Полная версия
Поэзия души
Бунин с Бальмонтом у Брюсова
1С Бальмонтом вместе, Бунин мчитсяТуда, где Брюсов проживал,Один из видных символистов.Их Брюсов лично принимал.Открыв, в отцовском доме двери,В библиотеку пригласил.Какую-то высокомерностьВ то время он в себе таил.Он говорил неосторожно,Груз мыслей языком неся,«С гнусавой чёткостью», похожейНа лай, слова произнося.Стараясь в них себя отметить —В поэзии он первым слыл.Всё это, Бунин, не заметитьНе мог, он с детства зорким был.Речь продолжая, похвалоюЕго вдруг Брюсов одарил:«Читал Вас. Искоркой живоюСтих каждый душу мне пронзил.Жаль Бунин, что не символист, Вы!Примкните же, скорее к нам!В поэзии живой и чистойПросторно и легко умам.Вы к классикам зря не тянитесь.Нет прока в старых их трудах.Давно потухшие их мыслиЖизнь превратить успела в прах.В огонь всё старое, не стоитПевцам, среди людей живых,Себя напрасно беспокоить,Тем, что осталось в днях былых.Ну, а сегодня, в жизни новой.Забвенью старый мир предав,Должны поэты быть готовыВоспеть иную суть и явь.Иную жизнь. Иную славу.Иных, подобно нам, людей.И всех других, нам жизнью равных.Всех тех, чья радость, вне идей».2Примерно так, а может резчеИм громко Брюсов говорил,Как будто бы, по-человечьи,Но лай от слов тех исходил.Коварные и злые мыслиТот «лай», невидимо, рождал.И трудно было согласитьсяС тем, что им Брюсов предлагал.И стало Бунину понятно,Кем был поэт и чем он жив.Был Брюсов слишком аккуратен,А может, даже и брезглив.Гордился видно он собою,В кумирах числиться желал.Живя по правилам особымОн больше их не изменял.Так, Бунин, в библиотекеНа время книгу попросил,Отказом Брюсов вдруг ответилИ тем свой имидж сохранил.Нет, Бунина он не обидел.Но как нам Брюсова понять,Который сжечь готов все книгиЧем их кому-то отдавать?Простившись с Брюсовым, поэтыУшли, покинув книжный зал.Промолвил Брюсов им при этом:«Ещё мы встретимся, друзья!В кружках писателей, и можетВ журналах, стопками стихов.Должны людей мы потревожить,Внедряясь в память их умов.Словами чистыми, пытаясьИх к новой жизни разбудить.От прошлой жизни отрекаясь,Могли б, они свободно жить».Но, Бунин, речи той внимая,Почти бессмысленно, молчал.А Бальмонт, головой кивая,Уже, как будто бы, скучал.Цикл стихов о Горьком
1
А разве Горький не поэт?Да неужели не писалСтихи по молодости летТот, кто писателем вдруг стал?И всё же в мире людям всемИзвестен, как прозаик.Для прозы в жизни много темИ Горький это знает.Прожил нелёгкую он жизнь,Бродя по всей России.И видя много зла и лжи.Не мог писать красиво.Его рассказы не грубы,Но откровенно жёстки.И не хватало в них любвиНи юным и ни взрослым.Любовь иным цветком рослаВ те дни в народной гущеВ чьей массе было много зла,Как и страстей кипучих.Не зря кончался старый векСо старыми обрядами.И устремился человекК неясной, новой правде.И Горький тоже, как и всеБыл в поисках настойчив.Умён, талантлив, быстр и смелВ словах и мыслях точен.И всё ж поэт пророком был —Явленье бури чувствуя,В стихах он громко возвестил,Что грянет революция.2Иные нынче говорят,Что Горький был не честен,Легенду для себя творяО трудной доле в детстве.Он не писал, что капиталОтец и дед имели.Хотел он, чтоб никто не зналКто он на самом деле.