Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

Принц достал из кармана пузырёк, на стекле которого смеялся оскалившийся череп, ловко отковырнул мягкий жёлтый воск и вытряс, по каплям, яд в кувшин.

– Попробуешь ещё? – протянул он кувшин другу и весело засмеялся.

– Н..нет, что-то не хочется.

– Тогда предложу королю. Это ведь его любимое вино.

Появление Эдварда оказалось настолько неожиданным и нежданным, что все в зале замерли в недоумении. Десятки глаз переводили взгляд с короля на принца, с принца на короля. Никто не ожидал, что после произошедшего между ним и королём, он решит вернуться. Другой на его месте давно бы оседлал коней и бросился прочь из столицы куда подальше, а этот. На лице вошедшего было, казалось, неподдельное смирение, а взгляд, всегда жёсткий и колючий, порой даже жестокий, наоборот, смягчился, стал печальным, словно обладатель провёл всё прошедшее время в тягостных раздумьях.

Музыка прервалась, танцующие расступились, освободив принцу проход. Всё смолкло, лишь гулкие шаги Эдварда звучали в гнетущей тишине. Он медленно подошёл к трону, поклонился и заговорил.

– Ваше величество… Я пришёл просить у вас прощения за свою дерзость. Я осознал что сегодня, впрочем, не только сегодня, последние годы, вёл себя недостойно. Я хочу… Я могу исправиться, надеюсь, вы дадите мне этот шанс.

Король задумался, облокотился на подлокотник, опёрся подбородком о ладонь.

– Не верь ему, – шепнула Анна так тихо, что и он едва расслышал её.

– Почему?

– Я вижу его ненависть. Она клокочет в нём, хотя Эдвард пытается скрыть её под маской покорности. Он – само зло.

– Ты ошибаешься, тебе кажется это, Анна. Я не виню тебя, знаю, почему ты думаешь так.

– Тогда спроси его, почему он решил исправиться. Что он скажет тебе? Каких сказок напридумывает?

Александр вздохнул и, нехотя, тщательно подбирая слова, спросил:

– Что же случилось с тобой… Сын… Почему ты решил измениться… Ответь мне.

– Я сейчас спал и видел сон, – ответил принц, ничуть не растерявшись. – Я видел себя голодным и замёрзшим, одетым в грязное рубище на пустынных берегах. Я понял, что если продолжу поступать так, как поступал раньше, это случиться со мной. Я потеряю всё. Если честно, что-то не хочется променять жизнь во дворце на судьбу бездомного нищего.

– Хорошо, Эдвард. Я думаю, что ты был искренен со мной. Я прощаю тебя.

– Отец… Позволь мне предложить тебе выпить со мной по кубку вина в честь этого примирения. Я взял на себя смелость, попросил у виночерпия твоего любимого.

– И он дал тебе его? – спросил король, улыбнувшись.

– Я… я сказал ему, для чего это, и он, с радость, помог мне.

– Хорошо. Принесите нам кубок!

Тот час слуги принесли большой золотой кубок, щедро усыпанный рубинами. Принц взял его в руку и наполнил до краёв искристым вином.

– На счастье! Богам! – воскликнул он, отбросив ещё не опустевший кувшин в сторону.

Тот со звоном разбился, и остатки вина растеклись по полу бордовой, напоминающей кровь, лужей. Сердце Анны ёкнуло, когда её взгляд упал на разлившееся вино. Кровь. Очень похоже на кровь. Отчего-то во рту появился привкус крови, а ноздри защекотал её пряный запах. Как тогда, на фарнадском поле. Нехорошее предчувствие наполнило душу, она перевела свой взгляд на Эдварда, стараясь разглядеть каждое его движение, каждый его жест. А принц, с присущим ему хладнокровием, спокойно осушил половину чаши и передал её королю.

– Не пей… Не пей… – зашептала Анна.

