
Полная версия
Хроники Нордланда. Цветы зла
– Милорд! – Шагнул каноник к Гарету. Выглядел он удручённым и взволнованным. – Простите за ранний визит, но дело сложное и деликатное…
– Я не занимаюсь делами церкви.
– Но это дело не церковное… Точнее, не совсем. Видите ли… На днях я встретил в церкви юношу, полукровку, по имени Иво. Он выказал такое похвальное рвение в вере, что я заинтересовался им, заговорил, и увидел, что он искренен в своей любви к Богу, и в его лице…
– Ближе к делу, святой отец. – Гарет сразу насторожился при упоминании имени Иво.
– Конечно. Я исповедовал его, и он открыл мне такие ужасы, такое беззаконие, что я… Понимаете, тайна исповеди священна, и я не могу вам рассказать…
– Я сам угадаю. – Сказал Гарет. – Он рассказал вам о месте, называемом Сады Мечты, где молоденьких полукровок подвергают самым гнусным издевательствам и надругательствам?
– Милорд! – С ужасом воззрился на него каноник.
– Я сам буквально только что узнал об этом. Из другого источника. Но этот юноша мне нужен. Где он?
– Я к этому и веду. – Глубоко вздохнул, переводя дух, каноник. – Понимаете, я так смутился духом, так был потрясён, что мне самому пришлось исповедаться у епископа. И епископ… повёл себя странно. Он не был ни удивлён, ни возмущён. Нет, он выказал внешнее возмущение, но, милорд, когда столько имеешь дело с тайнами и истинными чувствами людей, начинаешь понимать, когда видишь истину, а когда – притворство. И потом, он даже не слишком притворился, а начал говорить, что то, что нам кажется злом, может оказаться благом, и что-то про демонов, которые, если не давать им пищи, растерзают своего хозяина… Он даже сказал, что Сады Мечты вовсе не так ужасны, как кажется, потому, что полукровки, которых там якобы истязают – порождение противоестественного блуда, позор нашего Острова, из-за которого Европа отворачивается от нас и истинная церковь осуждает. К тому же, они вне закона, так что никакого преступления, если вдуматься, здесь нет. И это не всё. Я переживал за Иво, так как он говорил мне, будто за ним была погоня, и что он в постоянной опасности. И узнал, что его задержали люди епископа, после чего юноша исчез. Я спросил епископа, но тот сказал, что не видел этого Иво, не интересуется им и ничего не знает. Говорил он это очень враждебно. Я не смирился… И выяснил, что недавно епископ отправил гонца в Найнпорт, откуда, по его словам, и бежал этот несчастный. Он же крещён, это же кощунство – так губить крещёную душу!
Гарет, который перед этим присел в кресло, порывисто встал.
– Когда его схватили?
– Вчера он не пришёл на службу, хотя очень хотел этого. Или вчера, или даже раньше, после моей исповеди, я не знаю, но очень боюсь за него! Может быть, я не прав, обращаясь к светской власти, не в Элиот, но я боюсь за него!
– Вы правильно поступили, святой отец. Я об этом не забуду! Оставайтесь на обед, вам накроют здесь.
– Благодарю…
– В Гранствилле вам лучше в ближайший час не показываться. Подождите лучше здесь. Ван Хармен о вас позаботится. Ван Хармен!
Дворецкий быстро, но красиво возник на пороге.
– Позаботься о моём госте, он отобедает в Малом Рыцарском зале. Брат у отца?
– Да, сэр.
– Я поеду в город, брат со мной. Пусть седлают Грома и Пепла, и Мартин со своими людьми едет с нами. Жаль, нет Марчелло, но ничего, справимся без него. – Гарет спустился в Золотую башню и поднялся к отцу. Тот что-то рассказывал Гэбриэлу, сидевшему с ним рядом; взглянул на Гарета:
– Что-то случилось, Гари?
– Да. – Коротко ответил Гарет. – Простите, отец, но Гэри я у вас на время заберу. Он нужен.
