Солнечные часы с кукушкой

Надежда Герман

Солнечные часы с кукушкой

Солнечные часы

Этюд с туманом

У востока глаза с поволокою.За рекой догорают костры.Одинокое белое облако —будто флаг на вершине горы.Пахнет склон резедой и гвоздикою.Над обрывом стою и смотрю,как разбуженный птичьим чириканьемкто-то вброд переходит зарю.

«За ночь листья облетят. Только облако тумана…»

За ночь листья облетят. Только облако туманана поляне, где росли незабудки по весне.Только тусклая луна – будто леший у шаманапыльный бубен уволок и повесил на сосне.Кто-то жалобно вздохнет. И провалится в болото.Только уши из воды. И свистящий странный звук.Или нечисти лесной покуражиться охота?Или ангелы летят треугольником на юг?

Этюд со звездой

Покатилась первая звездавниз по галактической спирали.На столбах гудели провода,А по лугу лошади гуляли.Листья шелестели. Ветер дул.Сонная луна висела косо.А душа сбежала и без спросадо утра отправилась в загулбосиком по Млечному Пути,чтоб потом свернуть на сенокосы,где сверкают бусинками росы,и трава по пояс – не пройти…

Этюд с будильником

Будильник звякнул жалобно и хило.Порвался сон, как старое кино.Ночь кончилась, и утро просочилосьсквозь шторку в приоткрытое окно.В окне – рябина, воробьи на веткеи клочья облаков. А может быть,чистюля-август постирал салфеткии на ветру развесил посушить?

Луна и полночь

Черёмуха цветёт. И сон-траве не спится.Кукушка битый час твердит одно и то же.У сгорбленной сосны заноет поясница,и выплывет луна, как старая галоша.У тихого ручья, где пепел от костра,где прячется в траве зелёный лягушонок,ладошками взмахну, чтоб шлёпнуть комара.Купавка от меня (русалкина сестра)подхватится тикать, не разобрав спросонок.Кудрявый, под хмельком, пришлёпает лешак,достанет из мешка корявую гнилушку.И полночь зашуршит, как флибустьерский флаг.И лодка уплывет по облакам во мрак.И упадёт туман. И сон возьмёт кукушку.

«Капели трель, июльская жара…»

Капели трель, июльская жараИ тихая печаль начальной осени.И вот уже вода остыла в озере,И снежно со вчерашнего утра.Над синевой тропических морей,Над белизною северных лесов,Огромное цветное колесоВращается то тише, то быстрей.Расщелина, где прячется змея,И небо, где купаются стрижи…Мы это называем просто – жизнь,Поскольку без названия нельзя.

Белый стих

Кузнечик тарахтит. Скрипит телега.Лошадка фыркает. Дорога пахнет сеном,туманом и землей. И облаками —там жаворонок, жаворонок плачетот счастья, что живёт, и есть надеждаещё дожить до будущего лета!Скрипит телега. Ровно дышит лошадь.И можно в сено лечь, лицом – на солнце.И всё смотреть, как облака по небуплывут, плывут… И жаворонка слушать.А где-нибудь грохочет автострада.И самолёты разрезают воздух.И воздух рвется, тонкий, как бумага,как тонкие ушные перепонки.Со скрежетом и воем мчится время,как скорый поезд возле полустанка,согласно расписанью – мимо, мимо…А я лениво еду на телеге,дышу травой, рассветом и туманом.

Анемоны

На зелёной лесной лужайке,где осока и горный ветер…(Он спустился сюда с верховий,где вчера только снег растаял,там в июле цветёт горечавка —синеглазый цветок альпийский,и так рано снега ложатсяна пустых каменистых кручах…)На зелёной лесной лужайкенад осокой качает ветербелоснежные анемоны —так их много, и так беспечнотянут к солнцу они головки,и отпущено им так мало,что никто их жалеть не станет:оборвут, соберут в охапкуи поставят в стеклянной вазена окне, растворённом настежь…

Картинки из чужого времени

1На безусом лице рассветаНежным пухом – ночной снежок.Странный звук, будто хрипло где-тоВ чаще леса пропел рожок.И запнулся на полувздохе.Тени сосен упали ниц.Это сказочный, странный принцЗаблудился в чужой эпохе…2В побелённых наспех нишахРдеют поздние цветы.По облезлым, мокрым крышамСкачут драные коты.Многотонные колонныС ног отряхивают прах,И качаются вороныНа обвислых проводах.Здесь когда-то в рог трубили,Ударяли меч о щит…Погляди, вуаль на шпилеЗацепилась и висит.

