С позволения императора командир Текуантокатль молча развернулся и, гневно скрежетнув зубами, удалился из зала приёмов.

Глава 6. Двор тлатоани

– Кого бы мне сегодня съесть? Может быть тебя? – Тепилцин подхватил сына и уткнулся носом в сладкую щёчку. – Ах, это же малыш Точтли! Пожалуй, его я есть не буду.

Козамалотль, светясь от счастья, подшучивала над мужем:

– А господин Третий Кролик тебе и не позволит! Голосок у него громкий. Если недоволен чем – кричит на весь Теночтитлан.

– Это он, подобно ягуару, издаёт свой устрашающий рык, – смеялся Тепилцин.

Майя наблюдала за воссоединением семейства и улыбалась, видя как дурачится брат. Всеобщее веселье внезапно прервала служанка:

– Господин, прибыл слуга тлатоани. Он ожидает тебя.

– Пусть войдёт, – брат махнул рукой в пригласительном жесте.

Худощавый мужчина со скучающим видом рутинно поклонился господам и гнусавым голосом поприветствовал:

– Целую землю перед тобой, великий воин-орла. Я должен передать послание от нашего благословенного тлатоани Монтесумы.

– Говори, – кивнул Тепилцин.

– Ты и твоя сестра, госпожа Майоаксочитль, удостоились великой чести и были приглашены во дворец нашего императора на Малый Праздник Владык.

– Я услышал тебя. Благодарю тлатоани за высочайшую честь. Мы с сестрой непременно прибудем.

Почтенно поклонившись, слуга удалился, а Тепилцин мгновенно помрачнел.

* * *

По традиции на Малом Празднике Владык знатные господа раздавали еду, угощения и подарки своим подданным. Весь цвет Теночтитлана собрался в этот день на площади под палящим солнцем, терпеливо ожидая благостыни.

Возле широкой лестницы, ведущей в главное дворцовое строение, толпились простолюдины, а по всему периметру стояли воины, строго следящие за порядком. Вверх-вниз по лестнице бодро сновали слуги, разнося корзины с угощениями, и всё это сопровождалось музыкой, ритмичными барабанами и ритуальными танцами. Народ ликовал и благодарил вельмож за щедрые дары. Ацтеки возносили молитвы во славу императора.

«Удивительно, как люди терпеливо ждут, не создавая толкотни. В такой-то огромной толпе!» – удивлялась Майя, глядя на бесконечные очереди вопрошающих.

Никто не осмеливался протолкнуться вперёд или обманом получить несколько подарков. Такие выходки сурово наказывались и подобная авантюра могла стоить смельчакам жизни.

К вечеру, когда с благотворительной раздачей было покончено, благородные господа присоединились к пиршеству в зале торжеств. Во дворце императора Майя была лишь единожды в далёком детстве, а сегодня ей посчастливилось снова воочию лицезреть убранство резиденции великого Монтесумы. Войдя в помещение, освещённое множеством факелов, девушка огляделась – повсюду на стенах красовались изображения черепов, часть из которых были выгравированы и инкрустированы нефритовыми пластинами, бирюзой или жадеитом. Похожее убранство она видела когда-то в старом храме Тескатлипоки[16]. Вдоль стен стояли огромные статуи, олицетворявшие главные божества, а возле почётного императорского места на возвышении висел боевой щит, украшенный разноцветными перьями. Тончайшая работа лучших перьевых дел мастеров.

Тепилцин занял положенное ему место и жестом указал Майоаксочитль присоединиться. Разместившись, Майя стала с интересом рассматривать знатных господ, а брат, понизив голос, рассказывал ей кратко о каждом госте.

– Видишь этого мужчину в красном плаще, что беседует рядом с пожилым вельможей? Это принц Куаутемок, племянник нашего тлатоани. А женщина, что стоит рядом с ним – его супруга Течуишпо.

Сестра кивнула.

