Рак лечится Любовью

С этими словами он поднялся и направился к двери. Я встала проводить гостя. Только сейчас, поравнявшись с ним, осознала, какой же он высокий. Моя голова была как раз напротив его плеча, и чтобы взглянуть Алексею в глаза, мне пришлось запрокидывать голову. В полумраке смутно уловила его взгляд. Он протянул руку:

– Спасибо за чай. И больше не бей посуду, а то вдруг меня рядом не окажется, – улыбнулся он на прощание.

Закрыла дверь на защёлку, поправила сбившееся одеялко у спящего сынишки и легла в свою постель.

Несмотря на позднее время, спать совсем не хотелось. В душе – буря чувств, в голове – рой мыслей. И самая важная, самая главная – надежда на то, что с помощью Алексея мы сможем построить Наш дом.

Прикрыла глаза и увидела рядом с метеостанцией новенький деревянный дом с высоким крыльцом и нарядными занавесками на окнах. Из трубы весело поднимается лёгкий дымок, из дома доносятся оживленные голоса… Все глубже погружаясь в приятную дрему, незаметно для себя, уснула.

Глава 3

Врачебный приговор – рак

Я сидела на своей кухне. Одна. Мужа проводила на работу, деток – в садик.

И со всеми мысленно попрощалась и попросила прощения за то, что ухожу. За окном солнечное летнее утро, заливисто поют птицы, оживленно беседуют бабушки на лавочке, солнечные лучи скользят по моему равнодушному лицу и рукам, по свежеоклеянным стенам и потолку…

Тихо так, что слышно, как стучит моё сердце. Взгляд упал на старинные часы, стоявшие в коридоре на трюмо. Восемь часов ровно.

– Вот сейчас всё и закончится, – спокойно-безразлично подумала я. – Так странно: меня не будет, а жизнь будет продолжаться, так же, как сейчас, будет светить солнце, и бабушки будут обсуждать очередную важную тему, будут бегать дети во дворе, и среди них – мои.

Живо представила эту картину. Мир без меня.

– Что ты чувствуешь? – задала сомой себе вопрос. – Какое-то тупое безразличие, смешанное со спокойствием и с облегчением. В своем воображении я была уже где-то далеко-далеко на белом пушистом облаке и с высоты взирала на дорогих мне людей.

– Тебе не жаль их оставлять? – ещё один вопрос себе.

– Уже нет. Думаю, им без меня будет легче.

За последние пять лет из молодой цветущей женщины я превратилась в старую, толстую, больную развалюху.

После рождения младшей дочки стремительно увеличивался вес, и так же стремительно ухудшалось здоровье.

Холецистит, гастрит, ревматизм, порок сердца, гипертония второй степени, остеохондроз и многие другие болезни, как грибы после дождя, возникали в моем организме.

В городской поликлинике и больничке все врачи знали меня в лицо и по имени.

А с гинекологами мы практически стали родней.

Началось всё с безобидного воспаления придатков. Амбулаторное лечение вместо ожидаемого улучшения дало резкое ухудшение: появились кисты на яичниках. Постоянные боли, хождение по врачам, непрекращающиеся болезни детей сделали меня мнительной, раздражительной и плаксивой.

Не хватало сил на уход за собой, мой обычный домашний наряд – засаленный халат, вряд ли добавлял привлекательности в глазах мужа. И без того редкие интимные встречи с ним прекратились совсем. И лечь спать я старалась в детской, чтоб избежать лишних вопросов и объяснений.

После очередного осмотра мой лечащий врач внимательно посмотрела на меня и строго спросила, как часто я сплю с мужем.

Услышав отрицательный ответ, решительно посоветовала завести любовника. В противном случае (по словам всё того же врача) мне грозила очень незавидная участь: дальнейшее ухудшение женского здоровья и окончательный развал семьи.

Воспитанная мамой в духе уважения и верности по отношению к мужу, я испытала настоящий шок. Возмущение, негодование, растерянность, обреченность стремительно сменяли друг друга.

– Как же мне не везёт! И выхода совсем не видно, – грустно думала я.

Дела шли всё хуже. Амбулаторное лечение не давало положительных результатов, и тогда мне предложили лечиться в стационаре, у самого лучшего женского доктора города и района.

