Сновидцы

– Пыталась кого-то прикончить? – задал он дежурный вопрос.

– Капитана моей команды по лакроссу.

Ральфи даже замер. То ли был удивлен ответом, то ли тем, что его дежурная шутка оказалась на этот раз правдой.

– Во сне я пыталась спасти раненого олененка – избавить от мучений, – добавила я, как будто это могло исправить положение.

На лице Ральфи мелькает понимающее сожаление, но исчезает так же быстро, как и появляется. И снова на его лице славная улыбка.

– Бемби или Барби – какая разница? – фыркнул он. – Все равно ты злодейка.

Дверь в мою палату широко распахивается, и санитар по имени Барри заносит поднос с кувшинчиком воды и таблеткой в стаканчике. В коридоре ждет мужчина постарше, пациент, которого я помню по прошлым визитам в больницу. Увидев меня, он показывает пальцем и удивленно приподнимает брови в немом вопросе «Ты тоже?». Пожав плечами, киваю.

Когда дверь закрывается и мы с Ральфи снова остаемся одни, задаю вопрос:

– Мистер Хьюстон тоже участвует в испытаниях? Разве он не лунатик?

– Лекарство пробуют на людях с разными нарушениями сна, – объясняет Ральфи. – И с лунатизмом, и с ночными страхами. Не только с таким, как у тебя. Хотя, конечно, нарушение поведения во время сна с быстрыми движениями глаз – основное направление.

– Кто бы сомневался… – я делано вздохнула, будто осознала свои преимущества.

Мое нарушение – тот еще подарочек. Я встречала взрослых мужчин с таким же диагнозом, как у меня, чьи жены подавали на развод только потому, что не оставалось сил терпеть: их постоянно выпихивали из собственной кровати. Один парень вынужден был спать в шлеме и ставить мягкую защиту на все углы в квартире, потому что имел склонность к полуночным студенческим тусовкам и начинал метаться, словно был на танцплощадке перед сценой. А другой видел повторяющийся сон, в котором он был львом, охотящимся со своим прайдом. Рассказывал, что обычно при этом больше часа ползал на четвереньках вокруг кровати, а потом кидался и раздирал простыни зубами в клочья. Мало того что утром он был выжат как лимон, так еще с таким поведением проблемы с личной жизнью неизбежны. Это и раздражает больше всего. С рассветом все не заканчивается. Синдром влияет на все сферы жизни наяву. Особенно на отношения.

Словно прочитав мои мысли, Ральфи спрашивает:

– Эй, а как поживает наш Принц на белом коне? Дала ему второй шанс?

– Все круто, – слишком бодро выдаю я, и Ральфи закатывает глаза. Но так просто мне не отделаться. – Мы с Джейми все еще друзья. Но он злится. Считает меня слишком суровой, потому что я обозвала Джиджи злопамятной мегерой. Но он, похоже, прав, что раздражает еще сильнее. В конце концов, это же я пыталась ее придушить. – Я хмурюсь, смотрю на телефон. – Наверное, надо ему эсэмэску сбросить.

Ральфи протягивает бумажный стаканчик с пилюлей размером с изюм.

– Это «Дексид»?

Он кивает. Дексиднипам – новейшее лекарство, которое тестируют в клинике, но оно еще не одобрено управлением по контролю за продуктами и лекарствами. По правде говоря, последние месяцы я умоляла маму разрешить снова попробовать медикаментозное лечение. Хотя она железобетонно против, догадываюсь, что в свете выбора: либо колония для несовершеннолетних, либо наркотическое лекарство, разрешение на которое еще не выдано, – последнее выглядит не так уж кошмарно.

Смотрю на золотистую пилюлю в белом стаканчике. От одной мысли о том, что ее нужно проглотить, в животе что-то сжимается. Я очень хочу попробовать нечто более действенное, чем гипноз, песенная терапия или гомеопатические альтернативы, которые больше по душе маме, но я не дура. Понимаю, почему мама против: побочный эффект есть всегда. Как и риск…

Сейчас или никогда.

– Вниз, в кроличью нору, – с этими словами залпом опрокидываю стакан воды. – Чего мне ждать?

– Ты про «Дексид»? – Ральфи теребит усы. – Просто глубокий сон. Хотя один из пациентов говорил, что сны особенно яркие. У него все время один, про Центральный вокзал. Но больше я ничего не слышал.

