Дева Луны

Полковник провёл, как он выражался, с гражданским составом экспедиции несколько занятий по боевой подготовке. С военными он ежедневно занимался отдельно и гораздо более серьёзно и интенсивно. Гражданскому составу он демонстрировал простейшие приёмы владения холодным и огнестрельным оружием. Это должны были уметь все участники экспедиции, а не только военные. Мира один раз даже выстрелила из пистолета по мишени. Правда, в саму мишень ей попасть не удалось, но, по крайней мере, она узнала, как это делается. Кто знает, может, это, действительно, пригодится? Результат Миры не сильно расстроил Полковника. Он и не ожидал, что она сразу попадёт, куда надо. Полковник только улыбнулся и сказал: «В реальной ситуации старайся стрелять в упор. Тогда точно попадёшь».

Отведённое для подготовки время близилось к концу. За день до выхода после очередного совещания Профессор попросил Полковника задержаться.

– Валерий Фёдорович, у меня к тебе дело личного характера, – обратился к нему Профессор не как обычно, а по имени и отчеству.

– Слушаю тебя, Виктор Андреевич, – ответил в той же манере Полковник.

– Я хотел бы поговорить с тобой насчёт моей дочери, Миры, – произнёс Профессор.

– Да, конечно!

Профессор тяжело вздохнул и отвёл свой взгляд куда-то в сторону.

– Кроме неё, у меня больше никого нет. Она единственная моя дочь.

– Я знаю, – сказал Полковник.

– Моя жена умерла, когда Мире ещё и пяти лет не исполнилось, – продолжал Профессор. – Мне пришлось самому её растить, воспитывать. И я делал для неё всё возможное, а иногда даже и невозможное. Сколько сил я в неё вложил! Сколько времени! Сколько терпения! Ты даже не представляешь! Да и никто, наверное, не представляет.

Профессор снова перевёл свой взгляд на Полковника.

– Я ведь не только занимался её воспитанием. Да, в общем, её особенно воспитывать и не приходилось. Она как-то сама впитывала всё, как надо. Как-то сам собой из неё развился хороший, добрый и отзывчивый человек. Я даже сам не понял, как это произошло. Как-то само собой. Может, наши с женой гены подействовали, а может, у неё характер изначально такой был заложен при рождении. Даже не знаю. Понимаешь, иногда мне даже кажется, что она пришла к нам из какого-то другого времени. Из будущего времени. Из лучшего времени. Из времени, где все люди добрые, где все друг другу доверяют, где все друг другу помогают, где никто никого не обманывает, не предаёт. Может, она случайно оказалась среди нас, а может, у неё есть какая-то миссия. Конечно, это всё на уровне ощущений, и ты можешь считать это бредом сумасшедшего. Но если бы ты общался с ней столько же, сколько я, то ты, наверное, бы понял, о чём я говорю. Поначалу я даже стал переживать за неё. Мне казалось, что такому человеку, как она, тяжело будет жить в нашем мире или, точнее сказать, в нашем времени. Ведь из-за её врождённой доверчивости и чувства справедливости любой человек может её легко обмануть или использовать как-то в своих корыстных целях. Но оказалось, что это не совсем так. Точнее говоря, совсем не так. Удивительно, но она оказалась довольно устойчивой и целостной личностью. Она не просто живёт в нашем мире. Она оказывает сильное влияние на него! Она оказывает сильное влияние на людей. Любой, кто с ней сталкивается, становится чуточку лучше. Вот и я, например.

Профессор на некоторое время задумался (видимо, вспоминая что-то). Грустная улыбка играла на его лице.

– Я очень много времени уделял её образованию, – продолжил он. – Сначала мы с ней штудировали старые школьные учебники. Затем перешли на более продвинутую литературу. А после этого она уже сама продолжала повышать уровень своего образования. Я могу не без гордости сказать, что сейчас в свои двадцать три года она знает намного больше, чем когда-то я в её возрасте. Намного больше! Причём её познания вовсе не ограничиваются одной только медициной или биологией. Она неплохо разбирается и во многих других вещах. Надеюсь, ты понимаешь, как она для меня дорога?

