Вавилон. Пламя

– Не обращай внимания. Это социально приемлемое поведение в ее исполнении. Она не в обиде.

– Я не то имел в виду…

– Она знает. Просто мысли выражать не умеет.

– Книжка тяжелая, – напомнила Лилит, не отрывая глаз от текста. – Далеко полетит.

Варац издал издевательское “ха”, вскинув голову к потолку.

– Зная, как ты метаешь ножи, я чувствую себя в полнейшей безопасности.

– Меч тоже при мне.

– Только держать его нечем.

– Хамло.

– Пустозвонка.

Лилит зевнула, перелистнув страницу. Варац глотнул вино, после чего обратился к Къолу, выражение лица которого было почти поэтически задумчивым.

– Возвращаясь к твоему вопросу. Познакомить-то я познакомлю, не вопрос. Только мы ограничены во времени, притом существенно.

– Пораскинем, – кивнул Къол уверенно. – Слишком уж интересно. А проект до завтра потерпит, там осталось-то…

Для внешнего наблюдателя мало что изменилось: Варац и Къол все так же переругивались, сидя на кухне, в окружении пергаментов. Къол явно стеснялся крепко выражаться при Лилит, чем очень забавлял Вараца, который позволял себе все доступные риторические вольности и даже чуть сверх этого, пользуясь беззащитностью оппонента. Лилит, впрочем, не вслушивалась в их обсуждения. Она наконец-то добралась до той части Теории, которая показалась ей не совсем бесполезной.

“Не существует единой теории или однозначного мнения о том, что является источником дикой магии. Что было до демонических существ, ей владеющих, и доступна ли она людям. Подобных свидетельств не зафиксировано, но аномалии показывают свою полную хаотичность и заставляют предполагать, что любая вероятность не является нулевой. Хаотичность связана еще и с тем, что пока чары вполне четко разграничиваются на семь доступных школ, дикая магия не поддается никакой классификации, и почти каждый случай в ней – уникален. Исследования Двольфиуса Аренийского, хоть и слабо верифицируемые, ясно дают понять, что дикая магия, как минимум, имеет отношение к демонам. И, пока это кажется умозрительным и логичным, это так же позволяет нам взглянуть на саму демоническую природу с другой стороны. Долгое время демоны, как невидимые глазу сущности, с которыми исключен любой контакт, даже не полагались, как существующие. После, когда их присутствие научились фиксировать, используя камни источника, стало принято считать, что эти существа не обладают сложным сознанием и существуют автономно, притягиваемые лишь печатями подобно тому, как мотыльки бездумно летят в огонь.”

Лилит откинула голову на спинку кресла, задумчиво водя взглядом по потолку. Чем дольше она размышляла, тем меньше в ее размышлениях было смысла. Было слишком много неизвестных, слишком много переменных. Стройные теории были невозможны при такой критической нехватке информации. А Лилит и без того никогда не была сильным теоретиком. Зато в практике кое-что понимала.

– Я до студии. Скоро вернусь.

Варац, не отрываясь от бумаг, махнул ей рукой. Къол оторвался от своих начертаний, устало протирая лицо.

– Закончил? – заинтересовался Варац.

– Пробовать надо.

– Куда деваться.

– А что с формулой?

– Так была готова еще накануне нашей встречи.

– А сейчас ты тогда что делаешь?

Чародей подвинул чертеж Къолу, и тот вгляделся в него, с любопытством изучая. Потом, поняв, на что он смотрит, со смехом фыркнул.

– Как-то подозрительно практично для тебя, – островитянин встал со стула, чтобы немного размяться. – Даже почти разумно.

– Кирья уважает практичный подход, – пожал плечами чародей. – Почему нет.

– Это я уже понял. Но я обязан спросить, почему тебя это волнует? Насколько мне известно – прости уж мою прямоту – ты способен ценить ровно одну дружбу. На большее тебя не хватает.

– Какая у вас оскорбительная прямота, – хмыкнул Варац. – Ну что я тебе отвечу, адельфос? Не знаю я. Обстоятельства были экстраординарные. Вначале мне просто было любопытно, хотелось скрасить вечер беседой, пусть и с бандиткой… Альтернатива была еще хуже. Рыжая такая альтернатива, жутко неприятная. Потом был сатори, и уж тут… – он вздохнул. – Скажу так: невозможно оставаться глухим к тому, что ты пропустил через себя. Ты так умеешь на человеческом уровне, а мне, видишь, потребовался сатори.