Вечером, дождавшись мужа с работы, всё ему рассказала. Тот, помолчав по своему обыкновению, согласился с тем, что стационарное лечение у такого светилы, как Владимир Васильевич, может быть очень полезно. На вопрос, как он справится с тремя детьми, успокоил: «Дома и стены помогают»…

Весна. Месяц в больнице. Уколы, капельницы, процедуры. Больничная маята, вина перед мужем и детьми, надежда на выздоровление, бесконечная вера в великого и могучего В. В. Улучшение было, и хватило его до осени. Осенью – рецидив. Скорая, и опять больница. И всё по новому кругу.

И всё по нарастающей.

И так ещё долгие три года.

Весна, осень – стационар, а между ними – домашний ад с поисками выхода, прогрессирующей болезнью сына, с бесконечными болезнями девчонок-погодок и частыми скандалами выпившего мужа-ревнивца, кидавшегося то с ружьём, то с ножом…

Весеннее лечение подходило к концу.

Чувствовала я себя куда лучше обычного и радостно готовилась к выписке. Дома с нетерпением ждали истосковавшиеся по маме детишки и уставший от бытовухи, муж.

Ночью проснулась от острой боли в низу живота и сильного жара. Как в бреду по стеночке дошла до дежурной медсестры. Посмотрев на меня, та бросилась за врачом. Владимир Васильевич появился быстро, позвал в смотровую. Корчась от боли, едва сдерживала стон. Хмурое лицо врача не предвещало ничего хорошего.

– Сейчас сделаю укол, поспишь, а завтра поговорим, – не глядя мне в глаза, произнес Владимир Васильевич.

Я кивнула, приняла в вену какое-то лекарство и побрела в свою палату.

На следующее утро после обхода старшая медсестра попросила зайти в кабинет самого В. В. Всё это было как-то странно, и вызывало во мне неясную тревогу и беспокойство.

Робко постучавшись, вошла в кабинет. Владимир Васильевич стоял у окна, нервно стискивая свои крепкие руки. Жестом пригласил сесть.

– Люба, вы ещё хотите иметь детей? – задал он совершенно неожиданный для меня вопрос.

– Конечно, нет! – воскликнула я. – Их у меня трое, и все не очень здоровы. Надо их до ума довести и на ноги поставить. А почему вы меня об этом спрашиваете?

Владимир Васильевич помедлил, подбирая слова, грустно вздохнул и, отводя взгляд куда-то вдаль, произнес:

– У нас отрицательная динамика.

Этот непонятный медицинский жаргон мне ничего не говорил. Только по печальному голосу, хмурому выражению лица и по слову «отрицательная» мне стало понятно, что дела мои не так хороши, как хотелось бы. Я напряглась, неотрывно следя за ним глазами, а он продолжал:

– Я посмотрел ваши анализы на цито. (О Боже, говорите же по-русски, – хотелось крикнуть мне в отчаянии). Они положительные. Нужна операция. Пока ещё не очень поздно. После операции рожать вы уже не сможете.

До меня потихоньку стал частично доходить смысл услышанного.

– Вы хотите мне вырезать женские органы? – наконец спросила я после длительной паузы.

– Другого выхода я не вижу. И ещё: мне необходимо поговорить с вашим мужем.

– Зачем же обсуждать женские темы с моим мужем? Я и сама ему всё расскажу, – наивно возразила я.

– Верю, и все ж, пусть сегодня перед вашей выпиской он ко мне обязательно зайдет.

– Вы меня выписываете?! В таком состоянии?! – изумленно прошептала я, с трудом выдавливая слова.

– Именно об этом я и хочу поговорить с вашим мужем.

Беспрепятственно позвонила с поста мужу, поймала на себе жалостливый взгляд дежурной медсестры и вернулась в палату. Соседки по койкам вопросительно смотрели на мое бледное растерянное лицо.

– Ну, что сказал наш В.В.? – не удержалась Татьяна, самая бойкая из всех четверых.

– Меня домой выписывают, – сказала я и неловко улыбнулась.

– Домой? – недоверчиво спросила Таня. – А что он еще говорил? – пытала она.

И я рассказала его птичьим языком и про отрицательную динамику и про положительный анализ на цито.

В палате воцарила гробовая тишина. Тётя Надя ойкнула и уронила спицы. Лица у моих товарок вытянулись, глаза округлились, и все четыре пары глаз уставились на меня. Я ничего не могла понять, и только переводила взгляд с одной на другую, тупо спрашивала:

– Вы чего, девочки? Что случилось? Что же вы молчите?

