Чародейка. Книга 2. Бремя власти

– Зачем это тебе? Хочешь, чтобы убил тебя побыстрее? Ведь все равно убью, – раздраженно проговорил дракон.

– Что ты все заладил: «убью, убью», – Къяра шагнула к нему и, притянув к себе его морду, заглянула в глаза. После чего осторожным движением погладила по шее. – Хочешь убить, убивай прям сейчас. Зачем тянуть? Ведь тебе, как я понимаю, не хочется ни мир увидеть, ни в небо воспарить. Тебя не прельщает ни шелест деревьев у лесного озера, где можно славно поплавать и вода так приятно холодит разгоряченное после долгого полета тело, ни пение птиц на лесной опушке, где можно спать посреди мягкой и шелковистой травы, согреваясь под ласковыми лучами утреннего солнца, ни свист ночного ветра на горной вершине, откуда можно наблюдать за мерцанием далеких звезд, предвидя будущее и вспоминая о прошлом. Тебя больше прельщает тишина этой пещеры, где ты намерен вместе со мной медленно разлагаться, потому что кабалит на тебе запрограммирован на свертку и после моей смерти моментально удушит тебя. Давай, начинай. Я даже противиться не буду. Устроим пир крысам и червям здесь обитающим.

– А если я покорюсь, ты дашь мне возможность увидеть мир и все то, о чем ты говорила?

– Конечно, дам, мой хороший. Ты и в озере купаться будешь и на лесной полянке отдыхать, и пение птиц слушать, и в горах на звезды смотреть… Все это у тебя обязательно будет, обещаю, – тихо проговорила Къяра, нежно гладя доверчиво прижавшегося к ней дракона, и едва слышно добавила, – если конечно перечить мне ни в чем не станешь.

– Что-то мне подсказывает, что мягко ты стелешь, да жестко мне спать придется… и не верится мне, что согласна ты тут вместе со мной разлагаться… но я благодарен тебе за эти слова… благодарен, что силой не бравируешь… Только принять твою власть я все равно не смогу. Так что лучше – убей.

– Я не смогу тебя убить. Я – твоя дочь.

– Ты лжешь! – отпрянул от нее дракон.

Къяра достала из-за пояса кинжал и, резким движением разрезав себе ладонь левой руки, протянула окровавленную руку дракону:

– Лизни!

Тот недовольно фыркнул, но все же склонился к ее руке и чуть коснулся раны кончиком языка, после чего резко отшатнулся и, не удержав равновесия, повалился на пол:

– Ты не солгала… Но как такое возможно?

– Какая разница как… Прими к сведению и сделай выводы. Я не уйду пока ты либо не покоришься мне, либо не убьешь…

– Считаешь, я могу убить собственное дитя?

– Раз не можешь, придется признать мою власть и не перечить!

– А ты жестка и безжалостна.

– Это потому что кроме крови драконов во мне еще и кровь магов, а они сентиментальностью не отличаются, так что прими к сведению: неповиновения я не потерплю. Тебе придется поклясться, что ты будешь беспрекословно исполнять мою волю, и только в этом случае я позволю тебе покинуть это место. В противном случае всю свою оставшуюся жизнь ты проведешь здесь.

– Хорошо… хорошо… поклянусь… ты не оставила мне выбора, – дракон саркастически хмыкнул и добавил: – дочка.

– Госпожа… твоя госпожа, – Къяра шагнула к нему и рукой жестко подхватила цепь, охватывающую шею дракона, – окружающим знать ни к чему какие нас связывают узы кроме этого кабалита.

– Хорошо, пусть так, – дракон согласно кивнул, и Къяра выпустила кабалит из руки.

Дракон поднялся и пристально посмотрел на нее:

– А ты у меня красавица… хоть и не дракон… и как такое могло случиться? Это невероятно.

– А ты наплюй на вероятность, – Къяра мелодично рассмеялась. – О какой вероятности вообще можно говорить, когда ты видишь меня воочию?

– Вижу… только поверить никак не могу… Слушай, а где Орест, и как ты можешь вдобавок ко всему быть его внучкой?