– Конечно, понимаю, – согласился Полковник.

– Для меня это было очень трудное решение – послать её в экспедицию. Признаюсь, я очень не хотел этого делать. Но в таких вопросах я не должен руководствоваться только отцовскими чувствами. Я обязан думать ещё и о судьбе колонии. Судьба колонии намного важнее, поскольку речь идёт о выживании всех нас. Поэтому я и согласился. Но, если с ней что-нибудь случится, я этого, наверное, пережить уже не смогу.

Профессор поднял глаза.

– Валерий Фёдорович! – произнёс он. – Прошу тебя, как своего самого близкого и надёжного друга. Пожалуйста, присмотри за ней!

– О чём ты говоришь, Виктор Андреевич? Конечно! Конечно, я присмотрю за ней! Обещаю!

– Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Спасибо тебе! – выговорил Профессор.

– Не переживай, Виктор Андреевич! Нормально всё будет! – ободрил его Полковник.

– Надеюсь. Очень на это надеюсь, – улыбнулся Профессор. – Ну, не буду больше тебя задерживать. Завтра утром вы уже выходите.

– Да, завтра утром, – сказал Полковник. – Пойду проверю последние приготовления.

Профессор молча кивнул ему в ответ. Полковник тоже кивнул и вышел из комнаты.

На следующий день рано утром, ещё до восхода солнца, экспедиция отправилась в путь. Множество людей собралось у входа в Пещеры, чтобы их проводить. Были здесь и члены Совета, в том числе и сам Профессор, а также и рядовые колонисты. Недолгое прощание завершилось, и участники экспедиции плотной группой направились в сторону гор. Отойдя примерно на сотню метров, Мира неожиданно остановилась и оглянулась назад. Заметив это, Полковник тоже остановился.

– Ну что, Миранда Викторовна? – обратился к ней Полковник почти что официальным тоном. – Не пора ли нам выдвигаться на позиции?

– Да, да, конечно, – ответила Мира.

Она продолжала с грустью смотреть в сторону Пещер. Полковник осторожно тронул её за плечо.

– Пошли уже?

Мира обернулась и посмотрела на него рассеянным взглядом. Странный это был взгляд. Грустный и тоскливый. Но в нём угадывалось и что-то ещё.

– Знаете, Валерий Фёдорович, – вдруг еле слышно, почти шёпотом, произнесла Мира. – У меня есть предчувствие.

– Что мы сюда не вернёмся? – спросил Полковник, стараясь весёлым голосом как-то приободрить её.

– Нет… Вернёмся… – ответила Мира. – Но это буду уже не я.

– Что значит «не ты»? – нахмурился Полковник.

– Я не могу это объяснить. Это всего лишь предчувствие. Но очень явное. Понимаете?

– Нет. Не понимаю. Это же хорошо, что мы вернёмся. Выполним задание. Спасём колонию. Отчего же ты грустишь? Радоваться надо!

– Это буду я и одновременно не я, – продолжала Мира, не обращая внимания на слова Полковника. – Даже не знаю, как выразить мои ощущения. Не могу подобрать нужные слова.

– Не бери в голову, – Полковник легонько похлопал её по плечу. – Ты чувствуешь, что мы вернёмся, и это хорошо. Это главное. Хватит грустить. Пошли.

Мира подняла голову и посмотрела на Полковника. Её глаза блестели от слёз, а на лице появилась грустная улыбка. Она слабо кивнула и поправила свой рюкзак.

– Пошли, – сказала Мира.

Они быстро зашагали по тропинке, догоняя основную группу.

