Нет пути. Они не пройдут

Мы также можем выжить, найти воду, укрытие и пропитание почти в любом месте, где будем вынуждены оказаться. Мы можем и неделями обходиться без пищи и воды, выдерживать холод, жару, невероятные нагрузки, и продолжать выполнение поставленной задачи. По этим показателям мы без труда обходим и представителей элитных спецподразделений, – добавил Громобой, гордо вскидывая голову.

– Каждого из нас можно по праву считать мастером рукопашного боя, – продолжал он, – несмотря на то, что сейчас нам всё реже приходится использовать этот навык. Мы в совершенстве владеем десятками видов холодного и огнестрельного оружия, и почти любой предмет может использовать в качестве них. Мы можем сделать мощную взрывчатку из почти любых подручных материалов, и с успехом использовать её. Мы знаем тактику и стратегию современной войны, и владеем методами войны партизанской. Мы можем умело проводить диверсии, владеем искусством шпионажа и слежки и методиками допроса, а также вербовки агентов и осведомителей для своих целей. Мы можем управлять почти любым наземным, морским, воздушным и космическим транспортом.

Мы в совершенстве знаем психологию, мы можем войти в доверие и манипулировать человеком, вводя его в любое нужное нам трансовое или иное изменённое состояние сознания. Мы изучаем почти все используемые на вашей планете языки, а также многие «мёртвые».

Мы подробно изучаем почти все сведения, накопленные человечеством, по основным разделам наук. Это и физика: механика, волновые и термодинамические процессы, электростатика и электромагнетизм, молекулярная физика и квантовая механика; органическая и неорганическая химия; различные науки, связанные с изучением живой природы, включая человека: ботанику, зоологию, вирусологию, микологию, бактериологию, физиологию и анатомию; физическую и социально-экономическую географию Земли. Мы изучаем вашу историю, и общие законы общественно-политического развития. Мы знакомимся с культурой и традициями ваших народов, с выдающимися творениями ваших знаменитых художников, поэтов, композиторов и писателей, начиная с древнейших времён и до наших дней. Если нам необходимо жить среди какого-то народа, то мы способны выдавать себя за кого угодно – представителя любой национальности, профессии, социального слоя, и никто не сможет распознать в нас пришельцев, – закончил Громобой.

– Вы знаете всё! Вы можете всё! – тихо провозгласил я, охваченный изумлением и восхищением. – Но разве может кто-то… знать столько?!

– Мы не всемогущи, и не всеведущи. Всемогущ и всеведущ лишь Всевышний! – возразил Громобой. – Есть очень много того, что мы не знаем. И, к сожалению, у меня не хватит времени даже чтобы передать тебе всё, что знаем мы.

– А на что хватит?

– Мы должны сделать из тебя воина, возможно – командира. Нацисты не вечно смогут держать человечество в рабстве, и когда поднимется восстание, каждый боец, и каждый автомат окажутся на счету.

– У меня будет шанс… ты предлагаешь мне… поучаствовать?!

Гром лишь странно усмехнулся в ответ, и мы доели цемент в полном молчании.

– Ты обещал рассказать о своём мире, – наконец напомнил Громобой.

– Да, – кивнул я. – Только ещё один вопрос: почему у вас такие древнеславянские имена?

– Древнеславянские? – переспросил Громобой. – Да, ты прав. Но ведь вся ваша культура произошла от нашей! Это вы позаимствовали и наши имена, и обычаи, и легенды, и первоначальные знания о мире, и язык, и письменность и многое другое! Но и у нас существовало и существует несколько десятков различных народностей – мы называем их родами, из которых, в дальнейшем, и образовались все ваши народы. Рогволд, например, относится к Светардам, а мы с Мирославом – к Расенам. Вот почему он так взъелся за тебя на то, что ты решил, что мы все говорим на русском, – и Громобой лукаво усмехнулся. – В действительности, ваш современный язык, конечно, довольно сильно отличается от нашего, но вот язык древних славян любой из расенов понимал без труда.

Я тоже не смог сдержать улыбку.

– А как вы вообще живёте? Кто у вас правит… всей Вселенной? Царь?

