Знак Разрушения

Колонна перестраивается, кольцом охватывая деревню. С телом Урайна остаются двое. Раздается беззвучный приказ и кольцо быстро схлопывается. Некоторое время слышны испуганные крики, рычание собак, детский плач. Потом над ночной деревней воцаряется полная тишина.

С рассветом кутах уходят, а в лесу в двух лигах от деревни остается большая яма, засыпанная свежей землей.

В этой деревне жили гервериты. И во второй, через которую Воинство Хуммера прошло спустя два дня. И в третьей.

И ни в одном из селений, в которых кормились кутах, не осталось свидетелей их кровавых трапез.

Глава 6

Переправа

562 г., Седьмой день месяца Алидам

С тех пор как Элиен и его новый знакомец покинули Тардер, прошло тринадцать дней. Дороги Ре-Тара ни в чем не уступали харренским, а Тракт Таная, который пересекал всю страну с севера на юг, считался вообще лучшей дорогой Сармонтазары. Четыре серпоносные колесницы в ряд могли лететь по нему быстрее птиц – и это чистейшая правда, подтвержденная Ре-тарской войной.

Элиен спешил воспользоваться Трактом, пока тот совпадает со Знаком Разрушения. Каждый день они с Герфегестом покрывали двухдневную норму, предписанную конному войску Уложениями Айланга. Крум чувствовал себя превосходно, лошадь Герфегеста – тоже. Оба были отменными грютскими скакунами, до которых ре-тарским лошадям было очень далеко. Они, кажется, подружились.

Элиен считал, что погоня стердогастов им больше не угрожает. Однако Герфегест, видимо, придерживался другого мнения. Иногда при сильном северном ветре он останавливался и с таким выражением лица, словно читал старинный трактат о поваренном искусстве, втягивал носом воздух. Иногда ему удавалось учуять что-то, одному лишь ему ведомое, и тогда Герфегест недовольно качал головой.

Элиен догадывался, что тот опасается погони стердогастов, но предпочитал помалкивать. Сын Тремгора уже привык к тому, что Герфегест сам решает, когда и о чем нужно говорить. Если Элиен начинал какой-то разговор, который Герфегесту был неинтересен, то слышал в ответ одни лишь загадки.

Так, спросив однажды напрямую, кто он такой, Герфегест, и чем промышляет, Элиен услышал: «Я – Герфегест, носящий также кое-где имя Тофа, а промышляю я удовольствием».

В другой раз Элиен осведомился, какие дела гонят Герфегеста на юг, в землю грютов. Тот ехидно покосился на него и сказал, что Элиен сейчас как две капли воды похож на наставника, который его, Герфегеста, в детстве сильно поколачивал.

На третий день, запершись в отведенной ему комнате в очередной сегролне, Элиен спросил у раковины Леворго, кто таков, по ее мнению, Герфегест. «Есть разница?» – философически ответила вопросом на вопрос раковина и Элиен совсем пал духом.

Чтобы не морочить себе больше голову, Элиен решил, что Герфегест – контрабандист, промышляющий торговлей запрещенными усладительными зельями. В Харрене с такими разговор был суровый и короткий, поэтому сын Тремгора больше к этому вопросу не возвращался.

Так или иначе, с Герфегестом ехать было определенно веселее, чем одному.

Каждое утро Элиен, улучив удобный момент, сверялся с картой. Он уже давно заметил на ней крохотное изображение меча, которое, как нетрудно было догадаться, перемещалось по карте в точности так, как Элиен перемещался по Сармонтазаре. За мечом на зелени ре-тарских полей оставалась рваная черная борозда. Впереди уходила на юг красная дуга, столь небрежно и столь изящно очерченная Леворго.

Пока что все шло очень хорошо. Даже лучше, чем Элиену того хотелось. Чем сейчас занят Урайн? Где его пресловутые ловушки? Способен ли он распространить свое магическое могущество до Тракта Таная или нет?

Элиен пребывал в постоянном напряжении. Ночами, во время короткого отдыха в сегролнах, он не расставался с оружием, просыпался от каждого шороха и однажды до смерти перепугал одного из постояльцев, которому вздумалось выйти среди ночи по нужде, причем по возвращении его угораздило перепутать двери.

Бедолаге повезло. Над его ухом среди ночи завис меч Эллата и только благодаря железной выдержке Элиена клинок не прошел последних двух роковых пальцев. Невинно пострадавшего пришлось задобрить деньгами.

И только однажды сегролна подарила Элиену наслаждение. Только однажды.

