Элохим

– Да. Но не столько он боролся с Богом, сколько Бог с ним. Пирамидой, как бы высоко ее не построить, не вырваться к небу, к другим солнцам и землям. Оттого Бог вроде бы и не дал ему строить дальше. Он словно сказал ему: «Идея у тебя верная, но исполнение хреновое».

Элохим улыбнулся. Ему всегда нравилось сочетание просторечья и языка высокой образованности в речи Г.П., его знаменитое «вроде бы».

– Учитель, я так понимаю, что у Мешиаха и Нимрода разные миссии. Мешиах призван спасти отдельного человека, а Нимрод – все человечество.

– Можно и так разделить. Хотя я бы выразился иначе. Мешиах есть духовное спасение, а Нимрод – вроде бы, физическое. Разные стороны одной монеты, Великого Замысла, Великой Цели по спасению жизни.

– Великого Замысла, Великой Цели, – задумчиво повторил Элохим.

– Да. Не только жизнь отдельного человека, но всего человечества есть путешествие от рождения к смерти. Мы все путешественники. И как таковые вроде бы должны знать, куда держим путь. Предвидеть и обойти все подводные камни. Думать наперед. И не только на год или пять лет. А на сто, тысячи и миллионы лет. С тем, чтобы успеть спасти себя и все живое. Звери и растения сами, вроде бы, не способны спасти себя. Потому они безвозмездно кормят нас и надеются на нас.

– Но Солнце угаснет не скоро.

– Это так. На данном этапе истории, вроде бы, важнее духовное спасение. Физическое спасение встанет остро в далеком будущем. Сейчас важна работа Мешиаха. А потом станет важной работа Нимрода. Хотя и нельзя исключать иных глобальных катаклизмов, таких как всемирный потоп, столкновение небесных тел с Землей.

– То есть человечество может внезапно погибнуть в любой момент.

– Совершенно верно. Представь себе большой дом, в котором родные друг другу люди вовлечены в постоянные внутрисемейные дрязги. Вроде бы течет обычная семейная жизнь. А в это время на дом несется ураган, о чем никто не подозревает. Через минуту ураган снесет дом вместе со всей семьей. Но они так и продолжают свою грызню. Или представь себе корабль, плывущий в необъятном океане. Погода чудная. Ничто, вроде бы, не предвещает беду. Мореплаватели подняли все паруса и предоставили корабль на волю ветра. Одни в скуке слоняются по палубе, другие лениво греются на солнце, третьи делятся между собой скабрезными рассказиками о своих похождениях на суше. Словом, все наслаждаются жизнью, каждый как умеет, и никто не ведает, что корабль идет прямо на подводный риф. И в случае с тем домом, и в случае с этим кораблем, неожиданная гибель неминуема.

– Учитель, стало быть, нам нельзя терять времени. Каждое происходящее событие, малое ли, большое ли, должно приблизить нас к Великой Цели спасения.

– Вроде бы, было идеально, Элохим, если бы каждый рожденный на этой земле человек приближал человечество на шажок к спасению. Но, увы, это не так. Большинство людей оставляют после себя больше дерьма, испорченного воздуха и гадостей, нежели пользы для человечества. Иной раз посмотришь на какую-нибудь мразь и невольно думаешь: зачем только такой человек живет на свете? Вроде бы и сам не живет, и другим не дает жить. Весь такой озлобленный, полный желчи и дерьма, ходит и воняет кругом, всем делает одни только гадости. И народит на свет и оставит после себя подобную же мразь, как и он сам. Люди, Элохим, в основном мрази. Такие мрази, что порою думается, а стоит ли спасать жизнь на Земле? Стоит разве только ради растений и зверей.

– Но даже мрази иногда способны на порывы благородства. А потом, возможно, мрази существуют для того, чтобы сделать жизнь невыносимой и тем самым побудить других стремиться к лучшему устройству мира.

