Полная версия
Марлезонский балет
– Вам сильно повезло. Обычно европейцы недооценивают свое предназначение, которое привело их к нам, в Африку.
– И что же это за предназначение? – заинтересовавшись, задал уточняющий вопрос Боб.
– Вы предназначены для принесения в жертву Богам. Боги сильно любят, когда им приносят в жертву белых, поэтому такие, как вы, пользуются у нас большим спросом.
– Нас – в жертву? – изумился Боб, он даже не мог поверить, не то, чтобы испугаться.
– Да, и это особый ритуал, целое представление, почти как театр в Париже. Но ритуал секретный. Никто из европейцев этот ритуал никогда не видел своими глазами. Вы же европейцы? Вам будет интересно.
– И когда же ожидается этот театр? – Джеффу захотелось понять, сколько им еще осталось.
– Думаю, скоро. Задержка связана с тем, что вожди и мудрецы еще толком не решили, каким способом следует Вас умертвить, – традиционным, посадив на кол, или новомодным, взорвав с помощью противотанковой гранаты. Возникли разногласия, они дискутируют. Вы не беспокойтесь, у нас все хорошо организованно. Как только они придут к общему мнению, сразу дадут команду на приведение приговора в исполнение. Чтобы не пришлось опять дискутировать, – его шубы снова растянулись в доброжелательной улыбке, – Скоро придет помощник вождя.
– А какое решение наиболее вероятно? – задал откровенно глупый вопрос Боб.
– Наиболее вероятно, что пленника, то есть тебя, посадят на кол и потом зажарят на костре, а пока Вам надо посидеть здесь. Ладно, я пошел, мне надо приладить ритуальный костюм.
Их привели к огромному костру, перед которым возвышался врытый в землю заостренный кол. Тот же черный как ночь переводчик на том же ломанном английском несколько более подробно и еще более доброжелательно разъяснил пленникам, то это ритуальный огонь и ритуальный кол – все для принесения человеческих жертв Богам. Кол для умерщвления, а костер – для хорошего прожаривания. Маменька Герда уже двенадцатый раз отключалась от реальности – так для субличности выглядит обморок.
– Вы что, каннибалы? – догадался Боб.
– Ну что Вы, конечно, нет! Но по большим праздникам и в исключительных случаях у нас принято совершать общую трапезу, главное блюдо готовится из филейной части чужестранца, им угощаются воины. Мозгами лакомятся старейшины и вожди. Женщины и дети могут претендовать на все остальные, менее статусные места.
– И сейчас исключительный случай?
– Ну да! И это великолепный случай! С момента Вашего появления здесь наше племя в полном составе находится в состоянии непрекращающегося праздника! – переводчик буквально излучал исключительную благожелательность.
– Уж не хотите ли Вы сказать, что эта великая честь выступить в качестве ритуального блюда выпала нам? – Бобу все еще казалось, что это такая не очень удачная шутка. Джефф хмуро молчал.
– Это, действительно, великая честь, ведь вы умрете почти сразу, не мучаясь, в течение каких-то пяти-шести часов, а это в наше время большая редкость.
Расположившияся в гамаке абориген, кутавшийся в накидку из шкуры леопарда и задумчиво почесывавший свидетельства мужественности внушительных размеров, прислушивался к их разговору. Услышав последние слова Боба, он отпустил тестикулы, ловко выскользнул со своего ложа и подошел к пленнику.
– Вы только что сказали «выпала нам». Вы что, не один? Где прячутся остальные? Неужели охотники снова припрятали остальных для себя? Если мы найдем остальных, получится еще больший праздник. Лучше признайся. Не скажешь сам – когда тень от кола достигнет твоих ног, мы будем тебя пытать. Или сразу жестоко пытать, как только придет вождь.
Маменька Герда снова отключилсь, на этот раз, успев предупредить, что упадет без чувств.
До края тени оставалось не более десяти сантиметров. Снова зазвучал злорадный там-там. Освежающим лейтмотивом происходящего для партнеров стал нежный голос маменьки Герды, утверждавшей, что они с папенькой не хотят умирать во второй раз.
Вождь действительно пришел, его корона из перьев была просто очаровательна. Абориген, кутавшийся в накидку из шкуры леопарда, пытался было доложить ему о гипотетических дополнительных кандидатах для жертвоприношения, однако вождь не стал его слушать. Он принял картинную позу и, торжественно указав на пленников, горанным голосом что-то сказал переводчику.