Но даже если это так,Он, от семьи отпавший,Бродил по миру, как босякНе нужный людям ставший.И в зной, и в холод, он любойРаботой не гнушался.И споря с собственной судьбойС дней юных к знаньям рвался.Нам говорят, что как бедняк,Не обучившись толком,Талантливо и ярко так,Писать не смог бы Горький.Но правда в том, что с юных летСкитаясь где попалоОставил в жизни он свой следСперва, как пролетарий.И лишь потом, познав умомДоступные все знаньяЗанялся творческим трудомИ смог достичь признанья.Зачем же хочется инымЛжеца увидеть в Горьком?Не состоявшимся, всем имВдруг нынче стало горько.Наверно зависть есть глазаИ души их тревожит.Величье Горького нельзяНи смять, ни уничтожить.Он русский истинный поэт,Писатель по призванью.Пока что не было и нетТакого дарованья.Конечно и таланты естьИ гении сегодняНо им до Горьковских небесШагать придётся долго.Дойдут ли? Пусть поможет бог.Россия не скудеет.Бессмертен Горького полётНад родиной своею.Весь мир давно его призналИ в гениях упрочил.И чья-то зависть, каплей злаЕго не опорочит.3Что бы там ни говорилиНам про Горького сегодня,Как бы подло ни хулили,Как бы ни шипели злобно.Торопясь его унизить,Опорочить сплетней вздорнойИ изгнав из новой жизниНавсегда предать позору.Заклеймить, предать забвенью.Если это не поможет,Подвергать глухим сомненьямИ опутывать злой ложью.Как бы подло ни старалисьЛюди гнусные все эти,Слава Горького осталасьИ останется бессмертной.Кто они, что вдруг посмелиПротив Горького поднятьсяШумной стаей то и делоНачиная огрызатьсяНа того, кто из народаВыйдя, смог литературуПриподнять к иной свободе,Приобщив людей к культуре,Призывая к новой жизниОбездоленных и падших?Ведь не зря, как гений признанОн страной великой нашей.Кто они, которых ГорькийМог предвидеть, несомненно?Видел он, писатель зоркийВ мрак скользящие их тени.И при нём немало былоИ завистливых, и подлых.Но как будто бы их смылаЖизнь, в бурливые те годы.Но откуда же сегодня,Злыдни те, собравшись в стаю,Словно волки, зло и громкоВновь на Горького все лают.4А нынче, для иных «пройдох»Плох Горький, Маяковский плохИ Алексей Толстой, как графВ своих творениях неправ.Серафимович вреден.Фадеев в чувствах беден.И Шолохов в своих трудахЛишь вызывает боль и страх.И даже сам ТвардовскийПисал не очень остро.Шестидесятники и вовсеВ своих стихах грубы и плоски.Любой писатель и поэтВремён советских, разных летДля тех «пройдох», как в горле кость.Но почему такая злостьУ них к поэтам тех времёнПылавших творческим огнём,Талант чей неподсуден?Ответить мне не трудно.Ведь в них самих таланта нетИ зависть, как источник бедВсе чувства умертвляя,Их нынче угнетает.Всё для «пройдох» не так, не то.А сами кто они? Никто.Анна Ахматова
Из грусти, нежности, тревог,Она явилась вдруг однажды,Чтоб волшебством чудесных строк,Незримо, утолил я жаждуДуши изысканной своей,Отдавшись новизне неяснойТуманных чувств, присущих ей,Её поэзии прекрасной.Я ею с юных лет пленён,Таинственной и нереальной…Она явилась из времён,Прошедших, позабытых, странных,И в блёстках звёзд сияя вся.Идя сквозь мрак и всех прощая,Свечу поэзии несяИ будущее освещая,Покой душевный всем даря,Лечила людям сердца раны.А ночь кончалась и заряОкутала её сияньем.
