Вавилон. Пламя

– Ага. Пока что. Бог с ним, давай не будем из-за этого ссориться, – Дарири махнула рукой. – Просто… ты говори, если нужна будет помощь.

– Угу.

– Я вообще не за этим пришла. Вот это, – она указала рукой на гору вещей. – Неприемлемо. Раз уж ты собралась забивать дом барахлом, хотя бы храни его нормально. Купи шкаф, я не знаю. Смотреть неприятно.

Лилит решительно захлопнула сундук, выпрямилась, и развернулась.

– Не знаю, Дарири, – она скрестила руки на груди. – Может, мне пора от вас съехать. Не хочу вас стеснять своим барахлом.

– Лилит, я не то имела в виду, бога ради, не будь ребенком.

– Я тоже не то имела в виду. Я имела в виду, что я могу себя обеспечивать. Вы приютили меня, когда мне некуда было идти. А теперь есть куда.

Дарири растерялась.

– Ты хотя бы подумай сначала… А уроки? А Идри? Он же места себе не найдет…

– Переживет. И чтобы ты знала – я не в банде.

– Это хорошо, но…

– Мне пора. До вечера.

Бесцеремонно оборвав разговор, Лилит взяла с собой сумку с вещами и вышла на улицу, оставив Дарири в печальной растерянности. Она гордо шагала по верхнему городу, чувствуя, как собственные амбиции бегут впереди нее по его неровной брусчатке. Она принимала решения легко и переворачивала страницы решительно. И поводов быть в себе неуверенной у нее тоже не было.

Обычно днем в Плети было тихо, и Лилит надеялась побездельничать перед занятым вечером. Она валялась на диване и насвистывала прилипчивую мелодию, которую на днях распевал бард на площади. Песня была красивая, какая-то баллада о зарождении мира. Слов она не запомнила, но мотив засел в голове наглухо.

К ней постучалась хостес и сообщила, что у нее клиент. Лилит удивилась, но не слишком; скрываться от вездесущих жен и мужей, прикрываясь работой днем было проще, чем выскальзывать из дома в ночи.

Лилит привычно поправила волосы и удостоверилась, что халат чистый. Она очень гордилась идеей принимать клиентов в домашнем халате – это дарило им чувство комфорта и располагало к себе. А Лилит не нужно было корячиться в тугом корсете и поправлять чулки, что тоже было огромным плюсом.

На выходе она включила магическую жаровню, на которой стоял чугунный чайник. Она приглушила свет, и спустилась вниз.

Клиентка стояла за стойкой к ней спиной. Это была короткостриженная женщина в кожаной куртке и высоких сапогах. Она сняла с пояса кинжал, вытащила из сапога нож, и протянула их хостес. Лилит заранее улыбнулась вежливо и учтиво, и легонько тронула клиентку за плечо. Та повернулась, и Лилит обмерла, безошибочно узнав в ней Тати. Ее кожа сильно загрубела, а через лицо тянулся длинный, глубокий шрам, но ошибиться было невозможно. Это была она.

– Чего, не красавица, да? – хмыкнула Тати, неверно истолковав реакцию Лилит. Та поспешила взять себя в руки.

– Шрамы пишут историю. И ваша кажется мне интересной, – она слегка поклонилась.

Тати расхохоталась.

– Иш как заливает! Ты, говорят, в голове рыться умеешь. Про тебя аж в самом Голлене слухи ходят.

Лилит коротко кивнула хостес, мягко взяла Тати под руку и повела ее к лестнице.

– Значит, вы приехали из Голлена?

– Из него.

– Надолго к нам?

– Смотрю пока, думаю перебраться. Посвободнее у вас тут, говорят. Святоши не так душат.

Они поднялись наверх. Лилит открыла дверь и жестом пригласила гостью внутрь. Как только замок на ней щелкнул, она торопливо сорвала с пальца кольцо, и игриво округлила глаза.

– Бу! – сказала она, широко улыбаясь.

Сначала Тати опешила, но узнавание медленно прокрадывалось в ее взгляд. Наконец, она радостно воскликнула:

– Еб твою, Ося! – Тати заключила ее в объятия. Лилит справилась с порывом оттолкнуть ее. – Я думала тебя убили эти старухи повернутые!

– Отправили в лагерь. Я сбежала, – Лилит мягко высвободилась из ее медвежьей хватки, и заглянула ей в лицо. – Я тебя искала потом…

– Погоди, – Тати отпрянула, с подозрением щурясь. – А это точно взаправду? Не внушение твое, не иллюзия?

