Выродок. Часть первая

–Да быстрее же,– произнёс Кун, услышав, как наверху скрипнула дверь.

Эльма наконец справилась с неподвластными пряжками, и закинула руки под косичку, расстёгивая что-то на шее. Над их головами уже послышались шаги, перемежаемые с постукиванием трости. – Не успеем, – выдохнул Лохмоть, пятившийся к двери.

–Справимся, – ответил ему знахарь, поглядывая наверх: – Рыжеблуд сейчас последние наставления варщику давать будет.

И действительно, шаги затихли у лестницы, и послышался негромкий голос старшего, что-то вдалбливающего Касаму.

Юллин убрала руки с шеи и пристально посмотрела на знахаря, затем быстро кивнула, как бы в подтверждение собственных мыслей. Зажав что-то в кулаке, она запихнула снятое в подставленный знахарем мешочек и, сжав руками расстёгнутый ворот, опустилась обратно за стол. Кун невозмутимо направился к своему месту, сел, положил кошель на столешницу и принялся доедать остывшую рыбу, как будто ничего и не было. Лохмоть же, потихоньку отступив к распахнутому окну, облокотился на подоконник и сделал вид, что страшно заинтересован происходящим во дворе ремонтом.

Ступени, наконец, заскрипели и растерянный Касам спустился вниз. Он помог сойти старшему, а затем повернулся к постояльцам, опустил голову и начал что-то бормотать себе под нос.

Рыжеблуд недовольно поморщился:

–Погромче варщик. Дай и другим порадоваться решению твоих проблем. Да, дорогие мои, Одноухий почти расплатился со мной, вернее с налогами нашего достопочтенного барна Бура. Для окончательного расчёта ему надо только кое-что произнести… Ну, Касам…. Не заставляй нас ждать.

Варщик набрал в грудь воздуха, открыл рот, но его опередили.

–Дорогой барн Касам! – знахарь поднялся на ноги и вышел на середину комнаты: – Я хочу кое-что тебе сказать. Все, здесь присутствующие – за исключением, пожалуй, новой постоялицы – знают меня давно. Скоро уже почти два года случиться, как я живу у тебя, не ведая никаких забот. Ты меня кормишь, поишь, предоставляешь крышу над головой и я, к своему стыду, стал принимать это как должное. Ведь за всё время я заплатил тебе лишь однажды – это когда я впервые появился на пороге «Сивоусого Сома». Настала пора исправить эту вопиющую несправедливость! Денег, к сожалению, у меня немного, но есть кое-что взамен и, учитывая тяжёлую ситуацию, в которой ты оказался (отнюдь не по своей вине), я думаю, что ты не откажешься принять мой скромный дар.

Кун говорил витиевато, но без запинок, что не давало никому возможности его перебить. Кроме того, хитрый лекарь воспользовался неписаным правилом кашеварни: сначала проблемы постояльца, а потом уж свои. Поэтому даже Рыжеблуд сохранял видимое терпение на лице, делая вид, что он может и подождать со своим вопросом.

А Кун всё говорил и даже Лохмоть забеспокоился: как бы не забыл, увлечённый собственной речью лекарь, о том, ради чего эта речь собственно и произносилась. Привлечённый голосом знахаря, со двора примчался Грошик, думая, что барн Кун опять рассказывает что-то интересное, и лишь только увидев его, лекарь довольно резко оборвал свой монолог и, развязав кошель, вынул находившуюся в нем вещицу, которую и протянул Касаму.

Все находившиеся в едовой дружно уставились на изящный кулон, лежавший на ладони Куна. На золотой цепочке покоился клык какого-то зверя, также инкрустированный золотом. Но самую большую ценность кулону придавал небольшой камень, вделанный в клык, драгоценный радужник, меняющий свой цвет в зависимости от того, где он находился. Сейчас камень как раз переливался из зелёного, каким он стал в темноте лекарского кошеля, в небесно-голубой, свой обычный цвет на свету.

–Ух, ты! – восхищённо произнёс Грошик, протиснувшийся между остальными.

–А в воде он становится красным, – хрипло произнёс Лохмоть, не сводивший с кулона глаз.

–Так. Это всё замечательно, но хотелось бы всё же послушать нашего друга Касама…, – начал было Рыжеблуд, но его довольно невежливо перебили.

–Скажи, сколько это может стоить? – знахарь обратился к Лохмотю, не обращая внимания на потуги старшего.