– Мне прямо душу греет, как тебе не все равно! – Къол потрепал его за щеку. Чародей вяло отмахнулся от него, посмеиваясь.

– Иди ты.

– И что будешь делать?

– А что я сделаю? – развел руками Варац. – Что и всегда, вестимо. Буду следовать за своим интересом.

– Ну хоть веру не сменил, слава Минайе, – Къол широко потянулся. – Но эти клейма жуткие… – его передернуло. – Смотреть страшно. Бедняга.

– Бедняга кусается. Жалеть не советую. Не вслух, по крайней мере.

– Это не жалость, а сочувствие. Уж ты-то должен знать разницу.

– Адельфос, ну ты как дитя малое. Жалость, сочувствие – для таких как она это пустой звук. Протянешь руку – откусит и проглотит, не жуя. И еще компенсацию попросит, потому что мясо жесткое.

– Ой, да прям! Что ты наговариваешь на человека? Ну бывают недоверчивые люди, но зачем так выражаться-то…

– Ничерта ты в людях не понимаешь, добрая твоя душа из полной семьи, – отмахнулся от него Варац. – Сирота без роду без племени, всю жизнь выживает, в криминале по уши. Ну попробуй ей проповедь прочесть, попробуй, я посмотрю, посмеюсь.

– Причем тут проповеди, дурында? Раны нанести легко, лечить – трудно. Для травмированных весь мир колюч и опасен, и нужно много лун, заботы и любви чтобы они однажды смогли спокойно засыпать.

– А вот и проповедь, – кивнул Варац. – Как по расписанию.

– Да ну тебя, – пробасил островитянин. – Кто тут еще не может в дискуссию.

– Я слишком утомлен для дискуссий, – чародей принялся раскачиваться на стуле. – Могу только языком чесать, как говорит кирья. В речах, не обремененных смыслом.

– Тоже мне, новость, – островитянин огляделся. – Выпить что ли, пока ждем… Расскажи мне пока, как вас угораздило в лесах оказаться. Не по грибы же вы ходили?..

Когда Лилит вернулась, вместо бумаг на круглом столе стоял ужин и вино, которое Варац умудрялся находить, где бы он ни оказался. Чародеи увлеченно о чем-то болтали, и синхронно замолчали, когда дверь скрипнула.

– Голодны, кирья? Мы взяли на себя смелость, – Варац обвел рукой многочисленную еду на столе.

– Зачем столько? – не поняла Лилит, немного ошарашенная разнообразием и количеством блюд, представленных на столе.

– Никогда не знаю, сколько адельфос съест, – пожал плечами чародей, усмехаясь в бокал. – Но голодным его оставлять отказываюсь. Лучше больше, чем меньше.

– Прекрасно, – довольно кивнула Лилит. – Обожаю выбрасывать еду.

Она уселась за стол и жестом попросила налить ей бокал.

– Серьезно? Или шутишь? – спросил Къол заинтересованно.

– Абсолютно серьезно, – кивнула Лилит. – Всегда беру больше чем в итоге съем.

– Зачем? – рассмеялся островитянин.

– Потому что могу, – игриво округлила глаза Лилит, отправляя в рот рисовый шарик.

– Гиперкомпенсация, – пояснил Варац. – Она с деньгами так же делает.

– Сам-то.

– А я еще хуже, – охотно кивнул чародей. – Притом гораздо.

Лилит выудила из торбы что-то блестящее.

– Я принесла печать, – пояснила она. – В Теории я вычитала, что присутствие демона можно зафиксировать камнями источника. Это так?

– Камни реагируют на дикую магию, чары и присутствие демонов, – кивнул Варац. – Это ты к месту. Я думал примерно в ту же сторону.

– Къол, можешь что-то сказать? – Лилит протянула ему печать. Островитянин осторожно взял ее в руки, используя подол рубашки как прихватку. Он сощурился, пристально разглядывая начертания.

– Сходу – почти ничего. Могу сказать, что она имеет отношение к воздействию на разум, и работает при прямом контакте с кожей, – Къол коснулся печати белым камнем источника. Тот тихо, неприятно зазвенел. – Работает. Дурно пахнет, откуда она у вас?

Он аккуратно вернул печать на стол.

– Друг с красивым именем в наследство оставил, – Лилит взяла печать в левую руку и задумчиво подбросила ее. Къол изумленно округлил глаза, а Варац с любопытством склонил голову набок.

– Это мы видели, – кивнул он.

– Этого, – задохнулся Къол. – Мы никогда не видели!!!

Он вновь схватил печать, и принялся тщательно изучать начертания.