– Сама ты иллюзия! Но кольцо я надену, мало ли. Мадам настрого запрещает их снимать, – морок послушно занял свое место, как только кольцо село на пальце.

– Ловко они тебя! А так и не скажешь, – Тати с любопытством ущипнула ее за щеку. – Иш, как настоящая!

– Иллюзия хорошая, да. Ты тут вообще как, какими судьбами?

– Да по делам… – отмахнулась Тати. – Ты свалить можешь? Пойдем в таверну!

Лилит оглянулась на дверь.

– Не сразу. Когда выйдем, веди себя так, будто я подняла тебя на небеса, а на землю спустить забыла. Иди вниз по улице, справа будет трактир – большая вывеска деревянная, не пропустишь. Жди там. Я скоро подойду.

– А-а, вот и она, – кивнул Варац. – Какая драма.

– А то. Теперь, небось, рад что я начала издалека?

– Счастлив, дорогуша, – Варац оторвался от своего занятия и повернулся, после чего глаза его возмущенно округлились: – С ума сошла? Румянить такую аристократическую бледность! Чему вас там учат вообще?!

Аньянгка посмотрела на него недоброжелательно, а потом перевела взгляд на Лилит, словно надеясь, что та избавит ее от необходимости делать работу заново. Та пожала плечами.

– Что поделать, аджумма. Клиент очень нравная сволочь. Но всегда прав.

Тихонько фыркнув, аньянгка потянулась за смывкой. Варац тяжело вздохнул в потолок.

– Ну почему стало так сложно находить компетентные кадры? В какой момент люди прекратили разбираться в том, что делают? – проворчал он, возвращаясь к рунам. Послышался тихий, мелодичный звон чар.

– Зато знаешь как люди радуются, когда находят кого-то толкового? – Лилит приняла смоченный платок из рук аньянгки и принялась смывать румяна с щек. – Только на этом четверть моего ценника и держится. Так что? Заканчивать историю?

– Давай пока повременим. Иногда удачно отложенный финал гораздо лучше цельного повествования. Сколько, говоришь, ты там проработала?

– Несколько сезонов. Потом надо было уехать, заказ отвезти, а там дали еще один, и пошло-поехало… С тех пор осесть нигде так и не получилось, но я еще долго ошивалась в Синепалке, хоть и Плеть бросила, и под бандой уже не ходила, – Лилит посмотрела на аньянгку, показывая очищенные щеки. Та, удовлетворенно кивнув, приготовилась пудрить заново. – На побегушках в основном. Потом упал первый крупный заказ, за ним и второй. И пошло-поехало.

Звон прекратился и Варац придирчиво оглядел свою работу, после чего поправил что-то руками.

– Ну я, положим, закончил.

Он развернулся, все еще загораживая собой манекен, и скрестил руки на груди.

– Так уже лучше, – одобрительно сказал он, оценивая работу аньянгки. – Полосы не забудьте.

– Нет бы своими делами заняться… – едва слышно проворчала женщина. Она потянулась к покрасочному порошку. Варац неспешно закурил.

– Признаться, – хмыкнул он. – Я даже несколько удивлен. То, что для бандитки ты грамотна и говоришь сносно, я отметил сразу, но отнес это к какому-никакому чародейскому воспитанию. Не подумал бы, что это у тебя из борделя.

– Это много откуда. Говорить меня Идри переучивал, грамота тоже его рук дело. А вот словарный запас я расширяла по большей части в Плети, этикету тоже училась там. Пришлось. Архоны публика чувствительная.

– Бестактный вопрос. Сколько из твоих знаний было действительно получено так, как ты сказала?

Лилит посмотрела на него вопросительно.

– Когда мы удирали от гидр, ты выдала целую главу из энциклопедии об их поведении. Очень точные сведения, и все к месту. Ты тогда сказала, я процитирую: “читаю книжки и с умными людьми общаюсь”. Я спрашиваю: это действительно так?

– Ты спрашиваешь, сколько моих знаний было получено из голов моей многострадальной клиентуры? – усмехнулась Лилит. – Мало. Я там не сведения о поведении гидр искала, а что-то конкретное, по зацепкам. Иногда бывает что-то налипнет, но это редко происходит, и чаще это идеи, чем знания, – она сделала паузу, продолжая смотреть на чародея. – У тебя хорошая интуиция, ты в курсе? У меня действительно странная память. Иной раз я не знаю, откуда взяла ту или иную информацию. О ёри, например, мне рассказала не следопыт. Я не помню, откуда мне было о нем известно.