– Пожалуй, Элохим, это единственное оправдание их существования. Но все-таки было бы здорово, если бы мразей было меньше. Вот почему очень важна теперь работа Мешиаха по духовному обновлению и спасению людей. А то, люди слишком погрязли в пороках, слишком озлоблены друг на друга и слишком заняты выяснением отношений между собою. Между тем нельзя упускать из виду Великую Цель спасения жизни на Земле. В этом и состоит, вроде бы, весь смысл человеческой истории. В этом весь Великий Замысел.

– Чья это цель? Чей это замысел? Бога или людей? Слушая вас, Учитель, признаюсь, я теряюсь в догадках. Временами мне кажется, что вы верите в Бога, а временами – нет.

– Элохим, неважно, чей этот замысел, Бога или людей. Важно другое. Спасение жизни на земле. Это – вроде бы единственный смысл человеческого существования.

– А почему, Учитель, вы уходите от вопроса о Боге?

– А зачем тебе надо знать верю ли я в Бога или нет? Спроси себя. Неужели ты нуждаешься в авторитете, чтобы рассеять собственные сомнения о Боге?

– Нет, не нуждаюсь. Но Великий Замысел не может существовать сам по себе. Он должен быть чьим-то замыслом.

– По крайней мере, он существует у меня в голове. Насколько он совпадает с замыслом Бога или еще кого-то там, нам, вроде бы, не дано знать.

– Что же нам дано знать?

– Только одно. Ничто в этом мире не происходит просто так. Даже самое незначительное событие несет в себе, вроде бы, отпечаток Великого Замысла.

– И Бог тут не причем!?

– Знаешь, Элохим, в детстве я представлял Бога Вездесущим, Всезнающим, Всесильным и Всепонимающим. Мне казалось, что Ему, вроде бы, заранее известны малейшие движения моей души и каждый мой шаг. Но теперь я спрашиваю себя, зачем Ему следить за «малейшими движениями моей души» или «за каждым моим шагом»? В мире, вроде бы, столько людей и ежеминутно происходит столько событий, что трудно представить, как Богу удается одновременно уследить за всем этим. И вообще, на хрена Ему это нужно? Ему что, делать больше нечего, чем шпионить за людьми? «Бог видит и знает все», «Бог присутствует везде». Быть может, это всего лишь детский лепет? Быть может, Он вообще ничего не видит, не слышит и не знает. И даже знать не хочет. Быть может, Он вообще не существует или существует иначе, чем мы себе представляем само существование. Нам не дано все это знать. Видимо, Адам не успел отведать плодов дерева познания как следует.

– По крайней мере, достаточно, чтобы знать ограниченность нашего познания.

– Вполне возможно, что мы Бога вообще не интересуем, что Он, вроде бы, забыл про нас, как только создал человека. Как бы бросил нас на произвол судьбы. В таком случае ни мы Ему не нужны, ни Он нам. Должно быть, Ему также страшно одиноко, как и нам.

– Но Его окружают ангелы и архангелы, – сказал Элохим, вспомнив близнецов из своих сновидений.

– Неизвестно. А если даже это так, то чем они занимаются? Бесконечным песнопением?

– Не только. Они докладывают ему о делах людских, и Он вершит их судьбы.

– Бесконечные суды с песнопениями в перерывах? Свихнуться можно! Будь я Богом, не стерпел бы ни минуты. Разогнал бы всех. Нет, Элохим, я не верю, чтобы Бог мог тратить свое время так бездарно. Все эти рассказы об ангелах и архангелах, о хрустальном троне и божественном суде – детский лепет. Как ребенку кажется, что все кругом существует только для него, так и мы ставим себя в средоточие мироздания. Но поставь себя на место Бога, и ты увидишь иную картину мира.

– Какую?

