Элохим

– Учитель, пойдемте! – весело сказала она. – Я вроде бы нашла новое объяснение черноты негров. Совершенно случайно. Пойдемте, расскажу.

– Любопытно, – сказал Г.П.

– Я тоже хочу услышать, – напросился Дворцовый Шут и прежде чем отойти прошептал Элохиму. – А все-таки Он мог бы устроить мир лучше.

– Ну что ж, тогда увидимся позже, – сказал Г.П. царю.

– Да, да. Не прощаемся, – ответил царь, не отрывая глаз от Соломпсио. – Мы тоже скоро придем. Увидимся за столом.

– Пойдем, Лоло! – позвала Соломпсио.

Ольга украдкой, устремив тоскливый взгляд на Элохима, ушла вместе с Соломпсио. Только теперь Элохим убедился, что Анна была права. Взгляд Ольги красноречиво говорил сам за себя. Она всерьез влюбилась в Элохима. «Увижу ли ее еще? Хоть бы удалось перемолвиться словечком», – думал он. Однако из раздумья его вывел голос царя.

– Элохим, хочешь увидеть самый крупный в мире бриллиант?

Царь имел в виду желтый бриллиант, который хранился у него в сокровищнице.

– Да, не прочь.

– Я решил отныне называть его Иродом бар Иродом. В честь виновника.

– Очень кстати, – сказал одобрительно Сарамалла.

Царская сокровищница, «Святая Святых моего Дворца», как называл ее царь, находилась недалеко от львиной ямы, в другом углу двора за Августовым домом. Редко кому царь показывал ее. Никому не дозволялось спускаться в ее подвальные помещения, которые были набиты до потолка слитками золота – золотым запасом царства. И лишь избранных царь приглашал на второй этаж, где в отдельной комнате хранился знаменитый бриллиант, предмет особой гордости царя.

Перед входом в сокровищницу стояла стража. С одной стороны, галл в черном с красной повязкой на лбу, а с другой – идумей в красном с черной повязкой на лбу. Тут же был и хранитель сокровищницы – единственный во Дворце иудей-стражник.

– Нельзя доверять свое богатство ни галлу, ни идумею без иудейского надзора, – признался царь Элохиму. – Только иудеи тебя не обворуют.

– Да, иудею можно доверить богатство, – подтвердил Сарамалла. – Вот на рынке идумейские лавочники на каждом шагу тебя обворовывают. Принимают тебя за идиота. Нагло обвешивают, обсчитывают по-мелкому. А иудеи никогда. Идумей попортит тебе кровь на целый день. Иудей наоборот, отпустит тебя довольным. Если и обманет он тебя, то только по-крупному и при этом ты еще почувствуешь себя счастливым. Оттого идумеи и не так богаты, как иудейские или армянские купцы.

– Да, Сарамалла, объе*ывать по-мелкому у нас в крови, – согласился с наигранной досадой царь.

Иудей-стражник открыл им двери сокровищницы.

– Между прочим, нога ни одного чужеземца не переступала через этот порог. Если не считать, конечно, Черного Евнуха.

– А он почти уже свой. Не так ли? – спросил Сарамалла Черного Евнуха, на что тот утвердительно кивнул головой.

– Всегда правильно держать чужаков в неведении, – сказал Сарамалла. – Хорошо, если они думают, что у тебя меньше золота, чем есть на самом деле. А еще лучше, если думают, что больше.

– Только троим – мне, Птоломею и ему – известно, сколько тут золота, – сказал царь, указывая пальцем на иудея-стражника.

Иудей-стражник положил руку на сердце, почтительно поклонился и пропустил их вперед. Они прошли через комнаты, где хранились золотые изделия, ювелирные украшения царских жен и самого царя. В последней третьей комнате царь повел Элохима по винтовой лестнице на второй этаж. Сарамалла и Черный Евнух поднялись следом.