Глава 5

Отречение

– Ну что, полегчало хоть немного? – участливо спросил Александр Македонский, когда они с Хорном закончили с банками и, наконец, закрыли за собой погреб.

Хорн в ответ только неопределённо хмыкнул. Он не знал, что ответить. От мыслей он, конечно, отвлёкся, но проблема-то никуда не делась!

– Жалко, что банки уже закончились. Совсем это некстати. Да и соли осталось немного, – с некоторой досадой произнёс Александр Македонский, отряхивая свою одежду.

– Как считаешь, на зиму хватит? – спросил Хорн.

– Не-а, – покачал головой Александр Македонский. – Не хватит, конечно. Ещё надо. У нас теперь вон сколько ртов. А тут всего одна корова. Да и та не полностью, – он посмотрел на Хорна и добавил: – Я тут вот что подумал.

– Что?

– Раз мы решили остаться здесь в зиму, может, нам хозяйство завести? Корову в лесу изловить? Что они там, понимаешь, без дела слоняются? Огородик свой опять же можно наладить. Капустка, морковка, лучок. А? Как ты на это смотришь?

– Хорошая мысль! – поддержал Хорн.

– Что мы живём, как первобытные люди какие-то! Ходим с места на место. Занимаемся собирательством да охотой, – развивал свою идею Александр Македонский – она ему явно нравилась. – Здесь места вроде спокойные, нет ни радиации, ни кислотных дождей, ни тварей всяких непонятных. Лес рядом, речка чистая. На Свалке много барахла ещё разного осталось. Не пора ли нам перейти к оседлому образу жизни? Дом нормальный построить вместо этой развалюхи. А там видно будет.

– А ведь и вправду! – согласился Хорн. – Лето прошло на удивление спокойно. Никто из нас ни разу здесь не повстречал ни духов, ни ревунов, ни свистунов, ни медиумов… Даже летунов не было! Куда они все подевались?

– А я знаю? – улыбнулся в ответ Александр Македонский и похлопал Хорна по плечу. – Да шут с ними, с летунами этими! Подевались и подевались. Вот лично мне даже и выяснять не хочется, куда именно они подевались! Куда подевались – вот пусть там и остаются! И чем дольше, тем лучше! – он посмотрел на свои руки. – Ну что, пошли к Ручью? Хоть умоемся после работы.

Хорн кивнул, и они направились в сторону Ручья. Уже стемнело, но тропинка была им хорошо знакома, да и до Ручья было совсем недалеко.

– Слушай, – обратился Хорн к Александру Македонскому, – говорят, ты раньше у монаха какого-то учился.

– Кто говорит? – насторожился Александр Македонский.

– Птица.

– Вот гад! – воскликнул Александр Македонский. – Стоило только рассказать по пьяни, так сразу всем разболтал!

– По пьяни?

– Да было дело как-то в начале лета. Решили мы с ним отметить годовщину Катастрофы. Помянуть, так сказать, погибших родных, близких, друзей. Пропавших товарищей вспомнить. Ну и разговорил он меня. Наболтал я, видимо, лишнего сдуру. Не думал, что он всем станет рассказывать про мои секреты.

– Почему всем? – пожал плечами Хорн. – Он только мне рассказал. И то не просто так, а по делу.

– По какому делу? – спросил Александр Македонский.

– Я рассказал ему сегодня про свой сон…

– Опять ты начинаешь?

– Так что это был за монах? – спросил Хорн, не обращая внимания на реакцию Александра Македонского.

– Монах как монах… – недовольно пробурчал Александр Македонский.

– А почему его монахом называют?

– Да кто называет-то? Он сам себя так назвал: монах-отшельник. А зачем он тебе?

– Вдруг он сможет про мой сон что-нибудь дельное сказать. Кстати, Птица предположил, что этот сон мне кто-то внушил.

– Внушил? Что за бред?