Конец августа

С утра крутили диск заигранной пластинки,Тревожа нежный слух осипшего чижа.В саду цвела герань, блестели паутинки,Мелькала стрекоза, задумчиво кружа.Смотрел на поплавок соседский мальчик Петя,Бежали по воде неровные круги.И тихая, как тень минувшего столетья,Шла бабушка с мешком по берегу реки.Им было невдомёк – и внуку, и бабусе,Что в этот самый миг, когда клевал карась,Чирикнул воробей, загоготали гуси,Кленовый лист упал. И осень началась.

«Пылинки звёзд на бархате небес…»

Пылинки звёзд на бархате небес.Внизу – огни какого-то аббатства.Неровным шагом самый мелкий бесна сон грядущий вышел прогуляться.Чуть покрупнее медного гроша —старинная луна на дне бассейна.И только одинокая душаогромна, как уродец Франкенштейна…

«Соберутся души…»

Соберутся душиПращуров дремучихУ костров небесныхПоиграть в игру,Выпить да покушать,Да ударить в бубен —Пусть не лезут бесыК мирному костру!Выпьют по стакану.Уж чего, не знаю.И богов уважат,И помянут нас.Полукругом встанут,Музыку сыграют,Или даже спляшутКто во что горазд.Будет пахнуть дымом,Мокрой черепицей,Близкими снегамиОт осенних звёзд.Пронесутся мимоГуси вереницей,Где-то под ногамиСвистнет паровоз…

Серый звёздный дождь

1А с помятого небосклонакапли падали в ритме вальса.Посмотри-ка, крылатый кто-тос облаков на асфальт сорвался,а в глазах – пустота: ни фальши,ни любви, ни тоски смертельной.Понесёт по дороге дальшеклочья песенки колыбельной.«Баю-бай!» Но какой раскраскибыло радуги коромысло?И чего не хватает сказке?Может, вымысла? Может, смысла?2Две недели не ходит почтаиз созвездия Ориона,потому не узнаешь точно,где теряется след дракона.И кого… и куда послали?Сколько раз и к какому сроку?Письмоносице, тёте Вале,Звездный Пёс перешёл дорогу.И теперь она сморит косо,вяжет шаль и не любит лето?…Юный месяц – как знак вопроса,старый кукиш – как знак ответа…

Плывущий против

Февраль

Февраль, февраль… Да что ж такое в нём?Предчувствие весны? А может – эхотого, что мягче сна, теплее меха?Мерцающим и ласковым огнёмкамина освещённая икона,и Богоматерь смотрит безутешно.А за окном – всё ветрено и снежно.Разлитого на пол одеколонаразящий запах. Календарь настенный,распухший вдвое от усердных читок.На пожелтевших фото лица чьи-то —просты, наивны и чуть-чуть надменны.Не оттого ль, февраль, твоя погода —завесы туч и ветры ледяные,как письма… как открытки именные,для памяти дороже год от года?

«А давай доживём до весны…»

А давай доживём до весны!Потому что не так уж серьёзныи крещенские злые морозы,и секира ущербной луны,и глубокие снежные сны…Ну, давай доживём до весны!А давай мы не будем искатьдля слезливой печали предлога:если хочется – плачь, ради бога,но зачем же опять и опятьтак беспомощно губы кусать,и мосты за собою сжигать?Ну, давай, мы с тобой поживём,подождём очевидного чуда.Ведь хандра – это та же простуда:плед достанем, глинтвейна нальём.А потом – босиком под дождём!Вера в Солнце не блажь, не причуда.Ну, давай до весны доживём!

Этюд с колодцем

Уйти туда, куда сбежало детство,и потеряться в зарослях травы,достать из сумки книжку, полотенцеи полкило ореховой халвы.Травинку пожевать неторопливо.А солнце высоко и горячо.И стрекоза с малиновым отливомопустится на левое плечо.Сидеть, смотреть, как сонная ромашкасомлела и сощурилась на свет,как шлёпнется пятнистая букашкас берёзы на шекспировский сонет.А после у забытого колодца,где вечерами кружит мошкара,ленивого сентябрьского солнцанапиться из дырявого ведра.