– Ореста давным-давно нет, его убили еще до моего рождения… И вообще это сложная и запутанная история, не стремись в ней разобраться. Это все равно тебе ничего не даст. Просто прими это к сведению и не вникай глубже.

– А почему я этого ничего не помню? Что вообще со мной было?

– Спал ты… долгим летаргическим сном спал, а теперь я тебя разбудила…

– Зачем?

– А ты бы погиб, не разбуди я тебя… К тому же мне хочется тебе показать все то, о чем я тебе говорила… ты даже представить себе не можешь насколько все это прекрасно… Ради этого стоит жить.

– А свободу потерять ради этого стоит?

– А она у тебя была свобода эта? Ты ее разве когда-нибудь испытывал, что бы об ее потере рассуждать?

Дракон задумался, а потом неохотно проговорил:

– Не помню я… я вообще мало что помню… Ореста помню… замок его… как мы разговаривали с ним… как я амулет надел и заклинание прочел… а больше ничего… – он озадачено хмыкнул. – Ты сказала я в летаргический сон впал… Так это из-за амулета с заклинанием? Это Орест меня на столь долгий сон обрек?

– Считай что да.

– Вот ведь каналья… А я верил ему… Выходит зря… А ты значит, увидев, что я могу умереть, пожалела и разбудила?

– Можно сказать и так.

– А как еще можно сказать?

– А можно сказать не «пожалела», а «решила обрести друга и соратника»

– Скажи уж честнее: «слугу».

– Слуг у меня и без тебя хватает, а вот друзей у меня нет. Мне все лгут, лицемерят, угодничают и пресмыкаются передо мной. Ты даже представить себе не можешь, как мне это все претит… и как я это все ненавижу… А больше всего я ненавижу то, что в ответ я тоже лгу и фальшиво улыбаюсь в соответствии с правилами дворцового этикета… Хотя иногда мне это надоедает и тогда я не лгу, а закончив притворяться, уничтожаю вконец опротивевшего мне угодника и лизоблюда, повинного только в том, что он слишком усердно пытался меня ублажить.

– Тебе не позавидуешь… я бы так не смог. Я постараюсь стать твоим другом, если ты искренне этого хочешь.

– Хочу, – Къяра притянула к себе морду дракона и прижалась к ней щекой, – очень хочу.

Как только Къяра, вернувшаяся по магическому переходу в Кирит, вышла из покоев Алики, к ней тут же подошел Феруз:

– Как леди Алика, госпожа?

– Я отправила ее в Уртские горы, она отдохнет там, и все будет хорошо, – Къяра помолчала немного, словно раздумывая над чем-то, а потом жестко приказала: – Сотню свою готовь, через двадцать минут выезжаем.

– Но, госпожа… – Феруз в растерянности повел рукой, – сейчас глубокая ночь, а Вы так и не отдохнули, хотя хотели…

Молниеносно развернувшись, Къяра сильно ударила воина каблуком в подреберье. У того мгновенно перехватило дыхание, и он непроизвольно согнулся.

– Ты как со мной разговариваешь, раб? Совсем забылся? Так мне и напомнить не трудно, как себя со мной вести полагается! – раздраженно гаркнула она.

– Простите, госпожа… – Феруз тут же распластался перед ней на полу. – Я не посмею больше.

– Указывать он мне будет, что я хотела… Без тебя знаю, что ночь… и если говорю, что сейчас мне нужна твоя сотня, значит именно сейчас! – Къяра сердито стукнула мыском туфельки воина в плечо. – Совсем распустился тут без меня!

– Простите! Сотня сейчас будет готова. Не гневайтесь! – Феруз осторожным движением руки подхватил ее ногу и коснулся губами ее туфельки, всем видом показывая, что готов принять следующий удар прямо в лицо.

– Иди сотню готовь! – Къяра отдернула ногу и недовольно поморщилась.

Воин тут же поднялся и, поклонившись, вышел.

– Здравствуй, Къяра, – услышала она за спиной, как только за воином закрылись двери, и обернулась.