– Вождь освобождает Вас от казни и отпускает. Сейчас за Вами придут, – уже без смущенной улыбки объявил переводчик.
Восстановлению эмоционального состояния Боба и всей внутриличностной общественности сильно мешала перепалка, завязавшаяся между вождем и аборигеном, кутавшимся в накидку из шкуры леопарда. Интенсивность актов коммуникации быстро повышалась Внезапно они перешли на ломаный английский.
– Ты где учился? – спросил вождь.
– В Москве, – не без растерянности ответил кутавшийся в накидку из шкуры леопарда. Похоже, этот ответ сделал его беззащитным перед следующим вопросом.
– И ты не хочешь помогать русским? – вскричал вождь.
– Хочу, хочу, хочу, конечно, хочу, как может быть иначе?! – абориген чуть не уронил свою леопардовую накидку, скорость произнесения им слов увеличилась в разы.
За партнерами не пришли, но зато приехали. Из запыленного джипа вышел белый средних лет в камуфляже, он двигался с большим достоинством. Они с вождем обнялись. Вождь что-то с жаром золопотал на смеси местного диалекта и лондонского английского. Белый снисходительно посмеивался, а потом вручил вождю VIP-приглашение на Гран-при «Формулы-1» в Монте-Карло.
По сигналу вождя охранник отложил в сторону мачете и освободил руки пленника.
Белый, не глядя на Боба, на чистейшем американском языке скомандовал ему полезать в джип. Боб попытался было выразить свою благодарность.
– Не разговаривать, или я оставлю Вас здесь! – сказал человек в камуфляже.
«Молчи, Боб, делай, что он говорит. Это Чипполино, мы спасены», сказал Джефф.
Они ехали по саванне. Сильно трясло, Боб с умилением прислушивался к разговору друзей-террористов.
– Откуда ты взялся, Чип?
– Что-то не так, Джефф?
– Все так, но откуда ты узнал и как тебе удалось?
– Как только Вас пленили, вся саванна уже знала об этом, ты помнишь звук там-тама?
– Да-да, что-то было похожее. Но Вы обнимались с вождем, как завзятые педики!
Чип засмеялся.
– Помнишь эпопею с пиратами?
– Конечно!
– Мне пришлось участвовать, в качестве советника, в операции по освобождению из заложников полоумной жены одного нашего высокопоставленного дипломата. А этот парень возглавлял в то время банду пиратов и требовал за нее сумасшедший выкуп.
– И теперь главарь банды стал вождем племени, это обычное дело, и не только для Африки. Я всегда говорил: опера растут вслед за своими источниками, – сказал Джефф.
– В моем случае рост обусловлен, скорее, возвышением корпорации «Hibris». А тогда мне удалось убедить этого смышленого парня в необходимости сотрудничества, по твоей рекомендации я действовал под флагом российских спецслужб.
– Но какова основа сотрудничества?
– Плен на тебя плохо подействовал, Джефф, у тебя совсем память отшибло. Ты же сам подсказал мне, что здешние аборигены прекрасно помнят СССР, его помощь развивающимся странам, инновационно звучавший тезис «миру мир». Вот я его и вербанул на идеологической основе, для борьбы за мир. А старая любовь не забывается.
– Ну, ты красавец, Чип.
Они достигли города не более, чем за час.
«Кто этот наш спаситель?», – позволил себе поинтересоваться Боб.
«Это Филипп по кличке Чипполино – детектив, в нашей корпорации отвечает за коммуникации. Я тебе о нем рассказывал. Располагает собственной «карманной» агентурной сетью на Ближнем Востоке, а теперь и в Европе. Наладил массовую вербовку европейцев в ряды ИГИЛ. Виртуоз межличностной коммуникации! Мне иногда кажется, что он способен завербовать в террористы самого папу римского или на крайний случай – президента США!».
Восхождение на Фудзияму
И что-то ангелы поют такими злыми голосами
В. ВысотскийЕсть крылатое выражение: побывать в Японии и не взойти на Фудзияму, – это все равно, что посетить Ватикан и не увидеть папу римского. Маменька Герда решила действовать с точностью до наоборот: взойти на Фудзияму и заодно посмотреть Японию, по-крайней мере, так она объяснила необходимость поездки партнерам.