Гэбриэл встал, вопросительно глядя на него.
– Кажется, твой Иво нашёлся. – Сказал Гарет. – Его друг, отец, с которым он вместе сбежал, он в Гранствилле, и, возможно, в опасности.
– Иво?! – Воскликнул Гэбриэл.
– Да, Иво. Поехали.
– К обеду вернётесь? – Спросил принц, неохотно выпуская руку Гэбриэла.
– Постараемся, отец.
– Будьте осмотрительны, Гари.
– Всегда, отец. – Братья вышли на лестницу и стремительно спустились во двор, где слуги уже ждали их, держа под уздцы двух коней, вороного и серого. Гэбриэл засмотрелся на серого: таких красавцев он никогда в жизни не видел! Он любил лошадей, и считал их одними из самых прекрасных созданий в мире, после Алисы, но и представить себе не мог такой красоты! Явно одних кровей с Громом Гарета, похожий на него, словно родной брат, статью, из-за масти конь казался даже красивее и уж точно наряднее. Олджерноны были выведены в Нордланде, от английских шайров, андалузских и эльфийских лошадей, и потому конь был очень высокий, в самый раз для высоченных братьев, поджарый, длинноногий, с изящными очертаниями головы и тела. Лоснящийся, ухоженный, с расчёсанными и блестящими гривой и хвостом, модно подвязанным, что делало его очертания ещё изящнее, конь рыл копытом землю и приплясывал на месте от полноты сил.
– Это мой подарок. – Сказал Гарет, похлопав по шее Пепла. – Нравится?
– Мне?! – Задохнулся Гэбриэл. – Это… мой конь?!
– Твой. Один из самых лучших жеребцов из нашего табуна. Он, как и мой Гром, по прямой происходит от Георга, коня Генриха Великого, а мать его – одна из самых лучших андалузских кобылиц, которых подарил нашему отцу герцог Сфорца. Кстати, вместе с портретом своей племянницы, Лукреции. Красавец, правда?
Гэбриэл не мог ни слова произнести, от полноты чувств совершенно онемел, но глаза его самым настоящим образом сияли, когда он подошёл к своему коню и погладил его изящную длинную морду. Конь всхрапнул, выше подняв голову и разглядывая его, потянулся, понюхал, тряхнул головой, звякнув удилами.
– Красавец… – Прошептал Гэбриэл, – мальчик… Пепел?.. Красивый! – Взялся рукой за холку, миг – и очутился в седле, забрав у слуги поводья. Повинуясь сильной руке и коленям, конь с места взял в галоп и сделал круг по двору, картинно изогнув шею и пустив по ветру хвост. Остановился на месте, грызя удила и блестя белками глаз, ударил копытом о камни. Братья переглянулись, улыбаясь – им не надо было сговариваться; оба подхлестнули коней и галопом вылетели за ворота, не придерживая коней даже на крутом спуске. Наперегонки рванули к мосту, сопровождаемые собаками Гарета, далеко опередив свиту, промчались по нему, почти голова к голове, Гэбриэл чуть опережал. У развилки он первым осадил коня, Гарет промчался чуть дальше и тоже остановился, разворачивая пляшущего, роняющего пену вороного.
– Здорово ездишь! – Сказал брату.
– Я, пока на ферме жил, сутками из седла не вылезал. – Счастливо улыбаясь, признался Гэбриэл. – Обожаю лошадей, с детства! О таком коне я и мечтать не смел… – Похлопал приплясывающего Пепла по шее. – Куда?
– Направо.
– А что это за крест?
– Кто-то из наших предков поставил. Когда человек сильно согрешил – друга там убил, жену, или невиновного, – принято вот такой крест ставить, символ покаяния. На развилке дорог.
Гэбриэл внимательно посмотрел на крест.
– А где его берут? – Спросил заинтересованно.
– Заказывают мастерам. Те выточат, и поставишь. За Локи?
– Да.
– Позже этим займёмся. Здесь развилок много.