Александр не слышал её, да и если бы слышал, всё равно сделал по-своему. Он допил вино и крепко обнял Эдварда под шумные аплодисменты гостей. Принц поклонился и отошёл в сторону. Вновь заиграла музыка, вновь продолжили свой танец прекрасные женщины и благородные мужчины. Король взглядом показал Эдварду на болтавшую с подружками Литу. Тот кивнул, мол, сейчас, выпью ещё немного для храбрости и пойду.

Он налил себе вина из стоявшего на столике кувшина. Никто не заметил, как в чашу упало несколько капель противоядия. Пузырек как незаметно появился в его руках, так и незаметно скрылся в складках одежды. Злорадно усмехнувшись, принц залпом выпил спасительную жидкость. Затем поднялся, оправил на себе одежду и, твёрдой походкой, направился к жене.

Король, с улыбкой, наблюдал за неуклюжими па принца. Он так и не научился танцевать, хотя не раз учителя вдалбливали ему эту нехитрую, впрочем, почти не нужную, науку. Эдвард с куда большим рвением постигал мастерство владения мечом и, что очень удивляло, искусство управлять государством, именно то, чего так не любил сам король.

– А он прав был, – сказал Саша Анне. – Танцует неважно, не стоит его больше допекать этими танцами.

Анна погладила рукой покрытую лёгкой щетиной щёку мужа, посмотрела ему в глаза своим, отчего-то встревоженным, взглядом.

– Я боюсь, – сказала она вдруг. – Боюсь за тебя. У меня на душе кошки скребутся. Неспокойно.

– С чего это?

– Не знаю, Саш, пока не знаю, но у меня плохие предчувствия. Грядёт что-то страшное.

– Перестань, ты преувеличиваешь. Ты должна научиться воспринимать Эдварда таким, каков он есть. Если мы взяли на себя ответственность воспитать его, то нужно делать это до конца.

– Но тот, настоящий Эдвард, жив и здоров, я чувствую это. Он где-то рядом, порой кажется, что стоит лишь протянуть руку, и он коснется её.

– Знаю, Анна, знаю. Эдвард никогда не станет правителем. Править будет Лита. Но, если вдруг найдётся наш настоящий сын, он, и только он, займёт место на троне.

Прошла ночь, наступило утро. Веселье стихало, уставшие гости, один за другим, отправлялись в свои покои. Слуги затушили в зале свечи, и его сияние растворилось в утренних сумерках. Серый, тусклый свет, проникавший сквозь окна, разом стёр все краски, окутав всё блёклой пеленой.

На востоке всходило солнце. Алая полоска зари раскрасила небо над уходящим в даль лесом. Солнечный диск с каждой минутой поднимался всё выше и выше, но неожиданно затянувшие небо тяжёлые тучи поглотили его. Мелкий холодный дождь хлынул из серой мглы неба, загнав под крышу и кошек, и бродячих собак. Казалось, сама природа плакала, предчувствуя беду.

Ближе к полудню поднялся ветер, холодный, северный, пробиравший до костей. Резкий, сильный порыв его в одно мгновение сорвал со шпиля на крыше дворца королевское знамя. Тёмно-синее полотнище, метнулось раненой птицей и упало в лужу перед окнами покоев принца. Это произошло на глазах у стоявшей на балконе Анны. Предчувствия и подозрения, не отпускавшие её с прошедшей ночи, только усилились, когда она увидела тонущее в грязной луже благородной знамя.

Королева судорожно вцепилась в ограждение балкона, ногти заскрежетали по холодному влажному камню, едва не до крови войдя в плоть. От начавшегося озноба затряслись ноги, по вискам потекли капли пота. Чтобы не упасть, она поспешила присесть на лавочку. Перед глазами всё поплыло, словно дурман оплёл своей сетью её разум, затем разом померкло сознание. Был вечер, когда она пришла в себя. Чья-то рука легко похлопывала по её щекам. Анна открыла глаза – перед ней стоял Александр.