– Вот как?.. Любопытно. И давно ты это заметила?

– Никогда не придавала этому большого значения.

– А сейчас?

– А сейчас… – Лилит прервалась, чтобы отстраниться от аньянгки. Она закончила с макияжем и потянулась было к волосам. – Прическу не нужно, аджумма.

– С волосами мы как-нибудь сами, – кивнул Варац. – Благодарю сердечно, позвольте вас проводить.

Пока Варац рассчитывался, Лилит оглядела себя в зеркало. Темно-фиолетовые полосы, нанесенные тонкой кистью по контуру ее худого лица, перемежались с белой краской. Это была традиционная часть костюма на праздник первородного огня: полосы обозначали очертания драконьей морды, но заметить сходство можно было только если смотреть со знанием. На уличный праздник раскрасятся куда более смело, для высшего же света требовалась более изящная работа.

– Слава богине, думал она никогда не закончит… – Варац подошел, чуть щурясь. – Сносно. С волосами справишься?

– Что-нибудь придумаю, – Лилит взялась за гребень. – Заканчиваю фразу: сейчас всему стоит придавать значение.

– И тебя не утомляет эта мысль? – Варац оперся руками о спинку стула.

– Меня все утомляет. В особенности твои абстрактные вопросы. Какая разница, что я чувствую? Реальность от этого не меняется.

– М-м, – протянул чародей задумчиво. – Очень мудрые слова. Жаль, что всего лишь слова.

Лилит посмотрела на него исподлобья.

– Не беси, уважаемый чародей. У меня в последнее время трудности с контролем гнева.

– Я заметил, – с улыбкой ответил Варац, отходя назад. – Но это не моя проблема, кирья.

– Станет твоей, если не заткнешься, – проворчала Лилит, закалывая волосы наверх.

– Как угодно, – Варац поманил ее рукой. – Взгляни.

Он отступил на полшага, открывая ее глазу манекен, на котором покоилось довольно открытое белое платье, силуэт которого был стянут шелковыми полосами. Полосы меняли цвет по мере того, как сходились к груди, переходя из белого в темно-фиолетовый. Подол был длинным, но не сильно пышным, и выглядел сравнительно удобно. Лилит вскинула брови чуть удивленно. Почему-то ей не приходило на ум, что Варац тоже может быть компетентен.

Она осторожно дотронулась до ткани, поглаживая полосы шелка.

– Без рукавов?

– Могу доработать, если хочешь.

– Нет, не надо, – она распрямилась. – А…

Она красноречиво продемонстрировала чародею культю. Хоть она и не была частой гостьей на светских приемах, наитие подсказывало что демонстрировать увечья не стоит. Не только из эстетических соображений, но и из соображений здравого смысла. Чародей почему-то улыбнулся.

– Меня вечно преследует иллюзия, – сказал он, уходя в другую часть студии. – Что всегда существует более подходящий момент. Может, поэтому я ничерта в этой жизни не сделал за почти полный век.

Лилит моргнула. Варац возник на пороге с льняным свертком в одной руке и портсигаром в другой. На ходу открывая кейс и выуживая крученку губами, он протянул Лилит сверток, и она нащупала внутри что-то твердое и тяжелое. Чародей уселся на кровать и закурил.

Лилит развернула ткань и ее желудок предательски сжался. И продолжал сжиматься все сильнее с каждым ударом сердца.

– Я использовал печать в качестве основы. Добавил кое-какой сплав для большей пластичности, а Къол доработал начертания.

В ладони Лилит лежала металлическая рука цвета темного серебра, с выпуклой резьбой, которая обрамляла многочисленные начертания рун. Лилит посмотрела на Вараца почти гневно и сказала с дрожью в голосе:

– Это же не сработает.

– Пока все указывает на то, что сработает.

– Варац, если не сработает… – она замолчала, делая тщетные попытки взять под контроль свое прерывистое дыхание. Вид руки вызывал в ней надежду, надежда же вызывала лишь боль. Как Лилит ни открещивалась от нее, как ни отказывалась верить, как ни старалась оставаться покорной своей судьбе и не надеяться, упрямое желание жить уже поселилось в ее груди и поднималось там предательской, бунтарской волной.

– Я тебя ненавижу.

Чародей медленно кивнул.

– Разумеется.