– Величественную красоту движения небесных тел в бесконечной Вселенной. Мира Красоты. Мира без Добра и Зла. Мира без Цели. И пока люди грызутся между собою на Земле – подобно тем нищим, которые с пеной у рта, доказывали, кто же из них богаче, – их, людей, вроде бы, и вовсе нет во Вселенной. Я знаю о существовании только двух вещей: Воли во мне и Вещества вовне воли. Воля и Вещество противостоят друг другу во Вселенной. Воля стремится преодолеть Вещество, а Вещество – умертвить Волю. Воле не нужно уничтожать Вещество, ибо она живет в нем. Воле нужно лишь преображать Вещество, преодолев его сопротивление с тем, чтобы оно не смогло окончательно уничтожить Волю. Поэтому Воля помещает между собою и Веществом Мышление. Мышление есть единственное орудие против сопротивления Вещества.

– Учитель, я никогда не смотрел на мир под таким углом зрения.

В это время они добрались до стен Храма и свернули вниз в сторону Нижнего Города.

– Я тоже, – признался Г.П., и неожиданно голос у него дрогнул. – Элохим, только что в разговоре с тобой вдруг меня осенила мысль. Прямо мурашки пробежали по спине. Кажется, я понял, зачем Бог изобретен. Эта мысль, вроде бы, еще никому не приходила в голову.

– Какая мысль?

– Бог есть Мечта Человечества Владычествовать над Вселенной.

Более дикой мысли Элохим еще не слышал. Как это владычествовать над Вселенной? Как может крошечный человек владеть необъятной Вселенной? Он невольно взглянул в звездное небо, сосредоточил свой взор на одной точке, словно силясь узреть предел Вселенной, и понял, что более запредельной мечты не могло прийти в человеческую голову.

– Невероятно, – сказал Элохим, – на самом деле, человек хотел бы стать как Бог. Но это же крайне несбыточная мечта!

– Вселенная начинается вот отсюда! – ответил Г.П., указав на ладонь. – Шаг за шагом мы овладеваем все большим пространством, чем владеет наша вытянутая рука. Овладеть всей Вселенной и управлять движением небесных тел – Мечта всех мечтаний. Ради этой мечты, вроде бы, стоит жить. Мы должны стремиться к ней и достичь ее. Вырваться из оков Земли к небу. Иначе всем нам хана!

– Значит, Нимрод и в самом деле, хотел занять место Бога, Владыки Вселенной?

– Вроде бы, так. Иного смысла жизни на Земле я просто не вижу. Иначе, вроде бы, было бессмысленно изобретать колесо.

Элохим взглянул на тщедушную фигуру Г.П. и поразился, какие только мысли не уживаются в человеке. В то же время он испытывал благодарность за то, что тот открыл ему совершенно новый взгляд на мир.

Они подъехали к дому Г.П., Элохим слез с коня и помог престарелому Учителю сойти с мула. Тот благодарно пожал Элохиму руку.

– Ле-итраот, Элохим!

– Ле-итраот, Учитель, – ответил Элохим и вдруг прибавил. – Раз мысль родилась и прозвучала, она никогда не умрет. А будет жить вечно.

63

Снег растаял уже на следующий день. А через два дня дороги, вопреки предположению Сарамаллы, полностью просохли, и ничто не мешало царю Ироду отправиться в Масаду.

При переездах из одного дворца в другой царь брал с собой нескольких жен и наложниц. Но до последней минуты никто в гареме не знал, кто же поедет с царем. Его решение всегда было непредсказуемым. Царь любил держать своих жен и наложниц в томительном неведении и ошарашивать неожиданностью.

Утром, как всегда, прислушавшись к позывам Злодея, царь решил взять с собой в Масаду самаритянку Малтаче, эллинку Федру и Ольгу.

Ольга с Соломпсио еще были в постели, когда Черный Евнух принес неожиданную новость.

Спросонок Ольга не сразу сообразила, о чем речь.

– Как это надо собираться, Коко, – переспросила Соломпсио за Ольгу. – А как же встреча с Элохимом? Ты же сам сказал, что он придет сегодня ночью.

