2028, или Одиссея Чёрной Дыры

– Причем где-то в спальне, наедине с женой, отдельная единица населеньица может ругать режим, припоминать, что Всевышнее Лицо избран с нарушениями, но на работе, в курилке, в ресторане с друзьями он будет подстраиваться под мнение большинства. И если окажется перед выбором, то сделает так, как делает большинство. Даже, возможно, вступив в конфликт со своим имхо.

– Другими словами, законность царя обосновывается простой формулой: все его признают, и я тоже.

– Да. Немаловажно, что он реально сильнее всех. Значит – и законнее прочих.

– Но вот Хан Ассасин Бейбарс, может, и посильнее будет, – вставил Лесь.

Коршун раздал всем наполненные бокалы. На ходу он вставил:

– Посильнее. Но сдать Всевышнее Лицо на цветмет и ему слабо. У него, может, рука потверже, но кишка тонка. Россию ему под себя не подмять.

Виктор, взяв бокал, хохотнул:

– А круто бы было… Перестроил бы храмы в мечети, облачил бы женщин в хиджабы. Приласкал бы по-муслимски.

– Обхохочешься… Телевизор бы переформатировал под себя – «Первый Ханский канал» и конкурирующее с ним «Великое Ханство – 24». А на Запад будет вещать Hanstvo Today.

– А православие – на помойку?

– Необязательно, мои хорошие. Скорее всего, будет как в СССР: церкви стоят, но не в шаговой доступности. Две-три на крупный город. И в них будут декларировать, что православие стоит на низшей по сравнению с исламом ступени. Примерно как развивашка перед настоящей школой.

Юра Голосов ввернул:

– По крайней мере, кандидатура Хана Ассасина хорошо вписывается в железную матрицу: лысый вождь – сильно волосатый вождь.

– А русские националисты?.. – ввернул Лесь. – Как его… «Бородинский клуб».

– Так это ж скоморохи… – откликнулся Юра. Он обошел всех с бутылкой, долил всем.

– Ну, на фиг, скоморохи! Они вполне себе мощь. Причем никто точно не знает, сколько у них бойцов. У них, возможно, только в Москве тыщ двадцать – двадцать пять. Носители племенного сознания: «Русские – или умрем!»

– Собственно, сколько нужно вежливых человечков, чтоб устроить восстание националистов в крупных городах? – подхватил Виктор. – По сто – сто пятьдесят человек на город? Представьте, что бородинские орлы десантируются в Нижнем, Ёбурге, в Питере, Краснодаре, Новосибе…

– И в столицах республик тоже.

– Ну да. Скажем, в Казани, в Нальчике. Шесть-семь городов запалить – и центробежная сила разнесет русский бунт по окраинам, улицы зальет кровь. И взойдут в Кремль местные фюреры – все как один, разумеется, с толкинистским прошлым.

– Нет, уж лучше тогда пусть Всевышнее Лицо правит до сорок первого, – нестройным хором выпалили друзья.

– Вообще странная штука… Мы все тут русские. Практически без примесей. А русских националистов на дух не переносим. Видимо, по закону падающего бутерброда они и усядутся на трон. Да хоть в том же сорок первом… – сказал Виктор.

Выпили молча. После паузы Лесь первым сказал:

– И заметьте, никто пока не видит счастливых развязок. Чтобы темное облако над нами разорвалось в клочья, проклюнулась синева…

Юра влез:

– Но ведь у нас в стране, кошка-ёжка, какой период ни возьми – всегда эпоха реакции, и это наша естественная атмосфера, наш воздух. У меня, ёжка-терёшка, к вам вопрос. Вот, монтируя наши видео про Писателя, приближаем ли мы будущую оттепель? Или это мы только свою совесть успокаиваем?

Замолкли. Чувствовалось, что все хотят высказаться, но обдумывают, как бы поточнее подобрать слова. Коршун заговорил, делая между предложениями долгие паузы:

– Мои хорошие… Сегодня весь протест – это тары-бары-растабары человека с самим собой. Болтовня в дружеском кругу, как у нас сейчас. Особые мнения на «Эхе Москвы», разоблачения властей в коррупции, публицистика в фейсбуке – все это не несет никакой опасности режиму. Режим все это подслушивает и подсматривает, подсмеиваясь.

– Но даже из этой, как ты говоришь, болтовни в дружеском кругу они при желании смогут склеить дело.

– Могут. Точечно, выборочно, для острастки. Не надрываясь особо.