Александр Македонский разделся по пояс, вошёл в быстро текущую речку и начал ополаскиваться водой, то и дело ухая и выкрикивая от удовольствия: «Хорошо!» Хорн последовал его примеру. Вода в Ручье была прохладная, даже, можно сказать, холодная. Но после проделанной тяжёлой работы по заготовке коровьего мяса этот холод практически никак не ощущался. Наоборот, охладить разгорячённое тело, смыть пот и грязь сейчас было неимоверно приятно. Кроме того, такое купание хорошо снимало физическую, да, впрочем, и эмоциональную усталость, накопившуюся за этот длинный и насыщенный событиями день.

Александр Македонский вышел из воды и подобрал с земли заранее приготовленный ремок – он его так называл – уже давно неопределённого цвета, который обычно использовался им в качестве полотенца. Тщательно растерев этим ремком всё своё тело, особенно спину, он снова его аккуратно упаковал и положил обратно.

– Надо бы тельняшку всполоснуть, – сообщил Александр Македонский. – Неохота её грязную на чистое тело надевать.

Он подобрал свою тельняшку, вошёл по колено в воду и начал её шумно полоскать.

– Так что там насчёт монаха? – напомнил Хорн.

– Сдался тебе монах этот, – проворчал Александр Македонский, не отрываясь от своего занятия.

– Как ты его нашёл? – спросил Хорн.

– Случайно, – ответил Александр Македонский. – Можно сказать, что это не я его нашёл, а он меня.

– Как это? – не понял Хорн.

– А так! Проходил я как-то через те места. А там кругом горы, лес, в низинах болота. Никаких дорог нет и в помине. В общем, бродил я, бродил по этим болотам и понял, что заблудился окончательно. Везде одно и то же: болота, вода под ногами хлюпает, да и в сапогах тоже, трава по шею, деревья полусгнившие торчат, и проклятая мошкара, которая норовит то в нос залететь, то в глаза, а то и прямо в рот. Успевай только сплёвывать! И никаких тебе ориентиров вокруг, за которые хоть как-то можно было бы зацепиться! Вышел я к вечеру на небольшую сухую лужайку посреди этого болота и решил заночевать. Уже сил никаких не было! Кое-как развёл костёр, поужинал и завалился спать. А наутро просыпаюсь и вижу, что у костровища моего монах этот сидит.

– Вот те раз! – воскликнул Хорн.

– Ну, слово за слово. Разговорились мы постепенно. Я ему, мол: «Заблудился вконец. Не знаю, куда дальше идти». А он мне: «А куда ты вообще шёл?» Я говорю: «Да особо никуда. Скитаюсь по свету. Людей просто ищу, чтобы пристроиться к кому-нибудь».

– А он чего?

– А он и предложил у него пожить. Вот я у него и пожил почти четыре года. Потом только сюда причапал.

– Понятно, – заключил Хорн и, немного поразмыслив, спросил: – А почему он себя монахом называет? Он что там, молится, что ли?

В это время они уже закончили с водными процедурами и не спеша шагали в сторону Ночлежки.

– Нет, не молится, – ответил Александр Македонский. – Он, скорее, похож на буддийского монаха или на йога-отшельника. Пока я у него жил, он большую часть времени проводил в медитации. По утрам и вечерам упражнения всякие делал, дыхательные практики. А днём занимался со мной. Многому он, конечно, научить меня не успел. Для этого нужно не четыре года, а, наверное, лет десять, не меньше. Но кое-что я всё-таки освоил.

– Эх, встретиться бы с ним! Далеко он отсюда живёт?

– Не очень. За несколько дней можно добраться.

– Ну тогда и рассуждать не о чем! – радостно подвёл итог Хорн. – Скажем, неделя туда, неделя обратно. Ну и там какое-то время. Получается, что до наступления холодов вполне реально вернуться обратно.

Александр Македонский посмотрел на Хорна долгим взглядом и грустно вздохнул.