– Мы привыкли считать это демократией, – неожиданно резко ответил Громобой. – Один раз в семь лет всеобщим прямым равным открытым голосованием избираются сорок девять Народных Представителей, обладающих всей полнотой законодательной власти. Они избирают из своего состава Великого Владыку, назначаемого пожизненно, являющегося главой государства. Он, в свою очередь, назначает своего Первого Советника, определяющего состав Правящего Совета, исполняющего при Владыке роль кабинета министров, а также глав местных органов исполнительной власти.

– А почему представителей 49, выборы – раз в семь лет?

– Семь – священное число. Сорок девять – семь семёрок.

– А судебная власть? – вдруг вспомнил я.

– Вы обращаетесь к земным судьям, назначаемым земными удельными князьками; не гнушающимся взяток, и не страшащимся лжи, а мы преподаем на милость Всевышнего. Лишь его решения всегда бывают беспристрастны и справедливы!

– А ваши народы…?

– Несмотря на то, что мы бережно храним обычаи и традиции наших предков, свой язык и культуру, все мы вместе избираем центральную власть и образуем единое, если можно так сказать, государство. Представители всех наших народов равны в своих правах на территории всей освоенной Вселенной.

– У вас есть политические партии? Оппозиция?

– Народ не видит в этом необходимости. К власти, как правило, приходят те, кто уже находился в ней и раньше, но, возможно, на других постах, и сумел делом доказать свою полезность. Но, конечно, даже члены правительства – тоже люди, они старятся и умирают, и поэтому все они постепенно сменяются другими. Но простые граждане не очень стремятся попасть во власть – ведь это огромная ответственность и нелёгкий труд на благо всего человечества. А что касается оппозиции, – продолжил Громобой, – то, так как большинство убеждено в совершенстве существующего строя, то сторонники каких-либо реформ крайне незначительны, не имеют широкой поддержки и не представляют серьёзной политической силы. Многие вообще считают, что существующий порядок установлен Богом, – добавил Гром, и мне показалось, что в этот момент по его лицу проскользнула ироническая усмешка.

– Я теперь тебе должен рассказать всё про нас? – вспомнил, в этот раз, я.

Гром кивнул.

И я начал рассказывать. Как оказалось, к моему удивлению, рассказать было о чём. Я начал свой рассказ с описания основных событий, произошедших после Второй Мировой войне – какие смог вспомнить (и их оказалось немало). Гром слушал хорошо: не перебивал, время от времени что-то уточнял, многозначительно кивал головой, и снова продолжал внимательно слушать. Потом я, как то незаметно для себя, перешёл на подробный рассказ о нашей современной жизни: политике, экономике, медицине, экологии, образовании, искусстве. Но самый жгучий и неприкрытый интерес у Громобоя вызывало развитие и достижения науки. Об этом он, похоже, мог говорить часами, и непрерывно задавал мне всё новые и новые вопросы, так что я даже пожалел, что могу рассказать, так мало.

Мы заговорили об освоении Космоса. Громобой рассказывать мне и об их грандиозных достижениях в этой области, о Волнах Колонизации, и я вдруг спросил:

– А здесь земляне в Космос не летали?

– Нет. У них… другие заботы. Учёные нацистов однажды пытались запустить искусственный спутник на орбиту, но почти сразу потеряли над ним управление, а потом и связь, – и Гром хохотнул. – А они надеялись, в будущем, с его помощью отслеживать перемещения повстанцев…

– Что смешного-то?! – недоумевал я.

– Просто мы… в общем, помогли им… «потерять связь». В конце концов, вся эта история так и осталась в тайне – учёных казнили, за неудачу, всю информацию засекретили, а мы молчим, и будем молчать.

– Отлично сработано! Так вот и не даёте нам открыть космическую эру, поганые инопланетчики… – с притворной злобой, констатировал я.

Неожиданно Громобой, словно о чём-то вспомнил, ненадолго вышел и, вернувшись, принёс мне такую же одежду, как и у него – чёрная рубашка с золотистым воротником, чёрные брюки, и обувь, напоминающую обычные кроссовки. Причём, всё было не просто какое-то темноватое, а именно насыщенного и густого, как дёготь, оттенка, по сравнению с которым сама ночь превращалась в обычный полумрак.