Вчера утром Черный Евнух условился с Эл-Иафафом у ювелира о том, что Элохим встретится с Ольгой ночью в день отъезда царя. Были обговорены и согласованы все детали. После полуночи Черный Евнух должен был ждать Элохима на кровле дома Мариамме, примыкающего к западной стене крепости как раз на том месте, где она охранялась меньше всего из-за ее соседства с участком львов по ту сторону стены. Стража прекрасно знала львы – ночные звери. Любят спать днем, а по ночам инстинктивно выходят как бы на охоту. Поэтому тот отрезок стены считался хорошо охраняемым, не нуждающимся в сторожевых собаках, на лай которых обычно ориентировалась стража.

Элохим на свой страх и риск должен был пересечь львиную территорию и перелезть через стену на крышу дома Мариамме. Было также условлено, что Черный Евнух отпустит всех служанок в доме к своим галльским любовникам на всю ночь.

При отсутствии царя охрана Крепости ослаблялась. Стражники, служанки и все те, кто был занят изо дня в день обслуживанием царского Дворца, вздыхали с облегчением и расслаблялись. Более подходящего момента проникнуть незаметно во Дворец, наверное не представилось бы.

– Царь берет Лоло с собой в Масаду, – сказал Черный Евнух.

Только теперь до Ольги дошло, о чем идет речь: она не увидит Элохима. Вчера от радости она прыгала как маленькая девочка, узнав о скорой встрече с Элохимом. Правда, радость тогда быстро сменилась тревогой, когда Черный Евнух объяснил ей, насколько опасно будет проскочить мимо львов.

– Элохим – настоящий мужчина, Лоло, – воскликнула тогда Соломпсио. – Раз ради тебя рискует своей жизнью.

Ольге было приятно слышать похвалу Соломпсио. В то же время она была встревожена из-за Элохима.

Смешанные ощущения не покидали ее весь вечер. Она то радовалась, то огорчалась, как только думала о предстоящей встрече и опасности, с которой та сопряжена.

Перед сном она долго металась в постели. А потом уснула в объятиях Соломпсио. Во сне ей приснился отец. Она играла со своим братом на пшеничном поле неподалеку от дома. Вдруг откуда-то появились здоровенные смуглые мужчины. Одним ударом брат был свален с ног. Она закричала. Позвала отца. Ей тут же заткнули рот платком. Затем ее закатали в ковер, перевязав веревкой. Один из нападавших взвалил ее на плечо. Но не успел добежать до своего коня. Отец догнал его и поразил мечом. Потом она увидела, что все похитители лежат вокруг убитые. Отец подал ей руку. Ей запомнилась его рука, сильная, твердая на ощупь и в то же время нежная. Он легко поднял ее на руки. Она закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Внезапно она почувствовала крепкий поцелуй в губы. Открыла глаза и изумилась. Отца не было. Ее целовал Элохим. Она проснулась.

Соломпсио сладко спала рядом, уткнувшись в ее плечо. За окном было еще темно. Ольга была огорчена, что невозможно вернуться к внезапно прерванному сну, в котором чудесным образом отец и Элохим слились в одно лицо. Она со страхом вспомнила о предстоящей встрече с Элохимом и решила отменить ее, во что бы то ни стало. «Утром же скажу Коко», – сказала она себе.

Теперь все само собой изменилось.

– Вот и отлично, Коко, – сказала Ольга. – Значит, встречи не будет.

– Встреча отменяется, но не приход Элохима.

– Почему, Коко? – тревожно спросила Ольга. – Надо его предупредить.

– А как? Нам, евнухам, запрещено покидать Дворец в отсутствии царя.

– Коко, умоляю, придумай что-нибудь. Предупреди его.

– Вряд ли смогу, Лоло.

– Что же тогда делать? – растерянно спросила Ольга Соломпсио.