В углу гостиной стоял молодой, атлетически сложенный юноша с прекрасно накаченной мускулатурой.

– Лиат? Ты? Тебя не узнать, – улыбка непроизвольно тронула ее губы, – ты так изменился…

– Это насколько же надо оставить собственного супруга, чтобы по возвращении не узнать его? – Лиат подошел к ней и, чуть склонив голову, поцеловал руку.

– Мое длительное отсутствие пошло тебе явно на пользу… Ты выглядишь не только как мужчина… ты выглядишь как воин.

– То не мудрено. Я стал им, Къяра.

– Я не верю своим глазам, Лиат, – она нежно коснулась его щеки.

– Позволь мне сопровождать тебя, и ты убедишься, что глаза не обманывают тебя.

– Слова достойные моего мужа, – Къяра удовлетворенно кивнула, – ты не спросил ни куда мы едем, ни зачем… Мне это нравится… Поедешь со мной.

– Благодарю, – Лиат вновь, подхватив ее руку, приник к ней губами.

– Как ты тут без меня? – свободной рукой Къяра ласково погладила супруга по волосам.

– Хорошо, – односложно ответил он, подняв голову и взглянув ей прямо в глаза, так и не выпустив при этом ее руку из своих.

– А если поподробнее? – на губах Къяры заиграла очаровательная улыбка. – Ты ведь неспроста решение свое насчет обучения воинскому искусству поменял… Расскажи, мне интересно знать, что происходило с моим мужем в мое отсутствие.

– Мне стыдно о том вспоминать, Къяра, – Лиат отвел взгляд и отвернул голову.

– И все же? – рукой, что гладила супруга по волосам, Къяра осторожно повернула его лицо к себе.

– Все началось с того, Къяра, что после того, как я понял, что ты не намерена возвращаться в Кирит и жить здесь, я решил покончить с собой… Не делай такие глаза… сейчас я понимаю, что это слабодушие и слюнтяйство… но тогда… тогда мне это казалось единственным выходом. Я, конечно, не сразу пришел к такому решению. Вначале я пытался сам себе доказать, что не смотря на то, что ты покинула меня, я из себя все-таки что-то представляю… Я третировал слуг и служанок, Феруза и всю его сотню гонял, придирался к мелочам, старался показать свою власть над ними. А потом как-то услышал разговор двух служанок. Одна жаловалась другой, что я вновь несправедливо наказал ее, а та ей ответила: терпи мол, что еще ждать от господина, который лишь глумясь над слугами и может показать, что он не пустое место. Вот тогда-то мне впервые и закралась мысль, что жизнь моя напрасна и никчемна и было бы неплохо прервать мое столь бесполезное существование на этой земле. Разумеется, мне не хотелось, чтобы меня считали слабаком и неудачником, решившим с помощью самоубийства свести счеты и с жизнью и с тобой. Поэтому я придумал, как предать моей кончине более пристойный вид. Одним словом, я приказал на самом верхнем балконе сделать деревянный настил по моему проекту выше уровня перил, которые якобы мешают мне любоваться рассветом, а когда его сделали, я ночью стал подпиливать доски так, чтобы наутро, выйдя полюбоваться рассветом, моментально рухнул бы вниз. Вот за этим занятием меня и застал Феруз.

– И что сделал? – с лукавой улыбкой полюбопытствовала Къяра, хотя догадывалась об ответе. Как истинный кирит Феруз мог спокойно воспринять что угодно, только не подготовку к самоубийству.

– По твоей улыбке, Къяра, я понимаю, ты догадалась, что он сделал. Абсолютно верно. Схватил меня, словно нашкодившего котенка, и отшвырнул подальше. А потом спросил, как все это понимать надо и что ему докладывать по твоему возвращению. Я, конечно, вывалил на него все, что накипело, и заявил, что твердо решил свести счеты с жизнью, и он мне не помешает. А так как ты все равно не вернешься, то докладывать о моем самоубийстве ему не придется. Тогда он взял плеть и сказал, что поможет уйти мне из жизни без греха. Поначалу я даже сопротивляться не стал, а потом, когда от боли сознание меркнуть начало, мне вдруг так обидно стало помереть под плетью собственного раба, что из последних сил, поднялся и отшвырнул его, мол не про него честь убить меня так… и повалился без чувств. Он долго меня выхаживал, а потом предложил помочь стать тем, кто мог бы быть подле тебя не только в спальне, и я согласился.