Виктор перехватил инициативу:

– Саш, но ведь действительно публика не готова рисковать, не готова нарушать комфорт и привычное течение жизни. «Борись!» – призывают плакаты либералов. И мы их перепощиваем. Но отсиживаемся на кухнях. В лучшем случае делаем какой-то провокационный арт. Но он, конечно, не наносит вреда режиму. Вот посадили парня за одиночные пикеты. Казалось бы, для оппозиции повод выйти на площадь безо всяких согласований, перекрыть собой проспект. Но в голове раздается голос благоразумия: «боязно», «побьют», «посадят», «жестокий ОМОН», «нофлеры обмажут краской».

– Голос благоразумия… – согласился Коршун, – есть такая штука. А что ты предлагаешь?

– Ничего.

– Мои хорошие, мы меньшинство. Надеюсь, с этим никто спорить не будет? А демократия есть власть большинства. Выходов из ситуации три, и все плохие. Первое – перетянуть народ на свою сторону, как это было в перестройку. Второе – ждать помощи извне. Откуда извне, сам не знаю.

Он замолчал.

– А третье? – ему напомнили.

– А… Отказываться от демократических принципов с всеобщим избирательным правом.

– Как это?

– Ну, чтобы элита сама себе царя избирала. В принципе у нас как раз этот вариант и работает, правда, в скрытой форме. Но вот беда – элита не наша.

Виктор вновь встрял.

– Классики уверяют, что для духовного подвига приходится жертвовать самым любимым, самым сокровенным. И я не про деньги. А, скажем, про сочинительский дар.

– Мысль, на первый взгляд, спорная, но, по мне так, верная, – заметил Коршун. – Невозможно всерьез сражаться, мои хорошие, если цепляешься за бизнес, за семью, за свои песни, что ли. Они твой тормоз, твой балласт. По идее, на войне солдаты не должны мечтать о теплом доме, о любви, о близкой встрече со своими любимыми, иначе они будут слишком жалеть свою жизнь и не отдадут ее за… за это…

Всем было ясно – за что. В бутылке еще что-то плескалось, разлили до дна.

Лесь сказал:

– А я почему-то уверен, что страна расколется на землячества. Примерно пять их будет…

– Почему только пять? Первое землячество – это целиком город Москва?

– Когда все расколется, кому эта Москва будет нужна… Ценны будут лишь регионы с богатыми недрами: нефтью, газом, ураном, лесом. Вот за Сайберию все пойдут воевать, и с удовольствием.

– Кто, например? – спросил Юра.

– Все постсоветские люди. Казанские татары, объединившиеся с крымскими. Кавказ отделится раньше, но за нефтянку тоже пойдет воевать. Бородинский клуб пошлет свои отборные отряды. Может, и Китай свою Дивизию Безупречных пришлет.

– А за арктический шельф тоже будут драться, ложка-матрёшка?

– С белыми медведями, ёжка-бабёшка, – отзеркалил Коршун.

– А те, что прилепляют на свои машины наклейки «Обама чмо» или «На Берлин!», пойдут воевать или как? Из них ведь уже можно составить город, – не унимался Юра.

– Можно мы о них говорить не будем, хорошо? – устало сказал Коршун. – Переплавить бы их на пуговицы, и то было б больше пользы.

В комнату вплыла Света, Юрина жена.

– Мобильники-то свои, надеюсь, вы выключили? А, заговорщики? – спросила насмешливо.

Все стали выуживать свои смартфоны из джинсов. Переламывать и вынимать живое сердце.

– Ну, вы даете, – подытожила Света, – Разговоры ваши, поди, тянут на три года без права траха. И про Всевышнее Лицо, наверное, распинались.

Друзья сложили на журнальном столике возле стаканов мертвые глянцевые шмудаки.

– У вашего Всевышнего Лица одна проблема, – она продолжила. – Девушки у него нет. Личной жизни нет. А если и есть – то слишком засекреченная. А когда своей личной жизнью не с кем поделиться, в голове нарастает шум. И бум!!

Изображая руками «бум!», Света поплыла на кухню заниматься ужином.

Юра улыбнулся во весь рот. Дескать, вот какая у меня жена. Сказал:

– Кстати, Лесь, ты заикнулся про пять землячеств. Но, кроме московского, ни одного не назвал.

Все обернулись на Леся.