–Смотря где, – Лохмоть прокашлялся и продолжил: – В Заводи дадут толлей сорок пять-пятьдесят…в Абелине – у знающего купца Торговой доли-от семидесяти и выше, а вот где – нибудь Корроре-в два раза против городской цены…

Рыжеблуд бросил на доверенного свирепый взгляд:

–Да что ты распинаешься? Откуда в этой дыре настоящий радужник? Их в вильетовой казне по счёту, а тут у нашего знахаря в кармане… Старший повернулся к лекарю: -

– Ты прости барн Кун, я тебя обидеть не хочу, но сам подумай. Ну откуда у тебя такое сокровище? Им что, за лечение кто расплатился? Так надо покойника оживить, чтоб получить такое…

–Это принадлежало моей жене. – Кун вздёрнул голову и надменно посмотрел на старшего. Сказано это было так, что Лохмоть сам бы поверил, если бы не знал правды. Пользуясь тем, что Рыжеблуд стоял к нему спиной, он восхищённо помотал головой и подмигнул эльме, безучастно смотревшей на всё происходящее.

–Врёт, врёт! – визгливый голос раздался так неожиданно, что Рыжеблуд выронил свою палку. Подскочив к нему Лохмоть наклонился, чтобы подать трость владельцу и Юллин сумела разглядеть говорившего. Маленькая женщина средних лет, одетая по-дорожному, стояла у выхода с кухни.

–Цыц, Ракушка! – свирепо рявкнул пришедший в себя Касам.

–Не было у него такой вещи! – не обращая внимания на его слова, опять заверещала кухарка, указывая на кулон, продолжавший лежать на ладони знахаря. – Я знаю, это… – она вдруг неожиданно закашлялась. Кашель, перемежающийся с чихом, бил её долго и Рыжеблуд торопливо отодвинулся в сторону, опасаясь вылетавших из её рта капелек слюны.

–Она, что у тебя, больная? – старший брезгливо кивнул в сторону задыхавшейся от кашля Ракушки, обращаясь к варщику.

–Ракушка-то? Да хрен её знает. Раньше вроде не наблюдалось такого. Эй, ты! – Касам посмотрел на кухарку: – Собралась уходить – проваливай. Нечего заразу тут разносить!

–Позвольте, позвольте, – засуетился знахарь, пробираясь к Ракушке, попутно всучив украшение варщику: – Это, похоже, раздражение у неё…, и я даже знаю, отчего оно появилось. Кот нашей новой постоялицы постарался: ну запах там, шерсть выпавшая.… Пойдём-ка со мной, у меня есть чудесное снадобье – как раз на подобный случай.

–Подожди-ка барн Кун,– вмешался Рыжеблуд, – она сказать что-то нам хотела. Видишь, уже и кашлять перестала…

–Да? – остановился знахарь, уже взявший Ракушку под руку: – Ну, что ж, если барн старший просит…

Рыжеблуд выжидательно посмотрел на маленькую кухарку. Но Ракушка уже успела понять, что кашель случается у неё каждый раз, когда она пытается что– нибудь произнести. Поэтому она лишь отрицательно мотнула головой и первая, опережая Куна, чуть ли не бегом кинулась к лестнице.

–Вот ведь, – огорчённо развёл руками Касам: – Навела напраслину на порядочного человека – и в кусты. Сам подумай, барн старший, откуда ей знать, что было у знахаря, чего не было… Это ж надо в вещах его рыться.

–А если и так? – подал голос Лохмоть: – Может на самом деле копалась?

–Ну, это вряд ли! Ракушка у меня давно работает. Если бы она нос совала в комнаты постояльцев, рано или поздно кто-нибудь да заметил. А за такое, сам знаешь барн Лохмоть, что бывает. Да и видел я эту цацку у знахаря, давно ещё.

–И я видел, – неожиданно влез позабытый всеми Грошик: – Барн знахарь всегда клык на шее носил, вот Ракушка про него и не знала.

Юллин с удивлением посмотрела на Касама, потом на мальчика. При разговоре с Лохмотем их в едовой не было, но каким-то, неясным ещё ей озарением, они прочувствовали ситуацию и сказали именно то, что было необходимо.

–Вот, барн Рыжеблуд. Я вручаю тебе эту вещицу в погашение своих долгов,– Касам протянул кулон старшему.

–Это что же? Получается, я теперь тебе должен, Одноухий? Украшеньеце-то подороже твоих повинностей будет, – усмехнулся старший, подкидывая кулон на ладони. – Даже не знаю… – он наморщил лоб, раздумывая.