Девочки растерянно переглядывались между собой, не решаясь заговорить.

Татьяна опомнилась первой.

– И не такое в жизни случается! Ты только не переживай, медицина у нас сильная, если облучение потребуется, соглашайся. У тебя организм молодой, справится. Еще сто лет проживешь, – затараторила она, нарочито весело натужно улыбаясь.

Слушала я весь этот бред и всё не могла взять в толк: что это за облучение, зачем оно мне надо и с чем должен справиться мой молодой организм.

Остальные женщины, как по команде, окружили меня, кто обнимал, кто заплакал, кто по плечу хлопал. И все наперебой уверяли, что я ещё долго проживу.

Всё это было настолько странно, что я не знала, что говорить и как себя вести. Стояла в кругу и тупо кивала головой, повторяя:

– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо…

Спасла меня от одновременно сошедших с ума и так больных женщин, медсестра. Заглянув в палату, громко сказала:

– Карабут, собирайтесь. Вас ждет муж.

Быстренько подхватив нехитрые больничные пожитки, весело пожелав всем скорейшего выздоровления и выписки, поспешила к родному мужу.

– Уж он-то всегда в здравом уме и твердой памяти, – подумала я, – всё расставит на свои места.

Алексей ждал меня в конце коридора, нервно переминаясь с ноги на ногу. Его высокая, по-мужски красивая фигура, сгорбилась и стала меньше. И враз прибавилось седины в его пепельной волнистой копне.

– Наверное, опять дети болеют, – успела подумать я, бросаясь ему на шею.

– Здравствуй, дорогой мой! Как я соскучилась!

Обняв его, я почувствовала, как мелкой дрожью дрожит его большое тело.

– Наверное, соскучился, – подумала про себя и улыбнулась ему в подмышку.

– Пойдем домой, – наконец произнес муж неестественным глухим голосом. – Там обо всём и поговорим.

Лицо его было серое, как тогда, в Ираеле, когда он узнал об измене своей жены. Губы искривились и подрагивали.

– Да что же такое происходит?! О чём мой муж хочет поговорить? И почему он такой? – вопросы возникали один за одним, и не было на них ответа…

В полной тишине мы дошли до нашего грузовичка. Водитель Василий сдержанно улыбнулся мне, молча кивнул. До дома ехали в полной тишине.

Мне становилось всё неуютнее и тревожнее.

Дома тихо: дети ещё в садике. С трепетом прошла по комнатам. Подняла упавшую игрушку, посадила на полку. Муж топтался в прихожей.

– Любонька, ты пока в душ зайди, осмотрись, а я в магазин и за детворой.

– Ты же поговорить хотел, – напомнила я.

– Давай вечерком, малых спать уложим и погутарим, – не глядя мне в глаза, ответил муж. И поспешно скрылся за дверью.

Встреча была трогательной до слёз. Резвый топот маленьких ножек, крики «мама пришла, быстрей, к маме»! доносились ещё с первого этажа.

Вбежав в открытую дверь, сразу упали в мои раскрытые объятия. Все трое. Из моих глаз невольно брызнули слезы.

– Мамочка, ты что плачешь? – щебетали мои пташки, ласково гладя мои щеки и волосы.

– От счастья, что я опять с вами, мои дорогие, – ответила я, целуя маленькие ладошки, щечки, глазки родных детишек.

Наигравшись и накупавшись, послушав на ночь сказку, детвора уснула.

Плотно закрыв дверь, мы с мужем устроились на кухне. Я молча ждала, он собирался с духом. Тишина между нами была плотной и напряженной.

– Любаша, у тебя рак, – без всяких предисловий рубанул Алексей. – Владимир Васильевич настаивает на операции.

Кухня медленно поплыла, голова закружилась, перед глазами полетели «мушки», в ушах зазвенело. Всё тело вздрогнуло, как от грозового разряда.

Мои губы растянулись в несуразной улыбке.

– Какой рак? Что ты такое говоришь? Нет у меня никакого рака! – почти закричала я.

– Тссс! – муж приложил указательный палец к губам. – Успокойся, детей разбудишь.