Ближе к вечеру разразился чудовищной силы град. К счастью, когда первые горошины льда пронзили мутный воздух Тракта Таная, предусмотрительные Элиен и Герфегест уже пили хмельной напиток из кобыльего молока в сегролне.

Вдруг дверь отворилась и вошли двое. Старик и девушка. Они сели за соседний стол.

Герфегест не обратил на вошедших никакого внимания, зато Элиен не сводил глаз с вошедшей девушки. На вид ей было не больше пятнадцати. Ее волосы и одежда были мокры. Рыжие локоны спускались на ее хрупкие плечи змееобразными прядями. Она вся дрожала от холода и с ее точеного носика то и дело скатывалась очередная капля.

Старичок, судя по разговору, обрывки которого долетали до Элиена, приходился ей дядей. Они следовали на ярмарку, которая обещала быть в одном из соседних селений. Старик звал девушку Теллой, а она его «любезным дядюшкой».

Телла была высока и худа, быть может, даже излишне, глаза ее были грустны, словно осеннее утро, а в манерах было что-то от изнеженной жрицы. Она не была ни вульгарна, ни многословна, и спустя некоторое весьма непродолжительное время, за которое вошедшие успели скромно отобедать, Элиен почувствовал к ней особого рода влечение, которое начало настойчиво искать себе выхода.

Элиен не знал, насколько доступна понравившаяся ему девушка, но отказываться от своих намерений ему не хотелось. Он позвал трактирщика и за небольшую мзду поручил ему узнать у опекуна Теллы, не уступит ли он племянницу на один, всего лишь на один вечер.

Сально улыбнувшись, трактирщик побежал наверх. Туда, где располагались в снятой комнате Телла и его дядя. Вскоре он вернулся. Его лукавый прищур говорил больше, чем любые слова.

Телла оказалась милой девушкой. В меру скромной, в меру глупой, в меру изящной. Быть может, только слишком наивной. Волосы ее отливали медью, а глаза были цвета весеннего луга.

Для начала она спела Элиену одну из песен, какими обычно созывают народ на ярмарке, затем она болтала о том о сем – о здоровье маменьки, о прошлогоднем неурожае. Бедняжка, похоже, имела весьма смутное представление о том, за что столь знатный и мрачный на вид воин заплатил ее дяде так много золотых монет.

Затем Телла танцевала, плавно покачивая своими худыми бедрами из стороны в сторону. Обаятельно смеялась и снова несла чепуху. «Похоже, она действительно понятия не имеет, зачем она здесь», – подумал Элиен.

Телла понравилась Элиену. Даже слишком. Но на вопрос «что делать дальше?», ни она, ни Элиен не могли дать вразумительного ответа. Слишком странным было бы предаваться любви с молодой особой, которая, похоже, понятия не имеет, откуда берутся дети.

– Сколько тебе лет? – спросил наконец Элиен, взяв в плен ее маленькую руку.

Ответ удивил его – ей не было даже четырнадцати. В харренских землях достигшими брачного возраста считались лишь шестнадцатилетние.

– Ложись! – Элиен довольно грубо указал Телле на ложе, застеленное овчиной.

Девушка была покорна его воле. Ее глаза смотрели на воина с плохо скрываемым любопытством. В них не было ни желания, ни страсти, ни даже страха.

Элиен вынул из сарнода браслет из черных камней. Браслет Гаэт.

– Милостивый гиазир, ты снова подарил мне жизнь, – сказала Гаэт, приподнимаясь на ложе, и ее полные губы обнажили ровный ряд белоснежных крупных зубов.

Элиен молчал. Он не смог поймать тот миг, когда совершилось столь чудесное превращение. Телла исчезла. Вместо нее на желтых кудрях овчины лежала Гаэт.

– Гаэт, – прошептал Элиен.

Одежда слетела с него, словно с клена – добыча осеннего ветра. Гаэт, в отличие от исчезнувшей Теллы, была раскована, опытна и горяча. И вот уже два тела сплелись на ложе в ожидании глотка вечности. И бревенчатые стены грязной комнаты деревенской сегролны превратились в жертвенное капище, где вершится священный обряд любви.

Элиен не помнил, сколько раз за эту ночь их объятия оканчивались удвоенным стоном. Он не помнил, когда и как исчезла Гаэт. Но он помнил, как перед самым рассветам она прошептала ему в самое ухо фразу, смысл которой он сумел понять лишь спустя несколько дней.