– Это стандартная униформа работника СМБР, – объявил он.

– Почему чёрная? Черепов ещё каких-нибудь не хватает только!

– В нашей культуре, этот цвет – символ земли, мира, новой жизни, символ народа и свободной воли.

– Символ Земли? – уцепился я за слово.

– Вот поэтому, по-видимому, и выбрали этот цвет – так сказать, игра слов, – ответил Громобой, поняв, что я имел в виду.

Я переоделся: ощущения были странные – словно я погрузился, по самую шею, в большой бассейн, наполненный чуть тепловатой водой, не стекавшей с меня, но и не препятствовавшей движениям, а лишь мягко струившейся вдоль самой кожи. Физического ощущения ткани не возникало вовсе.

– Что это такое? – восхитился я.

– Особая ткань, созданная нами. Она не мокнет, обладает термоустойчивостью – не горит даже в открытом пламени, и терморегуляцией – поддерживает постоянную температуру тела, независимо от внешних воздействий, защищает от воздействия многих видов излучения, включая радиоактивное альфа- и бета-излучение, а также многих вредных химических соединений. И обрати внимание, – вдруг добавил он, – на внутренней стороне воротника – твой личный идентификационный код – уникальная комбинация цифр, позволяющая любому другому «разведчику» определить, в случае необходимости, действительно ли ты тот, за кого себя выдаёшь. А вот постороннему ему обнаружить довольно непросто.

Я отогнул воротник, и действительно, обнаружил там длинную строку из циферок.

– И чё с этим делать?! – осведомился я.

– Выучить! – посоветовал Гром. – Могу порекомендовать тебе несколько методов для эффективного запоминания информации, – добавил он.

– Понятно.

Я ещё раз осмотрел себя в «обновке», и остался доволен. Тем более, меня приняли в эти… «разведчики». Прямо всю жизнь только и мечтал! Ладно, а что мне ещё остаётся?

Так и началась моя новая жизнь – наверное, самое спокойное время из того, что выпало мне в этом непонятном мире, где я, таким загадочным образом, оказался. Можно бы порассуждать о том, что если у Бога и есть чувство юмора, то проявляется оно, порой, довольно странно. Или просто мы, лишённые этого чувства напрочь, просто не можем оценить Его шуток, самой грандиозной из которых, как раз, и является весь наш мир.

Но рассуждать не хотелось, потому что шутка, действительно была выкинута глупая и злая. Но, как говорится, неисповедомы пути Господни…

А тем временем, Громобой усиленно ковал из меня воина. Он, определённо знал, что делать. Моё обучение началось с первого дня. И это было удивительное обучение.

Громобой никогда ни в чём не принуждал меня – он всегда оставался бескомпромиссно верен своим принципам ненасилия. Так, например, он подробно изложил всё философское учение – своего рода религию, на необозримое множество лет, завладевшее умами большинства его сограждан. И, несмотря на то, что Гром всю свою жизнь оставался его верным и убеждённым последователем, всегда и во всём полностью доверял и следовал ему, он не сделал ни одной прямой попытки «перетянуть меня на свою сторону». Я воспринял это учение сам, с течением времени. Громобой лишь говорил, отвечал на вопросы, убеждал и переубеждал – но сохранял полный нейтралитет.

Обучал он меня точно так же. Он лишь вёл, иногда настойчиво, подталкивал, указывал, объяснял – и давал мне возможность делать то, что я считал нужным.

Довольно быстро оказалось, что скудная программа-минимум, наподобие «курса молодого бойца», не удовлетворяет ни моим задачам, ни интересам. И я жадно принялся изучать всё, но понемногу – с поправкой на нехватку времени, отчаянно стремясь охватить необъятное. И с каждым днём передо мной всё шире распахивался удивительный, безграничный мир, который я постигал, укрытый в этом подземелье.

Тренировки у меня и так были почти каждый день, а иногда и по два раза. И времени всё равно оставалось утомительно много.