– Печать цельная, – заговорил Варац. – Про это-то мы и забыли рассказать, незадача какая. Лилит отпечатали. Валялась с пол луны, как болваны Двольфиуса. Только они все так и остались, а кирья однажды открыла глаза, и все. Печати как не было, и заново не ложится.

– Как это можно было забыть упомянуть?! – Къол взмахнул свободной рукой.

– Как-то затерялось, – пожал плечами Варац. – На фоне всего. Насыщенный был сезон, адельфос, хватит меня жечь очами.

Лилит задумчиво щелкнула ногтем.

– Я тамису лежала под этой печатью, – сказала она, поднимая глаза к потолку. – Там что-то происходило, но я не помню, что. Ко мне обрывочно приходят воспоминания о сознании сатори. Контакта с Афаа я тоже не помню, но я пыталась что-то написать на полу, когда очнулась, – она перевела взгляд с Къола на Вараца. – Судя по всему, воспоминание уходит постепенно. Может, сразу после контакта получится меня расспросить.

Они переглянулись.

– Интересно мыслишь, – Варац подался вперед.

– И опасно, – добавил Къол. – Но даже если, как ты планируешь войти в контакт, если печать на тебя не действует?

– А это-то как раз крайне просто, адельфос, – Варац отпил. – Через мой разум.

– Ты спятил? – фыркнул Къол. – Ты себя отпечатать удумал, идиотина?

– Я спятил, но не настолько, – улыбнулся Варац. – Я просто возьму печать в руки. Это прерываемый контакт. Если ничего не получится, просто заберешь ее у меня, и все.

– “И все”? Варь, я понятия не имею, что это за печать, – Къол скрестил руки на груди. – Там может быть что угодно. Ты можешь сойти с ума, разорваться на части, сгореть заживо, да что я тебе рассказываю-то, сам не маленький!

– Лилит же в порядке, – пожал плечами Варац. – Брось драматизировать.

– Я тебе дам драматизировать, – Къол дал Варацу несильный подзатыльник. Чародей возмущенно дернул ногой.

– Что за хамство! Адельфос, прекрати истерику.

– Не знаю, Варац, – подала голос Лилит. – Сатори и Афаа этого не пережили. И я понятия не имею, что происходит во время контакта.

– Именно это я и надеюсь выяснить, – Варац закинул ногу на ногу, и приложил указательный палец к своему виску. – Ты там хорошо ориентируешься. Я тебе доверяю. А других предложений, как я понимаю, нет.

– Есть предложение этого не делать, – буркнул Къол, и махнул рукой. – Все равно не послушаешь…

– Наконец-то здравые слова из твоих уст, какое чудо, – обрадовался Варац и протянул руку за печатью. Лилит подняла на него глаза.

– Уверен?

– Не тяни, дорогуша, – Варац подвигал пальцами раскрытой ладони. Лилит глубоко вдохнула и вложила металлическую печать в руку чародея. Его веки медленно закрылись, тело расслабилось, голова тут же рухнула на стол. Лилит куснула губу.

– Будь аккуратна, – мягко сказал Къол, и нервно поскреб подбородок. – Какой идиотизм затеяли…

Панический страх быстро разрастался внутри. Лилит с силой сжала собственное колено, стараясь дышать глубоко и размеренно.

В этот раз сознание Вараца ощущалось совсем иным. Медленным и тягучим, будто спящим. Там не было мыслей, вспышек и образов, которыми обычно думал чародей, был только густой воздух и темнота, которая расступалась перед Лилит. Все ее существо сжималось, молчаливо кричало где-то внутри, просило ее покинуть чужой разум и закончить эксперимент. Но Лилит упрямо дышала, и упрямо оставалась стоять на месте.

Она чувствовала присутствие. Присутствие откликалось у нее в груди, отзывалось под кожей, резонировало в мозгу. Она искала объект этого присутствия, но он нигде не обнаруживался. Воздух становился все гуще, и дышать в нем было все сложнее. Лилит расслабила тело, и мысленно уплыла в пустоту, куда-то вглубь себя, куда так боялась заглядывать. Сначала она услышала треск. Потом – ощутила тепло. Потом почувствовала боль в груди, но не отпрянула, а поддалась ей, покорно склонив голову.

