Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы

Кассандра

Всё в обители ПриамаВозвещало брачный час,Запах роз и фимиама,Гимны дев и лирный глас.Спит гроза минувшей брани,Щит, и меч, и конь забыт,Облечен в пурпурны тканиС Поликсеною Пелид.Девы, юноши четамиПо узорчатым коврам,Украшенные венками,Идут веселы во храм;Стогны дышат фимиамом;В злато царский дом одет;Снова счастье над Пергамом…Для Кассандры счастья нет.Уклонясь от лирных звонов,Нелюдима и одна,Дочь Приама в АполлоновДревний лес удалена.Сводом лавров осененна,Сбросив жрический покров,Провозвестница священнаТак роптала на богов:«Там шумят веселых волны;Всем душа оживлена;Мать, отец надеждой полны;В храм сестра приведена.Я одна мечты лишенна;Ужас мне – что радость там;Вижу, вижу: окрыленнаМчится Гибель на Пергам.Вижу факел – он светлеетНе в Гименовых руках;И не жертвы пламя рдеетНа сгущенных облаках;Зрю пиров уготовленье…Но… горе́, по небесам,Слышно бога приближенье,Предлетящего бедам.И вотще мое стенанье,И печаль моя мне стыд:Лишь с пустынями страданьеСердце сирое делит.От счастливых отчужденна,Веселящимся позор,Я тобой всех благ лишенна,О предведения взор!Что Кассандре дар вещаньяВ сем жилище скромных чадБезмятежного незнанья,И блаженных им стократ?Ах! почто она предвидитТо, чего не отвратит?..Неизбежное приидет,И грозящее сразит.И спасу ль их, открываяБлизкий ужас их очам?Лишь незнанье – жизнь прямая;Знанье – смерть прямая нам.Феб, возьми твой дар опасный,Очи мне спеши затмить;Тяжко истины ужаснойСмертною скуделью быть…Я забыла славить радость,Став пророчицей твоей.Слепоты погибшей сладость,Мирный мрак минувших дней,С вами скрылись наслажденья!Он мне будущее дал,Но веселие мгновеньяНастоящего отнял.Никогда покров венчальныйМне главы не осенит:Вижу факел погребальный;Вижу: ранний гроб открыт.Я с родными скучну младостьВсю утратила в тоске —Ах, могла ль делить их радость,Видя скорбь их вдалеке?Их ласкает ожиданье;Жизнь, любовь передо мной;Всё окрест очарованье —Я одна мертва душой.Для меня весна напрасна;Мир цветущий пуст и дик…Ах! сколь жизнь тому ужасна,Кто во глубь ее проник!Сладкий жребий Поликсены!С женихом рука с рукой,Взор, любовью распаленный,И гордясь сама собой,Благ своих не постигает:В сновидениях златыхИ бессмертья не желаетЗа один с Пелидом миг.И моей любви открылсяТот, кого мы ждем душой:Милый взор ко мне стремился,Полный страстною тоской…Но – для нас перед богамиБрачный гимн не возгремит;Вижу: грозно между намиТень стигийская стоит.Духи, бледною толпоюПокидая мрачный ад,Вслед за мной и предо мною,Неотступные, летят;В резвы юношески ликиВносят ужас за собой;Внемля радостные клики,Внемлю их надгробный вой.Там сокрытый блеск кинжала;Там убийцы взор горит;Там невидимого жалаЯд погибелью грозит.Всё предчувствуя и зная,В страшный путь сама иду:Ты падешь, страна родная;Я в чужбине гроб найду…»И слова еще звучали…Вдруг… шумит священный лес.И зефиры глас примчали:«Пал великий Ахиллес!»Машут Фурии змиями,Боги мчатся к небесам…И карающий громамиГрозно смотрит на Пергам.Сентябрь (?) 1809

Светлана

А. А. Воейковой