– А этот господин, что держит в руке белый цветок – придворный поэт, господин Айокан. Сегодня он готовится прочесть нам одну из своих поэм. Однако, мне доводилось однажды слушать его стихи и, должен признаться, все они наполнены трагизмом.

– Вон там, ближе всех к трону, почётное место господина Куитлауака, младшего брата Монтесумы, – продолжал воин-орла. – Говорят, он слаб здоровьем, и люди шепчутся, будто на место нового тлатоани изберут вовсе не его, а молодого, подающего надежды Куаутемока. Но грешно об этом говорить. Да даруют Боги нашему тлатоани долгих лет жизни.

– А где же сам император? – любопытствовала сестра.

– Поверь мне, Майя, когда здесь появится тлатоани, ты его ни с кем не перепутаешь, – лукаво подмигнул Тепилцин.

Действительно, едва Монтесума вошёл в зал приёмов все разговоры мигом стихли. Он молча осмотрел присутствующих и с гордым царственным видом приблизился к своему почётному месту. Как и полагалось императору, он был одет в богато украшенный плащ цвета индиго. На его груди красовалось увесистое ожерелье из нефрита, голову венчала огромная корона, выполненная из нескольких слоев перьев изумрудного цвета, расположенных полукругом и окантованных голубым оперением синей котинги с маленькими золотыми пластинами.

Все гости склонили тотчас головы и никто не смел нарушить воцарившуюся тишину.

Расположившись на золотом троне, покрытом шкурой ягуара, император громогласно произнёс:

– Приветствую.

– Долгого правления тебе, великий тлатоани! – хором ответили присутствующие.

– На сегодняшний праздник я пригласил необычного гостя.

Монтесума коротко кивнул слуге и тот быстро удалился. Через несколько минут в зал привели пленного теуля. Гости с удивлением и даже некоторым ужасом рассматривали чужеземца и, коротко перешептываясь, провожали его взглядом. В этот раз пленник был одет в простую хлопковую тунику с геометрическим узором и классические ацтекские сандалии кактли. По приказу императора бороду с его лица удалили и сейчас, казалось, в зал вошёл совершенно другой человек.

Майе было очень любопытно взглянуть на настоящего теуля. Не скрывая интереса, она внимательно рассматривала странного пришельца.

Чужеземец был молод, кажется, чуть старше Тепилцина, хорошо сложен, обладал чёткими правильными чертами лица и буйными непослушными каштановыми кудрями. Несмотря на местный наряд, он был другим, совершенно непохожим на людей Анауака.

Воины поставили чужака на колени перед императором.

– Маленький Змей, – обратился Монтесума к пленнику, – ты говоришь на нашем языке?

– Плохо. – с сильным акцентом ответил теуль.

– Тем не менее, ты понимаешь мои слова.

Резкий голос императора в тишине тронного зала эхом наполнял пространство, отражался от стен и потолка.

– Скажи мне, теуль, зачем твои собратья пришли в мои владения? Зачем убивают мой народ?

– Мы не хотим войны, – монотонно отвечал пленник.

– А чего же вы хотите?

– Свободы.

– Вы свободны убраться туда, откуда пришли, – хмыкнул тлатоани.

По залу прокатился неуверенный гогот. Император поднял перст, заставляя своих подданных умолкнуть, и снова обратился к пленнику:

– Какому Богу ты служишь, Маленький Змей?

– Верую в Господа Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли.

Монтесума приподнял брови и, с подозрением глядя на чужеземца, поделился догадкой:

– Полагаю, так в ваших землях вы зовёте великого Бога Кетцалькоатля. Как называется твоё государство?

– Кастилия, – хриплый голос дрогнул при упоминании родных земель.

– Твои собратья, что прибыли с тобой, все из твоего племени? – продолжал допрос тлатоани. – Тоже кастильтеки?

– Да… Тоже.

Пленник честно отвечал на вопросы императора, но никогда не добавлял обращение «господин» и в глазах его не было смирения.

– Ну, что ж, Маленький Змей, присоединяйся к нашему празднеству. Ты увидишь как велик наш народ. И никто не посмеет сказать, что Монтесума Шокойоцин был непочтителен с сыном Кетцалькоатля.