Свита почти догнала их, и они пустили коней уже лёгким галопом к городским воротам. По дороге Гарет рассказал всё, что услышал от каноника, и Гэбриэл быстро сказал:
– Епископ знает про Сады Мечты, да?
– Получается, так. И не просто знает, а тесно связан с Найнпортом и почти наверняка бывает в Садах Мечты, раз так говорит о них… Но если это так, помоги ему, Бог, потому, что я готов на любой грех! Ни его сан, ни сам Папа римский его не спасут. – Гарет скрипнул зубами. – Зарублю тварь прямо на улице!
– Если я его там видел, я узнаю.
– Ты говорил, что все они в масках.
– И всё же я любого из них узнаю. Из тех, что видел часто. – Мрачно сказал Гэбриэл. Они, не придерживая лошадей, миновали Ригстаунские ворота и очутились на Эльфийской улице, на которой находились лавки, палатки торговцев, два трактира, «Пескарики» и «Пьяный музыкант», и ворота Эльфийского квартала, у которых стояли два стражника-эльфа. Ворота были узорчатые, литые, и за ними видны были гладь Эльфийского пруда и пышная зелень. Гэбриэл даже придержал коня, заглядевшись на ворота и больше всего – на стражников. Ему понравился их лёгкий кожаный доспех, вообще внешний вид, спокойствие без напряжения, оружие…
– Ол Донна. – Сказал Гарет, заметив взгляд Гэбриэла. – Эльфы-воители, наша родня.
– Родня? – Удивился тот.
– Ну, в том смысле, что мы полукровки именно Ол Донна. Хотя здесь живут даже несколько Фанна. Здесь находится эльфийское посольство, Город Мёртвой Королевы они не жалуют.
– Наша мама отсюда была? – Гэбриэлу так невыносимо больно было думать о матери, что он даже слово это произносил через силу, с напряжением.
– Нет. – Ответил Гарет. – Из Лисса. – Он чувствовал то же напряжение, хоть Гэбриэл так и не рассказал ему, что именно изображено на картине в покоях Драйвера. Они даже чуть не поссорились. – Но здесь она бывала, здесь они и познакомились с отцом… И с Драйвером.
– Драйвер был знаком с отцом? – Гэбриэл был неприятно удивлён.
– Да. В юности Драйвера едва не казнили; отец был единственным, кто заступился за него, и Драйвер долгое время изображал, будто благодарен и предан ему. Поссорились они из-за мамы – Драйвер посватался к ней первым, а когда она публично высмеяла его, он так её оскорбил, что отец бросил ему вызов… Победил его, но пощадил. Не убил. Я люблю отца, и восхищаюсь им, но этот его жест осуждаю… Не могу не осуждать. Если бы тогда он его добил, мама была бы жива, а мы с тобой росли бы вместе! – Последние слова он произнёс с таким ожесточением, что кто-то из прохожих даже удивлённо взглянул на него. Вообще же, на них не таращился, наверное, только слепой и глухой. На площади перед ратушей, куда они выехали пару минут спустя, было столько народу, сколько не бывало в базарные дни – сюда сбежались все, кто не видел Гэбриэла вчера, и хотел восполнить этот пробел, а так же те, кто уже видел, но не мог отказать себе в удовольствии посмотреть ещё раз. Слух о том, что Гэбриэла уже принял принц и обласкал и принял брат, успел добраться до Гранствилла едва ли не раньше, чем всё это на самом деле произошло; теперь все могли полюбоваться братьями, ехавшими вместе так, словно не разлучались ни на день. Гэбриэл, помня совет Альберта, старался во всём подражать брату, и довольно успешно. У собора, к которому примыкал особняк епископа, братья спешились, причём Гэбриэл так успешно копировал брата, что казалось, они репетировали такую слаженность движений не один день. Походка у них была тоже почти одинаковая, Гэбриэл только сильнее гнулся в поясе и покачивал плечами при ходьбе. Приказав своим людям охранять все выходы из дома и собора, Гарет, гремя шпорами, решительно пошёл в дом, наступая на пятки слуге и не обременяя себя этикетом. В глубине души он понимал, что не имеет права так вести себя с епископом; тот был лицом, неподсудным светским властям, хоть бы даже и самой королеве. Гарет делал это сознательно; нарываясь, он хотел продемонстрировать свою решимость, и дать волю своей ненависти. Он всегда чувствовал какую-то инстинктивную неприязнь к епископу Олафу, хоть тот всегда демонстрировал самое тёплое расположение к Хлорингам.