Громобою, чаще всего, делать было тоже практически нечего – регулярные наблюдения через установленные по городу камеры, редкие вылазки наружу, ещё более редкие встречи с другими «разведчиками», неизменно перераставшие в ожесточённые споры – словно отчаянная попытка выплеснуть неистраченные силы в утончённых словесных поединках, не отнимали много времени. Какую-то его часть занимали научные изыскания – Громобой целеустремлённо отдавал химии, в попытках получить новый философский камень – искусственно смоделировать процессы фотосинтеза – важнейшая задача, которая до сих пор не была выполнена. Точнее, этим просто никто не занимался.

Поэтому, Гром был, похоже, безудержно и откровенно рад просто возможности иметь постоянного собеседника, которому можно говорит что угодно. И мы говорили. О строении Галактики, о геноме человека, о колонизации Галактик – а ещё о восстаниях в Южной Америке, голоде в Азии, эпидемиях тифа и холеры в Европе – наша планета словно вернулась в эпоху варварства.

Я стал забывать прежний мир. Наша история превращалась в сборище сказок и легенд, полумифических и полудостоверных. В сон – удивительно доходчивый и логичный, когда находишься внутри, и мгновенно улетучивающийся, превращаясь в расплывающийся туман, стоит лишь открыть глаза. А однажды я проснулся… и несколько мгновений не мог вспомнить лицо отца. Мне стало страшно. Я скрипел зубами, беззвучно выл и рычал, заставляя огненными чертами вспыхивать в мозгу картинки прежней жизни. А потом в голове опять всплывали имена… и я снова силился вспомнить, кому они принадлежали.

Но я всё же сохранил основное. И иногда от этой памяти тоже хотелось рычать и выть, скрежетать зубами, и биться об стены – от того дикого несоответствия между этими добрыми, благополучными картинами и отчаянной дикой реальностью окружившего меня чёрного царства всеобщего угнетения…

В свободное время я ещё читал. Запоем, отчаянно, всё подряд – научные книги, классическую и философскую литературу. И документальные отчёты «разведчиков», особенно начиная с 40-ых годов – самые отталкивающе ужасные, но в то же время, обладавшие какой-то странной, болезненной притягательностью, вызывающие какой-то тошнотворный интерес к страданиям людей и всего человечества. Это были сухие, скупые строки, но не упускающие ничего весомого. Репрессии, тюрьмы, аресты, казни, концлагеря, пытки, подневольный труд, провокаторы, побеги, каторга, восстания, новые аресты и казни… голод, эпидемии, нищета, невежество и бесправие – и всё это на фоне бесчисленных имён и дат, графиков и статистических данных… Численность всего населения планеты составляла около трёх миллиардов, а у нас приближалась к восьми! Что можно добавить ещё?! Взгляд не хочет видеть этих страниц, словно залитых бесчисленной невидимой кровью жертв, число которых не может вообразить человеческий мозг!

И я то безоговорочно соглашался с Громобоем, и верил в Божественное милосердие, то вновь начинал отчаянно и страстно протестовать: как можно было допустить такое, будь Он хоть тысячу раз всевидящ и всемилостив?! И как гуманисты-«разведчики» могла безропотно и равнодушно вынести всё это?!

А ещё я читал Шекспира. Всё началось с разговора об эпохе Возрождения, начавшейся в Европе. Эта эпоха всегда оставалась для меня загадкой – как из зыбкой серой мглы Средневековья всего за несколько веков и даже десятилетий могло вознестись это ослепительное сияющие торжество Разума и Гуманизма, знаменующее начало освобождения Человечества?!

– Во-многом, именно нам принадлежит заслуга в возникновении европейского Ренессанса, – однажды торжественно объявил Громобой.

– Что это значит? – переспросил я.

– Наблюдая за ходом развития общества, мы с горечью обнаружили, что на большей части обитаемой суши подобного развития как раз и не наблюдается, – пояснил он. – Это вызывало озабоченность у многих… кроме, надо признаться, Верховного Совета. Но мы решили использовать свои методы, и тщательно всё рассчитав, принялись систематически поддерживать тогдашних деятелей науки и искусства. Среди них были и величайшие гении Человечества, дожившие в светлой памяти потомков и до наших дней. В их числе было и немало наших сотрудников, которые, не раскрывая своего происхождения, по мере возможностей, щедро делились с землянами нашими достижениями. Так и началась эта грандиозная революция в умах и душах людей – и заметь, мирная революция! – добавил он, закончив свою неожиданно короткую импровизированную речь.