– Не ожидал встретить тебя здесь. Где ты была весь день? – он выглядел не лучшее её. Под глазами чернели мешки, а лоб и щёки, покрылись бледным восковым оттенком, словно от болезни.

– Я… я была здесь. Уснула, наверно.

– Долго же ты проспала. Сны интересные видела? – король попытался изобразить на лице улыбку, но это у него получилось неважно. Улыбка походила на болезненную гримасу.

– Нет, ничего не видела. Только темнота.

– Тогда пойдём со мной, собираюсь лечь пораньше. Надеюсь, ты увидишь что-нибудь более приятное.

– А совет? Сегодня на вечер совет назначен. Или я проспала его?

– Нет, он через час. Но я на него не пойду, устал что-то, – Александр тяжело вздохнул. – А если честно, мне плохо.

– Где Эдвард? – прошептала она. Глаза её расширились так, что король отшатнулся.

– Катается на лошади. Анна, что с тобой? На тебе лица нет. Или ты что-то подозреваешь? Думаешь, он отравил меня тем вином? Так мы пили из одного кубка.

– Нет, Саш, нет. Я ничего такого не думаю. Просто спросила.

– Ты никогда не спрашиваешь просто из праздного любопытства.

Анна не ответила. Покачала головой, взяла мужа под руку и увела его в покои.

Он проснулся около двух ночи, когда накатившая ниоткуда волна страшной, тупой боли, сжала своими тисками сердце. Разрывающее жжение проникло в каждую частицу тела, в каждый волосок. Дикая резь сковала желудок, ноги свело в жуткой судороге, а пальцы рук скрючились, словно у парализованного. Перед глазами стоял туман, слух наполнил неясный гул.

– Что с тобой?! – Анна проснулась мгновенно.

– Я… умираю, – проговорил он, с трудом разжимая сжавшиеся челюсти. – Ты была… права… Принеси Аклостин.

Анна вскочила с постели, бросилась к нише в стене, где лежал меч. Холод камня обжёг ступни, но она не замечала этого. Все чувства отключились, женщина думала лишь о том, кто умирал у неё на глазах. Меч оказался в слабеющих руках короля.

– Смотри, – Александр, с трудом, рванул клинок из ножен.

Вместо того чтобы выпорхнуть с лёгким свистом, он со скрежетом выдвинулся лишь наполовину. Анна поднесла к лезвию свечу, и едва не вскрикнула от ужаса. Сталь меча покрылась буровато-коричневой чешуёй ржавчины.

– Смотри, – простонал король, ещё раз попытался рывком вытащить меч, но он, выдвинувшись из ножен на пядь, осыпал белый шёлк простыни мелкими, грязными чешуйками. – Я ухожу туда, где меня ждут. Мои товарищи ждут меня, они говорят, что уже заждались.

Губы попытались растянуться в улыбке, но получилась страшная болезненная гримаса. Анна старалась сдержаться, но не смогла. Громкие рыдания вырвались из её груди, она упала на пол, на колени и спрятала лицо в трясущихся ладонях.

– Не плачь… не плачь, – он попытался успокоить её, положив уже плохо слушавшуюся руку на плечо жены. – Я сам навлёк на себя проклятие… Оно нашло меня.

Дверь спальни внезапно распахнулась, и в ней появились одетые в ночные рубашки Эйнар и Сантилия. Проснувшись от криков Анны, они немедленно бросились к ним, благо покои находились через стенку.

– Что происходит?!

– Эйнар… подойди ко мне, – тихим, слабым голосом попросил его Александр. Тот, предчувствуя худшее, бросился к нему, опустился на колени, рядом с Анной.

– Я умираю… Эдвард отравил меня.

– Но как? – недоумевал друг. – То вино? Так вы вместе пили.