«Это небезопасно, – пытался урезонить маменьку Боб, – На том архипелаге насчитывается 150 вулканов, и 40 из них – действующие. Ежегодно фиксируется около полутора тысяч землетрясений различной силы. В среднем по четыре толчка в день. И все довольно чувствительные»
«Подниматься будешь ты, а не я. А я только наблюдать и немного ощущать. Гора пологая, всего-то 3700 метров, ты осилишь. Японцы говорят, что восхождение на Фудзияму пробуждает стремление к самоочищению и самосовершенствованию. Тебе давно пора этим заняться. А я хочу посетить построенный на вершине синтоистский храм. И не спорь с мамой, Бобби. Я лучше знаю, что тебе пойдет на пользу, и что повредит.».
Боба поддержал партнер Джефф:
«Между прочим, топтать священную гору попусту, мягко говоря, не рекомендуется. Японская мудрость гласит: «Дурак тот, кто ни разу не взбирался на гору Фудзи, но дурак и тот, кто взбирался на нее дважды». Я бывал на этой горе. И ничего особенного не заметил.»
«Ты-то бывал, – не смутилась маменька Герда, – а мы с Бобом – нет. И все знают, что даже при взгляде на гору ссоры забываются, горе утихает, желания ослабевают, приходит упокоение. Нам всем необходимо успокоение. И чем быстрее, тем лучше».
Паломников построили парами, началось восхождение. В паре с Бобом оказался неприлично лысый и при этом худосочный коротышка с пронзительным взглядом, его одежда производила впечатление заношенности и несвежести. Коротышка все время поправлял висевший на груди элегантный бинокль, от него пахло затаенной злобой. Они прошли почти километр, когда неприлично лысый тонким голосом кастрата бросил фразу:
– Минуту внимания, Бобби, отвлекись от созерцания окрестностей. Я знаю, что в тебя залез мой приятель, Джефф, который теперь твой руководитель, поэтому обращаюсь к нему напрямую. И ты, Боб уж мне не мешай. Если не хочешь, чтобы я тебя порезал. Лады?
– Валяй! Обращайся, – великодушно разрешил Боб.
– Джефф, время идет, все меняется, и довольно быстро, кто-то стареет, кто-то набирает силу. Ты уже не тот, что раньше. Я стал круче тебя. И авторитет наработал в мире террора, и связями оброс. Надоело мне в твоей тени, понимаешь? Настала пора тебе сдавать полномочия, Джефф. Засиделся я на десятых ролях, надо просыпаться, хочу стать лидером в мире террора. Ты не возражаешь? Иначе мне придется применить силу. Ты правильно понял, это ультиматум, Джефф, даю на размышления неделю. Дальше – не обижайся.
«Это что за фрукт?» – Боб обратился за справкой к партнеру.
«Его зовут Лоренцо, погремушка «Бурундук», не обращай на него внимания. Когда-то был младшим товарищем, типа денщиком, с некоторых пор – мой идеологический оппонент. Он всегда экономит на работе мозга».
– Кстати, Джефф, ты передал своему новому физическому телу навыки стрельбы? Ты научил свое новое тело рукопашному бою? Мы можем проверить прямо сейчас! – очевидно, Бурундук умеет «заводить» сам себя довольно успешно.
– Передал, можешь не сомневаться, – мирно отвечал Джефф.
– И всем своим секретным приемам обучил? Сильно сомневаюсь! Я в это не верю!
– Верь и не сомневайся. А затеешь рукопашную, япошки тебя повяжут в одно мгновение, не задумываясь. Ты ведь помнишь, кто такие ниндзя? Самураи – тоже бодрые ребята. И совсем не факт, что они экстрадируют тебя на родину. Будешь до конца жизни гнить в японской тюрьме, Фудзияма для них – место сакральное. Отвали.
– Я-то отвалю, но я сказал, ты услышал. Неделя, всего одна неделя.
«А вообще кто это задира? Кто такой, этот веселый Бурундук?», – не преминул уточнить исходные позиции Боб.
«Когда мы познакомились, у него были признаки синдрома Рэмбо, он стал моим помощником. Вскоре стало ясно, что синдром Рэмбо он только имитировал, а со временем совсем испортился. Его испортили деньги. Как и всех нас. Кстати, Бурундука испортили деньги и Джон Смит младший».
«Испортился, – значит, излечился от своего синдрома?»
