Мир иллюзий мистера Редфорда

Анна Быстрова

Мир иллюзий мистера Редфорда

Предисловие

Верите ли вы в совпадения? Совпадения, которые, казалось бы, невозможны, но они случаются, словно вашей жизнью кто-то руководит. Я верю, что для каждого из нас Бог предначертал свой путь. Жизнь видится мне мостом через реку, который непременно нужно перейти. Вы, конечно, можете свернуть, попробовать добраться на другой берег вплавь или же спрыгнуть с моста, но зачем? Ведь можно пройти свой путь достойно.

Раньше меня это угнетало, я мечтала о другой жизни, другой судьбе… Но в итоге, получив желаемое, я усомнилась, хотела ли я этого на самом деле и счастлива ли. Мне пришлось многое переосмыслить, но все же теперь мне думается, что да, я счастлива. Другой судьбы я не хочу и, оглядываясь сейчас на прошлое, еще сильнее убеждаюсь в том, что иного пути я для себя не вижу. Моя жизнь не будет прежней, у меня ничего не осталось из прошлого. Теперь лишь новый путь, который я избрала, и мой спутник, человек, ставший источником моего вдохновения, моей единственной отрадой и любовью.

Ныне я веду уединенный образ жизни и редко бываю в Лондоне. Изредка посещаю оперу, не в силах отказаться от театра окончательно, как и он, человек, который однажды воплотил в себе тот идеальный образ, что я представляла. Он навсегда остался для меня каким-то необыкновенным, особенным, непохожим ни на кого другого и в то же время удивительно близким мне. Такого родства душ я не ощущала прежде ни с кем, даже с горячо любимым мною отцом. Этот человек, моя муза, мой друг столкнулся с такими испытаниями, которые выпадают на долю далеко не каждому и пережив которые невозможно полностью излечиться от шрамов, оставленных неумолимой рукою судьбы, которая не обошла стороной и меня. По счастью, мы нашли утешение друг в друге, он очень меня поддерживает. Рядом с ним мне хорошо и спокойно. Теперь, спустя годы, я снова вижу блеск и радость в его лучистом взгляде, его посещает вдохновение, у него появились новые мечты. Он снова пишет. Да, теперь вновь о нем говорят в Лондоне.

Сегодня, наводя порядок в шкафу, я нашла фотокарточку: мы с отцом и моим другом Питером стоим у афиши нашего представления. Мы полны надежд, улыбаемся. «Мир иллюзий мистера Палмера» действительно тогда шел с большим успехом, мы собирали полные залы. Но то, что с интересом лицезрела публика, те фокусы, за которыми следили затаив дыхание, а после с восхищением аплодируя, дивясь мастерству фокусника, тогда не вызывали во мне интереса. Я знала секреты всех номеров, а потому наблюдала из-за кулис за происходящим на сцене со скукой. Лишь иногда, во время особых номеров я немного нервничала: получится ли у отца фокус так же хорошо, как в прошлый раз?

Конечно, он был талантливый иллюзионист, я гордилась им, но только вот меня неудержимо влекло к драматическому театру, где, как мне тогда казалось, происходит настоящее волшебство и ты попадаешь в мир произведений, встречаясь с их героями и проживая их историю от начала до конца. Мне хотелось, чтобы и наше представление было связано сюжетной линией, а не отдельными номерами. Ценители иллюзий возразят мне, что подлинный интерес внутри каждого отдельно взятого фокуса, а сюжетные линии – лишь дешевая приманка, чтобы отвлечь от скучных номеров, спрятать их за ширмой красивой истории. Сюжет может быть в цирке, но не в представлениях иллюзиониста. А я, подобно ребенку, ждала интересных историй и героев. Фокусы меня увлекают, но лишь пока их секрет не разгадан.

Так у меня бывает и с людьми. Иной раз восхищаешься кем-нибудь, человек кажется загадкой, легендой, но стоит иллюзии развеяться, как ты понимаешь, что ничего особенного в человеке нет, и сразу теряешь к нему всяческий интерес. Так у меня бывало всякий раз, когда я восхищалась артистами на сцене, фокусниками или цирковыми, даже писателями. Так было со всеми, кроме того человека… Человека, который для меня до сих пор загадка, человека, чья история неразрывно связана с моей.