– Не важно… У него могло быть противоядие… Но я точно знаю, это он…

Король осёкся, закрыл глаза, и страшная судорога исказила его лицо. По щекам пробежала лёгкая дрожь, они побелели, стали белее снега. Казалось, ещё мгновение, и жизнь оставит его.

– Казни Эдварда… Прими трон… – прошептал он из последних сил.

– Александр… – так же, шёпотом, ответил Эйнар, сжав в руку друга. Он уже не чувствовал, как по его щекам ручьём стекали жгучие слёзы.

– Прощайте…

Тело короля обмякло, похолодело, а живые, горящие глаза поволокло мертвенной пеленой. Король умер.

Никто не зарыдал. Все плакали тихо, стараясь не шуметь, словно боялись потревожить покой умершего. Дрожащей рукой Анна коснулась не закрывшихся глаз – веки медленно опустились. Эйнар вдруг поднялся.

– Время не ждёт. Эдварда нужно схватить немедленно, если он ещё только не сбежал.

Он бросился к себе в спальню, переоделся и, оставив наедине с умершим Сантилию и Анну, поспешил разбудить гвардейцев.

– Я даже не успела попрощаться с ним, – горько прошептала Анна.

Сантилия ничего не ответила, лишь всхлипнула и уткнулась подруге в плечо.

– Помню, когда впервые увидела его, подумала – самый обычный, ничего особенного. Самый заурядный, каких вокруг полным полно. Ничем не отличался от тех, кого встречала каждый день. Но я и не могла представить, что случиться со мной, если узнать его немного ближе. Всё это казалось сном, самым обычным сном… Как давно это было. Как жаль, что ничего этого уже не вернуть, ничего уже не исправить. А теперь, теперь остаётся лишь одно – стареть в одиночестве. Мне кажется, что я проживу ещё долго, слишком долго…

3

Прошло три тяжёлых дня, и серое, хмурое утро открыло новый, обещающий стать таким, как и прежние, день. С неба беспрерывно лил мелкий, холодный дождь, по-осеннему мерзкий и неприятный. Но, несмотря на это, множество горожан запрудило площадь перед Северными воротами. Они сбились в огромную, тесную толпу, многие, многие тысячи, мужчины, женщины, даже дети. Невозможно было не то, чтобы двинуться, а даже пошевелить плечом. Тем, кому не хватило здесь места, занимали крыши окружавших площадь домов. Рискуя сорваться со скользкой черепицы, они сотнями забирались туда только с одной целью – проститься с тем, кто правил ими последние двадцать лет.

Не сказать, что этот правитель управлял ими настолько хорошо, что никто не нуждался. Но он был тем, кто привёл их к свободе. Одно это заставляло боготворить короля. Тысячи горожан, затаив дыхание, стояли и ждали. Над толпой нависла гнетущая тишина, лишь изредка можно было расслышать всхлипывания, да тихий плач. Люди готовились проводить короля в последний, скорбный путь.

Во дворце, как и во всём городе, царила скорбь и печаль. Исчезли привычные ослепительные наряды, смолк весёлый смех, да что смех, никто не брал на себя смелость даже говорить в полный голос. Говорили только шёпотом, да и то, чтобы никто посторонний не видел. Блеск бриллиантов больше не резал глаз. Драгоценности спрятали в сундуки до лучших времён. Все, как один, оделись в чёрное, словно хозяева дворца пригласили их на странный, мрачный маскарад. Порой даже казалось, что беломраморные колонны потускнели, стали серыми и невзрачными.

За прошедшие дни Анна словно постарела на десяток лет. На сияющей гладкой коже появились морщины, её чудесный цвет пропал, сменившись землистым, сероватым оттенком. Виски посеребрили первые седые пряди. Блеск глаз, которым всегда восхищались друзья, пропал, они потускнели, стали бледными и печальными.