– И назови хотя-бы одного из вас, добившегося… ставшего… сыгравшего заметную роль в Возрождении! – наконец вывел я свою мысль.

– Вильям Шекспир! – торжественно, и не без пафоса объявил Громобой. – Один из величайших поэтов, один из знаменитейших драматургов, один из важнейших деятелей Ренессанса! Но никому было невдомёк, что под этим именем скрывается один из наших «разведчиков». Его талант вызывал изумление и восхищение и у его современников, и у потомков, но самое удивительное сумели обнаружить исследователи его творчества: во-первых, словарный запас, использованный в его произведениях в десятки раз превосходит данный показатель у большей части человечества; во-вторых, его эрудиция является совершенно невероятной для человека его времени и его происхождения – это касается и его общей образованности, и его знаний об особенностях жизни других народов и их истории. Всё это продолжает ставить в тупик современных учёных. Но в действительности, всё это является абсолютно обычным для любого из нас.

– Именно так, – с улыбкой кивнул я.

– Ты знаком с его произведениями? – осведомился Громобой.

– «Ромео и Джульетта». И ещё некоторые… сонеты.

– Каждое его литературный шедевр – это грандиозное откровение для Человечества. Для начала, я рекомендую «Гамлета».

– Быть иль не быть – вот в чём вопрос…?! – неуверенно процитировал я.

– …Что благородней духом – покориться пращам и стрелам яростной судьбы иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством?» – грозно, и в то же время трагично декламировал Громобой. —«Умереть, уснуть – и только; и сказать, что сном кончаешь тоску и тысячу природных мук…» – тихо закончил он. – Превосходно! Мы считаем, что это один из лучших сделанных переводов, – добавил Громобой. – Он был закончен незадолго до начала этой войны.

И я начал читать Шекспира. Наследие его было необъятным. Но в каждой строчке сквозило его сходство с «разведчиками» – он, абсолютно, был одним из них, такой же умный и бесстрашный. И, как ни парадоксально, но его тягостные сюжеты ощутимо наполняли меня каким-то светом и надеждой.

А ещё меня учили убивать. Использовать для этого все возможные методы и средства. Но сначала мне нужно было научиться выживать самому.

В один из первых дней Громобой привёл меня в огромное помещение, расположенное на одном из верхних уровней убежища. Оно оказалось спортзалом – почти полностью пустое: из тренировочного инвентаря здесь были лишь турник, брусья и боксёрские мешки, подвешенные к специальным опорам, и ещё несколько тренажёров загадочной конструкции и непонятного предназначения. Здесь Гром прочитал мне первую лекцию по теории физической подготовки.

– Физическая подготовка является определяющим фактором для выполнения задач самого разного характера. Это означает, что и нам необходимо уделить ей самое пристальное внимание. Безусловно, можно заявить, что в наше время, с развитием новейших технологий и использованием самых высокоэффективных технических устройств потребность в ней отпадает, но если тщательно разбирать этот вопрос, то следует признать, что во многих ситуациях превосходная физическая подготовка является неотъемлемым качеством, дополняющим другие специальные навыки и превосходное техническое оснащение: трудно представить бойцов элитного спецподразделения, снабжённых новейшим вооружением и отлично экипированных, но не способных подтянуться больше пяти раз или пройти десять километров в полном обмундировании; сложно представить диверсанта, проникающего на строго охраняемый объект, не будучи способным, скажем, перелезть через стену или бежать быстрее восьми километров в час. Такие люди могут с успехом проводить время в сухих и комфортных штабах, сочиняя различные отсчёты, разрабатывая планы, занимаясь снабжением и связью, и их деятельность является второй гранью, необходимой для успешного выполнения любой задачи. Но армия, солдаты которой не способны вести наступательные действия из-за низкой выносливости и плохой физической подготовленности своих солдат не способна и к ведению современной войны.