Осип Мандельштам
Средь разросшейся бурьяном клеветы,Насаженной всесильным властолюбцем,Травинкой к свету пробивался ты,Спеша вновь к правде сердцем прикоснуться.К той, настоящей, чистой и святой,Что связана и с жизнью, и с природой.Поэзия твоя, не сердца стон —Великая осмысленность свободы.Она рождалась среди громкой лжи,Бездарной суеты, призывных вскриков.И вся твоя истерзанная жизньБыла достойна святости великой.Просачивалась правда день за днём,Как кровь горячая из свежей раны.Души твоей трепещущий огоньЗадел, обжёг всесильного тирана.Одной искры, сверкнувшей ярко, вдруг,Как правды откровения, хватило,Чтобы вождя нечаянно испугКоснулся, разбудив в нём злые силы.Был быстро тайный отдан им приказ —Убрать подальше с глаз долой поэта.О, Осип Мандельштам тебя сейчасТирана слуги уведут в бессмертье.Сквозь мрак, тропой насилия и зла,Чтоб не осталось не стихов, не мыслей,Не имени. Но истину нельзя,Скрыть, уничтожить, смыть, стереть из жизни.Сурова, но и справедлива жизнь.И ты, уже в сегодняшнее время,Очищенный от подлости и лжи,Вернулся к нам поэзией нетленной.Она ещё века переживёт,Тьму, изгоняя ярким светом солнца.И тот, кто в ней свой высший смысл найдёт,К бессмертию как будто прикоснётся.Гиляровский
1Не зря, наверно, Гиляровский,Москвой когда-то был пленён,И углубившись в мир московскийЗапечатлел жизнь тех времён.Не чаровал он тонкой лирой,Москву в стихах не воспевал.Ведь, быт Москвы, подобно гире,Над ним, в те годы нависал.Такой суровостью безмернойИ безысходностью тех дней,Что трудно было бы поверитьВ святое равенство людей.Об этом равенстве в то времяНикто и думать не мечтал.Не признавая чьих-то мнений,Царил в России капитал.Народ, устав от угнетенья,Неслышно продолжал, роптать.Хватало видимо терпенья.Но сколько будет он молчать?Вся Русь по-прежнему стонала.А кто, скажите, будет рад,Живя в лачугах и подвалах,В трущобах зла существовать?В том мире было всё не просто,Не каждый мог его принять.Не зря стремился ГиляровскийЕго постичь и описать.В тот мир, весьма необычайный,Спускался он, как Данте в ад.Чтоб все нерадостные тайны,Своим сознанием принять.И там, со многими встречаясь,Их судьбы разные постиг.И удивлялся, что не каясьЖивут и ценят каждый мигТой жизни, с виду не красивой,И вовсе даже, не святой.Давно пороки укротилиИх души болью неземной.И мир их, став исчадьем ада,Взрывался гневом иногда.Но почему-то были радыЗдесь Гиляровскому всегда.В нём доброты на всех хватало,И это чувствовал любой.Здесь, смог увидеть он, немалоЛюдей, униженных судьбой.И смелых, и весьма коварных,Трусливых, подлых, гордых, злых,И хитрых, и неблагодарных…В аду здесь, не было святых.Здесь о понятиях красивыхНикто в стихах не верещал.Но, наш герой, общаясь с ними,Легко любого укрощал.Всё нынче в прошлом, всё исчезло,Трущобы превратились в пыль.Нам говорят, что бесполезноИх Гиляровский воскресил.Зря самой, чёрной, мрачной краскойОн жизнь Москвы разрисовал.Святую царственность напрасноНе нужной правдой, замарал.Зачем вернул он в наше времяТрущоб московских жуткий быт?Что в них грядущим поколеньям?Зачем их в памяти хранить?И при царе достойно жили,И при царе народ был сыт.Так говорят. Но не забылиИные люди боль обид.Прав Гиляровский. Вспомним с грустьюТо, что забыть уже нельзя.Чтоб вновь нам в ад тот не вернутьсяВ трущобы мерзкие, назад.Любая явь, любая, правдаДней прошлых нас спасёт от бед,Чтоб был наш новый мир оправданИ стал достойней прошлых лет.2Ах, Гиляровский, образ твой,Не все, но искажают.По-своему твой мир живойИные выражают.Любил, мол, автор сочинятьТвердят иные людиНо разве можно обвинятьТого, кто неподсуден.Абсурд ума не излечитьУ явного больного.Кто станет Чехова судитьТургенева, Толстого?Кощунство можно бы, простить,Коль – это несерьёзно.Но я хотел бы, защититьГероя смелой прозы.От всех нападок на него,Пусть даже и шутливых.Писать, не каждый гений мог,И смело, и правдиво.Хотя конечно, у негоЧисты, священны мысли.Но мне, героя своегоХотелось бы, возвысить.Сугубо русский человек,И запорожец, кстати,Достойно прожил он свой век,Напрасно дни не тратя.Всегда в работе и в трудах,В движенье, в думах вечных,Жил, не испытывая страх,Спеша к судьбе навстречу.Жил познавая мир, стремясьПостичь любые тайны.В нём двух эпох живая связь,В нём двух миров дыханье.Цикл стихов А. Н. Толстом
1
Представьте: после Пушкина поэт
И тоже Пушкин, и такой же гений.
Два Пушкина?! Но, это сущий бред.
Один он, Пушкин необыкновенный.
А у Толстых всё по-иному, ряд
Известных литераторов – Толстые.
И все, как Пушкин, классики подряд
И все графья, все люди не простые.
Наверно более из них велик
Лев Николаевич Толстой и всё же,
И Алексей Толстой не лыком шит,
И этот факт мы не признать не можем.
Здесь речь о третьем из Толстых идёт.
А первый, тоже Алексей, заметьте,
Давно в России классиком слывёт:
И драматург, прозаик и поэт он.