«Зелёный крокодил, плывущий против солнца…»

Зелёный крокодил, плывущий против солнцапо тихой, голубой, задумчивой реке,и зайчик на стене, и тень канатоходца,и гулкое «ку-ку!» в рассветном далеке.Старинный гобелен, ковер ажурной вязи,чей вычурный узор до приторности прост —всё связано узлом. А может нету связимеж небом и Землёй, летящей среди звезд?Непостижимо всё – от собственного сердцадо призрачных миров, очерченных едва.И рвётся в облака тоскующее скерцо,и падают дожди, и шелестит листва.Порхают мотыльки. Взрываются квазары.В нетронутой тайге пульсирует родник.Врывается в окно шальной аккорд гитары.И смотрит со стены печальный божий лик.Всё это – часть меня. И череп кроманьонца.И клейкий лист ольхи, зажатый в кулаке.И старый крокодил, плывущий против солнцапо тихой, голубой, задумчивой реке…

Сказки

Улов

В мутновато-алом светезатуманенной луныя заброшу в море сети,на мысу, где хмеля плети,где свистит на флейте ветери темнеют валуны.Мне бы много и не надо,но пускай по лону водлюбопытная наядаиз пучины приплывёт —принесёт её случайно,к человечьему жилью.Затоскует, заскучает,в сеть запутавшись мою,запрокинет сини очи,задрожит, запросит пить.Вот и мне сегодня ночьюбудет с кем поговоритьо кораллах и пассатах,о далёких берегах,о затопленных фрегатахи пиратских сундуках…И про что ещё, не знаю,но придумаю потом.Я налью русалке чаю,или кофе с молоком.И покуда не остынет —посидим, она и я.Утро голову поднимет,злая жёлтая змея,хлынет в низкое окошкомутно-алая заря.Ты побудь ещё немножко,дочь подводного царя!Накормлю, помою в ванне,торт малиновый куплю,и на шёлковом диванедве перины постелю.Про печали и заботыу меня забудешь ты.Оставайся до субботы.Ну, хотя бы до среды.Хоть до следующей ночи…Хоть допей напиток свой!Ничего она не хочет,только просится домой.Плачет: брось подальше в воду,где гуляют караси,и в награду за свободучто захочешь попроси:жемчуг? злата два бочонкаиз неведомой страны?Ах ты, глупая девчонка,у свободы нет цены.У очерченного кругани обрыва, ни угла:ни одной тебе, подруга,жизнь в неволе не мила.Равнодушно дремлет море.Ходят волны не спеша.И кому какое горе,что болит моя душа?Никому меня не жалко.(А чего меня жалеть!)Уплывёт моя русалка,разорвёт зубами сеть…

Про дурачка

…Сдох под печкою сверчок.Карася поймали бреднем…Нынче летом дурачокЖил на хуторе соседнем.Он босой бродил в реке,Бормоча о чём-то странномНа своём, таком туманном,Непонятном языке.Рыбкам пел, синиц кормил,По домам просил объедкиИ поломанные веткиКлёну старому лечил.Тихий, странный, по утрамШёл в луга, где пели косы,И роняла, будто слёзы,Росы юная трава.Тихо-тихо, как во сне,Колокольчики звенелиИ светло в глаза гляделиНезабудки на стерне.Он ходил и, пряча взгляд,Пересохшими губамиРазговаривал с цветами,Улыбаясь невпопад.А потом он шёл в пылиПо дорожке, меж домами,Где парадными рядамиГладиолусы цвели.Шёл и прятал под жилет,Ближе к сердцу, под футболку,Свой, похожий на метёлку,Удивительный букет.Так ребёнок прячет гвоздьИли новую игрушку,Нищий – чёрствую горбушку,Падший ангел – неба горсть.Так укачивают чудо,Обречённое на смерть…На него честному людуБыло весело глазеть.