– Не ехать, – ответила Соломпсио.

– Это также невозможно, – сказал Черный Евнух. – Никто не в силе отменить решение царя.

– Никто, кроме меня, – уточнила спокойно Соломпсио. – Иди, передай царю, что Лоло никуда не поедет, а останется со мной.

– Элла, ты меня ставишь в очень трудное положение перед царем. Как ему объяснить?

– Не смеши меня. Ничего не надо объяснять. Передай слово в слово то, что я сказала.

Черный Евнух ушел к царю. Ольга и Соломпсио вскочили с постели, чтобы одеться. Соломпсио быстро надела на голое тело белую тунику, которая едва доходила ей до колен, а Ольга – желтую. Они по дому так и ходили в коротеньких римских туниках. Но перед тем, как выйти из дома, поверх туники одевали, как знатные римлянки, столу, покрывающую все тело от шеи до щиколотки и накидывали на плечи широкую паллу. Во Дворце только Соломпсио и Ольга наряжались по римской моде, а остальные женщины носили традиционные иудейские или идумейские наряды. Иногда Соломпсио выходила во двор без столы в одной тунике, обернув себя лишь паллой. И никто не подозревал, что под ней она почти голая.

– Он, наверняка, сам притащится сюда, – предсказала Соломпсио.

И не ошиблась. Вскоре они услышали голос царя снизу из прихожей.

– Сосо! Сосо! Где ты!?

– Ты не выходи, – повелела Соломпсио. – Поговорю с ним одна.

Соломпсио посмотрела в зеркало, поправила волосы и как была в одной тунике, так и вышла на лестничную площадку. Она подошла к балюстраде, облокотилась на перила и игриво откликнулась:

– Абба, я здесь.

Увидев дочь, Ирод начал медленно подниматься по ступенькам, не отрывая глаз от нее, и остановился у ее ног. Его взгляд сперва упал на ее голые ноги, потом он воровато заглянул под тунику. Снизу худые бедра Соломпсио выглядели соблазнительно полнее. Он сунул руки между балясин и взял ее за голые ступни.

– Если бы знала, Сосо, как я люблю, когда ты зовешь меня «абба». Дай поцеловать ножку.

И не дождавшись согласия, Ирод потянулся к ее ногам и стал их целовать.

– Ой, абба, щекотно!

– Но тебе ведь приятно!?

Игривость моментально исчезла с лица Соломпсио.

– Сосо, почему не отвечаешь?

– На такие вопросы я не отвечаю.

– Хорошо, хорошо. Не отвечай. Но будь хоть немножко поласковее.

– Нет причин, чтобы быть ласковой.

– Хорошо, хорошо, Сосо. Только не злись. Я уже поручил Феро покончить с ней, пока меня нет. Вот увидишь, когда я вернусь, ее уже в живых не будет. Как обещал, я выполню твое условие. Станешь ли тогда ласковой ко мне?

– Может быть. Не обещаю. Тогда будет видно.

Царь поднялся на лестничную площадку и подошел к ней. Соломпсио не сдвинулась с места, продолжая стоять у перил. Ей никогда не нравилось стоять лицом к лицу с отцом. Ирод внезапно обнял ее сзади и прижал к перилам. От неожиданности Соломпсио растерялась и замерла. Ее стройное тело оказалось, словно в железных тисках. Он крепко вцепился в перила, затем навалился на нее, освободил руки и начал лапать ее грудь. Соломпсио слышала его тяжелое дыхание за спиной, ощущала всем телом, как Ирод ерзает взад и вперед своими бедрами. Внезапно он резко повернул ее лицом к себе. На нее пахнуло тяжелым запахом, смешанным с ароматом какого-то арабского благовония. С отвращением она отвернула голову. Царь снял ее с перил и припер к противоположной стене. Теперь он жадно об****вал ее *****, *****, шаря руками одновременно по ее ********. Затем он опустился ниже, задрал тунику до груди и стал жадно лизать ее пупок. Облизав и обслюнявив весь пупок, Ирод внезапно ******* язык *** ***** между ** ***. Соломпсио вздрогнула. Все ее существо охватило отвращение. Этого Ирод не заметил, настолько сильно он был увлечен своим «делом». Внезапно он втиснулся головой между ** *** и норовил ********* язык все г***же и г***же. Соломпсио чуть не вырвало. Наконец, Ирод встал на ноги и вновь прижал ее к стене. Соломпсио испугалась, подумала, что вот сейчас он ******* своего Злодея. Но он напрягся, тяжело застонал. Тело его обмякло. И он отпустил ее из своих объятий.