– То есть беспокоиться не о чем? – Надеюсь, голос мой звучал достаточно небрежно и не выдал волнения.

Лаборант улыбается.

– Рассказать сказочку перед сном?

С энтузиазмом киваю. Конечно, для сказок я уже старовата, но даже большим девочкам иногда нужны плюшевые игрушки. Уютно устроившись в скрипящей кровати, натягиваю истрепанное больничное одеяло почти до подбородка. Ральфи поправляет его края, стараясь не задеть тянущиеся от меня проводочки. Садится рядом, и на секунду я чувствую себя в безопасности.

– Давным-давно, – начинает он, – жила-была девочка по имени Сара. И у нее был волшебный телефон. Однажды волшебный телефон сказал: «Хай, подруга…»

– Он что, иностранец? – перебиваю я.

– А что?

– Наверное, он из Австралии? Просто я никогда не думала, что телефон может быть из Австралии. Вот из Америки или из Японии – да. Интересно, а норвежские бывают? Наверное, бывают…

– Эй, кто из нас сказку рассказывает?

Я виновато улыбаюсь. Он отмахивается, но продолжает.

– Если тебе от этого станет лучше, телефон усыновила милая австралийская семья. Просто полежи тихо, не запори мне австралийский акцент. Договорились?

Я делаю вид, что закрываю рот на замок и выкидываю ключ.

– Как я уже сказал, однажды волшебный телефон из Австралии сказал: «Хай, подруга. Набери своему принцу сообщение “привет, хороший денек”, а не то он решит подкатить к Барби». – Ральфи вызывающе приподнимает брови, подчеркивая пошловатую суть его плоской шутки. И когда я не реагирую, добавляет: – Вот и сказочки конец, а кто слушал…

– Шутишь? Правда, все?

Он кивает.

– Ральфи, это худшая из твоих историй, – фыркаю я.

– Иногда и из плохих историй можно извлечь хороший урок, – парирует он. – Зато акцент удался. Мне пришлось укоротить сюжет. Удивишься, как быстро вырубает «Дексид». – Он еще раз проверяет оборудование и добавляет: – Просто пошли ему сердечко. Сразу полегчает.

Ральфи выходит из палаты в соседний кабинет, откуда всю ночь будет отслеживать мои показатели. Лаборант, конечно, рассердил меня своим советом, который я не хочу принимать, но он все время будет рядом, и это успокаивает. Пялюсь в телефон, обдумывая следующий шаг.

– Поверь, детка, – грохочет по внутренней связи голос Ральфи. – «Дексид» действует почти мгновенно.

– Но я не чувствую усталости, ни капельки, – отвечаю я куда-то вверх.

– Скоро почувствуешь. Так что или набирай сейчас, или отложи телефон. Через минуту я попрошу его выключить.

– Хорошо, поняла, – уступаю я и набираю сообщение Джейми.

Собираюсь поспать. Прости за сегодня.

Ответ приходит моментально:

Отличная новость.

Следом еще одно:

Удачи и хороших снов. Тоже прости.

Смотрю на сообщение, ресницы становятся мокрыми от слез. Почему я такая дура? В моей жизни много дерьма, но мне повезло, что рядом есть Джейми – добрый и надежный, он еще и беспокоится обо мне, хотя я разбила ему сердце и вообще веду себя с ним как последняя кретинка. Не уверена, что заслуживаю рядом такого человека, даже в качестве друга, но знаю, что за него я судьбе благодарна.

Заношу палец, чтобы напечатать ответ, и вдруг моя рука тяжелеет. Веки слипаются, замедляется дыхание. Пытаюсь что-то сказать Ральфи, но рот словно набит слипшимися ирисками. Слышу вдалеке глухой стук, это телефон выскальзывает из ладони и плюхается на кровать. Усиленно пытаюсь разлепить глаза, но безрезультатно.

Вокруг

       все

                  черное

        …

и ни звука

…

я вообще дышу?

…

Потом…

ХлесткийВетерЖжетЛицо

ЗвуковаяВибрацияРветПерепонки

ВысохшийРотВатныйРотОбезвоженныйРотЗахлебывающийсяВкусомПустоты

КАК ВДРУГ

хлоп глазами – Мраморный вестибюль.

хлоп – Золотые огни.

хлоп – Звезды в зеленом ночном небе.