Он и сейчас, не смотря на явную грубость визитёров, продемонстрировал прямо таки нечеловеческое расположение и кротость, приветствуя их… И Гэбриэл мгновенно его узнал. Он столько раз видел эти руки со шрамом в виде полумесяца на правом запястье, эти чёрные гладкие волосы с пробором посередине, эту стройную фигуру в сутане! Столько раз слышал этот голос, вызывающий у него тошноту! К чёрту маску, он узнал его всё равно.
И тот его узнал. Это видно было по паническому блеску в светло-серых глазах, по мгновенно изменившемуся выражению лица. Но держался он неплохо.
– Ваша светлость? – Изобразил вежливое удивление. – О, прошу прощения, ваши светлости! Чем обязан такой чести?
– До нас дошли сведения, – сказал Гарет, – что полуэльф Иво, которого мы разыскиваем, находится здесь. Он нужен мне немедленно.
– И лучше тебе не запираться, Гелиогабал. – Добавил Гэбриэл. – Богом клянусь, намного лучше.
– Как – нашёл брата?! – Выслушав гонца от графа Сандвикенского, аж задохнулся от ярости герцог Далвеганский. Кенка, гостивший у брата, привстал, сильно побледнев. – Какого, к чёрту, брата он нашёл?! Он же сдох! Дристун, он же сдох?!
– Драйвер клялся, что сдох… И ведьма подтвердила… Самозванец опять?
– Ты почему сам его не убил?! – В ярости Титус Сулстад был страшен так, что даже брат его боялся до чёртиков. – Я тебе что говорил, »»ный ты говнюк, сам, своими руками сучёнка придуши, только тогда будешь уверен!
– Драйвер…
– Что – Драйвер?! Что – Драйвер?! – Заорал герцог, ударив огромным кулачищем о стол. – Надёжного человека нашёл, придурок! Что теперь делать будешь, идиот, когда они возьмут за яйца Драйвера, а тот сдаст всех вас?! Этот дерьмохлёб засратый всё, как миленький, выложит!
– Он клялся, что мальчишка сдох. – Стоял на своём Кенка. – Это опять самозванец, не иначе! Не мог он выжить, Тит! Не мог, что хочешь, поставлю на кон! Ему руки ножами к столу прибивали, кости ломали, кожу…
– заткнись!!! – Герцог поднялся и заходил по комнате, жирный, грузный, страшный. – Заткнись, пока в е»ало не получил, извращенец херов! Срать… срать, что он брату наябедничает, кто эти пацаны против нас?! Но эльфы, мать их, эльфы! – Он на ходу бил кулаком о кулак. – Элодисская ведьма – их прабабка… И тут уже ничего не поделаешь, если она уже знает, то уже знает… А от неё узнают эти дьяволы Ол Таэр. Они обожали сестру, придурок, и прежде, чем трогать её, подумать надо было, крепко подумать!
– Что они нам сделают? – Кенка струхнул, но пытался храбриться. – Войной пойдут?!
– Нет, Дристун, не пойдут. И убивать вас они не станут. – Герцог остановился, утопив в жирных складках на груди тяжёлый подбородок. – Нет, они сделают так, что ты сам будешь смерти просить. Когда Рональд Райдегурд эльфу изнасиловал, они его прокляли, и знаешь, что с ним было? – Он засопел. – Он вонял, как яма с дерьмом, от него слуги убегали, из него лилось со всех дыр, гной и вонь, он опаршивел, не спал, ни сидеть, ни стоять не мог, и с собой покончить не мог тоже – ни яды его не брали, ни даже о камень не разбился насмерть, когда с башни сиганул. Валялся ещё полгода, смердел и криком орал, чтобы кто-нибудь его добил. Ты этого хочешь?! А?!