Соломпсио поправила тунику и отошла к перилам. Ей было невыразимо гадко и омерзительно. Она поняла, что Ирод **** **** в штаны.

– Ты слаще своей матери, – прошептал царь слабым голосом.

– Ну уходи же! – процедила она.

Но он не уходил. Продолжал стоять за спиной. И вдруг своим обычным голосом спросил:

– А почему не отпускаешь Лоло?

– Мне скучно без нее, – отрезала отрывисто Соломпсио.

– Поехали вместе. Ты давно не была в Масаде. Симон построил там новую баню. Пар поднимается из-под пола по трубам и наполняет баню через щели в них. Тебе понравится.

– Нет, я не хочу никуда ехать. А потом, Лоло не здоровится. Женские дела. Ясно!?

– Ясно, ясно! Только не злись. Пусть остается. Раз ты так решила.

Царь спустился по ступенькам и вновь остановился у ее ног.

– Можно на прощание еще раз поцеловать пальчики.

И опять не дождавшись ответа, царь прильнул губами к пальцам ее ноги. Но теперь он не просто целовал, а нежно обсасывал их один за другим. Соломпсио, отвернув лицо, ждала, когда же кончится это мучение.

Ирод, между тем, не торопился. Ему было тяжело уходить. Но и оставаться также было мучительно. Он осознавал все безумие своей преступной любви к дочери, но был бессилен изменить что-либо. Одно присутствие Соломпсио, одно прикосновение к ее нежной коже – и царь терял ощущение реальности. Царство, Дворец, люди, весь мир куда-то исчезали. Существовала только Соломпсио, такая красивая, родная, близкая и в то же время недоступно далекая, холодная.

– Абба, не мучай ни себя, ни меня.

– Хорошо, хорошо, Сосо, ухожу.

Послав воздушный поцелуй, Ирод вышел из дома. Соломпсио вернулась к Ольге.

– Лоло, ты остаешься, – сообщила Соломпсио.

– Как здорово, Элла!

– Да, здорово. Но мне это обошлось недешево. Думаю, не только Элохим, но и я заслужила маленького кусочка счастья.

Ольга обняла ее и надолго прильнула к ее губам.

– Но этого недостаточно. Мне надо что-то необычное.

– Что именно, Элла?

– Сама еще не знаю. Дождемся Элохима. Тогда будет видно.

64

Время шло медленно. Ольге казалось, что до полуночи осталась целая вечность. «Скорее бы прошел день», – молилась она про себя.

Днем на минутку зашел Черный Евнух. Сообщил, что царь уже уехал.

– Теперь надо набраться терпения, Лоло, и ждать.

– Коко, а вдруг он не придет? Передумает или не сможет прийти.

– Лоло, не переживай. Он обязательно придет. Элохим человек слова.

– Нет, ты меня не понял. Я бы обрадовалась, если бы он не пришел.

– Лоло, ты слишком переживаешь за него.

Она на самом деле настолько переживала за Элохима, что ей даже в голову не приходила мысль о том, что сама она также рискует своей жизнью. «А что если вдруг на него нападут львы? А стражники? Я даже не подумала о них? Его же убьют, если поймают?» – и тогда она его никогда больше не увидит. Ее охватил ужас. Она встала с тахты и стала метаться по комнате из одного угла в другой. Соломпсио попыталась успокоить ее.