хлоп – Распахиваю глаза и вскакиваю на ноги. Меня всю трясет, но я чувствую облегчение – конечности снова в рабочем состоянии. Открываю рот, хочу позвать Ральфи, но тут до моего мозга доходит то, что я вижу, и я замолкаю.

Я больше не в Канзасе.

Стою на самом верху гигантской мраморной лестницы, подо мной – грандиозный вестибюль, по которому ходят люди. Вокруг – арочные окна под два метра высотой. На потолке – фреска с ослепительными звездами на ночном небе. А снизу – часы с циферблатами на четыре стороны взгромоздились на круглую информационную стойку, и везде, куда ни кинь взгляд, блестят золоченые люстры.

Центральный вокзал Нью-Йорка. Я здесь уже была, но при других обстоятельствах. Отовсюду струится теплый медовый свет. По белому мрамору, который уводит широкой тропой куда-то далеко за пределы лестницы, покрывая полностью весь первый этаж, извиваются бронзовые прожилки. Мягко мерцают кристаллики, украшающие люстры в форме желудей. Вся эта обстановка будто существует вне времени – кажется, на все вокруг смотрю сквозь фильтр «сепия». Очертания ступеней, часов, окон, даже людей – неконтрастные, но не тусклые, просто слегка размытые, словно фотографировали сквозь дымку.

Вереницы плавно скользящих пассажиров образуют сложную сеть, столь выверенную, что трудно поверить в ее реальность.

– Это сон, – говорю я и расслабляюсь. Голова наливается тяжестью. Интересно, во сне можно уснуть? Это действие «Дексида»? Я глубоко вдыхаю: сейчас наконец отдохну. Веки начинают опускаться, как вдруг замечаю…

Он бежит быстро, двигаясь против течения пассажиров, не очень вежливо расталкивая поток. Но людей это, похоже, не раздражает, и, едва пропустив его, они снова продолжают идти. Чем он ближе, тем отчетливее я могу его разглядеть. По телу пробегает энергетический разряд, словно мне вкололи кофеин, и я вытягиваюсь в струну.

Прямо на меня идет Уэс Нолан.

Взбегает по ступенькам, перепрыгивает через перила и приземляется у моих ног. Острый взгляд его волнующих зеленых глаз демонстрирует, что, владелец абсолютно в сознании. Он похож на технобит, который беснуется на фоне размеренного такта вальса на три четверти.

– Пойдем, – зовет он, протягивая руку.

Я молча протягиваю свою, и мы бежим…

Глава пятая

– Извините! – кричу прохожему, которому только что двинула локтем, так как Уэс проталкивает меня сквозь толпу заторможенных пассажиров.

– Не трать время, – бросает он через плечо. – Им все равно. Встанут обратно и пойдут дальше.

На ходу оборачиваюсь и вижу, что он прав. Парень, которого я толкнула, снова вливается в поток, не обратив внимания на то, что его задели, и не ища взглядом того, кто его отпихнул. Уэс протаскивает меня через центральный вестибюль, я задираю голову и смотрю на фреску. Мириады нарисованных звезд. Это ведь ночь? А я сплю и вижу сон? Но при этом я полностью отдаю себе отчет в происходящем. Вот забавно. Мы продолжаем протискиваться сквозь толпу.

Пальцами еле заметно поглаживаю кожу Уэса. Его очень мягкая, цвета сливочной слоновой кости, а моя шелковистая, с глубоким оливковым отливом – чувствуется разница. Мне нравится, что моя рука в его кажется крошечной. Краска заливает лицо, я украдкой смотрю на своего проводника, и в этот момент он отталкивает еще одного прохожего. Беременная женщина падает на пол.

– Уэс! – Я выдергиваю свою руку и спешу на помощь прохожей.

– Быстрее! – командует он. – Время не ждет.

– Как вы? – помогаю женщине подняться на ноги. Тишина. – Вы слышите?

Она не отвечает. Молчит и не двигается. Машу рукой у нее перед лицом. Ноль реакции. Потом, даже не сказав спасибо, женщина возвращается в ровный строй пассажиров и продолжает движение вместе со всеми.

– Сказал же, не заморачивайся. – Уэс раздражен, и тон его голоса повысился на целую октаву. – Нельзя останавливаться!

Я скрестила руки на груди.