Почувствовав головокружение, Лилит осела на пол. Она смотрела на железку, которая так изящно повторяла форму ее запястья, длину и толщину ее пальцев. Этого не может быть. Это не сработает. Даже не смей надеяться. Лучше не пробовать. Выкинь ее и забудь. Судьба таких подарков не делает.

Варац молча наблюдал за ней. Забывшись, Лилит провела рукой по лицу, размазывая по нему фиолетовую краску. Она коснулась железной руки, сглатывая ком в горле. Чародей прислушивался к ее рваному, тихому дыханию.

– Ты ведь уже ее потеряла.

Лилит закивала, вдыхая и силой впуская в себя смысл этих слов. Слезы катились по ее щекам, но она не обращала на них внимания. Она обхватила руку и сосредоточилась, превозмогая внутреннюю бурю. Казалось все, что она выбрала не ощущать, загнать внутрь, закрыть и запереть, вдруг вырвалось и схлестнулось друг с другом, слившись в один ураганный шторм. Не отдавая себе в том отчета, Лилит сжала металлическую руку так, что побелели костяшки. Губы дрожали от напряжения, в голове бились неоформленные мысли. С каждым ударом сердца, в котором рука оставалась недвижимой, в ней было все больше отчаяния, боли и ненависти. И, парадоксально, все больше и больше надежды.

– Оставь, – мягко сказал Варац. – Покажу Къолу начертания, подумаем еще раз…

Лилит сжала руку сильнее. В какой-то момент звон в ее ушах заглушил собственные мысли, и в голове остался лишь один образ, который был там давно, из детства, с праздника равноденствия. Она многое забыла, но всегда ясно помнила, как с треском взмывали в воздух искры, улетая к ночному небу. Она помнила танцы языков пламени в ночи и чувство, что она может дотронуться до них, и не обжечься. Она видела это пламя прежде. Это его частицу она носила в себе в виде воспоминаний о той ночи. Она искала в себе чужеродное, но оно никогда не было чужеродным. Оно всегда жило в ней.

Скрипнув, мизинец металлической руки согнулся на пол-фаланги одновременно с тем, как из груди Лилит вырвались сдавленные рыдания облегчения и боли. Подавляемые лунами, годами, они охватили ее полностью, заставив скукожиться в собственных руках, и не утихали, становясь лишь громче и пронзительней. Варац сел рядом, и она, забыв о всякой осторожности, о том, что прикосновения причиняют боль, прижалась к нему, как ребенок. Чародей обнимал ее в ответ, и они долго сидели так, хороня все свои шансы показаться на празднике вовремя.

Глава 8

Лилит потушила бессчетную крученку и оправила платье. Остатки размазанного макияжа пришлось смыть, сведя на нет все усилия несчастной аньянгки. Металлическая рука, державшаяся на небольшом ремешке, сидела плотно, но пока выполняла исключительно декоративную функцию. Чтобы не привлекать к ней лишнего внимания, поверх Лилит надела длинную белую перчатку.

Варац, совсем недавно удалившийся для переодевания, вернулся, одетый в свободное платье светло-серых тонов. Лилит удивленно вскинула бровь: иные повседневные наряды чародея были приметнее, чем этот, вроде как праздничный.

– Я думал о парных нарядах, – сказал он со смехом. – Такая жуткая вульгарщина, как раз в моем духе. Но что белый, что фиолетовый – совершенно не мои цвета, представь мое сожаление.

– Представляю, – ответила Лилит с усталой улыбкой. Она еще не до конца пришла в себя; взгляд ее был рассеянным, а в движениях сквозила легкая растерянность.

Чародей протянул ей открытую бутылку вина. Она глотнула. Легче не стало. Но это придало ей достаточно решимости, чтобы взять Вараца под выставленный локоть. Внизу их уже ждал ручной экипаж, и Лилит попыталась собрать себя в кучу, пока они покидали студию и спускались вниз по лестнице.

На улице уже стемнело, и праздник, гудевший из каждого горшка, набирал обороты. Отовсюду слышалось пение свирелей и народных струнных инструментов. Мимо пробежали двое детей в шляпах причудливой формы, сделанных из дешевого пергамента. Их лица были густо раскрашены, а в руках они сжимали большую, разноцветную бумажную поделку. Даже до трущоб доносился запах еды из центра города. Лилит остановилась, ненадолго растворяясь в этом ощущении. Она смотрела на покачивающиеся на ветру разноцветные фонарики. Варац, на руке которого висела накидка, тоже остановился.

– Помнишь Мегалимеру? – спросила Лилит негромко, глядя то ли на гирлянды фонарей, то ли в небо.