Про домового

В зелёном доме у реки,Где рос лопух,Скрипели старые сверчкиИ пел петух,Где паутину плёл паукВ своём углу,Где были гвозди и сундук,И щель в полу.Где ровно в полночь сам собойЗвенел хрусталь —Там жил за печкой домовой,Ворчун и враль.Он недоволен был всегдаИ всем подрядВорчал на зной, на холода,На листопад.Бурчал, что кухня вся в дыму —Ему на зло.Мол, с местожительством емуНе повезло!В окно таращилась лунаРазинув рот.Дремали куклы, два слона,Медведь и кот.В глухую ночь скрипела дверь,Сочился свет…Но дома старого теперьНа свете нет.Где жил когда-то домовойСам по себе,Играл остывшею золойИ выл в трубе —Пятиэтажные домаТеперь стоят.И только память, как сума —Заплечный клад…Журча из звёздного ковшаТечёт вода.Прости нас, детство, что, спешаБог весть куда,Бросаем кукол, медвежатИ домовых,Свой дом, где ходики стучат,Где вечер тих…Ныряем в бешеный поток.И он несётВ такую даль, что даже БогРукой махнёт.И вот уж нету ничего,Что было в нас:Весенних лужиц, ручейковИ ясных глаз.И остаётся старый гном,Бездомный дух,Ловить бумажным колпакомЛенивых мухИ неприкаянно стоятьСреди берёз,Чтоб вслед глядеть, рукой махатьИ морщить нос.

Звёздный медвежонок

В февральском небе над каскадом крыш,где лунный луч и одинок, и тонок,тихонько плачет звёздный медвежонок,озябший галактический малыш.Такая на земле стоит зима —созвездий угольки примёрзли к тверди.Но я скажу: пожалуйста, поверь мне,не всё на свете пустота и тьма.Взгляни сюда: вот кисть и акварель.Мы разведём малиновую краскуи нарисуем солнечную сказку,весёлую, как первая капель.И поплывут армады облаковнад тихими, как небо, озерцами,над лугом и над спинами коровс печальными и добрыми глазами.Стрекозы замелькают простодушно.И лютик закачает головой.Рассвет ресницы мокрые просушит,как парус после ночи штормовой.Мы нарисуем свет и тишину,ручей и одуванчики в букете.Так мелом на стене рисуют дети —тепло тому, кто верует в весну!…Но небеса черней, чем антрацит.Скрипит фонарь, простуженный и тёмный.И ветер, как побитый пёс бездомный,опять всю ночь под окнами скулит.Промозгло на земле и над землёй.И серп луны так уязвимо тонок.И одинокий звёздный медвежоноко Солнце плачет тихо, как большой.

Наутилус

День настаёт – выхожу из тумана,пью полутёплую воду из крана,тихо (в душе) ненавижу соседей,в грязном зверинце на белых медведеймрачно смотрю: я такого же цвета…Астры повсюду. Кончается лето.Тянут ладони кленовые ветки.Люди, как звери, засунуты в клетки.Возле кафе продаются котята.Серого дога уводят куда-то.Смотрит плакат по-осеннему строго.Туча похожа на тень осьминога.Бабка в платке продаёт помидоры.И – разговоры кругом, разговоры.Кто-то мечтает удачно жениться,или без мыла залезть в заграницу.Бочка пивная – на радость народу……Дед-водовоз подгоняет подводу.Местный подводник (подводовладелец)ляжет на дно и уснет, как младенец.Может, приснится семь капель в стакане,жирная вобла и шторм в океане…ночь и огни… якоря и гитара…пёстрая клумба и зелень бульвара…девочки смотрят восторженно вслед……Сон ещё есть, а матросика – нет.Нету нигде. И искать бесполезно.Всё исчезает. Куда – неизвестно.Дамы с авоськами. Поп без гармошки.Астры. Медведи. Котята и кошки.Клён. Осьминог, притворившийся тучей.Бочка с толпой. И голландец летучий,тот ниоткуда, напрасно, нелепомачты вонзающий в низкое небо.Скачут по волнам слепящие блики……Нет никого. И никто не окликнет.Не подойдёт, и «здоро́во!» не скажет.Не подмигнет и рукой не помашет.Пусто совсем. И погода ни к чёрту.Осень болезненно льется в аорту.Хочется чаю. Не хочется грязи……Я возвращаюсь. К себе. Восвояси.