Она видела расплывающиеся во тьме разноцветные пятна, и узнала их. Она вспомнила тоску, которая придавила ее к земле, вспомнила ужас потерявшей себя искорки по имени Лилит. Темноту, которая шептала ее имя. Воспоминания сдавили виски, и Лилит стоило огромных усилий продолжать смотреть и продолжать слушать. Она чувствовала, что в этот раз что-то было по-другому. Она услышала звук собственного шумного выдоха, и позволила боли заполнить себя изнутри, разрешая ей превратиться в агонию.

Это было очень знакомое, старое чувство. Это была не физическая боль, но будто ее оборотная сторона. Бестелесное страдание, пространство, заполненное воем, скрученное, искаженное, и вопящее. Уши забил собственный крик, панический страх спер дыхание. Лилит подняла глаза на акварельные пятна, и из ее груди вырвалось дрожащее:

– Minstro… de… ei…

Агония достигла пика, память перестала быть понятным для осмысления концептом, перед глазами мелькали хаотичные образы спиралевидных деревьев, рогов, живого воздуха и говорящего ветра… Лилит не сразу поняла, что больше не находится в сознании Вараца. Она сидела на стуле, вцепившись в подлокотник, и жадно хватала ртом воздух. Ее колотило, по лбу бежал холодный пот. Желудок скрутила тошнота, и она согнулась пополам в порыве рвоты.

– …одна идея охерительней другой, потому что! – туманно донеслось до нее откуда-то издалека. Звон в ушах постепенно утихал. Она почувствовала, что кто-то стоит рядом, но пока не находила в себе сил разогнуться.

– Все же живы, – услышала она голос Вараца. – Лилит, ты жива? Что-то помнишь?

– Ты совсем кретин?! – возопил Къол. Лилит увидела перед собой протянутый ей стакан воды, и протянула к нему дрожащую руку. Она с трудом села прямо. Вода пролилась ей на колени, и Лилит поставила стакан на стол. Она закрыла глаза, и дышала. Это все, что она сейчас могла – держать глаза закрытыми, и дышать.

– Даже не думай, твою мать, – шикнул Къол.

– Чтобы это все было напрасно, видимо? – недовольно спросил Варац. – Лилит!

Дрожь постепенно утихала. Лилит открыла глаза, и протянула руку к печати, которая лежала на столе. Она взяла ее в ладонь, и долго смотрела на нее. Металл заскрипел, и задвигался под ее взглядом, слегка изменив форму. Лилит выронила печать. Варац и Къол изумленно переглянулись.

– Что ты сделала?!

Лилит провела рукой по лицу, чувствуя внутри себя холодную, выжженную пустыню.

– Приказала себе служить, – тихо ответила она, чувствуя, как силы покидают ее. Она медленно потеряла сознание.

Пока Лилит отсыпалась наверху, Варац и Къол сидели возле камина, пораженные бессонницей.

– Дай сюда, – островитянин отнял у чародея бутылку. – Мне теперь тоже надо.

– Всегда вы так, – фыркнул Варац, закуривая. – Осуждаете, пока самим не припрет.

– Я только один раз скажу, что это, вероятно, самое удивительное открытие всей моей жизни. Но почему-то хочется не отмечать, а совсем наоборот, – хмуро отвечал Къол, наливая себе до краев. – Это же кошмар, Варь. Ужас, каких мало.

– Можно горевать, – кивнул Варац. – А можно попытаться что-то сделать.

– А что ты сделаешь? – пораженно спросил Къол. – Экзорцизм проведешь? Ни одна другая школа, кроме северной, не описывает захват демонами людских тел.

– А вот тут я с тобой поспорю, – Варац задумчиво затянулся, покачивая ногой. – О демонических существах известно чудовищно мало. Так?

– Ну, – кивнул Къол.

– Они избегают людей, и пересечься даже с одним за всю жизнь считается огромной удачей. При условии, что ты переживаешь эту встречу. Так?

– Ну. К чему ты?

– К тому, что за последний сезон я повстречал трех, – Варац качнул бокалом. – Если не считать саму Лилит. Она их не просто притягивает, она имеет над ними какую-то власть. Она убила сатори. Кицунэ, которая пришла с явным намерением нами пообедать, при взгляде на нее замерла и прижала уши, а потом увязалась следом. А теперь еще это, – он кивнул в сторону круглого стола, на котором валялась печать.

– Судя по рассказам кирьи, впервые рога у нее прорезались в девять. Поэтому я подозреваю, что она не просто сосуд для демона, что было бы логично предположить с самого начала. Я думаю, что она – демоническое существо ментальной природы, которое случайно попало к людям.

Къол шумно выдохнул, отпил из горла и покачал головой.