– Он не вспомнит. – Содрогнувшись, хмуро сказал Кенка. – Мы все в масках были…
– В ма-асках бы-ыли! – Передразнил его герцог. – Заткнись, придурок! Обосрался, так не спорь! Извращенец… Вот дал же Бог брата-придурка! Драйвер, сука, Драйвер тебя сдаст, ты что, не понимаешь этого?! Нет?!
– Он не посмеет. – Кенка, не смотря на уверенность тона, ослабил ворот, двинул шеей, словно при удушье. – Нас одиннадцать было, Драйвер двенадцатый. Это такие люди, Тит, такие люди… Хлоринги даже тронуть их не посмеют!
– Я ему об эльфах, он мне о Хлорингах! – Рассвирепел герцог. – Ты что, издеваешься?! Надо, чтобы этот Драйвер, этот засратый пердохер, рта не посмел открыть! Поезжай в Сандвикен, и запугай его так, чтобы он штаны обосрал, но не убивай, понял?.. Ни в коем случае не убивай!
– А не проще будет – проткнуть его, и того…
– Того-о! – Передразнил его брат. – И кто будет его наследником? А?! Если у него никакой родни нет?!
– Гарет Хлоринг… – Протянул, соображая, Кенка.
– Вот именно! – Вновь грохнул кулаком по столу герцог. – Войдёт в его замок, найдёт Сады Мечты…
– И что?! И пусть его… Мы-то ни при чём, как он нас свяжет?
– И пусть?! – Вновь рассвирепел герцог. – И ПУСТЬ?! Щенок не успел вернуться из Европы, как сразу нашёл потерянного братца, посадил на кол Дикую Охоту, по слухам, порядок наводит в Гранствилле, и притон извращенцев обнаружил и ликвидировал, а?! Каков?! Хлоринги опять спасли Остров – вот что «И»! После этого нам останется только слюной утереться и сесть на жопу, ожидая эльфийского проклятия. Потому, что этих Хлорингов будут носить на руках. Нет, Дристун… Драйвер должен оставаться в живых, пока мы не разберёмся с Хлорингами. Я буду думать, как нам быть, а ты срочно поезжай на встречу с этим пердохером. Пусть сядет в своём Редстоуне и сидит, не вылезая ни в Элиот, ни даже в Сандвикен, как мышь под метлой, и радуется, что жив! Хлоринги попытаются его выманить, чтобы расправиться, но он не должен ни на какую провокацию поддаваться, пусть сидит и не рыпается! – Герцог тяжело оперся о стол сжатой в кулак рукой. – Вали давай в Сандвикен, не теряй времени…
– Не забывай про ведьму. – Буркнул Кенка, вставая. – Она с Драйвером, и это сука страшная!
– Су-ука, стра-ашная! – Фыркнул герцог. – Ты с детства каждой карги боялся. Не смеши меня! Ведьма! Ха! – Герцог в самом деле не боялся ни чёрта, никого. А брату, пытавшемуся рассказать про Барр, просто не верил, зная, что тот с детства до чёртиков боялся уродливых старух. Ему предстояло думать, и герцог, человек, обладающий мощным умом, но страшно ленивый и праздный, заранее злился на весь свет и больше всего – на брата. Чтобы компенсировать себе затраты сил при мозговом штурме, он приказал накрыть стол, а пока слуги суетились, уставляя его блюдами и снедью на пятерых, герцог принялся морить червячка копчёными куриными желудками, блюдом, чрезвычайно распространённым на юге, практически, национальной нордландской едой. И думать.