– Бойся медленноструйного Ориса. Бойся тихой воды под замшелыми бревнами, – сказала Гаэт и растаяла в утренней дымке, оставив в объятиях Элиена вконец обессилевшую двенадцатилетнюю женщину. Браслет лежал рядом. На нем оставалось четыре камня. Всего лишь четыре.

Только через одиннадцать лет сын Тремгора узнал о том, что Телла умерла спустя два дня после их встречи. Но и тогда он не пожалел о случившемся…

Элиен и Герфегест оставили Тракт Таная на востоке и углубились в лес по одной из многочисленных троп, на которых изредка можно было встретить крестьянина с вязанкой дров или пугливую косулю. Последние, как правило, сразу же становились жертвами Герфегестовых стрел. Им нужна была еда, а о сегролнах в этой глуши не приходилось и мечтать.

– Где-то здесь должен быть мой плот, Хуммер его пожри, – недоумевал Герфегест, расхаживая по колено в застоявшейся воде среди высоких тростников, которыми глухо поросли берега медленноструйного Ориса.

– Все-таки ты недобрый человек, – дружелюбно заметил Элиен, жуя травинку. – Добрые люди не прячут плотов по плавням. Они едут в Нелеот, платят пошлину и перевозчик везет их куда душа пожелает.

– Ты, добрый человек, помог бы мне лучше плот отыскать, а то до утра ведь провозимся. Ты ведь, кажется, так спешишь, что твоя собственная тень отстала на полпути и валяет девок в какой-нибудь сегролне.

Элиен отшвырнул травинку. Он поднялся, предвкушая воду, хлюпающую в сапогах, и серебристые молнии водобегающих пауков, когда Крум, мирно пощипывавший траву рядом с кобылой Герфегеста, вдруг взвился на дыбы и негодующе заржал.

Серебристые молнии… Почему он подумал о серебристых молниях? Может быть, потому, что в небе с востока на запад пронеслась удивительно крупная падающая звезда? Какая-то странная, двойная падающая звезда, которая к тому же не упала.

– Эй, Герфегест! – крикнул Элиен.

Молчание. Безветрие. Никакого намека на шорох в тростниках. Уже не вечер, но еще не ночь.

Позвать еще раз? Глупо. Если это шуточка, то это очень гнилая шуточка. Элиен может звать хоть двадцать раз, негодяй все равно не отзовется, а потом выскочит, гукая что-нибудь нечленораздельное, и тогда Элиен крепко поколотит негодяя. Но если это не шутка, то…

По спине Элиена пробежал отвратительный холодок. Только бы не стрела. Это так обидно – стрела в затылок. Никаких шансов даже для Первого Меча Харрены.

Со всех сторон поляну обступали деревья. До ближайшего края леса – шагов пятьдесят. И непроглядная стена камышей. Можно получить стрелу откуда угодно. Очень неуютно и глупо топтаться вот так, закрывшись щитом, выставив меч в оборонительной стойке и ожидая, когда некто (или нечто?) решится на нападение.

Крум заржал еще раз. Жеребец Элиена и кобыла Герфегеста бросились к реке. Ну а ему, Элиену, куда броситься?

Из леса вылетело метательное копье и уткнулось в землю у ног Элиена. Слабовато бросили – не умеют или не хотят? Вслед за первым с разных сторон вылетело еще около двух дюжин. Бросали опять словно бы нехотя, но от некоторых все же пришлось уклониться. Одно из копий со звоном ударилось о щит Элиена с такой силой, что сын Тремгора с трудом устоял на ногах. Тяжелые копья.

– Брось оружие, северянин! – заорали из леса на ре-тарском. – Мы свое уже бросили!

Вслед за этим по всей окружности поляны раздался гогот.

Элиен облегченно вздохнул – стердогасты. Потом припомнил, как непросто было одолеть одного Эрпореда, и подумал, что если стердогастов столько, сколько копий, а именно это они и хотели сказать своим обстрелом, то шансов у него практически никаких. Утешало разве вот что: пожелай они его убить, уже давно убили бы – от двух дюжин копий может увернуться только ветер.

– Оружие мне слушать не мешает! Говорите, чего надо! – крикнул Элиен.

Стердогасты опять загоготали и вышли из леса, подковой охватывая Элиена.

– Где твой дружок, грютская гадюка? – спросил один из них, наверное, большой друг покойных Эрпореда, Тимара и Таммы.

– Сбежал, – безразлично ответил Элиен. Он не сомневался в том, что Герфегест им неинтересен, а главную ценность представляет он сам.