«Типа того. Считай, что так», – видимо, Джеффу не хотелось ничего объяснять.
«А что же это за синдром такой, с излечением от которого террорист портится?»
«Приготовься слушать, это потребует некоторого времени. Страдающий синдромом Рэмбо – это человек, сеющий ужас во имя высокой цели, он по другому не умеет жить. Результат долгосрочного формирования устойчивой невротической структуры личности, раздираемой непреодолимым интраспихическим конфликтом между стремлением к острым ощущениями и переживаниями тревоги, вины, стыда и отвращения за свое участие в них.
Ключевой характеристикой этой структуры личности служит либо сознание «миссии», добровольно возложенных на себя тяжелых, но благородных альтруистических обязанностей, позволяющих реализовать агрессивные побуждения без самоупрека в разрушительных намерениях. Либо сознание принадлежности к некоей значительной «корпорации», или профессиональных обязанностей, которые надо исполнять со спокойной готовностью к самопожертвоваию, без всякого явного или скрытого мазохизма, позволяющих рисковать жизнью и здоровьем без самоупрека в аутоагрессивности.
При наличии негативной внешней оценки и неустойчивой самооценки такому индивиду необходимо безусловное положительное отношение со стороны своих товарищей по организации. Он не может, хотя и умеет убивать «просто так», он обязательно должен делать это во имя чего-то высокого. Ему приходится все время искать и находить те или иные более сложные и рискованные «миссии».
Такая личность испытывает большие трудности адаптации к спокойной, рутинной деятельности, переживают ощущение скуки и собственной несостоятельности в обыденной жизни. Это ощущение он зачастую компенсирует алкогольными эксцессами, переходящими в длительные запои, и сопровождающимися разнообразными соматоформными реакциями[5].
Девиз рэмбо: «жизнь – экстрим», он хочет жить по высшему экстремальному уровню. Постоянно стремится к тому, чтобы оказаться в сверх-экстремальной обстановке, в самом очаге чрезвычайной ситуации, не прочь «взвинтить» ход событий, самого себя и других людей, часто искусственно, хотя и неосознанно, создавая сложности, которые потом необходимо «героически преодолевать». Полагает, что зачимыми характеристиками экстремальной ситуации является близкое по духу окружение и наличие правил игры.
«Накручивать себя и других по-поводу и без повода свойственно и обычным людям. В том числе, так называемому офисному планктону. У нас в консалтинговом бюро был один такой Арчибальд, – заметил Боб, – Не представлял из себя совершенно ничего, однако своими поисками приключений на свою и чужие головы, квазигероическими эскападами он утомил всех».
«Но это еще не все, – менторским тоном продолжал Джефф, – Важным для такого человека являются принципы «отвечать добром на зло», «террор – дело добровольное». Он привык не отступать перед опасностью или перед угрозой при выполнении «благородной миссии», или того, что он считает своей миссией. Поэтому рэмбо – всегда доброволец. Он склонен к самоограничению до аскетизма и болезненно совестлив, обычно безотказен и альтруистичен по отношению к «своим». Часто чрезмерно впечатлителен и даже эмоционально раним. Вместе с тем, временами рэмбо бывает откровенно навязчивым, его предложения своей помощи иногда оказываются избыточными и могут надоедать.
Для обладателя синдрома рэмбо характерно выраженное стремление к сексуальной самореализации в экстремальных условиях, сверхрискованные эскапады и сексуальные «подвиги». Кстати, некоторыми неприятными элементами синдрома Рэмбо в начале своей террористической карьеры страдал и твой покорный слуга. И ты будешь смеяться, в этом меня поддерживала Сюзанна Мона́ндри. Тогда я звал ее «Лилия».
Маменька Герда не замедлила дать нехорошо проявившему себя мистеру Бурундуку весьма принципиальную оценку:
«Каков негодяй! Это человек с поврежденным психологическим статусом. Видеть таких не могу! И что Вы с ним цацкаетесь? Я бы на ваше месте давно бы его укокошила!».
Партнеры высоко оценили уместность применяемой доброй женщиной терминологии, равно как и ее активную жизненную позицию. При разборе полета Джефф позволил себе элегантно уподобить маменьку Герду – знаковой горе Фудзияме.