– Если честно, брякнул от балды, – он сказал мечтательно. – Давайте подумаем… Северное землячество – Мурманск там, Архангельск, Карелия, Псков. Второе – Московское. К нему тощее Поволжье, возможно, приклеится. Третье – Урало-Сибирское, это самый жирный, самый богатый кусок. Дальний Восток отдельно, но часть его, скорее всего, отгрызет Китай. И Южное землячество, включающее в себя весь чернозем вплоть до Сочей. А мусульманский Кавказ, как вы и без меня догадались, отделится – но его независимость никто в Европе не признает.

– Москва, ты говоришь, обеднеет?

– Без вариантов. Углеводородов нет, промышленность умеет лишь гвозди клепать, цыплята в магазинах тощие, как кулачок манекенщицы. Границы закроют, и на заработки москвичи поедут в Сибирь.

Виктор, пожав плечами, сказал:

– Режимы в России всегда рушились сами – и всегда неожиданно, спонтанно. А историки уже задним числом подводили к переворотам какую-то хлипкую базу. Типа верхи не могут, низы не хотят. Да только верхи всегда могут, а низам все по хрен. Та пацанва на раёне, что сейчас приближена к власти, всяко не выведет страну из кризиса, они умеют лишь приваривать решетку поверх решетки. А люди, которые смогли бы вывести нас к свету, увы, эмигрировали.

Коршун подытожил:

– Россия, мои хорошие, – это узкая щелка. Без смазки, всегда больно, всегда запах кислой капусты, всегда нет средств на контрацепцию, но суют сразу несколько, толкаясь и матерясь. Рожает обычно раньше срока. В общем, не уверен – не суй! А сунул – скорый выигрыш в «Спортлото» не жди.

Как-то так.

11

Из дневника

Дождь и ураган всю ночь. В полусне решал, что делать со своим мерседесом. На рассвете рассудил, что пока не стоит на нем ездить, лучше нанять водителя на каких-нибудь жигулях – и немедленно уснул. Утро вышло ясным и прохладным. Принял с докладом представителя восточносибирской ячейки. Он был одет в футболку с американчиковской надписью на груди, чем несколько попортил настроение. Передал мне списки влиятельных семей региона, источники их доходов и опись приобретенной недвижимости. Отчитался по программе «Воскреси ветерана» – в его ячейке эксперимент по воскрешению мертвых борцов за народное дело увенчался относительным успехом. Было эксгумировано тело ветерана афганской войны. В течение полугода вахтенным методом натирали покойника медом, капустным рассолом и водкой (попеременно). Солдат уже открыл глаза, но пока не говорит и не ходит. Испил с нофлером чая с пирожными. Он хотел показать фотографию оживленного солдата, но я отказался.

После обеда вызвал такси (попросил, чтобы пригнали русскую машину) и поехал играть в городки с Мотричем и Звонаревым. Мотрич пришел с американчиковской битой, стал хвастаться ею. Я плюнул и уехал домой (на первом попавшемся частнике, даже не посмотрел на марку машины, настолько огорчился). Дома смотрел телевизор. Показывали встречу Всевышнего Лица с российскими олигархами. Нацлидер с болью говорил о том, сколько сил надо вложить в Крым, чтобы добиться его процветания. И тут один из олигархов, такой низкорослый, проблеял что-то вроде: «А как же деньги?» На это Всевышнее Лицо сблизил брови да спросил тихо: «Вы что больше любите, Родину или деньги?» Срезал барана! Так и надо с этой пятой колонной! После такого вопроса олигархи, конечно, полюбили Родину гораздо сильнее, чем свои деньги.

Надо научиться так же сближать брови. Беру на заметку.

Послушал американчиковское «Эхо Москвы» (чтобы быть в курсе). Рассказывали об очередном агенте пятой колонны, задержанном на Красной площади. Гаденыш отказывался покидать площадь до тех пор, пока Всевышнее Лицо, кабинет министров и Госдума не уйдут в отставку. Откуда только они плодятся…

Целый день находился в угнетенном настроении духа. Неужели все из-за американчиковской биты Мотрича, черт его дери? Принял с докладом представителя центральной ячейки. Тот отчитался по новой акции «У вас вся спина белая». Его ячейка выявила всех проживающих в регионе американчиков и резидентов Евросоюза. Выслеживали, заходили с тыла и из баллончика закрашивали спину врага белой краской. За три недели закрашено 18 спин (и одна русская жена американчика под руку попала). Трое нофлеров во время акции были побиты, двоих взяла полиция (они отпущены после составления акта). В качестве поощрения испил с представителем кофе с коньяком (московским). Надо распространить опыт Центрального района на другие регионы (не забыть!). Нофлер попросил разрешения поцеловать портрет Всевышнего Лица – я позволил. Заметил, что клеймо лояльности у него отсутствует. Обязал его сделать сегодня же!