«Я слышу голос крови…»

1Я слышу голос крови…Или мнепочудилось?И, догоняя лето,чужая стая тает в вышине,как на губах улыбка без ответа…Ах, Андерсен, мне повзрослеть пора.Сухой сентябрь качает паутиной.Но до уродцев птичьего дворакакое дело стае лебединой?2В городе детства чудес не осталось.И только в подвалах,там, где ютятся коляски,бездомные кошки и чьи-то галоши,сказки ночуют,как тихие, пьющие бомжи,прячась от мира в дырявых,отживших своё одеялах…3Прошли эпохи. И дождипо черепице простучали.А сказке некуда идти.Она осталась посредипространства света и печали.Она осталась в тех мирах,где воздух розами пропах,где эльфы солнце пьют из кружки,где свод небесный синь и чист,и вечно верит Трубочиств любовь фарфоровой Пастушки…4Прошуршит по крышам первый снегопад.Упадёт на город пелена тумана.Над лугами детства лебеди летят,грустные, как сказки Ганса Христиана.Не скрипи так мрачно, уличный фонарь.В жизни даже звёзды, знаешь ли, стареют.Раздувает ветер угольную гарь.Почему же спички не горят, не греют?Всё бледнее щёки, губы холодней.Белая дремота липнет на ресницы.Солнечная стая гордых лебедейгадкому утёнку больше не приснится.

Сон-трава

«Сутулое седое солнце…»

Сутулое седое солнцеБредёт по кругу.Февральский ветер в кронах сосенИграет фугу.Пустая площадь, где крыша с флагом.Воронья стая.Склонилась память над фолиантом,Года листая…

«Под слоем пыли в комнате закрытой…»

Под слоем пыли в комнате закрытойстихи в обложках и картинки в рамках,и золушки в своих картонных замках,и чёрный флаг с разбитого корыта.Он, этот флаг, простреленный в боях,проглажен утюгом и в шкаф уложен,где маска, алый плащ, кинжал без ножени Часослов с крестами на полях.А на столе, в конверте – грампластинка,смешной фокстрот (да кто ж его не знал!),разбитая печатная машинка,полглобуса (как мира половинка),засохший фрукт и вахтенный журнал.И прочий хлам. Ведь сколько не крути,но на пути необратимо длинном,где паруса пропахли нафталином,других следов не различить… почти…

«Будто дым от небесного пороха…»

Будто дым от небесного пороханевесомо плывут облака.Извлекаю себя из-под ворохаобстоятельств со дна сундука.Вынимаю надежды бесплодные,отлинявшие и старомодные,потому что не носят давноэти в розовых рюшах фасоны,эти туфли…Иные резоныправят миром.Но мне всё равно.Буду штопать, прилаживать латки,разбирать кружева и перчатки,пояса и атласные ленты,и тетрадки, где шёпот стихов,будто звук уходящих шагов.Так уходят на дно континентыв мир забвения, в толщу веков.Всё проходит: потопы и громы.Этот мир, непомерно огромный,словно щепочку крутит Река.Над причалами воют сирены,дуют в парус ветра переменыи иные зовут берега.Порвались, перепутались нити.Но останусь верна Атлантиде:там, в прозрачно-зелёном зените,невесомо плывут облака…

«Это может быть элементарно…»

Это может быть элементарно,и прощенья не за что просить:очаруюсь берегом янтарным,и забуду северную стыдь.Позабуду всё: как ветер свищет,как мерцают искры над трубой:оставляя старое жилище,пыльный хлам не тащат за собой.Если покупаешь платье новое,ветхое тряпьё порви – и в печь!Только память, голова садовая,уголья останется стеречь.Ворошить ещё не догоревшее,даже если нечему гореть.Забыто́е и заледеневшееу огня пытаться отогреть:лунный луч на вышитой подушке,за окном укрытый снегом сад…Так сентиментальные старушкираспашонки детские хранят.