Глава 1. Гость

Сколько я себя помню, я всегда была ассистенткой отца в его фокусах, с самого детства. Начиная, наверное, лет с пяти я уже вытягивала карты или доставала из рукава цветок или пропавший платок. Тогда я еще не понимала секреты фокусов и с восторгом ребенка хлопала в ладоши. Иллюзионисты были для меня волшебниками, я верила в сказки, мечтала о встрече с феями и эльфами, а отец поддерживал во мне эту любовь к волшебству, рассказывая сказки и показывая удивительные фокусы. Я росла с ним, не зная горя. Отец был для меня всем. Он научил меня писать и считать, а его друг-художник обучил меня живописи. В пансион меня не отдали: отец был очень привязан ко мне, а из-за частых гастролей предпочитал брать с собой и не оставлять в Лондоне. Хотя большую часть года мы и проводили в столице, нам нравилась наша свобода, что можно в любой момент сорваться и уехать, не будучи зависимыми от пансиона, работы в конторе и прочих непременных атрибутов жизни степенного горожанина.

Мы жили в Лондоне, в тихом старом районе с красивыми старинными домиками, увитыми плющом, с милыми и приветливыми соседями. Отец купил этот дом сразу после свадьбы, только вот спустя три года после моего рождения мама заболела туберкулезом и умерла. Я совсем не помню ее. Отец иногда рассказывал о маме, придумал даже целую сказочную страну, где она теперь живет. А еще он говорил, что мама смотрит на меня и посылает звездный свет в мое окошко и волшебные сны.

Любимым моим праздником было и по сей день остается Рождество. Я верила, что святой Николай приносит в чулок на каминной полке подарки, любила украшать елку сладостями. Мой папа чудно готовил, и гости всегда делали комплименты его кулинарному таланту.

Раньше нам часто наносили визиты, но потом большинство старых папиных друзей переехали в более престижные районы, кто-то женился и был занят своей семьей, так что Рождество мы порой встречали небольшой компанией, а иногда и вовсе вдвоем. Однако мы не скучали, нам было хорошо и весело вместе. Позже мы свели знакомство с цирковыми, и иногда они приезжали к нам погостить. Один из них, наездник по имени Питер, перешел работать к отцу и стал принимать участие в его представлениях. Он стал частым гостем в нашем доме.

Жили мы не бедно, у нас была горничная, но слуг и повара мы не держали за отсутствием надобности. Дом у нас был небольшой, и горничная Маргарет вполне справлялась со своими обязанностями, а готовить папа любил самолично.

Наш круг общения составляли работники театра, где мы давали представления, другие иллюзионисты, цирковые, музыканты. Мы не вращались в высшем обществе, да в том и не было необходимости. Меня отнюдь не тянуло в роскошные салоны к светским модницам, у которых совсем другой взгляд на жизнь, а мысли о замужестве затмевают все остальное. Меня же никогда не интересовала семейная жизнь, я не искала себе «выгодной партии» и посвящала время фокусам и творческим проектам. С детства я любила театр и, будучи впечатлительным человеком, подолгу хранила в сердце воспоминания об удивительных историях и героях спектакля, придумывала свои варианты развития сюжета и даже рисовала наброски персонажей и актеров, которые впечатляли и вдохновляли меня.

В тот вечер, с которого я решила начать свое повествование, я сидела за столом и делала зарисовки героев недавно прочитанной пьесы. За окном лил дождь, и, сидя в теплой комнате, освещенной светом лампы, я чувствовала особый уют и желание творить, создавать что-то новое. Вспоминая персонажей, я представляла их, словно они были сейчас передо мной, и делала их зарисовки в альбоме. Изредка бросая взгляд за окно, я наблюдала редких прохожих, стремящих скрыться от непогоды. Их черные зонтики делали пейзаж еще более хмурым и тоскливым.

Задумавшись над листом бумаги о моей первой встрече с автором этой книги, я, видно, просмотрела, как к нашему дому подошли двое: об их визите возвестил дверной колокольчик.

Моя комната находилась на втором этаже, и поскольку я знала, что мой отец сейчас внизу, я не стала выходить и лишь прислушалась, на минуту отложив карандаш. По обрывкам слов, доносившихся из прихожей, я поняла, что пришли к отцу, и скорее всего, по рабочим вопросам. Я слышала, как отец пригласил мужчин пройти в гостиную и предложил им чаю. Убедившись, что всё в порядке, я продолжила рисовать. Мне очень нравилось делать иллюстрации, особенно придумывать образы для персонажей. Но поскольку мой отец являлся иллюзионистом и для его номеров важнее сами фокусы, моя работа была не сильно востребована. Конечно, отец прислушивался к моим советам касательно выбора костюмов для себя, нашего помощника Питера и меня самой, но это была совсем не та работа, что, к примеру, у художника по костюмам в театре. Я владею иголкой так же хорошо, как и кистью, и без труда сошью любой костюм по своим же эскизам и выкройкам. Одно время это очень увлекало меня. Но увы, в ближайшие месяцы у нас не планировалось каких-либо изменений в программе, а следовательно, и необходимость в новых костюмах отсутствовала.