Помолчал, дал время прийти в себя. В долю секунды в моей голове из отдельных осколков сегодняшнего дня сложилась полная мозаика. Положительный ответ на цито, виноватый взгляд В.В., слишком радостные заверения женщин о моей долгой жизни, их испуганные огромные глаза, сгорбленная спина мужа…

Вот я дура!!! Все, всё поняли сразу, а до меня как до утки на четвертые сутки (так у нас в классе говорили).

Конечно, рак. Что же ещё? Ну вот, ответ на извечный русский вопрос: кто виноват? (дополню, в моих страданиях) я получила. Виноват рак.

Второй извечный русский вопрос: что делать? – остаётся открытым.

Глава 4

Что делать?

Возмущение, несогласие, отрицание, внутренний бунт – гремучая смесь чувств бушевали в моем сердце.

– Почему я? За что? В чем я провинилась? – вопрошала я кого-то невидимого, поднимая голову к небу.

Ответа не было…

А жизнь продолжалась. И надо было как-то жить, выполнять свои обычные ежедневные обязанности: ходить в магазины, готовить обеды-ужины, ухаживать за детьми, заботиться о муже и выполнять всё то, что должна выполнять жена и мать.

А делать вообще ничего не хотелось.

Хотелось лечь, закрыть глаза и больше никогда не вставать. Пришлось перейти на автопилот: все равно никуда не деться от своих близких, никуда не деться и от быта… Внутри что-то сломалось, и я стала похожа на робота. Однако чем бы ни были заняты руки, в голове отчаянно бился вопрос: «Что делать? Что делать????»

В редкие минуты, когда удавалось остаться наедине с собой, пересматривала журнал «Здоровье», искала и читала всё о раковых больных и их лечении.

«Ловила» эту же тему по телевизору, при случае её же обсуждала с начитанной, всезнающей соседкой или с хорошей знакомой. Мужа старалась не трогать: он и сам переживал, хотя и не показывал этого. И втайне от меня занимался тем же: искал выход.

Голова раскалывалась от круговерти мыслей и вопросов без ответа. Между тем моё состояние начало ухудшаться: боли в низу живота возникали всё чаще и становились раз от раза всё сильней; темнело в глазах, а по спине снизу вверх поднимался поток липкого пульсирующего тепла. Когда он ударял в голову, я мгновенно отключалась. А потом обнаруживала себя лежащей то в коридоре, то в комнате.

Мягко говоря, становилось не по себе. После таких «полётов» меня ещё долго преследовала слабость и дрожь во всём теле. Радовало то, что меня никто не видит – раз, да и в голове становилось необычно тихо, а в душе – спокойно – два.

Приближался очередной визит к лечащему врачу. Надо было показаться и продлить очередной больничный. Доехав на автобусе до поликлиники, заняла очередь в регистратуру за карточкой. Впереди меня невысокий коренастый мужичок и ещё человек десять мужчин и женщин разных возрастов. Вдруг почувствовала приближающуюся дурноту.

– Только бы не упасть, – промелькнуло в мозгу. – Пульсирующее тепло змейкой скользнуло вверх, я взмахнула руками и рухнула на пол. Последнее, что успела увидеть – испуганные глаза коренастого мужчины.

Противный запах нашатырного спирта вернул меня к жизни.

Прямо надо мной несколько вытянутых искаженных лиц, одно из них – женское, в обрамлении белой шапочки доктора.

– Очнулась, слава Богу! – воскликнула благообразная старушка.

– Аккуратно поднимаемся, и в кабинет, – взяла инициативу в свои руки симпатичная докторица.

Подала стакан воды, подождала, пока я окончательно пришла в себя.

– Что с вами? – участливо спросила врач.

– У меня онкология, по-женски, – спокойно ответила я.

– Вы уверены? – не унималась приятная во всех отношениях женщина.

– Да, уверена. Недавно из больницы, диагноз окончательный и обжалованию не подлежит, – грустно пошутила я.

– Что делать надумала? —продолжала пытку врачиха, незаметно переходя на «ты».

– Да вот ничего не надумала, – грустно ответила я.

– Ты же молодая, нужно оперироваться. Организм должен справиться. Решайся! А сейчас – давай-ка домой. Отлежись, успокойся, подумай и собирайся к своему незабвенному Владимиру Васильевичу. Он – врач от Бога, и операции выполняет блестяще.

– Может, он и действительно, врач от Бога, но мне-то помочь не смог, – грустно думала я, уставившись в окно автобуса. – Просто я родилась под несчастливой звездой. Невезучая я. Вот и всё.