– Я тебя и в первый раз услышала. Ни шага больше не сделаю, пока не объяснишь, что происходит. И почему, в конце концов, ты переступаешь через беременную женщину и глазом не моргнув?

Уэс бросает взгляд через мое плечо и бледнеет еще сильнее.

– Причина – вот это, – говорит он, разворачивая меня лицом к кошмару.

И тут я замечаю, что прямо к нам направляются, пробиваясь через стройные ряды пассажиров, две громадные фигуры. Больше всего они похожи на перекачанных бодибилдеров, с чьей стероидной яростью я бы не рискнула встретиться на темной тропинке. Там, где работают мускулы, их тела словно утолщаются. Если эти страшилища меня схватят, о драке и речи быть не может. И все-таки их физические данные пугают намного меньше, чем изуродованные лица. Длинные тонкие губы, уголки которых смотрят вниз, как у грустных клоунов, сплющенные мясистые носы с покрытыми коркой щелями, возможно, когда-то там были ноздри. У них такая грубая, со следами оспы кожа, что мне кажется: прикоснись к ней – и сотрешь свою до крови.

Но самое жуткое – глаза. На их месте две полые впадины, затянутые багровой кожей с кровоподтеками. Если выражение «глаза – зеркало души» справедливо в отношении любого человека, то здесь явное свидетельство жестокости, насилия и морального разложения души, скрывающейся за столь «говорящим» взглядом.

Так страшно, что нет сил пошевелиться; дыхание сперло, не могу закричать. Но Уэс выдергивает меня из состояния паралича, притягивает к себе.

– Теперь можно бежать?

Ответа не ждет.

Мы срываемся с места.

ЛетимЧерезЗомбированныхПассажиров

БокОБокВнизПоЛестнице

ПоПереходуНаПутиАрка

А там…

Сияющий серебристо-красный поезд дает гудок к отправлению, двери закрываются, одновременно звонит колокол.

Уэс бросается к ближайшему вагону и, втиснувшись между закрывающимися дверьми, придерживает их, чтобы я успела попасть внутрь. Бегу изо всех сил, скорость не снижаю, хотя это не так просто. Влетаю в двери, по инерции буквально впечатываюсь в стену напротив и сползаю на пол. Уэс отпускает створки и делает шаг назад. Встает рядом на колени, переводит дух. Двери с шумом захлопываются.

– Неплохо, – тяжело дыша, улыбается Уэс.

Пытаюсь успокоить сбившееся дыхание, не отводя взгяда от парня, который только что помог избежать встречи с кем-то, кто ужаснее Фредди Крюгера, Джейсона Вурхиза и еще десятка монстров, вместе взятых.

– Ты говоришь, неплохо? – спрашиваю я. – Даже думать не хочу, что могло быть хуже.

Поезд отправляется со станции, а Уэс поднимает меня на ноги и ведет в вагон. Пассажиры, которых я видела в вестибюле, тихо сидят на своих местах в разных купе, уставившись в какую-то точку перед собой. Мы молча переходим из одного вагона в другой. Время от времени Уэс оборачивается, словно проверяет, что я еще с ним. Я с ним. После таких переживаний приклеилась намертво.

Вагонов через пять задаю вопрос:

– Куда мы идем?

– Куда угодно, лишь бы поблизости не было этих тварей, – отвечает он. Его тон беспечным не назовешь, но и испуганным или безысходным тоже. Почему-то я поняла, что убегать от тех созданий ему явно не впервой.

– Кто они?

– Не могу объяснить, – пожимает он плечами. – Когда на горизонте показывается Головешка, я удираю.

– Головешка?

Он прыскает.

– Ну как выжженная головешка. Сам придумал. Когда один из них первый раз загнал меня в поезд, я спрятался в кабине проводника и все твердил, что это плод моего воображения, какой-то глючный монстр, которого я выдумал сам, пересмотрев второсортных фильмов, в которых нормальные на первый взгляд пацаны превращаются в мерзких тварей после какого-нибудь излучения. Тем более у этих монстров такие лица, словно их передержали в духовке. При одном воспоминании передергивает.

– И что, сработало?

– Не совсем, – смеется он, на этот раз не сдерживаясь, и выражение его лица становится мягче. В этот момент он так прекрасен, так выдержан, настолько логичен в такой нелогичной ситуации… – Большую часть поездки я провел в позе зародыша… – видимо, вспомнив что-то еще, он замолкает, вспыхнувшие было глаза тускнеют. – Так имечко и прижилось. Знаю только, что, если не останавливаться, есть хороший шанс их избежать.