Раз в крещенский вечерокДевушки гадали:За ворота башмачок,Сняв с ноги, бросали;Снег пололи; под окномСлушали; кормилиСчетным курицу зерном;Ярый воск топили;В чашу с чистою водойКлали перстень золотой,Серьги изумрудны;Расстилали белый платИ над чашей пели в ладПесенки подблюдны.Тускло светится лунаВ сумраке тумана —Молчалива и грустнаМилая Светлана.«Что, подруженька, с тобой?Вымолви словечко;Слушай песни круговой;Вынь себе колечко.Пой, красавица: «Кузнец,Скуй мне злат и нов венец,Скуй кольцо златое;Мне венчаться тем венцом,Обручаться тем кольцомПри святом налое».«Как могу, подружки, петь?Милый друг далёко;Мне судьбина умеретьВ грусти одинокой.Год промчался – вести нет;Он ко мне не пишет;Ах! а им лишь красен свет,Им лишь сердце дышит…Иль не вспомнишь обо мне?Где, в какой ты стороне?Где твоя обитель?Я молюсь и слезы лью!Утоли печаль мою,Ангел-утешитель».Вот в светлице стол накрытБелой пеленою;И на том столе стоитЗеркало с свечою;Два прибора на столе,«Загадай, Светлана;В чистом зеркала стеклеВ полночь, без обманаТы узнаешь жребий свой:Стукнет в двери милый твойЛегкою рукою;Упадет с дверей запор;Сядет он за свой приборУжинать с тобою».Вот красавица одна;К зеркалу садится;С тайной робостью онаВ зеркало глядится;Темно в зеркале; кругомМертвое молчанье;Свечка трепетным огнемЧуть лиет сиянье…Робость в ней волнует грудь,Страшно ей назад взглянуть,Страх туманит очи…С треском пыхнул огонек,Крикнул жалобно сверчок,Вестник полуночи.Подпершися локотком,Чуть Светлана дышит…Вот… легохонько замкомКто-то стукнул, слышит;Робко в зеркало глядит:За ее плечамиКто-то, чудилось, блеститЯркими глазами…Занялся от страха дух…Вдруг в ее влетает слухТихий, легкий шепот:«Я с тобой, моя краса;Укротились небеса;Твой услышан ропот!»Оглянулась… милый к нейПростирает руки.«Радость, свет моих очей,Нет, для нас разлуки.Едем! Поп уж в церкви ждетС дьяконом, дьячками;Хор венчальну песнь поет;Храм блестит свечами».Был в ответ умильный взор;Идут на широкий двор,В ворота тесовы;У ворот их санки ждут;С нетерпенья кони рвутПовода шелковы.Сели… кони с места враз;Пышут дым ноздрями;От копыт их подняласьВьюга над санями.Скачут… пусто все вокруг,Степь в очах Светланы:На луне туманный круг;Чуть блестят поляны.Сердце вещее дрожит;Робко дева говорит:«Что ты смолкнул, милый?»Ни полслова ей в ответ:Он глядит на лунный свет,Бледен и унылый.Кони мчатся по буграм;Топчут снег глубокий…Вот в сторонке божий храмВиден одинокий;Двери вихорь отворил;Тьма людей во храме;Яркий свет паникадилТускнет в фимиаме;На средине черный гроб;И гласит протяжно поп:«Буди взят могилой!»Пуще девица дрожит;Кони мимо; друг молчит,Бледен и унылый.Вдруг метелица кругом;Снег валит клоками;Черный вран, свистя крылом,Вьется над санями;Ворон каркает: печаль!Кони торопливыЧутко смотрят в темну даль,Подымая гривы;Брезжит в поле огонек;Виден мирный уголок,Хижинка под снегом.Кони борзые быстрей,Снег взрывая, прямо к нейМчатся дружным бегом.Вот примчалися… и вмигИз очей пропали:Кони, сани и женихБудто не бывали.Одинокая, впотьмах,Брошена от друга,В страшных девица местах;Вкруг метель и вьюга.Возвратиться – следу нет…Виден ей в избушке свет:Вот перекрестилась;В дверь с молитвою стучит…Дверь шатнулася… скрыпит…Тихо растворилась.Что ж?.. В избушке гроб; накрытБелою запоной;Спасов лик в ногах стоит;Свечка пред иконой…Ах! Светлана, что с тобой?В чью зашла обитель?Страшен хижины пустойБезответный житель.Входит с трепетом, в слезах;Пред иконой пала в прах,Спасу помолилась;И с крестом своим в руке,Под святыми в уголкеРобко притаилась.Все утихло… вьюги нет…Слабо свечка тлится,То прольет дрожащий свет,То опять затмится…Все в глубоком, мертвом сне,Страшное молчанье…Чу, Светлана!.. в тишинеЛегкое журчанье…Вот глядит: к ней в уголокБелоснежный голубокС светлыми глазами,Тихо вея, прилетел,К ней на перси тихо сел,Обнял их крылами.Смолкло все опять кругом…Вот Светлане мнится,Что под белым полотномМертвый шевелится…Сорвался покров; мертвец(Лик мрачнее ночи)Виден весь – на лбу венец,Затворёны очи.