– И какой он учитель?

– Такой же как и сотник, – усмехнулся он в ответ, – суровый, требовательный и безжалостный.

– А откуда знаешь о порядках в его сотне?

– Вот не хотел говорить, пока в деле меня не проверила, но раз уж к слову, – Лиат нервно облизнул губы и потупился. – Я нарушил твой приказ и Феруза заставил мне в этом способствовать.

– Это ты о чем?

– Я часто переодевался обычным ратником и участвовал во всех вылазках его сотни.

– Раннег знал?

– До поры нет, но однажды я здорово помог ему, и он захотел узнать, кто я. А так как ранили меня при этом прилично, и он знал об этом, скрыть ничего не получилось. Поначалу он, конечно, рвал и метал… но когда понял, что я выживу, немного успокоился и, сменив гнев на милость, согласился и дальше делать вид, что ни о чем не догадывается…

– Вот к чему приводит долгое отсутствие. Подданные, потеряв всякий стыд, забывают о должном почитании своей Владетельницы и соблюдении ее воли, – она укоризненно покачала головой.

– Ты гневаешься? – он вскинул на нее глаза и, схватив за руку, с напором произнес: – Къяра, ни Феруз, ни Раннег здесь абсолютно ни при чем. Виноват во всем лишь я!

– Ладно… ладно… не гневаюсь, – она вновь с нежностью коснулась его щеки, – мне нравится результат, да и твое желание их защитить тоже импонирует. И я рада, что столько раз стоя на краю, ты сумел выжить и стать сильнее.

В это время в зал вошел Феруз: – Сотня готова, госпожа.

– Прекрасно! – он шагнула к дверям, властно взмахнув рукой: – Едем!

Но тут в коридоре показалась Линда:

– Къяра, позволь сопровождать тебя.

– Нет! – резко будто отрубив, ответила она. – Здесь останешься!

И больше не поясняя ничего, вышла.

Сотня неслась по освещенной яркой луной дороге. Къяра, ехавшая впереди, гнала коня во весь опор. Во время разговора с Лиатом злость, клокотавшая внутри, немного стихла. Но предвкушение скорой мести народу, ради прибыли посягнувшему на здоровье того, кто был ей столь дорог, вновь раззадорило ее, и коней она не жалела.

Влетев на полном скаку на холм, с вершины которого открывался вид на поселение ивинцев, она вскинула руку. Всадники замерли, ожидая дальнейших приказаний.

– Феруз, всех, кто попытается сопротивляться – уничтожить, остальных – согнать в одно место и поставить на колени. Весь скарб сжечь на центральной площади. А мне их гадалку в целости и сохранности.

– Понял, госпожа, – кивнул тот.

– Мне можно с ним? – вопросительно взглянул на нее Лиат.

– Ты возьмешь десяток воинов и оцепишь периметр. Я хочу, чтобы ни одна ивинская тварь не ускользнула. Действуй.

– Будет исполнено, – Лиат сделал знак, и десяток воинов во главе с ним стал медленно спускаться с холма, огибая селение, чтобы отрезать возможные пути отступления беглецам.

Дождавшись, чтобы оцепление было установлено, Къяра властно вскинула руку: – Вперед!

С воинственным кличем всадники лавиной устремились к селению. Освещенное яркой луной оно лежало перед Къярой будто на ладони, и она с удовольствием наблюдала, как ее конница ворвалась и словно неудержимый поток заполонила все пространство меж сооруженных на скорую руку лачуг и повозок.

Воздух наполнился испуганными криками, ржанием, звоном мечей, предсмертными воплями, женским и детским плачем. А потом в центре запылал огромный костер, к которому кириты стали сгонять тех, кто безропотно подчинился.