Два дня она не отходила от саркофага, где лежало тело её Александра. Она ночами не смыкала глаз, словно боялась пропустить чуда, на которое, возможно, в глубине души надеялась. Как тогда, на поле брани, когда мёртвое тело, выжгло в своих ранах пробившее его оружие, поднялось и вновь налилось жизнью. Она надеялась, хотя, разумом, понимала, что отпущенные тогда на воскрешение силы не безграничны. Всё, чудес больше не будет, пора принять реальность. Но Анна не уходила, даже уговоры Сантилии и Литы не помогали, она не слушала никого.

Несладко пришлось и Эйнару. За эти дни он резко изменился. Из добродушного, спокойного человека он превратился в злого, раздражительного. Но его можно было понять. Всё это время, и днём, и ночью он, не смыкая глаз, разыскивал принца и тех, кто поддерживал его. Однако старания не увенчались успехом. Эдвард и его камарилья словно сквозь землю провалилась, не оставив ни малейшего следа, ни малейшей зацепки. Всё это не просто настораживало, это пугало. Эйнар чувствовал нависшую над ним, над его семьёй, над его друзьями угрозу.

Прошлой ночью во дворец прибыли жрецы Лабека. Одетые в чёрные сутаны, со скрытыми под капюшонами лицами, они походили на посланцев самой Смерти, прибывших в мир живых, чтобы забрать в мир теней душу и плоть мёртвого короля. Но нет, всё было не так, как могло нарисовать воображение. Они лишь собирались забрать в крипту храма саркофаг с телом. Новый король – новый уклад. Теперь он и его потомки будут покоиться в храме Лабека, поближе к богам, давшим силу этой династии. Вот только приживётся ли этот обычай, когда всё рушилось на глазах?

Монахов представили Анне. Она лишь молча кивнула головой, прочитав верительные грамоты настоятеля. Немногословные монахи не стали докучать ей ненужными сейчас разговорами. Низко поклонившись, они отправились в выделенные им для отдыха комнаты. Но напоследок, один из них тихо проговорил, заметив, как по щеке королевы скатилась горькая слеза:

– Живите надеждой.

Анна встрепенулась, вновь в ней ожили мечты о том, что вот-вот раздастся глас с небес, и её Александр встанет из саркофага. Она бросилась к одетому в чёрное человеку:

– Что значат твои слова?! Ответь мне! Прошу.

Но жрец лишь промолчал в ответ и, пятясь назад, отступил в тёмный коридор.

Анна не видела, как монахи погрузили саркофаг на покрытую чёрным, мрачным балдахином, траурную колесницу. Силы оставили её, и, измученная долгими ночными бдениями, женщина уснула. Он продолжит свой путь без неё, да и к чему ей видеть, как траурная процессия идёт сквозь море людских слёз. Придёт время, и их души соединятся по ту сторону, нужно лишь дождаться своего часа.

Окружённая жрецами, колесница выехала через ворота дворца на площадь. Путь им преграждало огромное людское море, но едва появилась процессия, все, как один, расступились, освободив дорогу. И, едва колесница двинулась в путь, толпа издала единый, наполненный болью, тяжкий вздох. Плакали навзрыд женщины, многие мужчины, особенно ровесники королю, плакали, не стесняясь своих слёз.

А саркофаг продолжал медленно, но неумолимо продвигаться к Северным воротам. Впереди – окружённая монахами колесница. Следом за ними те, кто все эти годы был другом семье короля. Среди них и Эйнар. Он ехал, стараясь держаться у самой колесницы и не сводил своих глаз с саркофага. Он уже не замечал лившиеся из его глаз слёзы. Эта смерть по-прежнему не укладывалась в его разуме. Он все ещё не хотел верить в то, что друг, с которым он делил все радости и невзгоды двадцать лет подряд, уходит от него навсегда. Но, чем ближе процессия подходила к воротам, тем яснее он понимал, что это не сон. Пелена спадала с глаз, разум принимал случившееся. Нужно смириться с потерей, нужно жить дальше. Эйнар тяжело вздохнул. На ум пришли слова старинной баллады, такой же печальной, как и нависшее над городом серое небо.