– Лоло, перестань маячить перед глазами. Сядь, успокойся.

– Элла, а если его убьют? Что тогда? Я не переживу. Не знаю, что будет тогда?

– Иди, сядь рядом. С ним ничего не случится.

Ольга села на тахту. Соломпсио ласково обняла ее.

– Глупенькая, от того, что ты так сильно переживаешь, ничего не изменится. Чему быть, того не миновать. Лучше подумай о чем-нибудь другом.

За короткое время жизни во Дворце Ольга заметно повзрослела. Исчезла в ней маленькая беззаботная девочка, какой она была еще пару месяцев назад. Теперь она научилась сдерживать себя, не давать чувствам вырываться наружу. Лишь иногда с Соломпсио и Черным Евнухом она позволяла себе былую детскую непосредственность.

– Ты права, Элла. Нет смысла терзать себя.

– Лучше скажи мне: что Дорис хотела от тебя. Вчера я увидела, как эта старая карга подсела к тебе в Красном Пентагоне.

– Ничего. Спрашивала, не скучаю ли я по дому? Как себя чувствую здесь? А почему ты ее называешь старой каргой? Она была так добра ко мне.

– О Лоло, Лоло! Как ты наивна! Запомни, восточные женщины очень коварны. На вид они доброжелательны и улыбчивы. Быстро лезут тебе в душу. Ищут твоего доверия. А на самом деле в любой момент готовы всадить нож тебе в спину.

– Не может быть!

– Коко не хотел тебя расстраивать. Но он подслушал, как Дорис сказала царю, что якобы ты не переносишь его запаха.

– Ничего подобного я не говорила. Она сама мне сказала, что от царя несет, как от тухлого яйца. Хотя сама пахла козой.

– Ну конечно, ты ничего подобного про царя не говорила. Слава Богу, он не верит каждому сказанному слову. Особенно словам своих жен. Знает, что они без конца плетут интриги.

– А зачем она хотела очернить меня перед царем? Я ведь еще не жена ему.

– Лоло, ты словно вчера родилась. Разве не знаешь, что все жены временно прекратили войну между собою и объединились против тебя. Они хотят во что бы то ни стало помешать царю жениться на тебе. Ты слишком красива. А они ненавидят тебя за твою красоту.

– Разве? А я даже не подозревала. Мне казалось, что все они так приветливы и добры ко мне и дружны между собою.

– Дружны между собою!? – расхохоталась Соломпсио. – Да они готовы перегрызть горло друг другу. Каждая из них люто ненавидит всех остальных жен. Каждая хочет, чтобы ее сын унаследовал трон. Для них это вопрос жизни и смерти. Особенно они боятся Антипатра. Как бы он не стал царем.

– И что случится тогда?

– Не трудно предсказать. Антипатр – лютый зверь. Если он станет царем, то непременно перережет горло всем своим сводным братьям и перетр*хает всех царских жен и дочерей.

– Неужели он такой кровожадный? И как он может переспать со своими сестрами? Это же кровосмешение!?

– Кровосмешение!? – рассмеялась Соломпсио. – Не смеши меня. Кровосмешение – обычное дело у нас в роду. Вот царь. Взял себе в жены Сайпро и Соломею, своих племянниц. А знаешь, чьи они дочери?

– Нет, не знаю, – сказала Ольга.

– Соломея – дочь Ферораса, а Сайпро – Соломеи, – ответил Черный Евнух.

– Да, Коко, но они обе – мамзеры, – уточнила Соломпсио.

– Мамзеры? – спросила Ольга. – Впервые слышу это слово. А кто такие мамзеры?

– Как тебе объяснить? Вроде бы, внебрачные дети, но не просто внебрачные. Мамзеры – это ублюдки, которые родились в кровосмешении.