Старый дом

Он мне опять приснился, старый дом,где бродят тени на кошачьих лапах,а в воздухе прозрачном и густомвисят пылинки и конфетный запах.Входная дверь простуженно скрипит.Мои шаги неверны и неловки.А что-то очень жуткое на видпод покрывалом прячется в кладовке.И что-то стонет там, на чердаке,как будто черти вышибли окошки,и домовой в бумажном колпакепорезал о стекло босые ножки.Вздохнёт рояль, тяжёлый и больной,сыграть захочет Баха или Листа,но чья-то тень со сгорбленной спинойв углу за печкой кашляет и злится.Утешится, уснёт печальный гном —на пухлых щёчках розовые пятна.И только осень плачет под окном.А кто её обидел – непонятно…

Этюд с водопроводной трубой

Скрипела рама. Ветер выл.Озябший дождь чечётку бил.Водопроводная труба уже взяла четыре ноты.Кряхтел и охал старый клён,летели листья на балкон,и заползала в скучный дом тоска осенней непогоды.Щенок устал и спал в углу.Валялась обувь на полу.На кухне капала вода. На тумбочке стояли розы.Журчало с потемневших крыш.В стенном шкафу шуршала мышь,а кот за этим наблюдал, удобной не меняя позы.За стенкой мучили баян,в три горла пели про туман.Фальшивым дискантом вдали перекликались электрички.Дождь перестал часам к пяти.Но было некуда идти.И лишь будильник на столе бежал куда-то по привычке.

«Ранние сумерки, признаки осени…»

Ранние сумерки, признаки осени.Призраки прошлого в лиственном шорохе.Будто сорвали и под ноги бросиликлочья афиш. И рекламные сполохигаснут в каких-то иных измерениях.Там по-кошачьи урчит непогода.Там каждый вечер – канун воскресения.И дня рожденья. И Нового года.Память – печали осенней наперсница.В тёмной аллее рассыпано золото.Робкий фонарь неуверенно светится.Жухнет трава в ожидании холода.Зябнут на окнах помытые кактусы.Месяц – фасолька. А звёзды – горошины.Свет ночника фиолетово-сказочный.И леденцы под подушку положены.

«Шлагбаум. Ржавая чугунка…»

Шлагбаум. Ржавая чугунка.Рассеянный осенний сплин.Попутчик, долговязый юнга,свистит про остров Сахалин.Он прав… хоть врёт в известной мерепро широту и синеву.Но мы должны во что-то верить,чтоб удержаться на плаву.О, Господи, Отец Небесный!В трясучем, стареньком автозаводятся такие бесы,похожие на чёрте что…Чёрт знает как, бог весть откуда,по капельке и по чуть-чутьв кровь затекает муть и смутаи выворачивает суть.В пустую голову поэтатакая лезет чепуха,что, Бог, избави от греха…(особенно, когда без света!)…Про райский остров Сахалинсвистит голубоглазый юнга.Святой отец, как сукин сын,в углу, с фонариком, одинлистает постулаты Юнга.Мы ждём. Вагоны катят мимо.Флажок и надпись на трубе.Фантазии под слоем дымамерцают сами по себе,поскольку нам даётся свышебезумие. Как статус-кво.И тихо-тихо едет крышапока неясно у кого.Суров Владыка Мирозданья:он руку не протянет мне,приняв за пошлое кривляньеистошный вопль души во тьме,он намекнет на близость ада:мол, жизнь – опасная игра!А мне не так уж много надо:семь капель, ломтик шоколадаи спать спокойно до утра.

«Кто-то ходит мимо, рядом…»

Мурка, не ходи, там сыч…

А. АхматоваКто-то ходит мимо, рядом.Жутко в комнате одной.Только смотрит мутным взглядомНочь с обломанной луной.Только жалобные песниНа печи мурлычет кот.В этой комнате лет двестиОдиночество живёт.Шестикрыло и двурого,Лук и стрелы за спиной —Без лицензии и срокаВсё охотится за мной.Как бездарная реклама,Как навязчивый сосед.Со времён отца АдамаНа него управы нет!И никто, хоть напрочь сгину,Не откликнется на крик.Лишь печально квасит минуВ тусклом зеркале двойник.Да безлика и прозрачна,Как бутылка без вина,Из-за шторы смотрит мрачноЧья-то тень. И тишина.