Все затаили дыхание. От решения Рыжеблуда сейчас зависела дальнейшая судьба не только Юллин, но и того же Лохмотя, фактически предавшего своего хозяина. Если старший заупрямится, значит, ему действительно необходимо выжить эльмку из этой части Заводи и может быть слова о беглецах не пустой звук, а вот если возьмёт, да ещё без проверки тогда… Лохмотю даже думать было противно о том, что «тогда».

–Ну, что ж, друг мой варщик, – сказал Рыжеблуд, доставая из своего кармана небольшой кошелёк из дорогой тисненой кожи. – Принимаю я твой кулон и при всех заявляю: Касам, хозяин кашеварни «Сивоусый Сом», больше не является должником ни передо мной, ни перед казной и, – он ещё раз подкинул украшение, – освобождается от двух последующих уплат. Кроме того, за наш счёт будет куплен и установлен новый шест в его дворе. Пойдём, Лохмоть, всё разрешилось, к общему удовольствию, вон и Шкипер приехал, вовремя прям…

Действительно, в окно было видно подкатившую повозку и Шкипера, несущего в дом два больших плетенца. Увидев это Лохмоть скривился: видно не пожалел его подручный чужих денег, отоварился на славу. Шкипер подошёл к возившемуся во дворе Фильту, поставил плетенцы у его ног и заорал что было мочи, тыча пальцем в сторону дома:

–Это вам от барна старшего! Возьмёшь это, – Шкипер сделал жест, будто забрасывал плетенец за спину,– и отнесёшь в кухню. Там жратва, – он энергично заработал рукой у рта, изображая движения ложкой.

– Барн Лохмоть, объясни хоть ты своим придуркам, что Фильт немой, а не глухой и тупой, – поморщился Касам. – Ишь как надрывается, бедолага, аж посинел весь…

–А, – махнул рукой Лохмоть, – им, что говори, что не говори… Сам же сказал – придурки!

–Кого набираешь, с теми и работаешь, – назидательно поднял палец, повеселевший Рыжеблуд. – По ним ведь и о хозяине судят. Вот посмотри Лохмоть, кто у тебя в подручных ходит: Крючок, Детинушка и этот… оратор. Даже специально такую компанию не соберёшь, а эти около тебя прям так и вертятся…

–И что ты хочешь сказать? – набычился Лохмоть.

–Успокойся, друг мой, это я так… шуткую, – улыбнулся старший и направился к выходу. У лестницы он столкнулся с Ракушкой, державшей в одной руке баул с вещами, а другой судорожно прижимая к груди склянку с лекарством, выданную ей Куном. Знахарь спускался следом, продолжая наставлять свою незадачливую пациентку.

–Вот и больная наша, – обрадовался Рыжеблуд. – Как, полегчало тебе? Сказать мне ничего не желаешь?

Ракушка, выпучив глаза, только отрицательно промычала и кинулась в дверной проём, по пути, довольно невежливо, оттолкнув старшего. Тот, невольно пошатнувшись, ухватился за перила, при этом его трость, описав полукруг, задела вертевшегося тут же Грошика, который невольно вскрикнул и схватился за ногу. Знахарь с Касамом бросились к ним. Туда же устремился и Лохмоть, но его резко дёрнули за рукав. Невольно наклонившись, он услышал слова, сказанные быстрым шёпотом: – Если клык пропадёт – голову сверну! Рукав тут же отпустили, и он ошарашенно уставился на эльму, безмятежно смотревшую на него. Юллин подмигнула, и Лохмоть понял, что фраза ему не послышалась, а к угрозе, высказанной с таким спокойствием, следовало отнестись очень серьёзно. Тем не менее, тряхнув головой, он поспешил к выходу из едовой, где усилиями остальных уже был наведён определённый порядок: Кун осматривал Грошика, отведя того в сторону, а варщик успокаивал разозлённого Рыжеблуда.

–Карга паршивая, недоносок! – старший пыхтел как самовар. – Из-за неё мальца покалечил…. Как он, барн знахарь?

–Ничего страшного, барн старший. Синяк, конечно, пристанет, придётся немного похромать, но мои примочки быстро его восстановят. Будет бегать как раньше, – улыбнулся Кун.