И вдруг меня словно прорвало – слёзы в два ручья потекли из глаз, щёки вмиг намокли, а солёные струйки стекали по шее и заливались под ворот платья. Я плакала тихонько, практически бесшумно, чтоб никто из пассажиров не услышал. Так жалко себя вдруг стало!

Так жалко деток, которые совсем скоро останутся без мамы, и так жалко мужа, маму. А ещё жалко того, что уже никогда со мной не случится: не случится увидеть, как вырастут мои девочки, выучатся и выйдут замуж и родят мне внуков. Внуки будут, а бабушки – нет. И чем ярче представляла я эти картинки далекого будущего без меня, тем горше становилось на душе и тем обильнее текли солёные слёзы по моим пухлым щекам.

– Женщина, вы уже по второму кругу едите, – внезапно прервала мои страдания кондукторша. – Вам на какой остановке надо выходить?

– На площади Победы, – спохватилась я и посмотрела в окно.

– Тогда вам на следующей. Что-то случилось? – участливо поинтересовалась она, увидев мои заплаканные глаза.

В ответ я только кивнула и махнула рукой.

Глава 5

Утро вечера мудренее

На автомате прожила вечер: забрала из садика деток, погуляла с ними во дворе, покормила, искупала, уложила спать. Дождалась позднего возвращения мужа. Уставший и какой-то поникший, он участливо расспросил про визит к врачу. Выслушал, не перебивая, тяжело вздохнул и грустно опустил голову. Я тоже молчала, с надеждой всматривалась в его красивое мужественное лицо.

– Ты что-то решила? – помедлив, спросил он.

– Нет, я не знаю, что делать. И как будет лучше, тоже не знаю.

– Может, и вправду, стоит согласиться на операцию? – задумчиво продолжил муж. – А вдруг, именно она – твое спасение?

Пораскинув мозгами, вспомнив разговор с врачом, заметки в журналах и редкие передачи по телевизору на эту тему, ответила:

– Я очень сомневаюсь… А в «Здоровье» прочла, что после операции многие в течение года умирают.

– Многие умирают, а тебе может повезти, – продолжал гнуть своё Алексей.

Я криво улыбнулась:

– Ты же знаешь: мне везёт, как утопленнику. Даже и рисковать не стоит.

– А если не делать операцию? – опять спросил муж.

– Не знаю, – повторила я, как заезженная пластинка. – Ничего не знаю, мой родной. – И слезинки, капелька за капелькой, тихонько покатились по моим щекам.

– Ну вот только давай без этого, мамка! Хорош мне тут сырость разводить! – нарочито сердитым тоном произнес Алексей. – И вообще, спать пора! Будет завтра день, завтра и подумаем!

Говоря это, он подошёл ко мне, положил свои большие сильные руки на мои плечи, легонько встряхнул, поднял, обнял и прижал к себе. Я уткнулась лбом в его широкую грудь, обхватила руками, и так мы долго стояли молча, слушая дыхание и биение сердец друг друга.

– Ну всё, мамка, хватит, пошли спать. Утро вечера мудренее, – настойчиво-нежно произнес муж, подталкивая меня к выходу из кухни.

– Дуй в ванну и сразу в постель, а я детей посмотрю и присоединюсь к тебе.

Умывшись и переодевшись в ночнушку, нырнула в кровать. Свернулась калачиком, крепко обняла себя руками за плечи, подтянула коленки к самому лицу и с головой накрылась одеялом. Так хотелось спрятаться от всех свалившихся бед и несчастий! Так хотелось поверить в то, что всё это лишь чья-то злая страшная шутка.

Муж тихонько лег рядом, прижался животом к моей спине, обнял и стал тихонечко покачивать, как маленького ребенка.

– Всё будет хорошо, моя родненькая, – шептал он в такт покачиванию.

Напряжение тяжелого дня постепенно ушло. Мне стало очень тепло и спокойно.

– Завтра всё будет иначе, – успела подумать я, и мгновенно исчезла в темноте уснувшего сознания.

Глава 6

Женщина, очнитесь!

Следующий месяц прошел, как в тумане.

Внутри я раскололась на несколько частей: тело, душа и ум. И каждая часть жила своей отдельной самостоятельной жизнью. Тело продолжало болеть и разрушаться, и, конечно же, выполнять свои ежедневные обязанности: есть, пить, ходить в магазин, женскую консультацию и детский сад, мыть, стирать, убирать. Полная автономия.