Вдруг… в устах сомкнутых стон;Силится раздвинуть онРуки охладелы…Что же девица?.. Дрожит…Гибель близко… но не спитГолубочек белый.Встрепенулся, развернулЛегкие он крилы;К мертвецу на грудь вспорхнул…Всей лишенный силы,Простонав, заскрежеталСтрашно он зубамиИ на деву засверкалГрозными очами…Снова бледность на устах;В закатившихся глазахСмерть изобразилась…Глядь, Светлана… о творец!Милый друг ее – мертвец!Ах!.. и пробудилась.Где ж?.. У зеркала, однаПосреди светлицы;В тонкий занавес окнаСветит луч денницы;Шумным бьет крылом петух,День встречая пеньем;Все блестит… Светланин духСмутен сновиденьем.«Ах! ужасный, грозный сон!Не добро вещает он —Горькую судьбину;Тайный мрак грядущих дней,Что сулишь душе моей,Радость иль кручину?»Села (тяжко ноет грудь)Под окном Светлана;Из окна широкий путьВиден сквозь тумана;Снег на солнышке блестит,Пар алеет тонкий…Чу!.. в дали пустой гремитКолокольчик звонкий;На дороге снежный прах;Мчат, как будто на крылах,Санки кони рьяны;Ближе; вот уж у ворот;Статный гость к крыльцу идет.Кто?.. Жених Светланы.Что же твой, Светлана, сон,Прорицатель муки?Друг с тобой; все тот же онВ опыте разлуки;Та ж любовь в его очах,Те ж приятны взоры;Те ж на сладостных устахМилы разговоры.Отворяйся ж, божий храм;Вы летите к небесам,Верные обеты;Соберитесь, стар и млад;Сдвинув звонки чаши, в ладПойте: многи леты!* * *Улыбнись, моя краса,На мою балладу;В ней большие чудеса,Очень мало складу.Взором счастливый твоим,Не хочу и славы;Слава – нас учили – дым;Свет – судья лукавый.Вот баллады толк моей:«Лучший друг нам в жизни сейВера в провиденье.Благ зиждителя закон:Здесь несчастье – лживый сон;Счастье – пробужденье».О! не знай сих страшных сновТы, моя Светлана…Будь, Создатель, ей покров!Ни печали рана,Ни минутной грусти теньК ней да не коснется;В ней душа как ясный день;Ах! да пронесетсяМимо – Бедствия рука;Как приятный ручейкаБлеск на лоне луга,Будь вся жизнь ее светла,Будь веселость, как была,Дней ее подруга.1808–1812

Ивиковы журавли

На Посидонов пир веселый,Куда стекались чада ГелыЗреть бег коней и бой певцов,Шел Ивик, скромный друг богов.Ему с крылатою мечтоюПослал дар песней Аполлон:И с лирой, с легкою клюкою,Шел, вдохновенный, к Истму он.Уже его открыли взорыВдали Акрокоринф и горы,Слиянны с синевой небес.Он входит в Посидонов лес…Все тихо: лист не колыхнется;Лишь журавлей по вышинеШумящая станица вьетсяВ страны полуденны к весне.«О спутники, ваш рой крылатый,Досель мой верный провожатый,Будь добрым знамением мне.Сказав: прости! родной стране,Чужого брега посетитель,Ищу приюта, как и вы;Да отвратит Зевес-хранительБеду от странничьей главы».И с твердой верою в ЗевесаОн в глубину вступает леса;Идет заглохшею тропой…И зрит убийц перед собой.Готов сразиться он с врагами;Но час судьбы его приспел:Знакомый с лирными струнами,Напрячь он лука не умел.К богам и к людям он взывает…Лишь эхо стоны повторяет —В ужасном лесе жизни нет.«И так погибну в цвете лет,Истлею здесь без погребеньяИ не оплакан от друзей;И сим врагам не будет мщенья,Ни от богов, ни от людей».И он боролся уж с кончиной…Вдруг… шум от стаи журавлиной;Он слышит (взор уже угас)Их жалобно-стенящий глас.«Вы, журавли под небесами,Я вас в свидетели зову!Да грянет, привлеченный вами,Зевесов гром на их главу».И труп узрели обнаженный:Рукой убийцы искаженныЧерты прекрасного лица.Коринфский друг узнал певца.«И ты ль недвижим предо мною?И на главу твою, певец,Я мнил торжественной рукоюСосновый положить венец».