– Демонические существа не выносят друг друга. И! – он ткнул Вараца в плечо пальцем. – Они бессмертны, дурында. Она не могла вырасти, как человеческий ребенок.

– Бессмертие, если помнишь, так и не было доказано, – Варац вернул Къолу тычок. – Эта теория основана на искусстве старого мира. Поверь мне, как человеку этого самого искусства – оно ни в какой из вселенных не может считаться научным доказательством. Я, собственно, к чему веду. Кицунэ-то здесь, в городе. В порту сидит.

– Серьезно? – Къол удивленно вскинул брови. – Зачем?..

– Нравится ей так, не знаю, – пожал плечами Варац. – Говорю же, увязалась. Я с ней дай бог парой слов обмолвился за все это время, но с Лилит она разговаривает. Вот я и предлагаю – пусть они поговорят.

– Варь, оставь человека в покое. Что с ней было после твоего эксперимента замечательного, видел?

– Видел, адельфос, видел, – вздохнул чародей. – Но сейчас не время для гуманизма. Она сама считает, что некромикаре не ушла с ампутацией руки. И дальше, вероятно, будет только хуже.

– Ты этим руководствуешься? – сощурился Къол. – Потому что мне кажется, что тобой движет вовсе не забота.

– Господи боже мой, какая разница, что мной движет! – раздраженно ответил Варац. – Если я предлагаю идеи, которые работают?

– Варь, – серьезно пробасил Къол. – Ты это уже проходил, и не один раз.

Варац сжал переносицу пальцами.

– Речь не обо мне. Ты понимаешь, с чем мы столкнулись, адельфос? Как нам повезло, понимаешь? Чародеи всю жизнь тратят на поиски даже самых банальных аномалий…

– Варац! – Къол громко щелкнул пальцами. – В тебе говорит одержимость. Возьми себя в руки.

Чародей глубоко вздохнул, и откинул голову назад.

– Вероятно, – неохотно согласился он, приканчивая бокал. – Большое видится на расстоянии.

– Вот именно, – кивнул Къол, и уселся поудобнее. – Помнишь, как мы раньше делали?

– Субъективация, как борьба с объективацией? – Варац усмехнулся. – Ладно. Но за это пойдешь за вином.

– Договорились, – Къол подлил ему, и глотнул сам. – Я слушаю.

– С ней приятно говорить, по большей части. Несмотря на полное отсутствие образования, у нее мышление эрудированного человека, – Варац сделал маленький глоток. – Помешана на своей работе, и это даже как-то завораживает. Поразительная целеустремленность при полном отсутствии задних мыслей, как лошадь в шорах. Она абсолютно равнодушна к музыке и искусству, зато, как показала практика, может тамисами питаться листьями и жуками без вреда для физической формы, – Варац тихо рассмеялся в бокал. – Вспыльчивая, эмоциональная, закрытая. Кошмарная, невыносимая детерменистка. Любит тишину. Когда надолго задумывается, всегда что-то делает руками. Трюки с монеткой, в основном. Не выносит чужих прикосновений. Незнакомцев особенно.

– М-м, – улыбнулся Къол. – И как вы познакомились, говоришь?

– Я вышел покурить на балкон, а она сидела на моей крыше, – усмехнулся Варац. – Я ее даже не увидел, а учуял. Она пила соджу незадолго до.

Къол рассмеялся.

– Она там готовила засаду. Потом пришли многоуважаемые похитители, про которых я тебе уже рассказывал. Бесцеремонно ворвались ко мне, скрутили, и стащили вниз. А там кирья с мечом в руках, и труп с ножом в шее. Она убивает второго, на нее наставляют два арбалета, и говорят пойти с ними. А она пожимает плечами и отказывается. Говорит, что у нее в городе заказ, и своими ногами она его покидать отказывается. Можешь вообразить наглость?

– Сильно, – согласился Къол. – А дальше печать?

– Печать, – кивнул Варац. – И целая тамиса в компании совершенно невыносимой стихийщицы.

– И когда ты понял, что она тебе интересна?

– После того, как она освободилась из-под печати, – Варац глотнул. – Я сразу почуял, что здесь что-то очень глубокое.

– Съезжаешь с темы! – Къол стукнул ладонью по обивке дивана. – Как человек!

– Как человек… – Варац задумался. – Сложно сказать. Но еще до сатори, наверное, – он взял небольшую паузу. – Знаешь, когда? Вообрази сцену. За нами ночью по лесу несется гидра. Огромная разъяренная туша, кругом темно, черт ногу сломит. Тварь вылетает из-за деревьев, а кирья стоит и смотрит на нее с палкой в руке. И говорит: “сука, клялась же себе, что не сдохну в лесу”. И пошла на гидру. С палкой, адельфос.