Ум метался в поисках выхода: десятки вариантов проигрывались в своем больном воображении, и каждый раз любой из них отметал, как неподходящий.

– Нет выхода. Всё, что ты делаешь – бесполезно! Все усилия – напрасны! Выхода нет!!! – Такие малоутешительные выводы делал мой ум в завершение любого внутреннего диалога.

А душа… душа болела и страдала, чувствуя полный внутренний раздрай.

Приближалась дата очередного похода к лечащему врачу. При мысли об этом душа слегка напряглась:

– Что на это раз ты услышишь?

– Что бы ни услышала, а идти надо, – резюмировал ум.

Села под дверью кабинета в ожидании своей очереди.

Женщин разных возрастов было много. И у всех практически одинаковое выражение лица: напряженно-тревожное, с вопросительно поднятыми вверх бровями и скорбной складочкой на лбу.

Большинство ожидающих приёма сидели молча, глубоко уйдя в себя в своих невесёлых думках. И лишь две довольно пожилые женщины переговаривались между собой вполголоса. И хоть они говорили тихо, совершенно отчетливо можно было услышать, как они жаловались друг дружке на здоровье, равнодушных, непонимающих их тонкие души, врачей, на неблагодарных детей-эгоистов, на мужей, лежащих у телевизора, и на всю свою, в общем-то, безрадостную жизнь.

Заткнуть уши не представлялось возможным, а слушать эти жалобы было просто невыносимо: на душе и без них кошки скребли. Стараясь спрятаться ото всех, тихонько примостилась в самом углу, достала из сумки затертый до дыр журнал «Здоровье» и приготовилась скоротать время за чтением очередной статьи на свою больную тему.

И вдруг увидела, как довольно молодая девушка, возможно, моя ровесница, устремилась прямо ко мне.

– Могу я с вами поговорить? – спросила она, присаживаясь рядом со мной.

– Ну что же это такое! – с раздражением подумала я. – И здесь никакого покоя! Что ей от меня надо? А вслух произнесла как можно спокойнее:

– Что вы хотите от меня услышать? Ведь мы с вами даже не знакомы.

– Да, это так, – согласилась миловидная девушка. – Меня Надей зовут. Я приехала сюда из маленькой деревни, и живу совсем одна. Подруг завести не успела, и посоветоваться мне совершенно не с кем. А вы так похожи на мою маму: такая же полная и добрая и, как видно, мудрая. Наверное, вы – её ровесница. И наверняка, вы сможете мне подсказать что-то дельное.

– А сколько лет вашей маме? – спросила я.

– В этом году сорок девять исполнится, – простодушно ответила Надя. – А вам сколько?

Хорошо, что я сидела на стуле. Точно бы упала, если б стояла. Это я-то – ровесница её мамы?! Это мне-то на вид почти полтинник?! Это я-то – умудренная жизненным опытом? Слегка потрясла головой, чтоб прийти в себя.

Переходя на «ты», сделав вид, что не услышала последний вопрос, поинтересовалась:

– Деточка, а тебе-то сколько годков?

– А мне двадцать восемь недавно исполнилось, – услышала в ответ.

«Деточка» была всего на три года моложе меня. Вот так номер!!!

– А как ваше отчество? У нас к старшим принято уважительно обращаться.

– Михайловной зови, – словно во сне, ответил мой язык.

А дальше Надя в подробностях поведала мне историю своей любви к женатому мужчине. И в завершение спросила, как ей лучше поступить: отказаться от него или стать его любовницей.

Всё ещё пребывая в шоке от происходящего, возмущаясь и негодуя всем своим существом, я обдумывала, как бы это помягче её послать куда подальше.

И когда я открыла рот, произошло то, чего я вообще никак не могла предвидеть. Чей-то очень давно позабытый спокойный голос произнес из глубины моей души:

– Хочешь быть счастливой – откажись. Хочешь быть несчастной – соглашайся.

Девушка, как под гипнозом, несколько минут неотрывно смотрела мне в глаза. А потом порывисто обняла и, как маленький ребенок, прижалась к моей могучей груди шестого размера.

– Михайловна, вразумили! Я же знала, что вы мне поможете! Дай вам Бог здоровья! – быстро, словно боясь опоздать, шептала она слова благодарности.