И внемлют гости Посидона,Что пал наперсник Аполлона…Вся Греция поражена;Для всех сердец печаль одна.И с диким ревом исступленьяПританов окружил народ,И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья!Злодеям казнь, их сгибни род!»Но где их след? Кому приметноЛицо врага в толпе несметнойПритекших в Посидонов храм?Они ругаются богам.И кто ж – разбойник ли презренныйИль тайный враг удар нанес?Лишь Гелиос то зрел священный,Все озаряющий с небес.С подъятой, может быть, главою,Между шумящею толпою,Злодей сокрыт в сей самый часИ хладно внемлет скорби глас;Иль в капище, склонив колени,Жжет ладан гнусною рукой;Или теснится на ступениАмфитеатра за толпой,Где, устремив на сцену взоры(Чуть могут их сдержать подпоры),Пришед из ближних, дальних стран,Шумя, как смутный океан,Над рядом ряд, сидят народы;И движутся, как в бурю лес,Людьми кипящи переходы,Всходя до синевы небес.И кто сочтет разноплеменных,Сим торжеством соединенных?Пришли отвсюду: от Афин,От древней Спарты, от Микин,С пределов Азии далекой,С Эгейских вод, с Фракийских гор…И сели в тишине глубокой,И тихо выступает хор.По древнему обряду, важно,Походкой мерной и протяжной,Священным страхом окружен,Обходит вкруг театра он.Не шествуют так персти чада;Не здесь их колыбель была.Их стана дивная громадаПредел земного перешла.Идут с поникшими главамиИ движут тощими рукамиСвечи, от коих темный свет;И в их ланитах крови нет;Их мертвы лица, очи впалы;И свитые меж их власовЭхидны движут с свистом жалы,Являя страшный ряд зубов.И стали вкруг, сверкая взором;И гимн запели диким хором,В сердца вонзающий боязнь;И в нем преступник слышит: казнь!Гроза души, ума смутитель,Эринний страшный хор гремит;И, цепенея, внемлет зритель;И лира, онемев, молчит:«Блажен, кто незнаком с виною,Кто чист младенчески душою!Мы не дерзнем ему вослед;Ему чужда дорога бед…Но вам, убийцы, горе, горе!Как тень, за вами всюду мы,С грозою мщения во взоре,Ужасные созданья тьмы.Не мнится скрыться – мы с крылами;Вы в лес, вы в бездну – мы за вами;И, спутав вас в своих сетях,Растерзанных бросаем в прах.Вам покаянье не защита;Ваш стон, ваш плач – веселье нам;Терзать вас будем до Коцита,Но не покинем вас и там».И песнь ужасных замолчала;И над внимавшими лежала,Богинь присутствием полна,Как над могилой, тишина.И тихой, мерною стопоюОни обратно потекли,Склонив главы, рука с рукою,И скрылись медленно вдали.И зритель – зыблемый сомненьемМеж истиной и заблужденьем —Со страхом мнит о Силе той,Которая, во мгле густойСкрываяся, неизбежима,Вьет нити роковых сетей,Во глубине лишь сердца зрима,Но скрыта от дневных лучей.И всё, и всё еще в молчанье…Вдруг на ступенях восклицанье:«Парфений, слышишь?.. Крик вдали —То Ивиковы журавли!..»И небо вдруг покрылось тьмою;И воздух весь от крыл шумит;И видят… черной полосоюСтаница журавлей летит.«Что? Ивик!..» Все поколебалось —И имя Ивика помчалосьИз уст в уста… шумит народ,Как бурная пучина вод.«Наш добрый Ивик! наш сраженныйВрагом незнаемым поэт!..Что, что в сем слове сокровенно?И что сих журавлей полет?»И всем сердцам в одно мгновенье,Как будто свыше откровенье,Блеснула мысль: «Убийца тут;То Эвменид ужасных суд;Отмщенье за певца готово;Себе преступник изменил.К суду и тот, кто молвил слово,И тот, кем он внимаем был!»И бледен, трепетен, смятенный,Незапной речью обличенный,Исторгнут из толпы злодей:Перед седалище судейОн привлечен с своим клевретом;Смущенный вид, склоненный взорИ тщетный плач был их ответом;И смерть была им приговор.