В этот вечер я рисовала для себя то, что меня вдохновляло. Больше всего это удавалось персонажам пьесы Дэвида Редфорда, в те годы модного режиссера. Ему в ту пору было всего двадцать два года, а он уже поставил спектакль по собственному сценарию, который имел большой успех у лондонской публики. Я очень вдохновилась творчеством Дэвида Редфорда, да и он сам произвел на меня сильное впечатление. Мистер Редфорд имел знатное происхождение и был вхож в светское общество, посещал модные литературные салоны, а его произведения печатали в лучших издательствах Лондона. На участие мистера Редфорда в спектаклях, особенно по своим собственным пьесам, общество смотрело снисходительно ввиду его положения и состояния, которое должно было перейти к нему после смерти мистера Редфорда-старшего, приходившегося ему дедушкой.

Я видела мистера Редфорда в нескольких ролях по пьесам Шекспира. С первого взгляда он заинтересовал меня своей искренней подачей героев, горящими глазами и любовью к театру. «Он живет искусством, это видно!» – говорила я отцу. Дважды я была на спектакле «Буря», где он играл духа Ариэля, это была его первая роль в драматическом театре Мэтью Стивенса. В дальнейшем Дэвид Редфорд исполнил уже более серьезную роль, сыграв брата короля, бедного Кларенса, убитого по приказу Ричарда Глостера, позднее Ричарда III. Была еще одна роль в другом театре, где Дэвид Редфорд выступил в роли отвергнутого сына в одном модном детективе. И уже через полгода он представил свою собственную пьесу на сцене театра Мэтью Стивенса под названием «Игрушка теней». Это печальная история молодого человека, живущего иллюзиями и постепенно теряющего связь с реальностью. Он талантлив, но безумен. Роль этого юноши была так талантливо исполнена Дэвидом Редфордом, что его имя стали печатать в газетах, и он стал популярен. Билеты на «Игрушку теней» разлетались за неделю. Чтобы попасть на спектакль, нужно было покупать билет заранее, сразу после объявления даты в афише.

«Игрушка теней» шла тогда не так часто, не больше одного раза в месяц. Также Дэвида Редфорда можно было увидеть в других ролях, но его собственная постановка отличалась новизной и оригинальностью, так что все шли именно на нее. Дэвид Редфорд не остановился на достигнутом. Вскоре после премьеры он написал новую пьесу «Скульптор», историю о гении искусства, который, восхищаясь красотой девушки, создавал шедевры. Она была танцовщицей, и скульптор черпал вдохновение, любуясь простой, скромной, но искренней и чистой сердцем девушкой. Благодаря скульптору, который обессмертил ее в своем творчестве, к балерине вспыхнул интерес публики. Все шли только на нее, а действующая прима театра была забыта из-за простой солистки. Во втором акте пьесы прима отомстила сопернице: тяжелая декорация, созданная скульптором, упала и убила музу гения прямо во время представления. После этого он потерял рассудок и погрузился во мрак и кошмары. Творчество его тоже стало ужасным, и после постановки нового балета с созданными гением декорациями прима увидела призрак своей погибшей соперницы и, пытаясь спастись от нее, упала в оркестровую яму и сломала ноги. Больше она не смогла танцевать. А скульптор, воплотив всю свою боль в гипсе и мраморе, умер, обняв статую возлюбленной.

Именно к этой пьесе я рисовала образы персонажей в тот вечер. Я видела, как должны выглядеть герои, какой у них грим, костюмы. Эта пьеса произвела на меня глубочайшее впечатление, она даже снилась мне. В новом сезоне, в октябре должна была состояться премьера. Я очень ждала ее. Когда я читала конец пьесы, мне вспоминался Квазимодо, горюющий над телом Эсмеральды. Помню, я мечтала, как славно было бы поставить спектакли по произведениям Гюго с участием Дэвида Редфорда, но пока это оставалось лишь мечтой, ибо никто не переложил «Собор Парижской Богоматери» и «Человека, который смеется» на язык театральной пьесы.