– Что ты за человек неуёмный! – с какой-то безнадёжностью в голосе произнёс он. И, вздохнув ещё раз, добавил: – Ладно! Только не говори никому из наших, что ты в горы отправляешься монаха искать.

– Хорошо, не буду говорить, – заверил Хорн. – А что тогда сказать? Ведь спрашивать будут.

– Ну скажи, что ты, к примеру, в Карьер идёшь, – предложил Александр Македонский. – Всё равно тебе так и так через него проходить.

– Зачем мне в Карьер?

– Да мало ли зачем! Какая разница зачем? В крайнем случае придумай что-нибудь. Вон Интернет туда всё время зачем-то ходит. Что-то никто его не спрашивает: «Зачем?» Мало ли какие могут быть дела у человека в Карьере? Кстати, он вроде снова туда на днях собирался. Спроси у него. Может, он составит тебе компанию, по крайней мере, до Карьера.

– А ты покажешь мне, куда надо будет дальше идти, после Карьера?

– Покажу, покажу, – недовольно буркнул Александр Македонский.

Они подошли к костровищу. Уже почти совсем стемнело, а в пламени костра темнота и вовсе становилась густой и непроницаемой. Вокруг костровища собрались почти все обитатели Ночлежки. Как обычно, у самого костра расположился Дед. Слева на брёвнышке сидели с пустыми жестяными тарелками Евклид с детьми. Перед костром угадывались спины Белки, Кролика и Птицы. На противоположной стороне, за костром, в пламени светились хмурые и суровые лица охотников – Косого и Углерода. Наконец, на бревне, которое было справа от костра, сидели Интернет и Апостол. Кажется, не хватало только Фрола. Опять он куда-то подевался! По-видимому, ужин уже был готов, и Дед с деловитым видом, организуя строгую очередь, раздавал порции еды.

– Вовремя вы подошли, понимаешь ли ты это самое!.. – воскликнул Дед, завидев приближение Хорна и Александра Македонского. – Мясо как раз уже пожарилось, а остыть ещё не успело! Берите тарелки и подходите за своей порцией!

– Отлично! А то мы совсем что-то проголодались, – обрадовался Александр Македонский.

– Понятное дело! – подтвердил Дед. – Столько дел сегодня переделали!

Получив свою порцию жареного мяса, Хорн уселся на бревно на свободное место между Апостолом и Интернетом. Прожевав несколько кусочков, он посмотрел в сторону Апостола.

– Ну что, дочитал свою книгу?

– Нет, конечно, – ответил Апостол. – Книга большая, разве её за один день прочитаешь!

– Нашёл что-нибудь интересное? – спросил Хорн.

– Да там всё интересное, – отозвался Апостол. – Только сложно и непонятно. Какие-то Стражи Луны. Одни из нашего мира, другие из мира Ангелов. Объединились в Орден. Создают какого-то Демона. В общем, разбираться надо.

– Так это что, художественное произведение, что ли?

– Не похоже, – ответил Апостол.

– Ты хочешь сказать, что там описаны реальные события? – удивился Хорн.

– Трудно сказать, – пожал плечами Апостол. – Но у меня создалось впечатление, что так и есть.

– Погоди, – насторожился Хорн. – А кого охраняют эти самые Стражи Луны?

– Как это кого? – парировал Апостол. – Демона Луны, которого они вознамерились создать.

– А зачем они его создают? – спросил Хорн.

– Не знаю. Написано, что это их некая Благая Цель. Что это нужно Вселенной. Что если этого не сделать, то Вселенная погибнет. Больше пока ничего сказать не могу. Я успел прочитать только примерно треть книги. Целый день читал, почти не отрываясь.

Апостол немного помолчал и продолжил.

– Знаешь, меня очень заинтересовал шестой Страж Луны, который в книге упоминается под именем Леди Гамма. До сих пор нахожусь под впечатлением от прочитанного. В книге Она всегда обозначается как Хозяйка.