…Уходим в туман, где капли дождя

Слезою прохладной омоют бриллиант.

Уходим в туман, где скорбь и печаль

Тяжелую ношей надавят на нас.

Пусть труден наш путь, но воля богов

Оковами клятвы опутала нас.

Пусть цель не ясна, но это наш рок,

И против него нам не устоять…

Из забытья его вывели негромкие слова Сантилии:

– Эйнар, попридержи коня. Дальше живым пути нет. Пусть идут.

Он открыл глаза и увидел, что уже находится за стенами города. Перед ним устремилась к лесу серая лента мощёной камнем дороги, по которой уходила всё дальше и дальше колесница с саркофагом.

Мелкий дождик, сыпавший с небес, укрыл туманным занавесом уходящую процессию. Ещё мгновение, и она растворилась в серой мгле непогоды.

– Уходим в туман… – прошептал Эйнар и, повернув коня, поскакал назад во дворец.

В тёмном, грязном помещении дешёвого трактира, располагавшегося неподалеку от порта, сегодня было тихо и немноголюдно. Облитые вином и заляпанные жиром столы не ломились, как обычно, от обилия выпивки. Несмотря на час, когда в трактир набегало прилично народу, сейчас никто не спешил заходить в скрипучую дверь заведения. Трактирщик, злой, как чёрт, сидел за стойкой, подперев голову ладонями, и ругался вполголоса, чтобы не услышали скучавшие на кухне стряпухи.

– Чёрт бы побрал эти похороны. Все, как распоследние идиоты бросились смотреть на дохлого королька, чтоб ему пусто было. И чего нашли интересного…

Видимо, он хотел сказать что-нибудь ещё, да в выражениях покрепче, но дверь неожиданно скрипнула, распахнулась, и в трактир вошли двое в видавших виды плащах с надвинутыми, на самые глаза, капюшонами. Чистые разбойники, ну да ладно. Как раз такие и не скупились на деньги. Правда, бывало, наоборот забирали всё подчистую. Они сели в самый дальний, тёмный угол, и один из них окликнул трактирщика:

– Эй, человек! Принеси-ка нам кувшин вина и перекусить.

Тот встрепенулся – наконец то хоть какой-никакой доход – достал с полки вино получше, два кубка и поставил всё это перед посетителями.

– Перекусить что желаете? – спросил он елейным голоском. – Жаркого можно приготовить, или супца из горшочка откушаете?

– Принеси ветчины и хлеба, времени у нас нет твой супец дожидаться, – и, заметив, что трактирщик продолжает стоять, добавил. – Иди, иди.

– Ваше высоче… величество?

– Что, Самит?

– Мне кажется, мы зря вернулись в город.

– Не волнуйся, нам ничего не грозит. Большая часть армии на нашей стороне, дворяне тоже. Король Александр слишком увлёкся развлечениями и путешествиями и забыл о людях, которые хотят кушать и жить, не думая о завтрашнем дне. Если что, нас через час освободят. Если сразу не повесят, – Эдвард засмеялся.

– Кто-то всё-таки поддержит Эйнара.

– Все, кто против нас – полк гвардейцев-ветеранов. Старики, которых оставили на службе из жалости, всего лишь пять тысяч. Дворяне – герцог Лаурда рискнет поддержать Эйнара, сибийцы – но они далеко. Может кто-нибудь ещё. А за мной уже точно восемь полков и почти вся дворянская молодежь.

– Но столица ещё не наша, а её стены крепки.

– Нам не придётся лезть на крепостные стены, Самит. Мы возьмём город без шума, пока все во дворце будут оплакивать короля. Тем более, Флардия уже в наших объятиях. Нужно лишь нанести последний удар.

– То есть?

– Ну, Самит. Помнится, раньше ты был самым осведомлённым человеком во всём дворце. Что с тобой теперь?

Тот лишь пожал плечами и поспешил отпить немного вина.