Элохим оказался в большой продолговатой комнате. Сразу же ему в глаза бросились две амфоры из чистого золота в человеческий рост, стоявшие посередине комнаты. На столе между ними на красных бархатных подушечках лежали корона, скипетр, жезл и золотая печатка царя. Вдоль стен стояли кушетки, обитые также красным бархатом.

– А где бриллиант? – спросил Элохим, осмотрев всю комнату.

– А, не догадаешься, – сказал игриво царь. – Спрятан в стене!

Стены были голые. Царь сел на одну из кушеток, топнул ногой и воскликнул:

– Откройся!

В стене над его головой сама собой открылась ниша, и в ней засверкал бриллиант, вращающийся на золотой подставке.

– Какая красота! – воскликнул в изумлении Черный Евнух. – А как он сам по себе крутится? А как дверца сама открылась?

– А-а-а! Это секрет, – ответил загадочно царь. – Знает только Симон, мой зодчий. Ну, Элохим, как тебе нравится мой камень?

– Нет слов, – ответил Элохим, – красивый. И, в самом деле, крупный.

– С кулак покойной царицы Мариамме. Даже больше. Как-то она взяла его в руку. Не поместился в ее ладони.

– Мы все умрем, но этот камень останется навсегда, – сказал философски Сарамалла.

– Как подумаю, что после меня кто-нибудь его расколет на куски, – сказал грустно царь, – мне становится не по себе. Сколько раз парфянский царь просил меня продать его. Говорил, назови сам цену. Еще сверху предлагал самую красивую парфянку и пятьсот наложниц. Но я отказался. Он для меня слишком дорог. Как память о Мариамме.

Элохим никогда не видел царицу Мариамме, но был наслышан о ее красоте и безумной любви царя к ней. Судя по дочери, подумал он, она должна была быть редкой красоты.

– Похожа ли принцесса Соломпсио на свою мать? – спросил Элохим царя.

Царь удивился. Никак не ожидал такого вопроса от Элохима.

– Как две капли воды, – ответил он, потом внезапно обратился к Сарамалле и Черному Евнуху. – Оставьте нас одних. Ждите внизу.

Сарамалла почтительно поклонился и вместе с Черным Евнухом спустился вниз. Элохим впервые оказался наедине с царем, лицом к лицу. С первой минуты во Дворце он чувствовал, что рано или поздно наступит этот момент.

58

– А почему ты вдруг вспомнил принцессу? А!? – спросил ревниво царь.

– Без особой причины.

– Без особой причины говоришь! Принцессу без особой причины не вспоминают. Она, небось, понравилась!

– Принцесса очень красива.

– Очень красива, говоришь! – повысил царь свой голос. – Я тебя не спрашиваю, красива она или нет! Я спрашиваю, понравилась она тебе!? А!?

– Что за странный допрос? – ответил спокойно Элохим, заметив нотки ревности в голосе царя.

– Ага! Понравилась! Небось, потискал бы ее с удовольствием! А!?

Элохим молчал и пристально следил за царем.

– Чего молчишь!? Небось, был бы не прочь и потр*хать ее!? А!? – сказал царь с нарастающим напряжением в голосе и затем внезапно громовым голосом гаркнул – Отвечай!!!

Элохим отвернулся и отошел к окну. Царь тут же вскочил на ноги, схватил свой жезл со стола и метнул его со всей силой. Жезл пролетел мимо Элохима, ударился о стену и упал на пол у его ног. Элохим даже не моргнул глазом.

Его невозмутимость подействовала на царя. Он тяжело рухнул на кушетку под желтым бриллиантом.

– Извини, Элохим, погорячился, – сказал царь через пару минут.

Элохим отошел от окна и сел на ближайшую кушетку. На лице царя было написано страдание.

– Признаться, Элохим, я совсем потерял голову. Ревную Сосо к каждому столбу. Измучился, – сказал жалобно царь. – Не знаю, что со мной. Не знаю, что делать дальше?