– Хозяйка чего? – не понял Хорн.

– Пишут, что Хозяйка Великого Дома. Что все остальные Стражи Луны являются Её гостями. Дескать, они прибыли сюда откуда-то, а Леди Гамма их приняла в Доме Своём. Тут даже где-то есть что-то типа молитвы к Леди Гамме. Сейчас… – Апостол достал книгу, быстро полистал и покачал указательным пальцем. – Вот, нашёл! Слушай: «Леди Гамма, Сущая на небесах, Царица небесная! Хозяйка Великого Дома нашего! Да восславятся деяния Твои во веки веков! Да восславится Имя Твоё на Земле, как на небе! Да восславится Дом Твой, ибо он воистину Великий!»

– Что такое Великий Дом? – спросил Хорн.

– Пока не знаю, – ответил Апостол. – Однако, судя по всему, мы также живём внутри него. Поэтому Леди Гамма является также и нашей Хозяйкой. В книге сказано, что если всё время повторять эту молитву, то Хозяйка ответит. Насколько я понял, на самом деле эта молитва предназначена не для Стражей, а для людей.

– Что известно про эту Леди Гамму? – снова спросил Хорн.

– Много чего, – Апостол поднял свой взор в небо. – Пишут, что Она является существом из света, существом, которое создаёт и излучает свет. Небесный свет! Очень, очень могущественным существом! Могущество которого невозможно себе даже представить! Невообразимо прекрасное существо! Свет Её одновременно обогревает и развеивает тьму. Все, кто непосредственно прикасается к нему, очищаются. Все, кто прикасается к уже очищенным этим светом, также очищаются. Но это не самое главное! Леди Гамма является источником истины. Пишут, что Она и есть Истина в её исходном первозданном виде. В Ней нет и не может быть в принципе никакой лжи. Ложь – это противоположность Леди Гаммы. Истина, как и свет, исходит от Неё, и все мы являемся потребителями этой Истины. Всё, что мы имеем и используем, – это Её дар. Тело, из которого мы состоим, воздух, которым мы дышим, предметы, которыми мы пользуемся. Она даёт нам это безвозмездно! По крайней мере, пока. Она окружает нас повсюду. Она одновременно везде и нигде. Она настолько огромна, что мы Её совершенно не замечаем и воспринимаем как природный, естественный фон.

– Почему же в таком случае про неё никто ничего не знает? – усмехнулся Хорн.

– Ну, во-первых, Она нам себя и не навязывает. Больно мы Ей нужны! – парировал Апостол. – А во-вторых, мы не замечаем Её, потому что мы все слепы, в гордыне своей.

– Ты говоришь прямо как какой-нибудь проповедник, – вставил Интернет. – С чего ты взял, что эта Леди Гамма реально существует? Мало ли чего можно в книжке написать!

– Не знаю, – отрезал Апостол. – Может, и не существует. Что прочитал, про то и рассказываю. Неинтересно – не слушай.

– Да ладно, что ты сразу обиделся! – вздохнул Интернет. И проворчал: – Уже и спросить нельзя! Только спросишь – сразу обижаются!

– Да ничего я не обиделся! С чего ты взял? – воскликнул Апостол.

– Слушай, – неожиданно обратился Хорн к Интернету, чтобы разрядить обстановку. – А можно я завтра с тобой пойду?

– Куда это? – не понял Интернет.

– Говорят, что ты завтра утром в Карьер собрался.

– Ну?

– Можно мне с тобой пойти?

Интернет несколько секунд смотрел на Хорна, как идиот, совершенно не понимающим взором. Наконец, лицо его прояснилось, и до него дошло.

– А почему нельзя-то? Конечно, можно!

– Здорово! – обрадовался Хорн. – Мне тоже нужно в то направление, но я не знаю дороги, понимаешь? Хотя бы до Карьера вместе дойдём. А дальше я уж как-нибудь сам.