Испанца отвели на место, предназначенное исключительно для него, и многочисленная охрана безмолвной тенью нависла над его головой.

Народ тут же оживился, гости принялись шептаться, обсуждать пленника, смаковать, и снисходительно посмеиваться. Вельможи пировали, весело обсуждая, как прекрасно бы смотрелся бледнолицый на вершине теокалли со вскрытой грудной клеткой, а благородные женщины хихикали, щебеча о внешних данных иноземного мужчины. Позже, прервав всеобщее веселье, на середину зала вышел Айокан и продекламировал своё стихотворение:

Все говорят, я угрюмый, Чиуатеотль,

Угрюмый, и всё же влюблённый.

Я, словно чили зелёный, Чиуатеотль,

Жгучей тоской наделённый.

О горе мне, Чиуатеотль!

В твой прошлый и новый день.

Мной восхищались, Чиуатеотль,

А сегодня я и не тень.

Все говорят, мне не больно, Чиуатеотль,

Ведь слёзы мои не видны.

Есть мёртвые, что не буянят, Чиуатеотль,

Но муки их так сильны.

О горе мне, Чиуатеотль!

Чиуатеотль небес голубых.

И пусть это стоит мне жизни,

Чиуатеотль, я не перестану любить[17].

Барабан сопровождал декламацию, то звуча тихо и размеренно, то ускоряясь мелкой дробью, подчёркивая волнение подобно биению сердца. Айокан придавал голосу трагичности, надрывно стеная о судьбе Чиуатеотль, хватался за голову и намеренно делал драматические паузы. Выступление поэта завораживало, очаровывало и оставило у совершенно неискушённой в поэзии Майоаксочитль неизгладимые впечатления. В то же время солидарная с ней публика взорвалась одобрительными овациями.

Неожиданно со своего места поднялся командир Текуантокатль. Благородный вельможа, разумеется, тоже был приглашён на праздник. Он подошёл к императору, почтительно поклонился и произнёс:

– Великий тлатоани, позволь обратиться к Тепилцину, сыну благородного Эхекатля.

– Позволяю, – с ухмылкой ответил император, понимая о чём далее пойдёт речь.

Текуантокатль уверенным шагом подошёл к Тепилцину и спокойным будничным тоном спросил:

– Помнишь ли ты, сын Эхекатля, что в долгу передо мной?

– Помню, господин, – понурив голову ответил воин-орла.

– Готов ли исполнить свой долг?

– Готов. Моя судьба в твоих руках.

Тепилцин выглядел спокойным, даже безмятежным. Но его сестра, не понимая, что происходит, смотрела на происходящее с явным недоумением.

– Отныне ты будешь служить в моём отряде, а твоя сестра, Майоаксочитль, станет моей женой.

Глаза Тепилцина блеснули яростью. Он был готов пожертвовать собой, но просьба командира застала его врасплох. Совладав с собой и не смея противиться, Тепилцин обратился к Текуантокатлю:

– Моей судьбой ты волен распоряжаться, господин. Но судьба Майоаксочитль в руках нашего отца, вождя Эхекатля. Тебе следует обратиться к нему.

– Позволение Эхекатля мне не требуется, – бесстрастно возразил вельможа. – Я получил благословение тлатоани и разрешение главного астролога Теночтитлана.

– И я подтверждаю его слова, – заявил император.

– В таком случае, – стиснув зубы, процедил воин-орла. – Я смиренно принимаю твою волю, господин.

Публика снова взорвалась овациями, поздравляя благородного вельможу. Текуантокатль учтиво поклонился будущей супруге, равнодушно скользнув по ней взглядом, и затем вернулся на своё место.

Майя стояла не шевелясь прямо и сдержанно. Сердце колотилось как бешеное, в голове пульсировало, она не понимала, что происходит, но изо всех сил старалась сохранять самообладание. Всё происходящее казалось наваждением.