– А что будет, если поймают?

– Лучше тебе не знать. Пошли. – И он тащит меня в следующий вагон.

– Ты чувствуешь, что мы уже в хвосте состава? – Я слышу в своем голосе раздражение. Не важно, сплю я или нет, не люблю, когда со мной не считаются. – Если мы скоро не прибудем на какую-нибудь станцию, у нас появится большая проблема.

Он останавливается, в глазах огоньки.

– Ну вот, поймали момент. – И показывает на пассажира, который встает с сиденья.

Ему далеко за пятьдесят. Ничем вроде и неприметный, подумаешь, надел человек полосатую пижаму. Если бы не пара нюансов. Во-первых, мужчина слегка покачивается – очень отличается от выверенных рядов спин его соседей. И во-вторых, я его знаю. Это Мистер Хьюстон – лунатик из клиники.

Он идет к одной из закрытых автоматических дверей в тамбур и останавливается, глядя перед собой в одну точку. Как будто хочет выйти на остановке, но поезд не притормаживает. Я собираюсь что-то сказать, и вдруг створки дверей разъезжаются.

Врывается порыв холодного ветра, поезд не сбавляет ход. Мистер Хьюстон стоит, покачиваясь, в проеме, а мимо со свистом проносится темнота. Первое желание – вцепиться в него, оттащить от опасности, о которой он, как я понимаю, и не подозревает… И вдруг на той стороне появляются декорации.

Абсолютная темнота сменяется чередой мельтешащих картинок, а потом разноцветный коллаж ярких геометрических фигур, как в калейдоскопе, складывается в изображение парка в ясный летний денек. Нет, не в изображение. В настоящий трехмерный мир. И хотя поезд все так же едет вперед, картинка по ту сторону двери словно застыла. Если я шагну туда, попаду ли в этот парк? Словно отвечая на мой вопрос, мистер Хьюстон именно это и делает. Переступает одной ногой порог, уже практически касаясь земли, но тут срывается с места Уэс. Что он хочет? Спасти человека? Пойти вместе с ним?

Не раздумывая, я оттаскиваю Уэса. Мистер Хьюстон ступает на траву.

Обстановка вокруг тут же его обволакивает, словно поглощая.

Сельский пейзаж в зелено-синих тонах мгновенно удаляется, человек остается внутри его.

Двери со стуком захлопываются.

Уэс рывком высвобождается из моих рук и бросается к дверям. Прижимается носом к стеклу, но мистер Хьюстон и парк уже далеко позади.

– Зачем ты это сделала?! – кричит он. – Это был шанс сойти с поезда!

– Ты о чем? – недоумеваю я. – Его же просто засосало…

– В сон. – Он произносит каждое слово медленно, видимо, подчеркивая интонацией особо важные моменты для особо безмозглых: – Я объяснил, что нельзя останавливаться. Ты сама сказала: мы бежим из поезда. Когда такое происходит и другой сновидец открывает для нас проход…

Краем глаза замечаю в темноте какое-то движение и перестаю слушать. Разворачиваюсь и вижу стоящего в проеме тамбура монстра, у которого вместо руки шипованная дубина. Он не просто смотрит, а буквально уничтожает нас взглядом. Из расплющенных ноздрей валит пар.

Чудовище хрипит. Сейчас кинется…

Инстинктивно пытаюсь сделать два шага назад, но мой мозг в панике забывает передать импульс ногам. Спотыкаюсь и падаю на пол.

Сверху тут же с ревом наскакивает Головешка. Он издает резкий воинственный клич, и вокруг распространяется какой-то кислый смрад, нас обдает теплом радиоактивного распада. На только что ухмыляющегося монстра теперь смотреть страшно. Я сжимаюсь, стараясь стать как можно меньше, чутье подсказывает не прикасаться к изъеденной коррозией твари. Теперь кричу уже я, так как монстр заносит шипованную руку, явно намереваясь меня прибить.

Уэс успевает поднять меня на ноги. Бросаемся наутек.

Перебегаем из вагона в вагон, но состав быстро заканчивается. Пути дальше нет. Мы в ловушке.