–Хвала всем богам, – Рыжеблуд закатил глаза к потолку, но наткнувшись взглядом на сомовью голову, вздрогнул и заторопился к выходу, махнув рукой Лохмотю. В коридоре им ещё немного пришлось потолкаться с Фильтом, несущим на кухню плетенцы со снедью, но преодолев все препятствия, они наконец-то выбрались из дома. Шкипер уже поджидал их, сидя на облучке возка. Рыжеблуд раздражённо оттолкнул руку доверенного, залез внутрь и пихнул возницу тростью в спину. Возок тронулся и Лохмоть еле успел запрыгнуть на ящик, прикрепленный сзади. По его движениям можно было догадаться, что ездить на этом приспособлении для него не впервой. Немного поёрзав, он устроился поудобнее, и затем, неожиданно даже для себя, взмахнул рукой, прощаясь с обитателями кашеварни, смотревшими на него из окна.

Сговор

–Наконец-то сопровадили, – устало вздохнул Касам, вернувшийся со двора в едовую. – Арая, глянь, что там нам перепало от Рыжеблудовых щедрот, да накрой на скорую руку. Праздновать будем…

–Я уже поела, – Юллин встала с табурета: – Надо Гарлина проведать и…

–А ну сядь назад, – неожиданно рявкнул варщик: – Успеешь на кота своего полюбоваться. Лучше мне объясните, постояльцы мои дорогие, что за представление вы тут устроили? Зачем ты эту вещицу старшему отдала, она ведь, поди, как память у тебя, я не прав?

– Позволь, барн варщик, а с чего ты взял… – начал было лекарь, но тут же заткнулся под свирепым взглядом Касама.

– А с того я взял, барн знахарь, – передразнил Куна хозяин кашеварни, – что у меня только ухо одно, а вот с глазами всё в порядке. Пока вы все – и ты барн Кун в том числе – на украшеньеце таращились, я кое-что другое увидел, а потом уж и об остальном догадался.

– И что ж ты увидел? – невольно улыбаясь, спросила эльма.

– Ворот твой расстёгнутый, вот что! – раздавшийся мальчишеский голос заставил всех вздрогнуть.

– А ну-ка иди сюда, – знахарь пошарил под столом и вытащил на всеобщее обозрение Грошика. – Смотрю, нога поджила уже…

– Уши у него давно не болели, – вмешался Касам: – Похоже, покою им нет никакого, дай чужие разговоры подслушать.

Грошик недовольно засопел, но на всякий случай прикрыл уши руками и спрятался за спину лекаря.

– Подожди, барн Касам, – Юллин удержала встающего варщика. – Грошик, а ещё что ты заметил?

– Да то же, что и хозяин,– Грошик немного высунулся из своего укрытия, чтобы видеть эльму. – Барн Кун сказал, что это его кулон, а сам смотрел на него, как будто первый раз видел. И вообще, я с тобой не разговариваю,– неожиданно заявил Грошик и демонстративно уставился в стену.

–За что ж такая немилость? – удивился Касам.

–А чего она побрякушку отдала? – обиженно проговорил Грошик. – Она ж Охотник – врезала бы им пару раз по шее или грайса натравила…

Сидящие за столом переглянулись и начали смеяться: так искренне зазывала выразил свои несбывшиеся надежды. На смех из кухни выглянула Арая и, увидев готового вот-вот разреветься племянника, всплеснула руками.

–Опять чего натворил? – тётка огорчённо смотрела на Грошика: – Ну– ка на кухню бегом, дай спокойно поговорить старшим.

–Нет-нет Арая, тут у нас вопрос, требующий немедленного разъяснения, – всё ещё посмеиваясь, проговорил Кун. Развернувшись, он подхватил уже хлюпающего носом мальчугана и усадил на колени эльме: – Вот, успокаивай.

–Маленький ты дурачок, – ласково произнесла Юллин, вороша Грошику волосы. – Охотники машут кулаками и оружием только когда уверены, что перед ними враг. Те, кто был здесь, тоже нехорошие люди, но пока я не выясню, в чём они виноваты, никто не даст мне права давать им по шее и уж тем более натравливать Гарлина. А если бы я это всё-таки сделала, в первую очередь пострадал бы барн Касам, как хозяин кашеварни.

–Но ты же Охотник, – продолжал слабо сопротивляться Грошик, уткнувшись в фаниту эльмы.

– Вот именно поэтому, я должна сто раз подумать, прежде чем поднять на кого-то руку. Я – закон! В самом крайнем его проявлении, понимаешь?