После обеда вызвал такси (заклинал, чтобы пригнали русскую машину) и поехал играть в городки с Мотричем и Звонаревым. Мотрич извинялся за вчерашнее и в качестве искупления вины преподнес мне в подарок городошную перчатку из лайковой кожи (российского производства). Тот конфликт замяли и играли до темноты: три сета по шесть конов. Мотрич заметно мне поддавался, но я делал вид, что не замечаю. Звонарь вообще играл рассеянно. Я выиграл с большим отрывом.

Вечером искал в телевизоре Всевышнее Лицо, но, сколько ни листал каналы, не нашел. Пятая колонна давно и прочно оккупировала телевидение (отрабатывает госдеповские гранты), но такой анархии никогда прежде себе не позволяла. Принял дозу снотворного.

Утро стояло ясное, но с сильным ветром. Березы щекотали окно своими шелковыми ветвями. Вставать не хотелось. Зримо представил, что на крышу Белого дома каждое утро поднимается агент госдепа и направляет в нашу сторону из всех своих ментальных стволов залп тотальной ненависти. И ненависть та столь концентрированна, что практически материальна. Она даже способна пригвоздить русского человека к постели, усыпить его бдительность. Но лежать нельзя. Этак мы можем дать врагу надежду, что ему по силам нас победить. И тут же с легкостью встал. Да, если уж решила Россия подняться с колен, так она и плечи расправит, и мускулы поднакачает. После завтрака принял с докладом представителя западной ячейки. Тот бойко отчитался по проделанной его ячейкой работе: пикетировали рок-концерты пятой колонны, били стекла в магазинах, торгующих айфонами, вдобавок окатили мочой дверь табачного ларька с мальборо и данхиллом. Проверил его руки, оказалось – клейменый.

После обеда вызвал водителя жигулей и поехал играть в городки с Мотричем и Звонаревым. У всех троих было боевое настроение, играли не на жизнь, а на смерть. Мне удалось три раза подряд разбить «коленчатый вал» одной битой. Шли ноздря в ноздрю. Неожиданно победил Звонарь. Стал я исследовать его биту, оказалось, made in USA. Причем надпись старательно подтирали – но тиснение осталось. Что тут со мной случилось! Вцепился я в шею Звонаря и давил, давил, давил! Мотричу пришлось врезать мне хорошенько по ребрам, иначе бы задушил сучью пятую колонну. Звонарь выглядел смущенным. Не предполагал, что я так разнервничаюсь. Извинялся. Мотрич достал коньяк (московский), и мы помирились. Хотя осадок остался.

Вернулся домой в раздрае. Сел перед телевизором. Выступал представитель епархии. Говорил, что у Всевышнего Лица есть все шансы стать Богом по небесной благодати, приобщиться к нетварной божественной жизни. Ценность убожения в том, что за особые заслуги перед русским человечеством ты словно наполняешься сверху донизу энергией Бога и уподобляешься ему по добродетели. Я давно на всех перекрестках твержу, что деяния Всевышнего Лица суть Божье произволение, суть действие Его любви, явленное в человеке. Да откроются пред нацлидером все врата. Раздрай моей души пропал, как и не было.

А Всевышнее Лицо показали мельком. И со спины. Я давно уяснил, что центральные каналы управляются американчиковским послом. В Кремле никто, кроме Всевышнего Лица, ссориться с американчиками еще не готов. Только тихо брюзжат, прикидываясь верными патриотами. Не понимают, что настал судный час – либо обретет Россия суверенитет от колониального заокеанского управления, либо погибнет. Всевышнее Лицо должен очистить властные коридоры от старого олигархического хлама. Пусть останутся только молодые проверенные кадры, с ними и начнем строить новую русскую жизнь. Национально-освободительная целесообразность превыше всех законов, даже Конституции. Всевышнему Лицу надо вверить полномочия обеих ветвей власти. Столько еще работы предстоит, голова кругом. Принял снотворное.