«Да, маменькина энергия живее некоторых живых!» – этим изысканным фразеологическим оборотом террорист номер два чрезмерно усилил предложенный им прекрасный образ вулкана, локализованного в физическом теле Боба в виде энергии субличности его безвременно ушедшей маменьки. Джефф не учел ситуационно возросшей чувствительности и ранимости партнера.
«Ты кого имеешь в виду?» – как всякий начинающий террорист, Боб все еще принимал некоторые безобидные ремарки, критические или шутливые замечания на свой счет.
«Да я так сказал, вообще», – примирительно заметил партнер Джефф.
«Следи за своим лексиконом!» – Боб мог, когда хотел, показать зубы. А зубы уже были немаленькие.
«Есть люди, от которых другим ни тепло, ни холодно. Только дурной запах, как от этого Лоренцо типа Бурундук».
«Таких сейчас большинство… В некоторых странах».
«И ведь, чего хочет женщина, тем более маменька, пусть и усопшая, того хочет Бог!» – оптимистично заключил Джефф.
«И надо что-то решать с этим экономным на эксплуатацию собственных мозгов Бурундуком. Тебе не кажется, он жаждет крови?» – похоже, Боб уже почти усвоил полезную привычку к кардинальным решениям, свойственную партнеру. Правда, эта привычка еще не стала для него автоматическим руководством к действию.
«Не горячись, мало ли в сфере террора Лоренцев? И каждый второй Бурундук жаждет крови», – слова партнера заставили Боба задуматься.
Впрочем, жизнь все решила за партнеров.
Наши личности в Монте-Карло
Ничего не делать – это одно из самых сложных занятий, самое сложное и самое интеллектуальное
О. Уальд«Мальчики, я тут подумала… Почему мы мечемся по всякому захолустью? Почему Вы меня не везете элитные злачные места? Например, в Монте-Карбо? Посещать и обживать именно это место считается уделом миллионеров, а ведь мы же миллионеры? В Монте-Карло бывает самая взыскательная публика. Или вы на мне расчитываете сэкономить? Может быть, я для вас слишком разорительна?», – предъявила давно ожидаемые претензии маменька. Не видя у партнеров немедленной готовности откликнуться, непримиримая маменька Герда стала действовать более прицельно.
«Бобби, милый, ты точно должен меня поддержать, не ты ли ввязался в эту авантюру с предоставлением своего физического тела чужой сомнительной личности, объяясняя это стремлением к риску и драйву? В казино – настоящий риск и драйв! Здесь люди рискуют огромными деньгами!».
«Строго говоря, это деньги Джеффа», – без надежды на успех отбивался Боб.
«Но мы с Джеффом уже несколько лет как ближайшие родственники!», – аргументы маменьки Герды выглядели безупречно.
Боб с трудом переваривал услышанное, тем временем Джефф дал команду по телефону подготовить его private jet[6] типа Bombardier для перелета в Монте-Карло. Он исполнял маменькины милые прихоти почти рефлекторно, ведь тут не было даже и намека на угрозу женитьбы. Тем временем Боб пришел в себя и захотел выяснить, имеют ли желания маменьки сколько-нибудь реальные основания.
«Маменька, а что Вам известно о Монте-Карло? И о Монако?», – с каких это пор добрый Боб стал провокатором?
Ответ его поразил своей глубиной.
«Княжество Монако – это карликовое, но вполне себе независимое национальное государство, расположенное на Французской Ривьере недалеко от Италии и почти в 1000 километрах от Парижа. Его территория составляет около двух кв. километров, по своим размерам оно является вторым после Ватикана самым маленьким государством в мире. Территория пересеченная, гористая, даже скалистая. Самая высокая точка находится на отметке 140 м над уровнем моря. Столица – город Монако. Несмотря на малые размеры, Монако подразделяется на пять зон, самая известная из которых – Монте-Карло. Это самый престижный район с роскошными резиденциями и казино. Название района переводится как «Карлова гора» – в честь князя Карла III, правившего в Монако, если я ничего не путаю, еще в XIX веке, – казалось, маменька не говорила, а пела, – Для меня важно, что климат там мягкий, и более 300 дней в году в Монако царит солнце. Средняя температура составляет 8 °C зимой и 25 °C летом.
«Да там довольно тепло», – рассеянно заметил Боб, – А что за люди там обитают?».