Выходку царя Элохим первоначально воспринял как проявление несколько чрезмерной ревности любящего отца. Но его признание открывало мрачную тайну этой ревности. Элохим понял, что царь не просто любил свою дочь обычной отцовской любовью, но был одержим безумной страстью к ней.

– Я проклинаю тот день, когда встретил Мариамме. Она меня мучила восемь лет. Безмозглая дура! Вот этот бриллиант я достал для нее из Индии. Только по одному ее слову. Стоило ей только заикнуться: «Хочу самый крупный в мире бриллиант». Не оценила. Все царство бросил к ее ногам. Что тебе еще надо было, стерва!? Нет, видишь ли, я не царских кровей! Не достоин ее! Видишь ли, она хасмонейская принцесса. А я кто? «Чертов идумей-ж*пник!». Вот так и обзывала меня. Сука такая! Замучила стерва меня, пока была жива. А еще больше после смерти. Чуть было не свихнулся. Вернулся к жизни только из-за нее, из-за Сосо. Она в тысячу раз красивее, милее Мариамме. И не спесивая дура, а умная. Думал, своя кровь, своя плоть. Поймет в тысячу раз лучше. Но оказалась в тысячу раз хуже. Издевается надо мной. Ставит невыполнимые условия. То требует голову Соломеи, то хочет, чтобы я сделал ее самой красивой в мире женщиной. Сучара такая маленькая! Хуже матери в тысячу раз!

Царь умолк, поразив Элохима своим душеизлиянием. Но так откровенничают только с лютым врагом. В таких вещах не признаются даже самому близкому другу. Казалось бы, царь посвятил его в свою жуткую тайну по той же причине, по какой люди открывают душу незнакомцу, будучи уверенными в том, что им не придется больше никогда встретиться с ним в жизни. Однако на самом деле все обстояло намного сложнее.

– Скажи мне, Элохим, как брату. Как бы ты поступил, будь на моем месте?

– Не могу даже себе представить.

– Я понимаю, что у тебя нет дочери. Не знаешь, что такое дочь. Но у тебя скоро она родится. Уверен, что у тебя родится именно дочь, а не сын. Вот тогда поймешь, что такое дочь! Слаще дочери нет никого на свете! Ты смотришь на нее и узнаешь в ней самого себя. Как бы в ином, женском облике. Удивительно. В сыне ты не узнаешь себя. Сын совершенно другой человек, сам по себе. В лучшем случае, он лишь похож на тебя. Но дочь нет, она может напоминать свою мать. Но ты в ней узнаешь только себя, а не ее мать. Сосо похожа на Мариамме, но по духу она Ирод. Сосо – это Ирод в облике Мариамме. Боже! Как мне не сойти с ума. Сука, ты, Мариамме! Сука! Сука! Испоганила и себе и мне жизнь!

Царь, обхватив голову обеими руками, словно разговаривал с самим собою, забыв свой вопрос к Элохиму.

– Была бы ты, сука, покладистой женой, всего этого не случилось бы со мной. Была бы и сама жива, и я не потерял бы голову из-за взбалмошной девчонки. Любил бы ее, как любят другие отцы своих дочерей.

Элохиму стало неприятно смотреть на выворачивающего душу царя и выслушивать его умопомрачительный бред. Создалось очень неловкое для него положение. Царь относился к тому неприятному типу людей, с которым Элохим предпочел бы не находиться долго в одном помещении. Одно присутствие таких людей превращало жизнь в тягостное занятие.

– Но ты не ответил на мой вопрос, – вспомнил царь. – Как бы все-таки ты поступил?

– Наверно, дочь в семье, как бриллиант в короне, – сказал Элохим, вставая с кушетки. – Дороже, видимо, нет ничего. Но раз так, я бы поступил, как того желает дочь, отложив в сторону все свои желания и чувства, чем бы они не были вызваны. Желание дочери прежде и превыше всего.