Варвик

Никто не зрел, как ночью бросил в волныЭдвина злой Варвик;И слышали одни брега безмолвныМладенца жалкий крик.От подданных погибшего губительВладыкой признан был —И в Ирлингфор уже как повелительТоржественно вступил.Стоял среди цветущия равниныСтаринный Ирлингфор,И пышные с высот его картиныПовсюду видел взор.Авон, шумя под древними стенами,Их пеной орошал,И низкий брег с лесистыми холмамиВ струях его дрожал.Там пламенел брегов на тихом склонеЗакат сквозь редкий лес;И трепетал во дремлющем АвонеС звездами свод небес.Вдали, вблизи рассыпанные селаДымились по утрам;От резвых стад равнина вся шумела,И вторил лес рогам.Спешил, с пути прохожий совратяся,На Ирлингфор взглянуть,И, красотой картин его пленяся,Он забывал свой путь.Один Варвик был чужд красам природы:Вотще в его глазахЦветут леса, вияся блещут воды,И радость на лугах.И устремить, трепещущий, не смеетОн взора на Авон:Оттоль зефир во слух убийцы веетЭдвинов жалкий стон.И в тишине безмолвной полуночиВсе тот же слышен крик,И чудятся блистающие очиИ бледный, страшный лик.Вотще Варвик с родных брегов уходит —Приюта в мире нет:Страшилищем ужасным совесть бродитВезде за ним вослед.И он пришел опять в свою обитель:А сладостный покой,И бедности веселый посетитель,В дому его чужой.Часы стоят, окованы тоскою;А месяцы бегут…Бегут – и день убийства за собоюНевидимо несут.Он наступил; со страхом провожаетВарвик ночную тень:Дрожи! (ему глас совести вещает)Эдвинов смертный день.Ужасный день: от молний небо блещет;Отвсюду вихрей стон;Дождь ливмя льет; волнами с воем плещетРазлившийся Авон.Вотще Варвик, среди веселий шума,Цедит в бокал вино:С ним за столом садится рядом Дума, —Питье отравлено.Тоскующий и грозный призрак бродитВ толпе его гостей;Везде пред ним: с лица его не сводитПронзительных очей.И день угас, Варвик спешит на ложе…Но и в тиши ночной,И на одре уединенном то же;Там сон, а не покой.И мнит он зреть пришельца из могилы,Тень брата пред собой;В чертах болезнь, лик бледный, взор унылыйИ голос гробовой.Таков он был, когда встречал кончину;И тот же слышен глас,Каким молил он быть отцом ЭдвинуВарвика в смертный час:«Варвик, Варвик, свершил ли данно слово?Исполнен ли обет?Варвик, Варвик, возмездие готово;Готов ли твой ответ?»Воспрянул он – глас смолкнул – разъяренноОдин во мгле ночнойРевел Авон, – но для души смятеннойБыл сладок бури вой.Но вдруг – и въявь средь шума и волненьяРаздался смутный крик:«Спеши, Варвик, спастись от потопленья,Беги, беги, Варвик!»И к берегу он мчится – под стеноюУже Авон кипит;Глухая ночь; одето небо мглою;И месяц в тучах скрыт.И молит он с подъятыми руками:«Спаси, спаси, творец!»И вдруг – мелькнул челнок между волнами;И в челноке пловец.Варвик зовет, Варвик манит рукою —Не внемля шума волн,Пловец сидит спокойно над кормоюИ правит к брегу челн.И с трепетом Варвик в челнок садится —Стрелой помчался он…Молчит пловец… молчит Варвик… вот, мнится,Им слышен тяжкий стон.На спутника уставил кормщик очи:«Не слышался ли крик?» —«Нет; просвистал в твой парус ветер ночи, —Смутясь, сказал Варвик. —Правь, кормщик, правь, не скоро челн домчится,Гроза со всех сторон».Умолкнули… плывут… вот снова, мнится,Им слышен тяжкий стон.«Младенца крик! Он борется с волною;На помощь он зовет!» —«Правь, кормщик, правь, река покрыта мглою,Кто там его найдет?»«Варвик, Варвик, час смертный зреть ужасно;Ужасно умирать;Варвик, Варвик, младенцу ли напрасноТебя на помощь звать?Во мгле ночной он бьется меж водами;Облит он хладом волн;Еще его не видим мы очами;Но он… наш видит челн!»И снова крик слабеющий, дрожащий,И близко челнока…Вдруг в высоте рог месяца блестящийПрорезал облака;И с яркими слиялася лучами,Как дым прозрачный, мгла,Зрят на скале дитя между волнами;И тонет уж скала.Пловец гребет; челнок летит стрелою;В смятении Варвик;И озарен младенца лик луною;И страшно бледен лик.Варвик дрожит – и руку, страха полный,К младенцу протянул —И со скалы спрыгнув младенец в волныК его руке прильнул.И вмиг… дитя, челнок, пловец незримы;В руках его мертвец:Эдвинов труп, холодный, недвижимый,Тяжелый, как свинец.Утихло все – и небеса и волны:Исчез в водах Варвик;Лишь слышали одни брега безмолвныУбийцы страшный крик.

Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди

На кровле ворон дико прокричал —Старушка слышит и бледнеет.Понятно ей, что ворон тот сказал:Слегла в постель, дрожит, хладеет.И вопит скорбно: «Где мой сын-чернец?Ему сказать мне слово дайте;Увы! я гибну; близок мой конец;Скорей, скорей! не опоздайте!»И к матери идет чернец святой:Ее услышать покаянье;И тайные дары несет с собой,Чтоб утолить ее страданье.Но лишь пришел к одру с дарами он,Старушка в трепете завыла;Как смерти крик ее протяжный стон…«Не приближайся! – возопила. —Не подноси ко мне святых даров;Уже не в пользу покаянье…»Был страшен вид ее седых власовИ страшно груди колыханье.Дары святые сын отнес назадИ к страждущей приходит снова;Кругом бродил ее потухший взгляд;Язык искал, немея, слова.«Вся жизнь моя в грехах погребена,Меня отвергнул искупитель;Твоя ж душа молитвой спасена,Ты будь души моей спаситель.Здесь вместо дня была мне ночи мгла;Я кровь младенцев проливала,Власы невест в огне волшебном жглаИ кости мертвых похищала.И казнь лукавый обольститель мойУж мне готовит в адской злобе;И я, смутив чужих гробов покой,В своем не успокоюсь гробе.Ах! не забудь моих последних слов:Мой труп, обвитый пеленою,Мой гроб, мой черный гробовой покровТы окропи святой водою.Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,Семью окован обручами,Во храм внесен, пред алтарем прибитК помосту крепкими цепями.И цепи окропи святой водой;Чтобы священники соборомИ день и ночь стояли надо мнойИ пели панихиду хором;Чтоб пятьдесят на крылосах дьячковЗа ними в черных рясах пели;Чтоб день и ночь свечи у образовИз воску ярого горели;Чтобы звучней во все колоколаС молитвой день и ночь звонили;Чтоб заперта во храме дверь была;Чтоб дьяконы пред ней кадили;Чтоб крепок был запор церковных врат;Чтобы с полуночного бденьяОн ни на миг с растворов не был снятДо солнечного восхожденья.С обрядом тем молитеся три дня,Три ночи сряду надо мною:Чтоб не достиг губитель до меня,Чтоб прах мой принят был землею».И глас ее быть слышен перестал;Померкши очи закатились;Последний вздох в груди затрепетал;Уста, охолодев, раскрылись.И хладный труп, и саван гробовой,И гроб под черной пеленоюСвященники с приличною мольбойОпрыскали святой водою.Семь обручей на гроб положены;Три цепи тяжкими винтамиВонзились в гроб и с ним утвержденыВ помост пред царскими дверями.И вспрыснуты они святой водой;И все священники в собранье:Чтоб день и ночь душе на упокойСвершать во храме поминанье.Поют дьячки все в черных стихаряхМедлительными голосами;Горят свечи надгробны в их руках,Горят свечи пред образами.Протяжный глас, и бледный лик певцов,Печальный, страшный сумрак храма,И тихий гроб, и длинный ряд поповВ тумане зыбком фимиама,И горестный чернец пред алтарем,Творящий до земли поклоны,И в высоте дрожащим свеч огнемЧуть озаренные иконы…Ужасный вид! колокола звонят;Уж час полуночного бденья…И заперлись затворы тяжких вратПеред начатием моленья.И в перву ночь от свеч веселый блеск.И вдруг… к полночи за вратамиУжасный вой, ужасный шум и треск;И слышалось: гремят цепями.Железных врат запор, стуча, дрожит;Звонят на колокольне звонче;Молитву клир усерднее творит,И пение поющих громче.Гудят колокола, дьячки поют,Попы молитвы вслух читают,Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,И свечи яркие пылают.Запел петух… и, смолкнувши, бегутВраги, не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Смелей попы творят молитвы.В другую ночь от свеч темнее свет,И слабо теплятся кадилы,И гробовой у всех на лицах цвет,Как будто встали из могилы.