– Помоги! – командует Уэс и ведет меня к автоматическим дверям. Просовываем пальцы в мягкий паз, каждый хватает свою створку, силясь раздвинуть их в разные стороны. Не смогли мы их сдвинуть и на пару сантиметров, а я уже чувствую дуновение с конца вагона. Головешки… Их двое… Они уже на подходе…

В панике я ослабляю хватку, но Уэс уже рядом:

– Ты справишься! Мы справимся. Вместе! Готовься: на счет «один» рванем.

То ли уверенность его голоса, то ли твердость рук вселяют надежду. Не знаю, почему именно, но я ему верю. Хотя пальцы трясутся, я снова просовываю их между дверей, а Уэс ведет обратный отсчет:

– Три, два, один!

Вонзаю в пол каблуки и упираюсь поясницей в стену тамбура. Просовываю пальцы все глубже в щель, потом хватаюсь за косяк. Тяну со всех сил, обливаясь потом, кряхчу, и в конце концов панели поддаются, двери распахиваются.

С другой стороны – чернота. Ночное небо без звезд.

Поворачиваюсь, и в тот же миг объявляется Головешка. Не успеваю даже подумать, как поступить, Уэс кидается между монстром и мной.

Оступаюсь, делаю шаг назад, балансируя на краю проема. Головешка хватает Уэса, тот тянет ко мне руку, но я не успеваю за нее ухватиться и смотрю, не в силах помочь, как она исчезает, по сути, рассыпается вместе со всем телом. А затем мясистая, обезображенная клешня лупит по воздуху прямо передо мной, и ничего не остается другого, как… пройти через дверь.

Все, что было:

      поезд,

          монстры,

                  Уэс…

                          остаются там, позади, а я лечу,

                          плыву, падаю в темноту…

Мне знакомы эти сны, когда просыпаешься за секунду до того, как грохнуться на землю. Но что, если здесь земли нет? Неужели я буду падать, и падать, и падать вечно?

Этот сон не похож на обычный – с самого начала все было слишком по-настоящему. Меня трясет. Дыхание частое. Пульс зашкаливает. Надо успокоиться, но как?

В детстве, еще до проблем со сном, когда кошмар мог лишь разбудить меня среди ночи, мама заходила в комнату и присаживалась рядом с кроваткой. Она советовала вспомнить того, кого я люблю (на тот момент я выбирала между ней и плюшевым мишкой по имени Мейбл), и взять его с собой. А потом выбрать другое место действия и пуститься в новое приключение уже вместе со спутником. В девяти случаях из десяти кошмар отступал, и остаток ночи проходил спокойно. Конечно, когда появилось мое расстройство, эти ухищрения потеряли свою актуальность. Отчаянные времена…

Закрываю глаза и вспоминаю Тессу.

Моя лучшая подруга, моя опора! Всегда точно знает, как помочь воспринять происходящее не так близко к сердцу. Она бы напомнила, что это лишь сон, убедила, что все только в моей голове. Она привела бы мои мысли в порядок…

Рисую ее образ: вот она смеется, бежит по пляжу, где летом подрабатывает спасателем. А вот улыбается, и я тоже расплываюсь в улыбке. Дышать уже легче, ведь я представляю, что бьющий в лицо воздух – это теплый летний бриз. Я падаю, но по ощущениям словно плыву в воде.

Все будет хорошо.

У меня все будет хорошо!

Открываю глаза. Подо мной розово-голубой люк. Чувствую, что падение ускоряется.

Люк приближается, и я вытягиваю вперед руки, готовясь к удару.

Быстрее…

Еще быстрее…

Еще быстрее, и тут…

Люк распахивается, я пролетаю внутрь. И приземляюсь на пляже, песок смягчает падение. Отряхиваюсь и замечаю на игровой площадке Тессу, которая прижимает к бедру волейбольный мяч.

Издалека смотрю, как она строит глазки и играет в паре с приятным парнем в пляжных шортах. Я оборачиваюсь не раз, и даже не два, но меня никто не преследует, и через какое-то время я немного успокаиваюсь.

Оставшуюся часть ночи я наблюдаю за Тессой, хотя она меня не замечает…

* * *

– С добрым утром, Спящая красавица, – приветствует меня Ральфи, пока я протираю глаза. – Согласись, ты была в полной отключке?

Я опускаю взгляд на кровать и зеваю. Ральфи просматривает распечатки с аппаратуры, а санитар Барри помогает мне подняться.