Ответ Элохима царю пришелся не по душе. Он также встал. Во весь свой огромный рост. Словно исчез в нем человек, который минуту назад выворачивал свою душу наизнанку и вернулся на свое место грозный, коварный царь Ирод.

– Элохим, знаю, что ты человек без страха. Никого не боишься. За это я уважаю тебя. Знаю также, что ты точно убил бы меня, если б встретились одни в лесу. Быть может, я тоже. Ибо я тоже не робкого десятка. Никого не боюсь. Даже самого Бога. Меня не колышет, что люди думают и говорят обо мне, лишь бы не шли против.

– Наш разговор останется в этой комнате.

– В этом я ни на минуту не сомневался. Но я бы хотел, чтобы мы вышли из этой комнаты друзьями, а не врагами. Между прочим, только сегодня посоветовали мне бросить тебя в тюрьму. Но я отказался.

– Интересно, за что?

– За убийство Рубена и его сыновей. Но я ищу не вражды с тобой, а дружбы. Надеюсь, ты тоже.

– Я не имею ничего против тебя, – сказал Элохим.

– И не считаешь, что вот эта корона по закону принадлежит тебе?

– Нет, не считаю. Она твоя.

– Но не все так думают. До сих пор многие иудеи не признали меня своим царем. Мечтают вернуть корону в дом Давида. И еще эти слухи о Мешиахе, об истинном царе иудеев. Эти люди, наверняка, предложат тебе занять мой престол. Устоишь ли перед соблазном? Перед соблазном власти?

– Думаю, тебе нечего опасаться. Самые влиятельные и умные люди понимают, что твое царство лучшее, что могли бы пожелать себе иудеи в настоящее время.

– Ага! Видишь, сам проговорился. «В настоящее время». А что потом? Я хочу, чтобы мое царство длилось тысячу лет. Нет, столько же, сколько просуществует вот этот камень. Вечно!

– Нет ничего вечного. Даже этот камень не вечен.

– Нет, вижу, что ты не устоишь перед соблазном власти.

– Раз так уверен, то ничем не могу помочь тебе.

– Можешь!

– Чем?

– Только одним. Перебирайся с семьей ко мне во Дворец. Будь рядом со мной. Как второй царь. Эврикл рассказывал мне, что у них в Спарте всегда было два царя. Почему мы не можем устроить такое же у себя, в Иудее? Сядешь рядом со мной. Поставлю для тебя второй трон в Тронном зале. И народ увидит, что мы вместе, а не врозь. Два царя у одного народа. Как ты смотришь на это? А!?

Царь явно предлагал ему почетный домашний арест. Элохим вспомнил, как тот держал под домашним арестом последнего хасмонейского царя Гиркания после его возвращения из плена. Сначала даже сажал его рядом с собой, называл отцом и поклонялся ему при всех. А потом, когда укрепил свою власть, приказал умертвить беспомощного старика.

– Надо подумать, – ответил уклончиво Элохим, стараясь скорее закончить тягостный разговор.

– Вот и хорошо. Подумай. Я не тороплю тебя с ответом.

Разговор был окончен. Прежде чем выйти из бриллиантовой комнаты, они посмотрели друг другу в глаза, и оба поняли, что им не хотелось бы оказаться вновь наедине.

59

Сарамалла с Черным Евнухом ждали их перед входом в сокровищницу. До них доносились веселые голоса людей, собравшихся в шатре, и ритмичные звуки тимпанов. Малая свадьба была в разгаре.

Как только царь вышел из сокровищницы, тут же приказал Черному Евнуху провести Элохима в Агриппиев дом, где был накрыт праздничный стол для особо почетных гостей.

– А мы с Сарамаллой придем чуть позже.

– Ваше Величество, – обратился к царю Черный Евнух, – могу ли показать Элохиму свое сокровище?

Царь рассмеялся. Всем во Дворце было известно, что Черный Евнух собирает золотые перстни, как дети собирают камушки.

– У него золотых вещиц больше, чем у меня в сокровищнице, – пошутил царь. – Хорошо, иди, похвастайся. Только ненадолго. Мы и так задержались тут.