Дочь вождя бросила беглый взгляд на теуля, наблюдавшего за развернувшимся действием. Встретившись с ним глазами, девушка поспешно отвернулась.

«Теперь я мало отличаюсь от пленённого чужеземца. Руки мои не связаны, но я чувствую, как тяжелы невидимые оковы. Неужели моя судьба вот так просто предрешена? Немыслимо!»

Дальнейшее празднество не вызывало у Майи интереса, в голове крутилось множество вопросов. Дождавшись окончания пира, с тяжёлым сердцем она поспешила вернуться домой.

Глава 7. Микстли

Тепилцин, терзаемый чувством вины, намеревался поговорить с сестрой сразу после Малого Праздника Владык, ведь следовало как можно быстрее объясниться с Майоаксочитль! Праздник завершился поздно и воину пришлось дожидаться утра.

Дочь вождя занималась рукоделием, тихонько напевая любимую мелодию из детства, когда в её комнату вошёл брат.

– Майя, – окликнул он девушку, – могу я поговорить с тобой?

Пение прекратилось, но сестра, как ни в чём не бывало, продолжала дальше мастерить незамысловатый узор уичоль.

В детстве маленькая Майоаксочитль, видя с каким теплом родители относятся друг к другу, мечтала, что когда вырастет, выйдет замуж за отца, ну или на худой конец за брата. Никого другого видеть своим женихом категорически не желала. Сейчас, уже будучи взрослой, она с горечью вспоминала свою наивную детскую мечту.

Тепилцин хмыкнул, подошёл ближе и молча присел рядом на край циновки.

– Прости меня, сестра. – шепнул он.

– За что, брат?

– За мой позор. Из-за меня теперь ты должна вступить в брак, которого не желаешь!

– Такова воля Богов. Если сам тлатоани дал благословение, разве можно что-то изменить? – Майоаксочитль наконец отложила рукоделие и одарила брата тяжёлым усталым взглядом. – Но, в чём твоя вина? Я не понимаю. Какой долг у тебя перед командиром?

– Недавний поход должен был стать для меня последним. – со вздохом ответил воин.

Майя опешила. Этой ночью сон никак не приходил к ней, зато сотни домыслов и десятки версий крутились в голове. Мысленно она протестовала. Представляла, как идёт к отцу и просит о помощи, думала молить и самого тлатоани, а то и вовсе планировала сумасбродный побег неизвестно куда. То, что брат обязан этому страшному командиру жизнью, она предположить не могла, но было ясно – ни одно зыбкое решение, что она вообразила в своей голове, не поможет от столь пугающего замужества.

– Мы возвращались обратно, когда встретили вражеский отряд, – заговорил брат тихим голосом. – Теуль, тот самый, которого мы взяли в плен, ехал верхом на огромном громоподобном тапире[18]. Когда завязался бой, чужеземцы попытались сбежать, и я ударил копьём чужеземного зверя, чтобы сбить его с ног. Неожиданно животное встало на дыбы, сбросив всадника прямо на меня. Теуль был огромен и очень тяжёл в своих железных одеяниях! Я не мог пошевелиться под его тяжестью, а он замахнулся для смертельного удара.

Майя сидела с широко распахнутыми глазами и слушала брата внимательно, не перебивая.

– Но мне повезло, – продолжал Тепилцин, – рядом оказался Текуантокатль. Он ранил теуля, а я получил шанс высвободиться из железной хватки.

– Выходит теперь, ты обязан Текуантокатлю жизнью. – подытожила Майя.

– Да, сестра, это так. Согласно нашим законам, командир может потребовать с меня любую плату. Даже мою жизнь.

– Но какой тогда смысл сохранять жизнь в битве, если потом её всё равно придётся отнять?

– Отнять можно по-разному: принести в жертву, отправить на заведомо провальное задание, обязать служить только одному господину, словно раба…

– Так у империи совсем не останется благородных мужей. – негодующе фыркнула дочь вождя.

– Как бы то ни было, – со всей серьёзностью подытожил брат, – меня воспитывали как воина и мой долг – поить землю кровью врагов и найти благородную смерть на поле боя.