– Если пойдешь с нами, останешься жив, – посулил стердогаст.

– Вы тоже будете живы, если уберетесь немедленно.

Стердогасты подходили все ближе и убираться никуда не собирались. Копий у них не было, луков скорее всего тоже. Насколько позволяла видеть молодая луна, восходящая над лесом, все стердогасты были вооружены варанскими секирами.

Элиен быстро воткнул меч в землю, схватил первое подвернувшееся копье и, вложив все силы, метнул его в самого болтливого из стердогастов. Тот, кажется, этого не ожидал. Копье раздробило ему правое бедро, и он упал, заливаясь криком и кровью.

Остальные бросились бегом к Элиену. Он успел метнуть еще два копья, столь опрометчиво предоставленные в его распоряжение стердогастами, успел отрубить третьему копью наконечник – вышла вполне подходящая палка – и вступил в рукопашную схватку.

Щит в таком бою служил лишней обузой. Элиен швырнул его, как метательный диск, в тех, кто заходил со спины. В левой руке сына Тремгора была палка длиной в человеческий рост, в правой – лучший меч Сармонтазары. Не так мало против двадцати забияк и все-таки мало.

Припав на одно колено, Элиен достал первого «итским мостом». На этот раз получилось то, что не прошло на базарной площади Тардера.

Противник прохрипел всякую всячину на гордом наречии Эррихпы и выронил секиру. Воспользовавшись его обмякающим телом как большим щитом, Элиен защитился от нескольких ударов, огрел по ногам древком одного особенно вертлявого, а другому обрубил секиру вместе с правой кистью – пусть расслабляется.

Противников было так много, что они не могли реализовать сразу свое численное преимущество. С Элиеном одновременно имели возможность драться разве что трое. Но пока трое работали, остальные отдыхали, а если кто-то уставал или, раненый, выходил из боя, его место тут же занимал другой.

Элиен хорошо начал, выведя из строя пятерых и вскоре шестого – того он просто пронзил насквозь. Однако потом стало труднее; стердогастам явно должно было хватить сил до самого утра, а Элиену – самое большее до полуночи.

Неожиданно один из отдыхавших стердогастов вскрикнул и упал. В его шее дрожала стрела.

Элиену было не до него, но когда упал второй, не обращать внимания на стрелы стало невозможно. Его противники вышли из боя и откатились назад. Тотчас же был поражен третий.

Стрелы летели откуда-то со стороны Ориса. Стердогасты побежали. Прежде чем они скрылись в лесу, им пришлось оставить на поляне еще троих своих людей – двоих прикончили стрелы, одного достал Элиен метательным копьем.

Чуткий слух Элиена уловил за спиной легкие, беззвучные для неопытного уха шаги. К сыну Тремгора подошел Герфегест, держа лук с вложенной в него стрелой.

– Ты силен в рукопашной, как я погляжу, – заметил он тихо.

– А ты силен в тростниках, – так же тихо одарил его ответным комплиментом Элиен. Он напряженно вглядывался туда, где исчезла свора стердогастов.

– Я давно учуял их приближение, и когда они подошли достаточно близко, счел, что лучше им меня не видеть – иначе как бы я смог помочь тебе, насаженный на копье, словно вьюн на вертел?

– Разумно.

Поляна была украшена восемью телами. Насколько Элиен помнил, по меньшей мере трое из них еще были живы и в язык не ранены. Виду они, конечно, не подавали. Лежали как жуки-притворщики.

Элиен подошел к одному из них, которому он перебил ноги древком копья, и, ткнув мечом в шею, предложил:

– Поговори со мной, иначе больше уже ни с кем не поговоришь.

Вместо ответа стердогаст ловко отбил меч от своего горла левой рукой и, перевалившись набок, попытался достать Элиена кинжалом. Элиен небрежно парировал его слабый удар и сразу же зарубил необщительного стердогаста.

Настал черед следующего, с пробитым бедром. Тот был, похоже, действительно без сознания – возможно, с перепугу, – потому что Элиен не смог расшевелить его, даже уколов мечом в открытую рану.

Оставался третий, с распоротым животом. Элиена, однако, опередил Герфегест.

– Следи, чтобы он не дергался, – попросил он Элиена и присел над раненым на корточки.

Герфегест подложил левую руку стердогасту под затылок, а пальцами правой ткнул ему в горло. Раненый открыл глаза и смешно ойкнул. «Душит он его, что ли?» – в недоумении подумал Элиен.