2
А Алексей, отец чей Николай,
Для всех соседей буйством был известен,
Жил вне отца, попав с рожденья в рай,
Где мать и отчим украшали детство.
Но подрастал в нелёгких временах
Последний граф династии той звёздной.
Шквал революций, нагнетая страх,
Рождал в народе чувство мести грозной.
И чёрный год, как Лермонтов предрёк,
Настал, лишив царей их власти гордой.
Перечеркнул семнадцатый тот год
Жизнь прошлых дней уверенно и твёрдо.
И в людях веры нет уже к князьям,
Как и к иным обломкам самовластья.
В России бы остаться, но нельзя
В ней жить, не подчиняясь новой власти.
3И Алексей Толстой, писатель, онСвободно выражающий все мысли,В дни октября не стал большевиком.Не мог, как граф, он честью поступиться.Идеи революции принятьНе захотел, нет к ним в нём интереса.Пришлось Россию спешно покидать.И вот в Париж спешит он из Одессы.Он там, в кругу литературных львовКогда-то жил, в днях юности мятежной.Бальмонт, Волошин, Брюсов, ГумилевВ Париже с ним общались неизбежно.Возможно, встретит вновь кого-нибудь,Немало там их, изгнанных талантов.Но как тяжёл, как труден нынче путь,Теперь в Париж он едет эмигрантом.Наверно, жить придётся как-нибудьИ создавать себе судьбу иную,Войдя к друзьям в литературный круг,Как в новый мир, в чужую жизнь шальную.4И вот Париж. Но он уже другой.В нём масса эмигрантов из России.Когда-то был для многих он мечтой,Невероятно яркой и красивой.Богатым людям здесь жилось легко.В Париж стекались многие таланты.А нынче не богат уже никтоВ рядах российских, грустных эмигрантов.Волной войны гражданской нанеслоИх как песок на улицы Парижа.А среди них и Алексей ТолстойС женой и сыном. Как бы здесь им выжить!Где им устроиться? Где жить? Как быть?Теперь их жизнь на грани зла и смерти.Ах, Родина! Как трудно позабытьПрошедших дней твоих великолепье!5Но Родина осталась вдалекеИ чувств любви к нему не выражает.Во Франции не признанный никемС семьёй в Берлин он спешно уезжает.Быть может, там найдёт себе приют.Приходится бороться неустанноЗа жизнь семьи, за право на уют.Но и Берлин писателя обманет.В те годы много написал он книгО днях, войной безжалостно разбитых.И всё же стал немного знаменит,Хотя б своим романом «Аэлита».Но заграница не родной очаг,До боли в сердце хочется в Россию.И пусть над ней иной трепещет флаг,Но ведь и он, как русской мощи символ.6Все мы порой, в тяжёлых временахСвоё мировоззрение меняем,Не потому, что заставляет страхА потому что просто привыкаемК иным идеям, если в них вредаМы для себя не ощущаем вовсе.Тревожит ностальгия иногда,Но жизнь к иным явлениям уносит.Вот и Толстой довериться спешитВластям России, не теряя время.И Сталин возвратиться разрешит,Тому, кто был талантлив, несомненно.Сам вождь стал покровителем ему.Откуда в нём такое благодушье?Ни Лев он, но Толстой и потомуК нему никто не мог быть равнодушным.7Да трудно иногда людей понять,Особенно весомого такого,Как Алексей Толстой. Но не отнятьТаланта у писателя Толстого.И несомненно был он плодовитИ в творчестве своём многообразен.Был полностью его талант раскрытВ романах, пьесах и в его рассказах.Был знаменит Толстой в СССРТрилогией «Хождение по мукам»Она ценна для многих и теперь,Как вере гимн любви, довольно хрупкой.Известны и другие книги нам:«Дорога на Голгофу». «Пётр первый»…Он автор многих повестей и драмПро жизнь людей, про их любовь и веру.8
Писатель и детей не забывал.
Не зря же часто он общался с ними.
Для них он сказки дивные писал
И лучшая из них про Буратино.
Когда же вдруг нагрянула война
И злой фашизм пополз змеёй к столице,
В тех незабвенных, страшных временах
Он стал одним из лучших публицистов.
И с первых дней войны, клеймя фашизм,
Писатель знал, что будет враг наказан.
Солдат советских явный героизм
Запечатлел Толстой в своих рассказах.
В одном из них он словно бы вознёс
Над миром истинный характер русский.
Нельзя рассказ тот прочитать без слёз,
Не ощутив в себе живые чувства.