Тепилцин положил руку сестре на плечо:

– Я отправлю гонца к нашему отцу. Уверен, он найдёт способ убедить тлатоани отказать Текуантокатлю!

– Нет, Тепилцин, – отрезала Майя. – Не нужно беспокоить отца. Да и что может сделать отец против воли самого Монтесумы? Кроме того, я слышала, император запретил вождям покидать свои владения.

– Теули находятся в районе Чолулы. Слишком близко к нашим границам. Вождю Эхекатлю действительно приказано оставаться в Сочимилько.

– Выходит, чтобы помочь мне, отцу придётся ослушаться приказа и покинуть город. Полагаю, посылать гонца в этом случае бессмысленно, – дочь вождя посмотрела на брата со всей решимостью. – Нельзя допустить, чтобы отец нарушил запрет тлатоани. Не нужно ни о чём просить его.

– Прости, Майя, но тогда я не знаю, что делать.

– Вероятно, моя судьба была предначертана, – дочь вождя слабо улыбнулась. – Я должна смиренно её принять. Ведь примерно к этому меня и готовили с детства – быть супругой знатному вельможе, почитать его и дарить нашей великой империи славных воинов.

– И всё же это великая жертва, сестра, – с печальной улыбкой Тепилцин поцеловал сестру в лоб. – И я благодарю тебя.

* * *

Пожилая вдова, выбранная в качестве свахи, остановилась возле дома Тепилцина. Её сопровождали слуги, неся большие увесистые корзины с подарками и угощениями. По древней традиции невесте положено было отказаться от подарков, дабы продемонстрировать свою скромность. Принимала дары ацтекская невеста лишь после повторного визита свахи.

Майя соблюдала традиции, как и было положено. Первый раз от подарков отказалась, почувствовав при этом хоть и временное, но облегчение. Второй раз дары пришлось принять. Однако, у её будущего супруга был ещё один подарок, отказаться от которого было, увы, невозможно.

– Благородный господин Текуантокатль пожелал принести в жертву пленника в день вашей свадьбы. – сказала сваха своим противным скрипучим голосом. – Чтобы ваш брак был счастливым и благословенным, Богов необходимо напоить кровью.

Ритуальные жертвоприношения на ацтекских свадьбах были скорее исключением, чем правилом. Считалось, что брак будет счастливым и принесёт многочисленное потомство, если в день свадьбы задобрить Богов, но только богатые вельможи могли позволить себе покупку раба.

Гигантский открытый рынок в купеческом квартале Тлателолько показался Майе пышным, многолюдным и невообразимо шумным, а по размеру огромным как весь город Сочимилько. Пешеходные проходы разделяли рынок на участки, где торговцы выкладывали свои товары на лавки или циновки. Там имелись ряды, где торговали золотыми и серебряными украшениями, разноцветными перьями, мясом, рыбой, разнообразными приправами, посудой, тканями из белоснежного хлопка и даже яркими диковинными красками для перьевых дел мастеров. И хотя старуха привела дочь вождя туда рано утром, торг уже шел вовсю. В иной ситуации Майоаксочитль крутила бы головой, да глазела во все стороны со всем присущим ей любопытством. Но не сегодня. Вместе со свахой и целой вереницей охраны Майе пришлось отправиться на самый большой невольничий рынок вглубь Тлателолько к возвышающимся помостам с пленёнными рабами, разделёнными на группы в зависимости от качества товара.

Десятки людей самых разных возрастов сидели на деревянном помосте босые, голодные, изнывающие от жары. Первые ряды помоста занимали крепкие молодые мужчины и юные очаровательные девушки, далее шли рабы более старшего возраста и рыхлого телосложения, там же, во второй группе, находились дети от младенцев и до отроков лет десяти. В самом конце оставались пленники с внешними дефектами, будь то отсутствие зубов, шрамы, потерянные конечности или серьёзные травмы.