Чудный ясный день. Солнце отлично припекало. Отвечал на письма. Четверть корреспондентов нормальные, остальные – дебилы. Запомнилось письмо от молодого ученого, представителя НОФ. Он посвятил себя исследованию возможности энергетического «доения» земной коры и получения через этот процесс электричества. В его опыте лампочка от фонарика горит довольно ярко. Ученый намерен продолжать эксперименты. Если результаты будут улучшены, утрем нос американчикам с их ветряками и солнечными батареями. В другом письме юный нофлер сообщал, что приторочил баннеры с надписью «Иуда» к нескольким памятникам пятой колонны – Солженицыну, Сахарову, Кулибину. В ответном письме написал, что таблички с надписями – это здорово, но еще лучше было бы эти памятники (кроме Кулибина) разрушить к ядрёне-матрёне. На худой конец заляпать краской. Иногда нужно дать им совет.

После обеда поехал на жигулях играть в городки с Мотричем и Звонаревым. Игра шла ни шатко ни валко. Впервые за год-два я разбил «часовых» одной битой. Но Мотричу удалось выбить три раза подряд «письмо» двумя битами. После игры спрыснули его победу. Появился коньяк (московский) и сыр. Я проглотил два кусочка сыра и лишь тогда догадался проверить, где он сварен. Выяснилось – Южная Италия. Отошел в сторону и, засунув два пальца в рот, выблевал съеденное. Ушел не попрощавшись.

Вечером смотрел на YouTube короткие издевательские видео про Писателя (мне прислали ссылку). Какие-то либералы-русофобы, очернители Отчизны – надо называть вещи своими именами – измываются над настоящим патриотом. Задумался, откуда вообще берутся людишки с чуждой системой взглядов, с вечной ненавистью к Родине? Наверняка они выходцы из обывательской среды, развивались без попечительского государственного плеча. Пустые мозги – и когда туда попала искаженная информация, она зацепилась за края, потянулись ложные выводы. Семья не способствовала своевременному отсеву заблуждений, дурная наследственность. И пусть эти мутанты искренне считают себя умными, образованными и начитанными, им не выпрыгнуть из беличьего колеса лжи и дальнейшего вырождения. И скорее всего, они на содержании врагов страны. Бедный Писатель – представляю, сколько боли приносят ему и его близким эти чертовы видео…

В одном ролике мерзкий закадровый голос зачитывал такой отвратный текст: «Лежит Писатель на русской печке, пятки греет – и вдруг шум-гам за окном! А это соседи выносят из дверей чемоданы и загружают их в такси, решили они на пару недель махнуть на теплые заморские юга. Открыл окно Писатель и принялся материть соседей. Дескать, на заморских югах русских летчиков сбивают, а вы, бестолочи, вместо того чтобы траур носить, едете туда развлекаться. Нет бы во имя имперских амбиций отказаться от заморских радостей. Соседи только покрутили у виска – и были таковы. А Писатель вывел из гаража свой проверенный на донецких полях сражений джип – да и махнул в аэропорт Домодедово. Встав на взлетной полосе, начал он длинной палкой сбивать все боинги, что на теплые заморские юга лететь готовились. За полдня дюжину сбил. Палку свою об один фюзеляж расколол, так тут же нашел другую и вновь за свое взялся. Но что удивительно: он самолеты сбивает, а туристов, что желают лететь на теплые заморские юга, меньше не становится. Поток только прибывает. Но и Писатель не сдается, сбивает самолеты один за другим. А народ еще пуще на теплые заморские юга стремится, хоть кол народу на голове чеши. И непонятно, кто тут кого перетанцует.

Знаете, я, пожалуй, спать пойду, а вы мне утром сообщите, стоит по-прежнему на взлетной полосе Писатель с длинной палкой в мускулистой руке или усталость свалила русского богатыря и он тоже спать завалился… Но как бы там ни было, до утра меня не будите…»

Разволновался. Принял таблетку.

А у Виктора с друзьями работа кипела. За месяц они умудрились выложить на ютуб два новых видеошедевра. Один был снят по такой рассказке: «Лежит Писатель на русской печке и смотрит телевизор. Показывают запуск космолета. Но как бы ни кричали инженеры «Поехали!», как бы ни поджигали фитиль, космолет лететь в небо отказывается, стоит на земле, как привязанный. На подобный факт саботажа не смог Писатель спокойно смотреть. Надел кирзачи, льняную есенинскую рубаху да и отправился на космодром. Глядь, а инженеры там все как на подбор невзрачные и носатые, как есть либералы. Писатель отогнал их от ракеты сильной рукой, а кое-кому из носатых еще и леща отписал. Потом он схватил космолет в охапку да и запустил его на орбиту, словно это был камешек какой-нибудь или даже пальтовая пуговица. А потом Писатель обратил внимание, в каких убогих скафандрах летают космонавты. И тут же стал разрабатывать новые скафандры – из кирзы и льна. А что? Тепло, и тело дышит».