И снова рев, и шум, и треск у врат;Грызут замок, в затворы рвутся;Как будто вихрь, как будто шумный град,Как будто воды с гор несутся.Пред алтарем чернец на землю пал,Священники творят поклоны,И дым от свеч туманных побежал,И потемнели все иконы.Сильнее стук – звучней колокола,И трепетней поющих голос:В крови их хлад, объемлет очи мгла,Дрожат колена, дыбом волос.Запел петух… и прочь враги бегут,Опять не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Попы смелей творят молитвы.На третью ночь свечи́ едва горят;И дым густой, и запах серный;Как ряд теней, попы во мгле стоят;Чуть виден гроб во мраке черный.И стук у врат: как будто океанПод бурею ревет и воет,Как будто степь песчаную орканСвистящими крылами роет.И звонари от страха чуть звонят,И руки им служить не вольны;Час от часу страшнее гром у врат,И звон слабее колокольный.Дрожа, упал чернец пред алтарем;Молиться силы нет; во прахеЛежит, к земле приникнувши лицом;Поднять глаза не смеет в страхе.И певчих хор, досель согласный, сталНестройным криком от смятенья:Им чудилось, что церковь зашаталКак бы удар землетрясенья.Вдруг затускнел огонь во всех свечах,Погасли все и закурились;И замер глас у певчих на устах,Все трепетали, все крестились.И раздалось… как будто оный глас,Который грянет над гробами;И храма дверь со стуком затрясласьИ на пол рухнула с петлями.И он предстал весь в пламени очам,Свирепый, мрачный, разъяренный;И вкруг него огромный божий храмКазался печью раскаленной!Едва сказал: «Исчезните!» цепям —Они рассыпались золою;Едва рукой коснулся обручам —Они истлели под рукою.И вскрылся гроб. Он к телу вопиет:«Восстань, иди вослед владыке!»И проступил от слов сих хладный потНа мертвом, неподвижном лике.И тихо труп со стоном тяжким встал,Покорен страшному призванью;И никогда здесь смертный не слыхалПодобного тому стенанью.И ко вратам пошла она с врагом…Там зрелся конь чернее ночи.Храпит и ржет и пышет он огнем,И как пожар пылают очи.И на коня с добычей прянул враг;И труп завыл; и быстротечноКонь полетел, взвивая дым и прах;И слух об ней пропал навечно.Никто не зрел, как с нею мчался он…Лишь страшный след нашли на прахе;Лишь внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сонМладенцы вздрагивали в страхе.Октябрь 1814

Ахилл

Отуманилася Ида;Омрачился Илион;Спит во мраке стан Атрида;На равнине битвы сон.Тихо все… курясь, сверкаетПламень гаснущих костров,И протяжно окликаетСтражу стража близ шатров.Над Эгейских вод равнинойСветел всходит рог луны;Звезды спящею пучинойИ брега отражены;Виден в поле опустеломС колесницею Приам:Он за Гекторовым теломОт шатров идет к стенам.И на бреге близ курганаЗрится сумрачный Ахилл;Он один, далек от стана;Он главу на длань склонил.Смотрит вдаль – там с колесницейНа пути Приама зрит:Отирает багряницейСлезы бедный царь с ланит.Лиру взял; ударил в струны;Тих его печальный глас:«Старец, пал твой Гектор юный;Свет души твоей угас;И Гекуба, АндромахаЖдут тебя у градских вратС ношей милого им праха…Жизнь и смерть им твой возврат.И с денницею печальнойВоскурится фимиам,Огласятся погребальнойПеснью каждый дом и храм;Мать, отец, вдова с мольбоюПепел в урну соберут,И молитвы их героюМир в стране теней дадут.О Приам, ты пред АхилломЗдесь во прах главу склонял;Здесь молил о сыне милом,Здесь, несчастный, ты лобзалРуку, слез твоих причину…Ах! не сетуй; глас небесНам одну изрек судьбину:И меня постиг Зевес.Близок час мой; роковаяПриготовлена стрела;Парка, жребию внимая,Дни мои уж отвила;И скрыпят врата Аида;И вещает грозный глас:Все свершилось для Пелида;Факел дней его угас.