«На весь квартал – один пожухлый флаг…»

На весь квартал – один пожухлый флаг.А ветер воротами – бряк, да бряк…Единственный фонарь – и тот контужен.На весь подлунный мир – одна луна.И старый дед в галошах у окнасовсем один и никому не нужен.Как старый дом, подписанный на слом,где пахнет самопальным табаком.В плетёной клетке канарейка свистнет.Давно молчит на полке телефон.И жизнь не жизнь – какой-то странный сон,где от желаний мало что зависит.И всё не так… как будто бы назло…И озеро трясиной заросло.И под окошком спилены берёзы.И кинескоп у «Горизонта» сел.И старый пёс уж год, как околел…Такой был верный… вспомнишь – в горле слёзы…Так жалок, одинокий и хромой,на вате шапка летом и зимой,Что дразнят ребятишки «серый Волька».Когда б видали эти пацаны,какой он был, вернувшийся с войны:два метра росту. А медалей сколько!Гармошка, кудри. Гвардии матрос.И девочки, влюблённые до слёз.Куда всё подевалось, интересно?Жизнь кончилась. Осталась маята:как маятник, один: туда-сюда…А стрелки зацепились. И ни с места.

Начало времени

Ни шпаги от Дюма, ни карт от Жюля Верна.Всё сон припорошил. (Смешной романтик, спи!)И уползает в тень портовая таверна,как усмирённый волк на якорной цепи.Усталый пианист с манерами пирата,чья гордая душа висит на волоске,над пламенем свечи прищурившись куда-то,нас топит, как котят, в нахлынувшей тоске.У праздничных витрин – весёлая толкучка.И, зазывая всех на шумный маскарад,афиша на столбе, как преданная Жучка,ободранным хвостом виляет невпопад.А память всё верна тому тысячелетью,перебирая хлам из ветхого ларца.Но бешеных коней осаживая плетью,уж рвётся новый век, гарцуя у крыльца.Мерцают миражи неоновых созвездийи хлещут по щеке промёрзшего окна.Вздыхает и ворчит глухая дверь в подъезде,что были на земле и лучше времена.А нынче всё не так. И сами мы другие.На ёлке во дворе не так горит звезда.Поблекла мишура. И только ностальгия,как падающий снег, пронзительно чиста.

«Снятся пальмы и вечное лето…»

Снятся пальмы и вечное лето,и над морем лимонный рассвет.Я полжизни отдам за билетна обратную сторону света!Снится звёздами вышитый свод,паруса, канделябры и свечи.Даже водка меня не возьмёт,даже старость меня не излечит.Но однажды на том берегу,где туманы павлиньей расцветки,мне приснится долина в снегуи сосны золотистые ветки.

Бумажные паруса

Прощание

Бог с тобой, уходи с рассветом,С самым первым попутным ветром.Склянки звякнули. Поздно, знаю…На причале туман и сажа.Льдинки звёзд прокопчённых таютВ сетке мокрого такелажа.Кружки лязгают: пьют корсарыЗа здоровье моё – до дна!Доморощенной бряк гитары…Луч рассвета рассеет чары,И без разницы, чья вина:Я сама ухожу сегодняОт себя     по скрипучим сходням…

В путь

А ветер, старый ловелас,Ласкается щекой небритой.У мыса мается баркас,На нём компа́с, воды запас,Полкалача – и хоть сейчасОтсюда в океан открытый.Всё соответствует: пейзаж,На мачте – парус, в трюме – крысы.Собрался дружный экипаж.Рассвета розовый миражСкользит по черепичной крыше.Осточертела болтовняИ пререканья, и расспросы!Здесь боцман – я, и лоцман – я,И капитан.И все матросы.

Точка возврата

А на старом условном месте,где бросал якоря корвет,Атлантиды в помине нет,и у ветра другие песни.Если тихо сойти с ума,с непривычки немного жалко…Там, на мачте – одна русалканесуразна, как я сама.Вот бы кто-нибудь ей помог.Просто руку подал, быть может,что, возможно, и не поможет,но приятно же, видит Бог.А в округе кишмя кишатолько нечисть наводит скуку,только стрелки бегут по кругу,непонятно куда спеша.В заколдованном том кругу,где спасаются в одиночку,мне удача подставит точку,чтобы шлёпнулась на бегу!И тогда я назад вернусь.Там, в тумане, остался город,и акация под заборомпомнит всю меня наизусть.Всё как было в последний раз:на углу продаётся квас,две старушки гуляют кошек…Может быть, как бродяжке – грошик,руку кто-нибудь мне подаст?..