Черный Евнух занимал две комнаты на третьем этаже, в башне над воротами в Женский двор. Из одной комнаты окно выходило на Женский двор, а из другой – на царский.

По винтовой лестнице они поднялись до самого верха и оказались на лестничной площадке между двумя комнатами. В окне Элохим увидел, как царь и Сарамалла вошли в шатер.

Черный Евнух провел Элохима сначала в комнату, расположенную слева от лестничной площадки. В ней находились большая кровать и два сундука. У окна стоял низкий табурет, покрытый ковриком.

– Вот там, у окна, любимое место царя для наблюдения за гаремом, – сказал Черный Евнух. – Но лучше не подходить близко к окну. Заметит кто-нибудь. И тогда мне не сносить головы. Вот отсюда можно увидеть крышу Красного Пентагона.

– А где твои золотые изделия?

– В соседней комнате.

– Тогда лучше выйдем отсюда. Зачем тебе рисковать головой.

Они перешли во вторую комнату. Она была достаточно уютной. Пол был устлан красочным набатейским ковром. У окна стоял небольшой стол с двумя стульями по бокам. У дальней глухой стены находилась тахта, также покрытая ковром.

Черный Евнух достал плоский деревянный ящик из-под тахты и поставил на стол.

– Мое золото.

В ящике аккуратно были разложены перстни разной формы и величины. Элохим сел за стол и начал их рассматривать.

– Элохим, не из-за них я пригласил тебя, – вдруг признался Черный Евнух, усаживаясь напротив. – Я ждал этого случая давно.

– Не понимаю, о чем ты? – сказал Элохим, оторвав взгляд от ящика.

– Элохим, я хочу открыть тебе одну тайну. Я ждал этого часа долго, слишком долго.

У Черного Евнуха слезы навернулись на глаза. Он едва сдерживал их. Элохим с удивлением посмотрел на него.

– Успокойся. Я слушаю тебя внимательно.

То, что он услышал, оказалось совершенно неожиданным.

– Элохим, я твой брат. Я иудей. Потомок Иуды.

Слезы покатились у него из глаз. Он вытер их рукавом. Если бы не слезы, Элохим подумал бы, что Черный Евнух разыгрывает его.

– Не смотри на черноту моей кожи. Душой я иудей. В жилах у меня течет кровь Иуды, кровь нашего с тобой предка. Я твой кровный брат.

Элохим не знал, что сказать, и лишь продолжал удивленно смотреть на Черного Евнуха.

– Вижу, Элохим, тебе не верится.

– Уши слышат одно, но глаза видят другое, – ответил Элохим.

– Понимаю. Но это правда. Только умоляю, выслушай меня.

– Пожалуйста, говори!

– За сорок лет до Моисея семнадцать отважных сынов Израилевых из колена Иуды и трое дочерей Левия решили вырваться на свободу из египетского рабства. Среди них был мой предок, потомок Зары, брата Фареса, твоего предка. Им удалось убежать от своих египетских господ. Они хотели кратчайшим путем добраться до земли обетованной. Знали, что надо двигаться вдоль побережья Великого моря. Но не ведали, что Всевышнему не было угодно, чтобы они опередили предначертанное. Их путь на север был перекрыт. А за ними была пущена погоня. Произошла стычка с людьми фараона, превосходящими их многократно своей численностью. Они сражались мужественно, но были вынуждены скрыться. Потеряли пятерых своих братьев убитыми. Единственный путь, открытый для них, вел вдоль Нила на юг через весь Египет. По этому пути они пробились в Нумибию. Трое из них решили двигаться еще дальше на юг и, наверно, затерялись в саваннах Африки. А остальные осели сначала в Нумибии. От местных черных женщин пошли у них потомки, которые старались по возможности меньше смешиваться с местным населением, вступая в браки в основном между собою. Для вас, белых, мы черные все на одно лицо. Но мы можем различить разные оттенки черной кожи. Чернота кожи потомков Иуды имеет иной, светлый оттенок. В Нумибии мы сильно отличались от местных жителей. И не только оттенком кожи. У нас черты лица другие. Нос не приплюснутый, а выступает вперед. Посмотри на мой нос. Видишь, какой он?