Герфегест глухо зашипел, глядя прямо в бессмысленные глаза стердогаста, и спустя некоторое время спросил:

– Как вы попали сюда?

– Две птицы, – ответил стердогаст в той же манере, то есть немного пошипев, прежде чем заговорить.

– Кто послал вас?

– Человек, как птица. Птица, как человек.

– Кто ему был нужен?

– Убийца Эрпореда.

– Живым?

– Да.

– Ты умираешь.

– Я знаю.

– Уходи спокойным.

Герфегест убрал руки. Голова стердогаста безвольно упала. Суровое лицо воина было безмятежно, маска боли покинула его навсегда.

Плот все-таки отыскался, хотя Герфегест клялся-резался, что оставлял его шагов на сто выше по течению.

Кони долго не хотели заходить на плот. Крум, который был приучен преодолевать реки вплавь, видимо, считал плот оскорблением своего высокого конского достоинства. Кобыла Герфегеста, по его собственным уверениям, пересекала Орис на плоту несчетное число раз, но сейчас почему-то заартачилась.

Герфегесту пришлось долго уговаривать ее, нашептывая на ухо какие-то грютские не то стихи, не то заклинания – Элиен толком не понял. Наконец кобыла поддалась его уговорам и нехотя ступила на замшелые бревна. За ней, чтобы не ударить мордой в грязь, последовал Крум.

Элиена не покидал неприятный осадок, оставшийся после стычки со стердогастами. Во-первых, Харрена и Ре-Тар – древние союзники и не пристало северянам рубить друг друга по указке кутах, а в том, что стердогасты сносились с кутах и Серебряными Птицами, о которых рассказывал Леворго, сомневаться не приходилось. На это недвусмысленно указывали слова раненого, а Герфегест утверждал, что в его руках говорит правду, и только правду, даже Первый Церемониймейстер Ре-Тара.

Во-вторых, Элиен был нужен им живым. Это, конечно, спасло ему жизнь, но не могло не вызвать удивления. Зачем стердогастам, которые, конечно, действовали по наущению Урайна, понадобился живой Элиен? Не за тем ли, зачем в конце прошлой осени был пленен секретарь варанского посольства, его Брат по Слову, Шет окс Лагин?

А зачем Урайну Шет? Если бы Элиен не продолжал скрытничать перед Герфегестом, он, не задумываясь, задал бы эти вопросы раковине, а так приходилось перекатывать их на языке, как вываренные в меду орехи, только сладости в них не было никакой. Эти орехи были выварены разве только в собачьей желчи.

Плот степенно раскачивался на водах могучего Ориса. Луна – усохший цветок Солнца – заливала землю ровным белесым светом. Северный берег почти скрылся из виду, южный медленно приближался.

Шесты уже давно не доставали дна, но Герфегест успокоил Элиена, сказав, что они попали в правильное течение и скоро их вынесет к месту, где будет помельче, и тогда они спокойно выгребут к берегу.

Крум и лошадь Герфегеста продолжали волноваться. Стоило большого труда упросить их лечь и успокоиться. Плот был сделан добротно, но все-таки рассчитан на меньший вес. Поэтому вода иногда перекатывалась через бревна, усиливая ощущение неуюта и шаткости их положения.

Элиену припомнились слова Гаэт, произнесенные устами Теллы перед расставанием: «Бойся медленноструйного Ориса. Бойся тихой воды под замшелыми бревнами».

Время шло, а шесты никак не находили себе опоры в вязком донном иле.

– Странно, – заметил Герфегест, пристально глядя на юг. – Мы должны были приблизиться к берегу, потому что течение здесь идет немного наискосок, но мы, похоже, остаемся посередине реки.

«И таким образом, постепенно отклоняемся от Знака Разрушения», – с тревогой подумал Элиен. Сила Ориса велика, ночь длинна, а шест – не весло, им до берега не догребешь. Уж не стоит ли плюнуть на все и броситься вплавь? А то ведь можно встретить рассвет и в Нелеоте.

Элиену стало не до лишней скрытности. В конце концов Герфегест и так, судя по всему, знает куда больше, чем говорит. Если он узнает еще что-то, то можно быть уверенным, что он не станет делиться своим знанием с первым же встречным забулдыгой.

Элиен достал раковину.

– Память о ловкой любовнице? – ехидно спросил Герфегест. Зоркий у него глаз. Казалось ведь – смотрит на юг.

– Что-то вроде этого, – кивнул Элиен. Ему показалось, что раковина слегка вибрирует в его руках. Он поднес ее к уху.