Другим аспектом, предъявляющим высокие требования к физической подготовки, является рукопашный бой. Безусловно, основные требования здесь можно сформулировать следующим образом: скорость важнее силы, а точность важнее скорости. Однако, необходимо уделять внимание развитию и силы, и скорости, и точности, и всех остальных физических, а также волевых качеств. И хотя рукопашный бой всё больше теряет своё практическое значение в боевых условиях, из-за развития огнестрельного оружия, но он всё ещё является важным средством в ближнем бою, при захвате и обороне зданий, в уличных схватках, а также при проведении диверсий, разведывательных операций, акциях партизанской борьбе.

Высоко влияние физической подготовленности и на способность к выживанию в самых различных неблагоприятных условиях, где можно оказаться во время ведения боевых действий, выполняя разведывательные задания, или при необходимости скрываться от преследования. Исходя из этого, целесообразно заниматься развитием всех основных физических качеств, а также уделять внимание закалке и развитию волевых качеств. Для этого в нашем распоряжении имеются самые разнообразные методы.

Мы предпочитаем, для развития силы, выносливости, равновесия, скорости и ловкости применять методы, не требующие, в основном, специального оборудования, и использующие в качестве отягощения вес собственного тела. К ним относятся многочисленные виды упражнений: бег, прыжки, отжимания, приседания, подтягивания, «мост», для развития спины и шеи, стойки на голове и руках, висы, многочисленные гимнастические упражнения, включающие перевороты и группировки вперёд и назад, а также многое другое. Большинство из них имеет многочисленные модификации.

– Почему именно они? – решил поинтересоваться я.

– По нескольким причинам. Во-первых, само то, что этот метод не требует специального оборудования, позволяет тренироваться практически в любых условиях и в любом месте, где нам придётся оказаться – можно тренироваться даже в зоне боевых действий. Эти упражнения благотворно влияют на здоровье, при правильном применении почти исключены травмы. Кроме того, они позволяют развивать полезные практические навыки, связанные с перемещением собственного тела в пространстве.

После такой речи, Громобой тут же провёл первую тренировку. Обычную «круговую», на развитие выносливости. Я сначала пробегал в среднем темпе пятнадцать кругов по спортзалу – то есть, примерно около километра. После этого я сразу подходил к турнику и подтягивался средним хватом раз восемь, потом двадцать пять раз отжимался от пола, стараясь соблюдать правильную технику, выполнял упражнения на пресс, и снова бежал.

Первого круга я почти и не заметил. На втором я ощущал лишь прилив сил и энергии – казалось, что так можно тренироваться хоть вечность. На третьем, подходя к турнику, я внутренне порадовался, что хоть немного, но занимался спортом раньше, ещё дома. На четвёртом я уже порядочно устал, а на пятом уже не мог думать ни о чём, кроме отдыха. Дыхание сбивалось постоянно, и я еле двигался из-за всё усиливающегося жжения в мышцах. Сам не знаю как, я доделал всё до конца. Мне было разрешено приступить к отдыху. Правда, выбор здесь был невелик – я и сам не мог продолжать дальше. Но стоило мне плюхнуться в горизонтальное положение, как Громобой предусмотрительно заметил:

– Сразу после интенсивных физических нагрузок лежать или сидеть – вредно.

– Спасибо, – пролепетал я, задыхаясь. И перевернулся на бок.

В другие дни Громобой обучал меня рукопашному бою и стрельбе. Основными чертами стиля, разработанного «разведчиками» было невероятное разнообразие приёмов и склонность к более «мягкому» бою, с обилием разнообразных уклонов, уходов в сторону, «мягкой» блокировки. Тактически вновь отдавалось предпочтение защите, но с последующей контратакой. Это не требовало большой физической силы, но определённой ловкости и, конечно, многократной отработки всех технических элементов, преимущественно в свободном и полусвободном спарринге. Громобой был примерно одного со мной роста, но при этом чудовищно силён и проворен. Он сам показывал мне, как одним ударом мог прошибить толстую дубовую доску или разбивал одним ударом несколько поставленных друг на друга кирпичей. Но он всегда был очень аккуратен, и умудрился ни разу не травмировать меня за всё время тренировок. Каждый учебный поединок превращался в причудливое хитросплетение из атак, защит и контратак, в неспешном ритме шахматной партии перетекавших из одной в другую.