– Да ладно тебе. Тебе грех не сказать – два полка и около тысячи дворян окружили город. Эйнар всё это прохлопал и теперь ему придётся несладко. Этой ночью ему поспать не удастся.

Принц замолчал, обернулся к двери – она с шумом распахнулась, и в таверну вошли человек десять горожан, судя по одежде, из гильдии плотников. Не обратив внимания на сидевших в углу двоих, они уселись за длинный общий стол в центре залы и позвали шинкаря:

– Эй, давай нам сюда вина побольше да покрепче. Пора выпить за упокой короля Александра, мир его праху.

Слишком много глаз – подумал принц. Оставаться здесь рискованно, могут и узнать, тем более его лицо давно примелькалось на городских улицах. Он встал и, бросив на стол серебряную монету, направился к выходу. Следом поплёлся озадаченный Самит.

Наступил вечер, тучи рассеялись, но солнце уже спряталось за черепичными крышами домов. Эйнар бросил взгляд на высокое стрельчатое окно – последние лучи отозвались багряными бликами на стекле. Он поднялся, подошёл к пылающему камину. В такие минуты, как эта, когда не знаешь, что делать, за что взяться, он любил посмотреть на огонь. Огонь помогал забыться, и, хотя бы немного, привести мысли в порядок. Сантилия и Лита утешали Анну. Она держалась молодцом, но чувствовалось, если не помочь ей, она долго не протянет.

Покои дворца опустели. Словно по мановению волшебной палочки, куда-то исчезли почти все гости и большая часть дворцовых завсегдатаев. Лишь герцог Лаурда и послы из Малонто остались, ожидая решения Эйнара, который хотел на время убрать из столицы жену, дочь и Анну. Его не волновал отъезд старых товарищей, они не подведут. Гораздо больше волновало исчезновение молодёжи из компании Эдварда. Оставив все свои вещи и прислугу, они словно испарились.

В глубине души Эйнар и раньше чувствовал опасность, нависшую над ним и его семьёй, но теперь каждая новая догадка не просто беспокоила его – она приводила в ужас. Пахло междоусобицей. Сейчас армия Острова насчитывала четырнадцать полков. За гвардейский полк ветеранов в Фарнадо он не беспокоился, но из оставшихся тринадцати, восемь находились под началом тех, кому он в сложившейся ситуации не доверял. Оставались ещё пять, но они были далеко, слишком далеко, чтобы успеть в столицу.

– Вот ведь… – Эйнар, в сердцах, ударил кулаком по столу.

На мгновение задумавшись, он схватил колокольчик и позвонил. На зов немедленно явился его личный слуга.

– Зови ко мне герцога и послов.

– Сию секунду, ваше высочество, – слуга поклонился и вышел.

– Придётся бежать, – прошептал Эйнар. – Другого выхода нет. Не ради себя самого, ради моих красавиц.

Не прошло и пяти минут, как дверь вновь раскрылась, и в кабинет вошёл герцог и оба малонтийца.

– Присаживайтесь, – Эйнар указал на кресла.

– Что-то случилось?

– Ещё нет, но скоро случится. Я считаю, что Эдвард предпримет попытку захватить трон, заручившись поддержкой молодых дворян. И это произойдёт очень, очень скоро.

– Ну, я думаю, что не стоит этого бояться, – проговорил один из малонтийцев, улыбнувшись. – У вас сильная и хорошо обученная армия. Она легко поставит на место горстку бунтовщиков.

– Я тоже так думал… сначала. Но чем дальше, тем больше убеждаюсь, что всё гораздо хуже. У меня четырнадцать полков, а в командирах восьми из них я не уверен. Вот такой расклад.

– Но остальные шесть? Да и Малонто всегда придёт на помощь друзьям.

– Эдвард не так глуп. Он сумеет обезвредить их и без пролития крови. Тем более, я уверен, он начал готовиться давно.