Женщины обнимали своих детей, мужчины, опустив глаза, нервно потирали мозолистые руки. На теле некоторых из них виднелись следы наказаний, ноги были сбиты от долгого пешего пути, одежда у женщин местами изорвалась, открывая взору покупателя прелесть женской наготы.

Услужливый работорговец с заискивающим видом показывал господам свой товар, превознося достоинства каждого из рабов. Выбирать пленника предстояло будущей невесте. Раб должен быть молод, здоров и крепок – Боги требовали источник сильной трепещущей жизни.

В родном Сочимилько Майя часто находила причины, чтобы пропустить очередной кровавый ритуал. Её высокое положение обязывало посещать праздники в честь главных Божеств, в иных случаях достаточно было внимания касика. Дочь вождя испытывала отвращение, но поделиться своим страхом ни с кем не могла – большой позор ацтеку, что боится крови!

Связанные попарно мужчины и женщины, которых отобрал хозяин для демонстрации, встали перед Майоаксочитль, опустив головы, и каждый из них надеялся, что выбор падёт не на него.

«Стать злым роком для кого-то из этих людей… Тяжко!» – негодовала Майя. – «Но выбирать старика или больного нельзя. Сочтут оскорблением».

Девушка медленно шла по рядам, вглядываясь в печальные лица. Рабы дрожали, вжимали головы в плечи, горбились, стараясь казаться ниже. Неожиданно один из невольников осмелился обратиться к дочери вождя:

– Выбери меня, госпожа! Я молод и силён. Я подойду тебе!

Она остановилась перед ним. Молодой мужчина в одной лишь набедренной повязке глядел на неё без страха. В меру крепкий, в меру высокий он в общем-то подходил для будущего ритуала, но, положа руку на сердце, это был не самый лучший пленник среди предложенных работорговцем.

– Как тебя зовут? – обратилась к нему Майоаксочитль.

– Микстли.

– Ты желаешь быть принесённым в жертву, Микстли?

– Да, госпожа. Я готов принять достойную смерть и послужить вам.

«Своим храбрым поступком он хочет защитить остальных, возможно, кого-то из своего племени. А заодно и облегчить мне выбор» – решила Майя.

– Что ж, будь по твоему, – согласилась дочь вождя.

Девушка кивнула старухе:

– Выбираю его.

Пожилая сваха хмыкнула и, чванливо пожевав губами, проскрипела:

– Ты уверена, госпожа? Здесь есть рабы и покрепче!

– Уверена, – отрезала Майоаксочитль.

– Что ж, твоя воля.

Недовольно скривив губы старуха подошла к работорговцу и стала яростно торговаться.

– Этот пленник стоит полцены! Не больше! – восклицала она.

Убедившись, что сваха и слуги отвлечены, Микстли едва слышно обратился к девушке:

– Не печалься обо мне, госпожа. Я вижу с каким трудом ты принимала решение. Суровая болезнь снедает меня изнутри, но не нужно беспокоиться! Во мне достаточно мужества, чтобы не показывать боли и выглядеть здоровым.

– Я благодарю тебя за твой бесценный дар, Микстли, – Майя еле заметно кивнула. Слова этого человека чуть успокоили неистовый крик совести.

– Да будет брак твой благословенен, госпожа!

* * *

В связи со сложной политической обстановкой командир Текуантокатль мог в любой момент отправиться в поход, потому было решено не медлить и сыграть свадьбу в месяце Очпаництли[19], когда сезон дождей прекращал поить землю обильной влагой. Родители Майи и вельможи с других городов не смогли посетить празднество, будучи вынужденными укреплять защиту своих владений, а потому свадьба, по меркам ацтекских вельмож, была скромной.

Обряд проводил жрец из главного храма Уицилопочтли. Одетые в богатые праздничные наряды жених и невеста принесли клятвы Богам, а затем жрец сделал разрез на их ладонях, чтобы кровью скрепить союз.

Майя скривилась. Порез, что оставила жрица Папанцин затянулся не так давно, как по тому же месту снова прошёлся обсидиановый нож.