Черный Евнух показал свой профиль, чтобы Элохим мог лучше разглядеть его горбатый нос.

– Действительно, нос у тебя, скорее, еврейский.

– И губы тоже. У меня типично еврейские подушечки под нижними губами. Но главное отличие состояло в нашей вере. Благодаря вере в Бога отцов наших, Бога Авраама, Исаака и Иакова, мы выжили. Из Нумибии мои предки двинулись дальше и дошли до Эфиопии. Там они вели многолетние кровопролитные войны с разрозненными местными племенами. В итоге мои предки подчинили их себе и создали в Эфиопии свое царство. Еврейское царство.

– Еврейское царство? – вновь не поверил своим ушам Элохим.

– Да, еврейское. С главным городом в Гондаре. Эфиопы по сей день называют нас «фалашас» – чужеземцами. У нас были свои герои – Гидеон и царица Иудифь. Но самой известной царицей у нас была Македа. Она прославилась своей красотой, богатством и мудростью.

– Впервые слышу, – признался Элохим.

– Не может быть! Она приезжала в Иерусалим, к царю Соломону, чтобы испытать его загадками. С множеством верблюдов, навьюченных благовониями, золотом и драгоценными камнями.

– Царица Савская!? – удивленно спросил Элохим.

– Да. Она родила от царя Соломона сына после возвращения из Иерусалима, и назвала его Менеликом. Я его прямой потомок. Я был наследным принцем. Но в войне с арабами был тяжело ранен и попал в плен. Арабы продали меня одному богатому идумею, а тот оскопил меня и подарил Ироду на свадьбу с Дорис, матерью принца Антипатра. Мне тогда было девятнадцать лет. И вот уже двадцать семь лет я служу Ироду.

Черный Евнух перевел дыхание и продолжил.

– Тебя, Элохим, первый раз я увидел во время осады Иерусалима. Ты сражался на стенах Храма. А я стоял внизу, недалеко от Ирода. Помню, как он приказал лучнику целиться в тебя. «Целься в сына Давидова, – кричал Ирод, – вот он, в пурпурной мантии». Лучник тогда промахнулся. И я обрадовался. Видел, как ты мужественно сражаешься. Был восхищен твоей отвагой. Вот тогда-то убедился, что только ты поверишь мне. С того дня я мечтал встретиться с тобой. И все эти годы я ждал такой возможности. Слава Всевышнему! Я дождался ее.

Элохим был огорошен рассказом Черного Евнуха. Он невольно встал из-за стола. Черный Евнух также встал. Некоторое время они так и стояли, лицом к лицу. Потом Элохим тихо спросил:

– Как твое имя?

– Принцесса Соломпсио и Лоло зовут меня Коко. Но мое настоящее имя Эл-Иад.

Элохим раскрыл руки и сказал:

– С возвращением тебя, брат мой, Эл-Иад.

Слезы хлынули из глаз Черного Евнуха. Он упал на колени и обнял ноги Элохима.

– Я знал, знал, что только ты поймешь меня, только ты поверишь мне!

Элохим взял его за плечи и помог подняться на ноги. Черный Евнух вытер слезы и сел за стол.

– Я так благодарен тебе, Элохим. Так благодарен. Не знаю, как выразить свои чувства. Не могу найти слов.

– Я и все мои братья отныне также твои братья, Эл-Иад. Ты всегда можешь рассчитывать на нас. Но теперь нам пора идти. А то Ирод заподозрит тебя в заговоре против него.

– Да, да, Элохим, ты прав. Нам надо идти. Я забыл про царя. Пойдем.