Это было путешествие совсем иного рода, чем прежние. Алисе не о чём было беспокоиться и нечего бояться; ну, разве что немного печалила разлука с Гэбриэлом. Но мысль о том, что больше им нечего будет беспокоиться, и она вернётся к нему уже навсегда, смягчала печаль, и Алиса находила время любоваться дорогой, взбирающейся на холмы, ныряющей в ложбины, вьющейся по краям обрывов, под которыми весело струилась Ригина, деревнями, мельницами, садами, замками и полями, то и дело попадающимися им по пути. Марчелло, как истинный итальянец, был великолепным спутником: галантным, внимательным, весёлым, остроумным и темпераментным. Когда он ругался с трактирщиком, обзывая его канальей, бастардом и прочими итальянскими словами, Алиса едва сдерживала смех, настолько это было не страшно. Он называл Алису маленькой сеньоритой, бамбиной, смеялся над её нарядом мальчика, рассказывал про Италию, учил её итальянским словам. Его поражало, как быстро она учила язык – на второй день, когда они добрались до монастыря святой Бригитты близ Разъезжего, она уже сносно произносила простые фразы и многое понимала из того, что он (медленно) говорил ей.
Разъезжее оказалось маленьким городом, почти деревней. Чего здесь было много, так это леса и складов с товарами для отправки вниз по Ригине – здесь находились склады торговцев, которые покупали товары у эльфов Элодис. Порт и склады были едва ли не больше, чем сам город, вытянувшийся вдоль берега Ригины. Примечательностью Разъезжего был один из древнейших на Острове монастырей, обитель святой Бригитты, которая славилась благочестием монахинь и в то же время – мягкостью устава. Здесь была лучшая в Нордланде и в Европе женская школа, основанная матерью его высочества, леди Галисией Датской, женщиной образованной, даже, скажем так, высокообразованной, дочерью датского короля и племянницей венецианского дожа, красавицей, талантливой, властной, нежной и, увы, ранимой. Леди Галисия была второй женой Артура Хлоринга, внука Генриха Великого, первая жена, итальянка, умерла родами, произведя на свет Изабеллу. Артуру Хлорингу не везло – Галисия тоже умерла рано, родив болезненного и слабенького сына, и вполне здоровую и полную сил дочь – но вторые роды её убили. Она так и не оправилась от них, и зачахла за два года. И так и не узнала, что её сын, вопреки всем страхам и прогнозам, вырос нормальным, красивым и почти здоровым ребёнком… Почти – потому, что унаследовал порок сердца от своих нордландских предков. Мать свою его высочество не помнил, но чтил её память и поддерживал и монастырь, и школу. Сюда со всего Острова уходили женщины свободные, мыслящие, которым было тесно в рамках семьи и традиционной роли своей. Здесь они получали возможность заниматься науками – медициной, историей, философией, даже политикой, что в других монастырях, и уж тем более дома, было совершенно немыслимо, много читали, общались с лучшими умами Острова и переписывались с лучшими умами Европы. Здешние монахини изобрели собственную униформу, которая, в отличие от рясы монахинь других орденов, выглядела почти светской, весьма красивой и стильной, позволяли себе дорогие вещи и украшения, носили серьги и кольца. Строго говоря, это был даже не монастырь в полном смысле этого слова, а, скорее, женский университет; статус монастыря он имел для того, чтобы обезопасить себя и своих подопечных от неизбежных гонений и общества, нетерпимо относящегося к любым проявлениям женской свободы и женского образования, и церкви, относящейся к женщинам и того хуже. С точки зрения католической церкви, грехом было уже то, что она женщина; женское тело именовалось церковью адовыми вратами, и это было одно из наиболее мягких определений женской плоти и женской сути того времени. Элодисский монастырь святой Бригитты был для официальной церкви Нордланда, словно бельмо на глазу, давно уже в Элиоте звучали обвинения здешних монахинь в ереси, колдовстве, связях с эльфами, чтении бесовских книг и прочих страшных грехах, и клир Острова не раз уже поднимал вопрос об учреждении на Острове святой инквизиции. Но кардинал Стотенберг, по слухам – любовник настоятельницы монастыря, неизменно отстаивал иную позицию, да и принц Элодисский покровительствовал монахиням, поддерживал их и золотом, и своей властью, к тому же, среди них были представительницы знатнейших семей Острова, в том числе и самых древних, норвежских фамилий, потомков тех, кто пришёл в Нордланд с Бъёргом Хлорингом, и трогать их пока что было опасно. Если бы удалось свалить Хлорингов – иное дело.