Весной я видела мистера Редфорда после спектакля и даже говорила с ним. Рядом с этим человеком я почувствовала себя очень спокойно и хорошо. Не было в нем ни тени заносчивости, ни высокомерия. Он показался мне очень искренним и добрым. В сентябре я хотела снова увидеться с ним после спектакля. У меня на тот момент был уже куплен билет на «Игрушку теней», и я планировала подарить мистеру Редфорду альбом с моими эскизами, ведь они могли пригодиться ему для постановки.

Внизу послышался голос отца, вернувший меня к реальности. Он прощался с гостями. Дождавшись, пока закроется входная дверь, я спустилась вниз, чтобы расспросить отца о посетителях.

Наша гостиная была небольшой, но очень уютной. В камине ярко горел огонь. В ту неделю постоянно шли дожди, и температура упала до шестнадцати градусов тепла, поэтому по вечерам мы топили камин, хоть на дворе и было лето. Когда я зашла, отец прохаживался по комнате, задумавшись о чем-то. Я почувствовала витающий в воздухе аромат ветивера1: сухой, древесный и несколько горьковатый, но его едва ли не полностью заглушал резкий запах табака. Интересно, зачем приходили эти двое? Папа у меня был очень талантливый человек, его ценили и уважали. В свои пятьдесят семь лет он добился многого, и хоть внешне он выглядел хилым, сутуловатым, но зато какие представления он давал! Публика каждый раз с восхищением следила за его руками, которые, спрятав один предмет, доставали другой или и вовсе делали так, что та или иная вещь исчезала. Возможно, эти люди пришли выразить свое восхищение, попросили сотрудничать. Такое уже бывало прежде.

Увидев меня, отец оживленно улыбнулся и, хитро прищурившись, что он делал всякий раз, когда бывал очень доволен и собирался поделиться со мной чем-то особенным, произнес:

– Эмми, ко мне сейчас заходил один режиссер, спрашивал про фокус с исчезновением человека, ему нужно это для постановки. Я пообещал помочь.

– Но он точно не станет выбалтывать наши секреты? – насторожилась я. Был уже один случай, когда мы взяли помощника для исполнения одного фокуса, а позже он дал интервью в газете, где подробно изложил все секреты наших номеров, и пришлось полностью менять программу, на что ушло целых полтора года. После этого с нами остался работать только Питер. Он был надежный человек, мы знали его уже много лет, он никогда бы не предал нас. А эта история с режиссером меня насторожила.

– Нет, ему нужна помощь с конкретной сценой. Это известный режиссер, и ты знаешь его, – отец снова хитро улыбнулся и прищурившись, продолжил: – В данный момент он работает над постановкой новой пьесы, только вот не знает, как быть со сценой гибели главной героини, на которую должна упасть декорация в виде статуи. Наверное, необходимо задействовать люк в полу и просто погасить в нужный момент рампы. Я завтра подъеду в театр и посмотрю, что там можно придумать.

– Это случайно не мистер Редфорд? – Я боялась поверить и потому сомневалась до последнего. – У него есть похожая сцена в пьесе «Скульптор», – добавила я, смутившись.

– Да, он самый! – с улыбкой ответил отец.

– Дэвид Редфорд… он сейчас был у нас дома? – Я не могла поверить своим ушам.

– Вижу, новость пришлась тебе по душе, – заметил отец. – Да, он и его помощник, художник-декоратор. Надо было познакомить вас, но они пришли по конкретному делу, боюсь, это оказалось бы неуместно.

– Как жаль, что я не спустилась открыть дверь! Но завтра… завтра я могу поехать с тобой?

– Видишь ли, – задумался отец, – это тоже будет выглядеть несколько странно. Не спеши, я найду подходящий момент и представлю тебя. Или подожди… ты говорила, что уже общалась с мистером Редфордом.

– Это было после спектакля, тогда много кто подходил к нему. Едва ли он запомнил меня.

– Ну, как бы там ни было, я непременно познакомлю вас, – пообещал отец.

Весь вечер и добрую половину ночи я думала о встрече с Редфордом, и, даже уснув, уже глубоко за полночь, я видела во сне, что играю в одном спектакле с мистером Редфордом и мы поем дуэтом, а после вместе показываем фокусы в нашем представлении.

Утром я не могла согнать с лица счастливой и, возможно, глупой улыбки. «Эмми, ты все витаешь в облаках?» – заметил отец, собираясь на встречу.