Они спустились вниз и вышли во двор. Там почти уже никого не было. Все, за исключением стражи у входа царской сокровищницы, находились в большом шатре. По дороге в Агриппиев дом Элохим на несколько минут задержался перед входом в шатер, где столпилось много людей. Царя и Сарамаллы там уже не было. Внутри шатра молодые идумеи с кривыми бедуинскими кинжалами в руках исполняли воинственный танец под ритмичную музыку.

Он отошел от толпы. Вдруг понял, что теперь может и должен поговорить с Черным Евнухом об Ольге. Они направились в Агриппиев дом. Она должна быть где-то там внутри вместе с принцессой Соломпсио, подумал Элохим. А вдруг они выйдут навстречу?

– А где сейчас принцесса Соломпсио с…?

– С Лоло, – подсказал Черный Евнух. – Точно не могу сказать. Может быть, в зале для женщин, а может быть, еще сидят с Учителем в комнате для гостей.

Черный Евнух на минуту задумался, а потом сказал:

– Принцесса и Лоло необыкновенные создания. Мы втроем очень близкие друзья. Не знаю, Элохим, правильно ли сказать тебе, что ты очень дорог Лоло.

– Дорог!? С чего ты решил?

– Она сама призналась.

Они уже были у дверей Агриппиева дома.

– Эл-Иад, мне надо встретиться с ней наедине. Как это устроить?

– Трудно даже представить себе, – признался Черный Евнух с удивлением, – думаю, просто невозможно.

– Без твоей помощи мне не обойтись. Но сейчас нет времени говорить об этом. Надо хорошенько обдумать. Спокойно. Не торопясь.

– А когда и где?

– Мог бы ты приехать на днях на рынок? Тебя там встретит мой брат.

– Да, мог бы. Я езжу туда часто. К ювелиру.

– Вот у ювелира и встретишься с ним.

– Я мог бы послезавтра поехать туда. Еще до отъезда царя. А потом не смогу. Мне нельзя оставлять гарем без присмотра, особенно когда царя нет во Дворце.

– Отлично. Так и договоримся, – сказал Элохим. – Но, кажется, сегодня уже не удастся увидеть ее.

– Скорее всего, нет. Но я посмотрю, что можно сделать.

– Не будем прощаться, брат мой.

Галльские стражники открыли им двери. Они прошли внутрь и столкнулись лицом к лицу с Соломпсио и Ольгой, которые в это время прощались с Г.П. и собрались уходить.

– Коко, а мы уже уходим, – сказала Соломпсио. – Слишком скучно сидеть с мымрами.

Потом она взглянула на Элохима и подала ему руку.

– А у вас сильная рука, Элохим. Была рада познакомиться.

– Прощайте, принцесса!

– И голос необыкновенный, – прибавила она, обращаясь не столько к Элохиму, сколько к Ольге. – Бархатный.

Но Ольга едва ли услышала ее. Она была полностью поглощена Элохимом. Для нее словно все куда-то исчезли. Глаза ее были полны надежды, ожидания. Всем выражением лица она словно говорила Элохиму, только не молчи, скажи хоть что-нибудь. У Элохима были считанные секунды, чтобы найти нужное слово. И он неожиданно для себя поцеловал ее в щечку и прошептал:

– Жизнь моя!

60

– А! Элохим, наконец-то, – воскликнул царь, как только тот вошел в зал пиршества, – проходи сюда. Садись рядом.

Справа от «седалища у стены», на котором расположился царь, был свободный стул с высокой спинкой, приготовленный специально для Элохима.

– А где ты был? – заговорщически тихо спросил царь, наклонив голову к Элохиму, когда тот сел между ним и Ферорасом. – Я-то думал, что ты уже уехал.

– Задержался перед шатром, – ответил Элохим.

Все притихли. Кроме Ферораса и Сарамаллы, которые сидели слева от царя, никто не мог слышать его разговор с Элохимом. Со стороны казалось, что между царем и Элохимом существует близкие дружеские отношения.