– Фу! – выдохнул Интернет. – А я всё что-то никак в толк не возьму. Не могу понять, зачем тебе в Карьер? Там же контингент местный ещё тот! А ты вроде как ни разу туда не ходил. Вот я и не пойму никак: зачем тебе вдруг в Карьер запонадобилось? Ну, теперь всё понятно! Конечно, пошли! Вместе-то намного веселей будет! А куда ты собрался?

– Вообще-то, мне в горы надо, – нехотя ответил Хорн.

– В горы? – удивился Интернет. – Зачем?

– Надо.

– Понятно. Ну надо так надо. Дойдём вместе до Карьера, а дальше сам иди. Только выходим рано утром. Мне ещё до вечера обратно нужно вернуться.

– Договорились.

К этому времени многие уже закончили с ужином и начали постепенно перебираться в Ночлежку. Белка, Кролик и Дед собрали грязные тарелки, чтобы отнести их к Ручью и там помыть. Дед поддерживал строгое правило: «На завтра посуда должна быть чистой!» Только почему-то это правило в основном приходилось исполнять Белке и Кролику. Однако на этот раз помочь им вызвался Апостол, заявив, что сегодня он перегрузил свой мозг и ему нужно немного развеяться перед сном. Дед, а тем более Белка с Кроликом, возражать, естественно, не стали и поручили Апостолу важное дело – собрать ложки. Вся эта развесёлая компания, бренча посудой, направилась в сторону Ручья. Лениво и без особых эмоций понаблюдав за ними, Хорн и Интернет встали с бревна и, усиленно зевая, побрели к Ночлежке. Долгий и насыщенный событиями день, наконец, подошёл к концу.

Хорн тяжело завалился в Ночлежку и, передвигаясь с осторожностью, чтобы не наткнуться снова на «чёртов штырь», перешагнул через несколько лежащих и уже явно спящих обитателей. Нащупав свободное место возле дальней стены, он с превеликим удовольствием улёгся на рваный и холодный матрац. Едва сомкнув веки, он сам не заметил, как уснул.

Почти сразу же его кто-то начал настойчиво толкать в плечо и гундеть в самое ухо. Хорн попытался отмахнуться от него рукой и перевернуться на другой бок. Но этот назойливый тип и не думал отставать. Он упрямо продолжал дёргать за плечо и мерзким шёпотом что-то мямлить. Дёргает и мямлит, дёргает и мямлит! Да ещё и противно дышит прямо в лицо! Да сколько уже можно! Поиздеваться, что ли, больше не над кем? Люди спят, чего непонятного? Хорн вконец разозлился. Кому тут чего надо?! Сами не спят, так другим дайте поспать! Только лёг, понимаешь, уснуть ещё толком не успел, а уже кто-то ползает над ухом!

– Отстань! – пробубнил Хорн.

– Вставай! Утро уже. Пора выходить, – услышал он сквозь сон.

Хорн резко перевернулся на спину и открыл глаза.

– Как утро?

– Вставай! Выходить пора! – повторил шёпотом Интернет.

– Во дела! – воскликнул Хорн. – Только уснул – и уже утро!

– Т-с-с! – зашипел на него Интернет, испуганно озираясь по сторонам. – Людей разбудишь!

– Понял, встаю, – нехотя пробормотал Хорн и начал подниматься с матраца.

– Давай, выходи на улицу. Я уже всё приготовил, – прошипел Интернет и быстро выскользнул наружу.

Хорн несколько раз хорошенько зевнул и тоже направился к выходу из Ночлежки, стараясь никого не задеть. На улице, возле костровища, его ждали Интернет и Александр Македонский. «Бр-р, ну и холодина!» – подумал Хорн и потёр ладони.

– Утро доброе! – поздоровался с ним Александр Македонский.

– Не уверен, – буркнул в ответ Хорн.

– Что «не уверен»? – не понял Александр Македонский.