Чародей посмотрел на нее удивленно.

– Ты о том подобии Мегалимеры, что еще отмечают на Севере? Нет, – он тоже поднял голову вверх. – И как оно было?

– Красиво. Тепло. Таинственно.

Лилит со вздохом опустила голову, а потом обратила взор на чародея.

– Не хочу проводить весь праздник в аристократической душильне.

– Безусловно, – кивнул Варац. – Тоже не горю таким желанием. И напоминаю, что адельфос еще до конца ночи торговать истуканчиками. А нам – хорошо проводить время.

Они продолжили движение вдоль улицы, ища свой экипаж. Вскоре таковой обнаружился: шесть аньянгцев-извозчиков сгрудились вокруг небольшой коробки на невысоких колесах, выкрашенной в черный цвет. Варац сморщился с неприязнью.

– Какое варварство.

– Зато лошади целы, – ответила Лилит насмешливо и поздоровалась с извозчиками. Те жестами попросили возможности докурить, и она кивнула, после чего обратилась к Варацу. – Ты знаешь наместницу? Что у нее за бзик на лошадей?

– Понятия не имею. Наверняка что-то связанное с налогами. Когда речь о глупых запретах, это, как правило, имеет отношение к налогам.

– Какое мудрое замечание. То, что все в деньги упирается, тебе и ребенок скажет.

– Если этого ребенка растили бандиты, то возможно. Это легко мог бы быть вопрос веры. Или просто придурь. Знаешь, сколько среди архонов, наместников и шейхов просто кошмарных самодуров?

– А их везде полно. Просто у этих еще и власть в руках. Так что, не знаешь?

– Могу спросить. Но не обещаю, что она ответит.

– Вообще, я тоже лошадей ненавижу. Долгая история.

– Так вот сама и спроси, – видя, что извозчики докурили и постепенно принялись занимать свои места в упряжи, чародей приоткрыл дверцу, обнажая обтянутый красным бархатом интерьер экипажа. – Обсудите, какие лошади кошмарные создания, и как запрягать людей, каким-то образом, гуманнее.

– Обсужу, обсужу, – Лилит согнулась в три погибели, и залезла внутрь. – И какая ты скотина, тоже обсужу.

– Ты даже не представляешь, сколько прекрасных союзов выросло из разговоров о том, какая я скотина, – заметил Варац весело, залезая следом за ней и захлопывая дверцу.

– Ах, да. Ты же у нас высокого полета птица, все время забываю, – умилилась Лилит, ощущая, как экипаж трогается. – Гений всех родов и мастей, властитель судеб человеческих. Разбиватель сердец и объект вожделения разнообразных дорогуш.

– Поручу тебе прочесть представительный тост, – кивнул Варац. – Что-нибудь там еще вбрось про непонятую творческую душу, они такое обожают.

– Непризнанный гений всех родов, мастей, чародейских сил, железяк и тряпок. Обладатель ордена за самый выдающийся клюв Севера и окрестных земель. В прошлом рабовладелец, а ныне просто шут и баламут.

– Прекрасно, прекрасно. Ты не думала в глашатаи податься? Сдается мне, там твоя карьера сложится сама собой, без дополнительных усилий, – Варац откинул голову на мягкое сидение. – Как себя чувствуешь?

– А, – Лилит махнула рукой. – Какая разница. Мы же празднуем, верно? Как там было… “Зародится мир с утра и сгинет вечером, прогорев без остатка за светлый день”.

– За полный день, – поправил Варац. – Что за кошмарный перевод. Что любопытно, кстати – день первородного пламени отмечает как начало мира, так и его конец. Как-то болезненно, не думаешь?

– У них вся культура этой обреченностью пропитана. И ничего болезненного в этом нет. Это трудно принять, монахи жизни на это тратят. Но если примешь, то ты полноправный young-wonhan. Не умрешь, потому что не рождался. Тебя нет и ты не существуешь, и поэтому мир проходит сквозь тебя, не замечая твоего присутствия.

– И что ты об этом думаешь?

– Я думаю что это чушь собачья. Как и любая религиозная дребедень. Не хочешь существовать – разбегись и прыгни со скалы.

– Такого ответа я ожидал. Не ожидал, что тебе хватит духа произнести его вслух, – он посмотрел на нее внимательно. – Это нам, земным созданиям, позволено подобное невежество. Но тебя-то как раз учил такой вот young-wonhan. Последний живой кхин, к тому же.