В основе второго видео лежала следующая миниатюра: «Лежит Писатель на русской печке и смотрит телевизор. Мир идет на Россию войной. Враг плетет военные заговоры, нацеливает шустрые ракеты на прекрасные города. Очень сильно это Писателю не понравилось. И тогда решил он создать свою нацгвардию. Нацгвардию русскую поэтическую. И собрал в нее Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, двух Александровичей – Сергея и Иосифа. И собрал он в спецназ Александра Башлачева, Егора Летова, Константина Кинчева, Дмитрия Ревякина. Многих рокеров да мертвых поэтов собрал. Леннона и Моррисона хотел позвать, потому что с детства их любил, да друзья отговорили, мол, они америкосы и могут всю малину испортить. Вышла поэтическая нацгвардия к границе земель русских и встала мощным заградотрядом. И только тогда Писатель успокоился и вновь забрался на свою печку – мир лежал на широких надежных ладонях русских героев».

12

Дорофеева от ягод уже мутило. По ошибке цапнул не ту ягодку – и стошнило красной плазмой.

Перед ним расстилалось озеро, недостающий белок можно было достать из него. Любопытная рыба раз в пять минут, а то и чаще, выпрыгивала из воды, делая свечку. Но как назло – ни крючка, ни лесы, ни наживки.

Вспомнил, как в детском лагере на занятиях по скаутингу вожатый обучал ловить рыбу голыми руками. Но для такой операции был необходим участок берега с поваленным деревом. Виктор обошел периметр, но нигде лес не подходил настолько близко к воде. Зато он нашел нишу, образованную упавшей в озеро земляной глыбой, поросшей травой. Дорофеев закатал штаны и осторожно вошел в водный коридор. В ней танцевали на месте несколько плотвичек. Рыболов резко ударил по воде, но рыбы оказались проворнее – улизнули.

Вернулся на берег и принялся ждать, пока плотва снова заплывет в ловушку. Шанс такой был – рыбе в такой нише и прохлада, и уединение. Однако время шло, а коридор все пустовал. И только когда солнце встало на шесть часов пополудни, компания из пяти-шести белоспинных рыбех прошмыгнула в западню. Виктор, пока их ждал, напридумывал несколько сценариев успешной ловли, но суха теория, мой друг…

Первым делом он испробовал тот сценарий, по которому нужно яростно шуровать ногами, чтобы рыба заметалась и сама влетела в руки ловца. Но рыба, увы, прошла сквозь пальцы – склизкая, увертливая. До темноты он успел использовать и второй сценарий – бил по воде толстой палкой в надежде оглушить плотву. Но только заехал себе по голени. Поорал с досады.

Усталый и огорченный неудачей, он приметил неподалеку толстую сосну с наклоненным стволом. Пристроился, накрылся теплым ельником. С голодухи сон не шел. Мысли ветвились.

Еще до суда знакомые Виктора, особенно женщины, укоряли: какого черта ты фиксишься на негативе? Во всем видишь зло, думаешь о зле, пишешь о зле, твой роман о зле – зачем? Тебя самого все это дико парит. Лучше выгляни в окно, там солнце. Спой одну из своих старых песен – там тоже солнце. Не фиксись на плохом, не концентрируйся. А Дорофеев все ждал, что власть одумается и сменит курс. Перестанет оболванивать население, перестанет людей сводить с ума. Но та, одержимая мизантропией, и не думала отступать, пёрла будто танк. Абсолютно сильная и абсолютно неживая. И не Дорофееву с его любовью, свободой и рок-н-роллом ее победить! Не ему!

Вика… Дорофееву примерещился ее силуэт между ветвей. Что она делает сейчас в своих швециях… Отполировала зубы электрической щеткой Oral и залезла в постель под крылышко к своей марокканке? Или смотрит какой-нибудь скандинавский сериальчик с вечной асфальтово-зеленой цветовой гаммой и обязательным душителем-маньяком? Или вяжет свитер – в этом ей не было равных – из толстой пряжи, с бегущими оленями и звездным небом…