Одной из монахинь этого монастыря была Герда, в монашестве – сестра Таис, молочная сестра Гарета и Гэбриэла, дочь их кормилицы, молодая женщина с безупречной кожей, тонкими чертами лица кватронки, очень стройная и лёгкая в движениях. На ней была нижняя сорочка из тончайшего батиста, сиреневая ряса из китайского шёлка, головной убор из накрахмаленных кружев, руки унизаны перстнями и кольцами, чётки в руках были выточены из малахита, чередующегося с жемчужинами. В отличие от монахинь других орденов, она не брила ни брови, ни волосы на лбу и висках, и походила скорее на знатную даму, чем на монахиню. Выйдя к ним в монастырский двор, она приветливо улыбнулась Алисе:
– Я сестра Таис, молочная сестра Гарета и Гэбриэла. У Гарета нет от меня секретов, Алиса, письмо его я уже получила, и всё знаю. Как мне хочется увидеть Гэбриэла! Я совсем его не помню, но его высочество и Гарет столько его искали, и так переживали за него. Он очень похож на Гарета?
– Одно лицо и даже голос. – Сказал Марчелло. – Только глаза тёмно-серые, как у его высочества.
– И веснушки. – Добавила Алиса. – На переносице, немножко.
– Какая моя Марта счастливая – она его увидит! – Вздохнула Таис, и пояснила Алисе:
– Марта – моя сестра-двойняшка. Мы родились за полгода до братьев Хлорингов, и маму взяли к ним в кормилицы, потому, что она была полукровка и тоже родила двойню! Мама замужем за Твидлом, но часто бывает в Хефлинуэлле, ты ещё с ней познакомишься, её зовут Глэдис. А Марта вышла замуж за ювелира в Гранствилле, у неё трое детей, хоть и не двойняшки. – Они, не торопясь, прогуливались по галерее, в тени. – У нас есть дом за оградой монастыря, там живут паломники и гостьи, они постоянно меняются, но сейчас там пусто, и тебе никто не помешает. Я убрала для тебя хорошенькую комнатку, там ты и подождёшь своего провожатого. Гарет просил присмотреть для тебя надёжную служанку, я ещё не нашла никого, кто подходил бы, но ты не переживай, я найду. А пока ты поживёшь одна. В монастырских угодьях нет мужчин, одни сёстры и послушницы монастыря, поэтому ты здесь в полной безопасности. Ты ходишь в церковь?
– Мне это не разрешалось. – Тихо сказала Алиса. – Меня воспитывали, не позволяя вообще выходить из дома, где я росла, и не учили молиться.
– Какое кощунство! – Возмутилась сестра Таис. – Но не переживай. Я займусь этим, пока ты здесь. – Они прошли под массивной стеной монастыря, через яблоневый сад и выгон, на котором паслись палевые телята, мимо пасеки, благоухающей цветами и мёдом, проследовали к довольно милому домику в два этажа, почти скрытому плющом и деревьями. На двери не было и намёка на замок, не было никакой ограды, и окна были большие – здесь явно не ждали никаких неприятных гостей. Внутри было чистенько, пахло воском, травами, сушёными яблоками. На подоконнике, куда падали солнечные лучи, в ящике сгрудились в пушистую кучку цыплята: два рыжих, чёрный и жёлтый. Рядом сидела и вылизывалась кошка, наградила их внимательным взглядом раскосых жёлтых глаз, увидела Алису, с приветственным криком бросилась к её ногам.