Ах, как же мне хотелось поехать с ним! Но я не смела, это и в самом деле выглядело бы странно, возможно, навязчиво. А для меня было чересчур важно заслужить уважение мистера Редфорда и произвести на него положительное впечатление. Мне хотелось нравиться, хотелось, чтобы ему было интересно мое общество, хоть это желание и было легкомысленным.

Глава 2. В театре

Из всех площадок Лондона отец выбрал для нашего представления сцену театра «Тадеум», заплатив приличную сумму за возможность давать «Мир иллюзий мистера Палмера» каждое воскресенье. Таких воскресений в июне оставалось всего три, и одно из них уже наступило.

Сцена театра «Тадеум» большая, зал вмещает тысячу сто человек. В центре над партером висит роскошная люстра, на балконах и стенах золотые вензеля на темно-зеленом фоне, бархатный занавес с вышитым золотыми нитями орнаментом в виде колосьев. Помню, с каким восхищением я впервые вошла в зал и поднялась на сцену! Это были непередаваемые ощущения. В театре особая акустика, звуки и запахи. Я обожала проводить там время. У меня была собственная гримерная, где я готовилась к своему единственному номеру под названием «Отражение». Секрет этого номера заключался в том, что в действительности артист изначально стоял по ту сторону так называемого «зеркала», изображая отражение, а на стену выезжала лишь вешалка в плаще до пола. На сцене была щель, через которую в определенный момент палку от вешалки утягивали вниз, вешалка складывалась, и плащ падал. Все думали, что человек исчез, а в действительности его там и не было. Публика аплодировала, а я слушала овации уже из-за кулис, поспешно уходя со сцены после падения плаща. Там же, никем не замеченная, я наблюдала остальные фокусы, которые показывал мой отец, смотрела, как Питер играл зрителя из зала, как он поднимал руку и выходил, предлагая участие в фокусах. Он переодевался то в солидного господина с тростью в руках, то шалопая-забияку в рваных башмаках. Какие только роли не играл наш Питер! Меня же не отпускали в зал, боясь провокаций со стороны публики. Я небольшого роста, худая, и мой силуэт легко узнать, поэтому я обычно не играла публику, разве что во время гастролей.

В то воскресенье мы давали очередное представление под названием «Мир иллюзий мистера Палмера», придуманное моим отцом год назад. Мы с Питером всегда приезжали в театр заранее и проверяли исправность реквизита. Обычно с нами был отец, но в этот день он как раз поехал к мистеру Редфорду и еще не вернулся. У нас оставалось два с половиной часа до начала представления. В тот день я нервничала сильнее обычного потому, что отец долго не возвращался. Я поделилась своими переживаниями с Питером и рассказала про визит Дэвида Редфорда, пока мы готовили сцену к первому номеру, в котором использовался ящик с двойным дном. Надо сказать, Питер не разделял моих восторгов относительно творчества мистера Редфорда и считал его странным. Но теперь, видя, какое впечатление произвел на меня его визит, Питер сказал:

– Тебе, наверное, очень хотелось увидеться с ним вчера.

Я молча кивнула, видя, что Питер искренне сопереживает мне.

– Уверен, ты еще встретишься с ним, Эмми. Не переживай.

Питер всегда поддерживал меня, был очень добр и искренен. Я не знала друга надежнее, чем Питер. После отца он был самый близкий мне человек. Мы познакомились с ним около шести лет назад на одном из представлений, и отец пригласил его к нам. Я очень гордилась дружбой с Питером. Он был мне как брат. Он на два года старше меня, ему на тот момент недавно исполнилось двадцать четыре, но я не замечала этой разницы.

А вот внешне мы были совсем не похожи: он блондин с выразительными карими глазами, статный, широкоплечий, а я маленькая, худая. Волосы у меня русые, но в солнечную погоду кажутся рыжими; на лице веснушки, а глаза ярко-зеленые. Когда я смеюсь, на моих щеках появляются ямочки, это очень нравилось Питеру. Я иногда удивлялась, как такой красивый парень, как Питер, мог заинтересоваться мною. Я не считала себя красивой. А еще у меня волосы были острижены по плечи, впрочем, как и теперь. Признаться, мне до сих пор нравится ходить с такой прической, но Питер помнил меня с длинными косами и говорил, чтобы я отрастила их заново, но волосы словно не хотели расти и едва прикрывали плечи, так что мне приходилось прятать их под шиньоном, когда я надевала шляпку. Но зато они вились милыми забавными кудряшками, и мне это очень нравилось.