Къол потряс головой.

– Кошмарное безрассудство, – Варац провел пальцем по краешку бокала. – Я тогда сразу понял, что у нее течет крыша. И мне сразу стало интересно, почему.

– И что, выяснил?

– Нет, – улыбнулся Варац, и отпил. – Я сначала подозревал, что у нее страх вообще напрочь атрофирован. Но нет, она ему подвержена, более чем. Она боится того, что мы между собой называем демонической херью. Своей дикой магии, собственной силы. Когда она теряет контроль над собственными мыслями, то приходит в ужас. Ее отвлекают разговоры и работа, но она все равно постепенно в это скатывается, это видно невооруженным глазом.

– Ты бы сказал, что она хороший человек?

– Я в таких категориях не мыслю, адельфос. Она интересный человек, и это все, что меня волнует.

– Да пожалуйста, – махнул рукой Къол. – И ты этого интересного человека, которого только что так детально описал, правда хочешь бросить в яму с этой… демонической херью? От которой она в ужасе?

– Я бы хотел ответить, что не хочу, – вздохнул чародей. – Но это будет лукавством. Хочу, адельфос, даже очень. Так уж я устроен. Хочу, – он приподнял и опустил бокал. – Но не буду. Слишком уж долго я отвоевывал власть самому принимать решения.

– Другой разговор, – добродушно пробасил Къол, и слегка ударил горлышком бутылки о бокал Вараца.

– Но, – Варац наставил на друга палец. – Я отказываюсь совершенно ничего не делать. Во-первых, выслушай мою идею относительно чертежа. Во-вторых, мы и сами можем сходить к Минг. Говорить она с нами, положем, не станет, но проверить, как на ней работает камень и печать мы можем. Верно?

Сакусэ сидела в комнате, развлекая себя трюками. Она сосредоточенно морщила лоб, разглядывая свой миниатюрный лес. У елей размером с пару детских ладоней было видно каждую иголочку, а если приглядеться, под ними можно было обнаружить грибницы. Девочка попыталась дотронуться до верхушки одного из деревьев, и ее палец прошел насквозь. Она разочарованно вздохнула. Чтобы подбодрить себя за успехи – Минг говорит, так иногда надо делать – Сакусэ закрыла глаза и представила крохотного кролика, который пасся на лугу. Она укрепила образ и наделила его деталями, а потом внесла в свою поделку. Тут же маленькое белое пятнышко показалось из-под ели, перепрыгивая с места на место и пугливо озираясь. Девочка восторженно вдохнула и не удержалась от хлопка в ладоши.

В дверь постучали. Напугавшись, Сакусэ подпрыгнула и неловкими движениями рассеила иллюзию. Она недоверчиво подошла к двери, прислушиваясь. Снаружи доносился знакомый голос, говорящий на всеобщем что-то ей непонятное, и девочка, не задумываясь, повернула ручку и распахнула дверь.

Рядом с Варацем стоял очень – очень! – большой человек с очень темной кожей, и Сакусэ не удержалась от крика испуга и неожиданности. Минг рядом не было, а Варац был далеко, поэтому она спряталась за дверь. Черный человек что-то сказал голосом будто из котелка, и девочка тихонько пискнула от страха.

– Мелочь, – сказал Варац, проходя в комнату. – Это невежливо.

– Он чего такой черный? Это кто? – немного приходя в себя и выглядывая из-за двери, спросила Сакусэ.

Варац вздохнул со смешком.

– Это страшный дух с неведомых островов. Ест детей, но сейчас он сыт, не трясись.

Сакусэ встряхнула головой.

– Духи не едят детей. Ты какой-то глупый.

– Докатились, – фыркнул чародей.

– Извини, малютка, – Къол улыбнулся девочке широко и протянул ей большую ладонь. Она дотронулась до нее немного пугливо, а потом схватила один из пальцев и принялась пристально его разглядывать.

– Она не говорит на всеобщем, – пояснил Варац. – Бегала в лесах в компании кицунэ, пока к нам не попала. Знал бы ты, как ревностно кирья отучивала ее жевать сопли, всю жизнь бы смотрел!

Къол присел напротив девочки, выставил вторую ладонь, и хлопнул. Она повторила за ним и ударила в его развернутые ладоши. Проделав это несколько раз, она громко рассмеялась и что-то сказала на аньянгском.