«Население Монако – всего около 35 тыс. человек. Не более, чем 20 % из них – монегаски, остальные это смесь из европейцев – беженцев из Франции, Италии, Великобритании и других европейских стран, а также американцев, канадцев, австралийцев, южноафриканцев с очень небольшим количеством выходцев из стран Ближнего Востока. Местное население исповедует римский католицизм, с культурной точки зрения это часть французской глубинки. Официальный государственный язык в Монако – французский, а разговорный – монегаскский диалект (смесь французского с итальянским). Тут я надеюсь на нашего партнера Джеффа, на его ужасный французский, ты же в своев время выучить этот божественный язык так и не удосужился! Впрочем, люди с энтузиазмом общаются здесь и на итальянском, и на английском (но не на нашем с тобой американском), не говоря уже о доброй дюжине других языков».
«И что же Вы, маменька, намерены в Монако посетить?», – Боб все еще на что-то надеялся, хотя бы на малюсенькую зацепку. Ответ маменьки Герды и на этот раз оказался более, чем обстоятельным и развернутым.
«Прошу заметить, Бобби, я намерена посетить не абстрактное Монако, но конкретно Монте-Карло. Центральная достопримечательность города – казино, и да будет тебе известно, это самый первый игорный дом в Европе, между прочим, определивший само понятие «казино». При нём открыто Ле-Кабаре, тоже одно из первых заведений подобного рода, а также Оперный театр, его называют «Зал Гарнье», по фамилии архитектора.
Заслуживают внимания несколько музеев – морской музей с коллекцией судов разных времен, музей доисторической антропологии, парк Фонтвий с его чистыми прудами и привезенной со всего света растительностью, розарии принцессы Грейс с пятью тысячами ароматных розовых кустов. Для Вас с партнером будет небезинтересна княжеская коллекция старинных автомобилей.
Между прочим, в этом благословенном уголке планеты собственные дома имеют некоторые люди – иконы, – Лучано Паваротти, Арнольд Шварценеггер, Жан-Клод Ван Дам, Михаэль Шумахер, Борис Беккер. Может быть, и мы подыщем себе что-нибудь подходящее по соседству! Сама мысль о том, что все эти знаменитости будут где-то рядом, сводит меня с ума».
Тем временем у Боба появились весьма серьезные опасения за состояние своего разума вследствие длительно-культуроведческого общения с маменькой Гердой, его потянуло в сон. Оказывается, наш герой ее недооценивал.
«Ты знаешь, Бобби, а ведь национальный музей Монако – хранилище уникальных экспонатов восемнадцатого и девятнадцатого века. Здесь представлены удивительные по своей красоте куклы, в том числе и автоматические, наряженные в костюмы соответственно времени их создания.
Церковь Святой Девоты, тебе ивестно хоть что-нибудь про Святую Давоту? Нет? То-то же. Она стала святой, потому, что приняла мученическую смерть за свою веру. Святую Девоту считают покровительницей Монако, более того, главным гарантом независимости княжества. К Девоте за заступничеством обращались во все смутные времена нашествий чужеземных войск. Ее мощи какие-то негодяи пытались похитить, но корабль флорентийского вора не выпустил из города ураганный ветер. По распоряжению тогдашнего правителя Уго Гримальди, весьма решительного джентльмена, злоумышленников умертвили, а его корабль сожгли. С тех самых пор ежегодно в конце января перед церковью устраивают символическое сожжение макета судна – наподобие того, в котором прибыло в княжество Монако тело убиенной святой Девоты. Ты слушаешь меня, Бобби?».
«Слушаю внимательно, о великолепная маменька, – покорно отвечал Боб, – Что же еще заслуживает нашего внимания в Монако?».
Впрочем, маменьке Герде не без естественного интереса внимал и партнер Джефф: ее пространная речь привела в некоторую стройную систему его познания, касающиеся заповедного княжества, до той поры казавшиеся международному террористу всеобъемлющими.
«Имеется оригинальный японский сад, его автор – ландшафтный архитектор из Страны восходящего солнца. В потрясающе красивом и гармоничном саду в лучших японских традициях соединили воду, камень и растения. Всем деревьям придали характерную форму, особенно – соснам. Здесь впору рисовать Японию «с натуры» – для этого есть все – и искусственные острова на водопадах и маленьких водоемах, и сложенный из специально привезенных частей чайных домик с каменными фонарями, и множество неповторимых живописных пейзажей. Вам с Джеффом, находясь в этом саду, будет нелишним поразмыслить о смысле жизни и значении смерти».