Лилит посмотрела в небольшое окошко, за которым мелькал водоворот красок и цветов. Они проезжали центр города, где в разгар праздника начнется карнавал.

– Если путь к их пресловутому просветлению лежит через то, через что я прошла в последние несколько лун, то нахер такое просветление. Даром не сдалось.

– А твое вот это вот… – он слегка закатил глаза. – Боевое искусство, оно разве не на этом основано?

– Отчасти. Но, во-первых, на айдзу кагэ-рю свет клином не сошелся. А во-вторых, им все равно невозможно овладеть в совершенстве. В этом сама суть. Если ты овладел айдзу кагэ-рю, подлинно овладел, то тебя уже нет, ты воздух. А воздух, представь себе, не может держать оружие.

– Любопытно. И что же, монахи идиоты, храм выстроен на иллюзиях, а настоящее счастье в земных удовольствиях?

– Не знаю, в чем счастье, – Лилит поправила перчатку. – Но не в том, чтобы сидеть на горе несколько тысяч лет. Не для меня. Это такая же тюрьма, как церковные казематы, лагерь или приют. Только добровольная, а это гораздо хуже.

– И вот мы совершили полный круг, и вернулись в начало, где бесстрашная наемница знает свое место в этом мире, а все, кто задают вопросы, просто тратят ее драгоценное время, – Варац звучал несколько насмешливо. – Какой накал страстей.

– Есть разница, – Лилит повернула к нему голову. – Раньше на этом этапе диалога я бы тебе уже врезала.

Чародей забвенно рассмеялся.

– Рад, что ты выработала толерантность к моей нестерпимой персоне. Это позитивный сдвиг, или нам ждать ужасающего урока об опасности подобных привязанностей?

– Понятия не имею, – Лилит подняла на него глаза. – Но однажды надеюсь это выяснить.

Особняк наместницы располагался на нескольких ику фамильной земли, въезд на которую был обнесен крутым забором. Лилит мало видела через мутное окошко экипажа, но время, которое они провели в дороге от ворот до входа, было немалым.

– С тем же успехом могли пешком дойти, – недовольно проворчал Варац, спрыгивая на подъездную дорожку и подавая Лилит руку. Извозчики посмотрели на него недобрыми взглядами.

– Чрезвычайно ценим ваш труд, аджосси, – улыбнулась им Лилит. – И сердечно благодарим за прекрасную работу.

Подкрепив благодарность довольно щедрыми чаевыми, она обратилась к Варацу:

– И это я мысли выражать не умею? Стыдитесь, уважаемый чародей.

– Согласен, неудачно сформулировал, – он степенно поклонился извозчикам, которые забыли обиду, стоило им услышать звон монет. Они подхватили облегченный экипаж и повезли его в сторону, к прочим.

Лилит окинула взглядом массивный, плоский особняк в один этаж. Архитектура была не аньянгская, и скорее напоминала руины старого мира. Белый мрамор, массивные колонны, изощренные барельефы… Лилит видела немного руин – их в целом сохранилось довольно мало – но узнала этот стиль безошибочно. Окна особняка горели, изнутри доносилась ненавязчивая струнная музыка. Лилит подошла и задумчиво коснулась резной колонны. Оглядывая окружающее ее великолепие – резные статуи, высокий свод крыльца и подсвечивающие его магические фонари – Лилит издала вздох.

– Я в юности мечтала однажды ворваться на прием в ратушу, вопя что-нибудь нецензурное, – она погладила холодный мрамор колонны. – Я была уверена, что все тут же переполошатся, начнуть падать в обморок и хвататься за сердце. А когда я действительно попала на свой первый прием, то лишь вежливо улыбалась и старалась почаще произносить свое имя вслух, чтобы его запомнило как можно больше верхнегородских и архонов, – Лилит сделала небольшую паузу. – Взрослея, человек неизбежно предает прежнего себя.

Варац издал смешок.

– Ты о том, что ты не стремишься воплощать свои детские наивности?

– Я о том, что они вообще кажутся наивностями. Ничто не останавливает меня от того, чтобы воплотить свою мечту хоть сейчас, – Лилит коротко кивнула на большую двустворчатую дверь, за которой тихо шуршали звуки светского приема. – Но мы оба понимаем, что никто и глазом не моргнет. Каждый второй прием заканчивается тем, что кто-то перебарщивает с вином и устраивает истерику. Это раз. А во-вторых, зачем мне портить себе имя ради какой-то взбалмошной чуши малолетней бандитки, которая была так бездарна, что хвост не могла стряхнуть без вывихнутого плеча?