– Надо бы нам добавить новых номеров в представление, как думаешь? – спросил меня Питер, закрывая крышку ящика с двойным дном, исправность которого мы проверяли. Я пожала плечами. По правде сказать, меня в тот момент интересовало лишь то, где сейчас отец и удалось ли ему помочь Дэвиду Редфорду.

– В гримерной я заметил твой альбом, – вспомнил Питер. – Ты нарисовала что-то новое?

– Да, героев «Скульптора», – оживилась я. – Ты ведь прочел пьесу? Ты обещал мне, помнишь?

– Да, прочел, – кивнул Питер и поднял на меня задумчивый взгляд, – но честно скажу – мне не понравилось.

– Но почему? – Мне было обидно, ведь на мой взгляд пьеса вышла глубокой и интересной. – Что там могло не понравиться?

– Странная история: солистка прославилась благодаря скульптору и все стали ходить только на нее, словно в балете никто не разбирается. И эта месть балерины… Я понимаю, испортить пачку или пуанты, но подрезать ремни декорации и таким образом убить соперницу – это слишком грубо, напыщенно и нереально. Глупо как-то… И снова прослеживается эта тема безумного гения, как и в «Игрушке теней»! Редфорду прямо-таки нравится это. Не себя ли он подразумевает? Только вот до гения ему далеко.

– Питер, это уже слишком. – Настроение мое испортилось, но все же я нашла что возразить в ответ: – В настоящих трагедиях всегда все несколько утрировано, немного гротескно, и от этого они не становятся хуже. Реалистичную историю мы можем наблюдать и в жизни. А что до безумного гения, то это весьма интересный литературный типаж.

– Ладно, не стоит так нервничать, Эмми, – примирительно улыбнулся Питер. – Пойдем лучше посмотрим твои эскизы.

Питер умел вовремя остановиться и был чуток ко мне, разве что в отношении мистера Редфорда мог иногда позволить себе что-то вроде «до гения ему далеко». Я уже собиралась было ответить, что, мол, нет смысла показывать эскизы костюмов тому, кто не оценил персонажей, но не успела, так как в зале послышались шаги. Мы обернулись и увидели отца. Наконец-то он пришел!

– Папа, отчего же так долго?! – в нетерпении воскликнула я.

– Зато продуктивно. – Отец был явно доволен. – Мы продумали все до мелочей, сцена должна быть удачной.

– А что мистер Редфорд? – спросила я как бы невзначай.

– Он очень вдохновлен идеями, что мы обсуждали, я давно не встречал человека, у которого так горят глаза.

– Расскажи, как ты пришел, что вы делали, – попросила я.

– Эмми, давай ты дома обсудишь мистера Редфорда, нам нужно сейчас готовиться к представлению, – заметил Питер.

– Не ревнуй, парень, – усмехнулся отец. – Моя дочь все равно достанется тебе.

– Отец! – я возмутилась и, сильно покраснев, поспешила уйти в гримерную. Не знаю, что тогда больше раздосадовало меня: бестактность ли отца или же само то, что он все решил за меня. Питер был мне как брат, и я никогда не планировала связать с ним свою жизнь.

Все представление, наблюдая за фокусами из-за кулис, я не могла отделаться от угнетенного состояния. Я понимала, что глупо обижаться на отца и Питера, но в тот момент мне не хотелось разговаривать с ними. Вызывавшие прежде улыбку фокусы теперь досаждали мне. Я была расстроена и едва не забыла про свой выход. Благо, Питер напомнил мне и едва слышно шепнул на ухо: «Про ту ситуацию забыли. У нас представление, отвлекись». Я молча кивнула и, накинув плащ, вышла незаметно на сцену и встала по ту сторону «зеркала». Наблюдая сквозь прозрачное стекло за зрителями, я задумалась и, наверное, провалила бы весь номер, не повторяй я его бесчисленное множество раз. Привычка взяла свое, и я машинально выполнила необходимые действия и после также незаметно ушла со сцены. Больше моего участия не требовалось, и я вернулась в гримерную. До конца оставалось не более двух номеров, и я решила уже переодеться и выпить чаю. По грому оваций стало ясно, что финал представления прошел по обыкновению успешно. Выждав минут пятнадцать, я пошла поздравить отца, но, выйдя из гримерной в коридор, едва не столкнулась с Дэвидом Редфордом. От неожиданности я замерла на месте и густо покраснела.