Верный друг мой взят могилой;Брата бой меня лишил —Вслед за ним с земли унылойУдалится и Ахилл.Так судил мне рок жестокий;Я паду в весне моейНа чужом брегу, далекоОт Пелеевых очей.Ах! и сердце запрещаетДоле жить в земном краю,Где уж друг не услаждаетДушу сирую мою.Гектор пал – его паденьемТень Патрокла я смирил;Но себе за друга мщеньемПуть к Тенару проложил.Ты не жди, Менетий, сына;Не придет он в отчий дом…Здесь Эгейская пучинаПред его шумит холмом;Спит он… смерть сковала длани,Позабыл ко славе путь;И призывный голос браниНе вздымает хладну грудь.И Ахилл не возвратится;В доме отчем пустотаСкоро, скоро водворится…О Пелей, ты сирота.Пронесется буря брани —Ты Ахилла будешь ждатьИ чертог свой в новы тканиДля приема убирать;Будешь с берега унылоТы смотреть – в пустой далиНе белеет ли ветрило,Не плывут ли корабли?Корабли придут от Трои —А меня ни на одном;Там, где билися герои,Буду спать – и вечным сном.Тщетно, смертною борьбоюМучим, будешь сына зватьИ хладеющей рукоюВкруг себя его искать —С милым светом разлученьяГлас его не усладит;И на брег воды забвеньяЗов отца не долетит.Край отчизны, светлы воды,Очарованны места,Мирт, олив и лавров своды,Пышных долов красота,Расцветайте, убирайтесь,Как и прежде, красотой;Как и прежде, оглашайтесь,Кликом радости одной;Но Патрокла и АхиллаНикогда вам не видать!Воды Сперхия, сулилаВам рука моя отдатьВолоса с моей от браниУцелевшей головы…Все Патроклу в дар, и даниУж моей не ждите вы.Кони быстрые, из боя(Тайный рок вас удержал)Вы не вынесли героя —И на щит он мертвый пал;Кони бодрые, ретивы,Что ж теперь так мрачны вы?По земле влачатся гривы;Наклонилися главы;Позабыта пища вами;Груди мощные дрожат;Слышу стон ваш, и слезамиОчи гордые блестят.Знать, Ахиллов пред собоюЗрите вы последний час;Знать, внушен был вам судьбоюМне конец вещавший глас…Скоро!.. лук свой напрягаетНеизбежный Аполлон,И пришельца ожидаетК Стиксу черному Харон.И Патрокл с брегов забвеньяВ полуночной тишинеЛегкой тенью сновиденьяПрилетал уже ко мне.Как зефирово дыханье,Он провеял надо мной;Мне послышалось призванье,Сладкий глас души родной;В нежном взоре скорбь разлукиИ следы минувших слез…Я простер ко брату руки…Он во мгле пустой исчез.От Скироса вдаль влекомый,Поплывет Неоптолем;Брег увидит незнакомыйИ зеленый холм на нем;Кормщик юноше укажет,Полный думы, на курган —«Вот Ахиллов гроб (он скажет);Там вблизи был греков стан.Там, ужасный, на оградеНам явился он в ночи —Нестерпимый блеск во взгляде,С шлема грозные лучи —И трикраты звучным крикомНа врага он грянул страх,И троянец с бледным ликомБросил щит и меч во прах.Там, Атриду дав десницу,С ним союз запечатлел;Там, гремящий, в колесницуПрянув, к Трое полетел;Там по праху за собоюТело Гекторово мчалИ на трепетную ТроюВзглядом мщения сверкал!»И сойдешь на брег священныйС корабля, Неоптолем,Чтоб на холм уединенныйПоложить и меч и шлем;Вкруг уж пусто… смолкли бои;Тихи Ксант и Симоис;И уже на грудах ТроиПлющ и терние свились.Обойдешь равнину брани…Там, где ратовал Ахилл,Уж стадятся робки ланиВкруг оставленных могил;И услышишь над собоюДвух невидимых полет…Это мы… рука с рукою…Мы, друзья минувших лет.Вспомяни тогда Ахилла:Быстро в мире он протек;Здесь судьба ему сулилаДолгий, но бесславный век;Он мгновение со славой,Хладну жизнь презрев, избралИ на друга труп кровавый,До могилы верный, пал».Он умолк… в тумане Ида;Отуманен Илион;Спит во мраке стан Атрида;На равнине битвы сон;И курясь, едва сверкаетПламень гаснущих костров;И протяжно окликаетСтража стражу близ шатров.1812–1814