Грошик кивнул, хотя не совсем уразумел сказанное. Но обиды на Юллин у него уже не было. Оказывается, она не испугалась Рыжеблуда, а просто боялась за Одноухого. А значит и за них с тёткой. И он ещё плотнее прижался к вкусно пахнущей коже фаниты, мысленно поклявшись никогда больше не расстраивать Юллин.

–Ну вы тут миритесь, – растерянно крякнул варщик, глядя на эту сцену,– а я пойду, гляну как там у Фильта дела. Арая, чего стоишь? Еда сама собой не приготовится. Барн знахарь ты вроде хотел Грошику примочки наложить, а ты, девонька, на кота взглянуть собиралась. Давайте-давайте, только скоренько, а потом снова соберёмся, за обедом… думаю, есть что обсудить.

–Юллин, а можно с тобой к Гарлину? – Грошик отнял лицо от груди эльмы и умоляюще посмотрел ей в лицо.

–А примочки? – напомнила эльма.

–Честно-причестно, вот сходим, грайса проведаем, а потом я всё сделаю, всё-всё, что барн лекарь скажет.

–Тогда и я с вами, – кивнул знахарь: – Любопытно, знаете ли, посмотреть на грайса поближе. Уж больно интересный зверь.

Они разошлись. Касам пошёл на крыльцо, Арая в кухню, а весело болтающая троица к выходу на скотник. Выйдя на задний двор Юллин огляделась.

–Что, утром не насмотрелась? – улыбнулся Кун. – Так Грошик сейчас нам тут всё покажет. Покажешь?

Грошик важно кивнул и, прихрамывая, зашагал по дощатым мосткам, приглашая остальных следовать за ним.

–Ну, перед нами хлев, – начал он. – Тут скотину всякую держат, когда есть, а в пристройке жратва ейная, значит. Это сарай, тут мы всякую всячину складываем, по хозяйству которая. Здесь вот телеги стоят, – он показал на навес, под которым действительно стояли две телеги – большая и малая, и повозка эльмы. Обогнув сарай, Грошик вывел их к странному на вид сооружению: на столбах, высотой со знахаря, находилась площадка с посаженными на ней кустами. Ветви кустов торчали вверх и в стороны, переплетаясь друг с другом, и тянулись к тонким жердинам, прикреплённым к таким же тонким перекладинам. Некоторые же побеги опускались вниз, окутывая столбы настоящим покрывалом из листьев, каждый из которых был шириной с ладонь Юллин.

–А это… – начал, было, Грошик, но эльма его перебила.

–Я знаю, – она как-то по-детски обрадовалась, будто встретила старого знакомого. – Это садик. У нас тоже такой был…

–А вот и нет! – Грошик даже в ладоши захлопал от избытка чувств. – Это винник. Помнишь, ты говорила, что тебе вино у барна Касама нравится? Вот здесь он его и делает.

–Там, наверху, кусты липкой цатры, – вмешался Кун. – Её ягоды собирают, замачивают, ждут, пока они набухнут и ссыпают в бочонки. В каждый наливают немного забродки (её варщик делает сам, а из чего – великий секрет). После этого бочонки плотно закрывают, закапывают в землю и через пару месяцев вино уже можно пить. Не трогай! – вскрикнул он, увидев, что Юллин протянула руку к листочку. – Этот кустик не зря зовётся липким. Приклеиться и всё, будешь ножом с ладони срезать. Так цатра защищается от внешних врагов, типа гнуси. Знаешь, как визжат, когда в объятья этих милых с виду листочков попадаются? Ужас просто! Начинают себя грызть, чтоб освободиться. Но раз в полгода листья осыпаются. Вот тогда-то варщик урожай и собирает. Да и мне работёнка находится-из опавших листьев я делаю прилипу, которой Детинушка царапины смазывал. Так что грайсу твоему надо поосторожней быть, заденет ещё ненароком…

–Думаю, он уже сам всё понял, – рассмеялась эльма.

–Вот как?

Эльма только кивнула и опять засмеялась. Смех очень шёл ей, но Кун отметил, что радоваться Юллин, видимо приходится нечасто, и сейчас она наслаждалась каждым моментом какой-то внутренней свободы.

–Конечно, понял. Он, барн знахарь, знаешь какой умный! – Грошик готов был грудью встать на защиту зверя. – Вчера Юллин сказала рыжеблудовых не трогать, так он утром нынче Детинушку даже не поцарапал, вот как. А гнусей он сколько подавил? Скоро всех переведёт!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.