– Наконец-то, я уж думала не докричусь, – шумно вздохнула раковина. – Внизу, под плотом…

Элиен не дослушал.

Потому что в это время плот провалился на два локтя в воду, словно чья-то невидимая рука схватила его снизу и повлекла в непроглядную пучину Ориса. Потом плот был отпущен и шумно вылетел на поверхность воды.

– Сыть Хуммерова! – заорал Герфегест. Как видно, и ему не был чужд страх.

Перепуганные насмерть кони бросились в воду. Элиен не устоял на ногах и основательно ушиб левое колено. К счастью, он остался на плоту, но его шест упал в реку.

– Крум, назад! – крикнул Элиен. Безо всякого результата. Кони плыли к южному берегу.

И в этот момент из воды поднялось мерцающее нечто. Элиен не успел разглядеть его в неярком свете луны, а нечто уже оседлало Крума и, непостижимым образом развернув коня, направило его назад к плоту.

Это был не человек, но кошмар человека, его страшный сон, то, что оставляет после себя недобрая душа утопленника. В руках у призрака было что-то, похожее на шест. Призрак, казалось, всасывает в себя воду, обретает какое-то колдовское подобие плоти и то же самое происходит с его шестом.

Герфегест, знавший один ответ на все вопросы судьбы, выстрелил. Промахнуться с десяти шагов было невозможно. Стрела, расплескав несколько мелких брызг из полупризрачного водяного тела, прошла сквозь него навылет, не причинив, похоже, ни малейшего вреда.

Шест призрака переливался теперь в свете луны мрачными оттенками жидкого олова. А на его конце, обращенном к плоту, образовался зазубренный наконечник, вид которого не сулил ничего хорошего. На расплывчатом доселе лице призрака обозначились огромные глаза, в которых змеились, словно пиявки, два нелюдских продолговатых зрачка.

Взглянув в них, Элиен понял все. Киад, вечер, большая речная галера, какую гервериты называют сагерной. Угрюмый человек привязывает к ногам старика огромный камень. Короткие ритуальные формулы приговора. Именем Корня Вязов… За порчу и злое наущение… В назидание прочим… Препоручить Октанга Сарома заботам пиявок…

Далеко унес тебя Вечный Орис за сорок лет, бездарный колдун Октанг Саром, отец разорителя могил Октанга Парса, дед Пожирателя Сармонтазары, Длани Хуммера, Октанга Урайна, который не смущается нынче тревожить души предков ради своего злого дела!

Герфегест полоснул стрелой по языку. Наконечник стрелы обагрился кровью. Герфегест был страшен. Его лицо, казалось, совершенно окаменело, но в глазах бушевала неукротимая ярость, а с губ слетали звучные слова чужого языка. Элиен не сомневался в том, что нет такого наречия в Сармонтазаре. Возможно, на нем говорил Хуммер, а возможно, те, кто был до него – рассудок отказывался служить при мысли об этом.

Герфегест натягивал тетиву, но призрак опередил его. Острога ринулась прямо в грудь лучника, чьего имени Октанг Саром не знал, но чья стрела, обагренная теперь кровью живого, сулила ему вечное забвение.

Элиен успел. Щит Эллата встретил острогу в двух локтях от груди Герфегеста. Неярко блеснув, острога разлетелась на мириады брызг. Единственный щит в Сармонтазаре мог выдержать удар этой остроги, и он выдержал. Щит – но не его хозяин. Элиен испытал обжигающую вспышку боли, которая, поднявшись по руке, ударила в самое сердце. Элиена отшвырнуло назад, и они с Герфегестом на пару оказались в воде.

Когда Элиен, ухватившись рукой за осклизлые бревна плота, огляделся по сторонам, врага видно не было. Ошарашенный Крум греб к южному берегу. Рядом с Элиеном покачивался на поверхности Ориса Герфегест.

– С тобой все… – начал Элиен, когда Герфегест, даже не успев вскрикнуть, резко ушел под воду.

Элиен мгновенно сообразил, что это означает. Он, не задумываясь ни на миг, нырнул следом – благо, тяжелое оружие Эллата само тянуло ко дну.

Перехватив меч левой рукой, чтобы освободить правую, Элиен потянулся ею в мутную темноту, бешено работая ногами. В непроглядной воде что-то блеснуло – надо полагать, глаза доброго дедушки Урайна. Выше его глаз сгущалось пятно темноты, в которой узнать Герфегеста было невозможно, но узнавать больше было некого. Значит, Герфегест.