Вскоре рядом с костром образовалось большое скопище коленопреклоненных ивинцев, наблюдающих как их годами нажитое добро летит в огонь. Поначалу они громким плачем и криками встречали каждую летящую в пламя вещь, но стоящие невдалеке воины плетьми быстро успокоили особенно голосистых, и над селением повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском костра и отрывистыми командами десятников, руководившими сожжением всей ивинской утвари.

Наблюдающая за уничтожением поселения, Къяра кривила в злой усмешке губы. Она истребит эту пагубную заразу в зародыше… Она не оставит в своих землях никого, кто помнил бы, как выращивать и готовить зелье, туманящее разум и отбирающее возможность полноценно жить.

Ее размышление прервал подъехавший Феруз. Поперек его седла была переброшена худенькая женщина в расшитых бисером атласных одеждах со связанными за спиной руками. Ее длинная черная коса свешивалась до земли.

Ловким движением Феруз подхватил косу и, накрутив на руку, сбросил пленницу с коня. Хрипло вскрикнув, та повисла у него на руке, из ее глаз потекли слезы.

Къяра сделала жест, позволяющий Ферузу опустить ивинку, и ноги пленницы коснулись земли.

– Ты травила своим паскудным зельем моих подданных? – глядя на широкоскулое и узкоглазое лицо ивинской гадалки, хмуро поинтересовалась она.

– О, Владетельница… я никого не травила… я приносила эликсир лишь тем, кто сам меня просил об этом, – срывающимся от страха голосом проговорила та.

Къяра раздраженно взмахнула рукой, и Феруз вновь за волосы поднял взвизгнувшую от боли пленницу в воздух.

– Отвечать мне следует лишь то, о чем спрашиваю. Причем отвечать четко и конкретно! Еще раз ответишь подобным образом очень сильно пожалеешь… Ты ведь слышала о моем нраве? Так вот россказни обо мне – сплошное вранье, на деле я терзаю и мучаю тех, кто меня прогневал, гораздо хуже… Поэтому постарайся не прогневать сильнее, чем уже прогневала. Поняла?

– Поняла, Владетельница. Не посмею больше, – глотая слезы, пообещала та, беспомощно болтаясь в воздухе.

– Так ты зельем торговала?

– Да, – всхлипывая, подавленно призналась она.

Повинуясь мановению руки удовлетворенно кивнувшей при этом Къяры, Феруз опустил ивинку чуть ниже, позволяя мысками коснуться земли.

– Перечисли всех, кому приносила! – потребовала Къяра и с удивлением кроме имени матери услышала довольно большой перечень горожан. Имен ратников в нем не было, дисциплину в войске Раннег держал, но все равно некоторые имена ее несказанно огорчили.

– Где запас зелья? – задала она следующий вопрос.

– В моем доме большой камень в углу… в виде алтаря. Если его откатить, то откроется лаз. Там три мешка сушеной травы, – не стала лукавить ивинка. Она была очень напугана. Слухи про давно ненаведывавшуюся в свои земли Владетельницу ходили действительно страшные.

– Еще где-то есть? – концом плети Къяра запрокинула голову пленницы и перехватила взгляд.

– Два поля посадок… а больше ничего, клянусь, – хрипло выдохнула та.

Къяра отвела плеть и взглянула на Феруза:

– В огонь зелье! – а потом прищелкнула пальцами, приказывая отпустить пленницу.

Феруз тут же выпустил косу из руки и, развернув коня, поскакал к селению, а ивинская гадалка, ничком повалившись на землю, замерла у копыт коня Къяры.

Через некоторое время Къяра увидела как трое ратников, под руководством Феруза, подтащили к костру мешки с запасом зелья. Как только первый мешок полетел в костер, вокруг него образовалось облако темного дыма.

Къяра тут же со словами: «Во славу твою, Творец!» вскинула руку, и дым взметнулся вверх высоким столбом.

Когда в костре догорал третий мешок, к ней вернулся Феруз.

– Приказание выполнено, госпожа.

– Гадалку к себе на коня посади так, чтобы дорогу могла указывать, – нетерпеливо скомандовала Къяра и тронула коня, не дожидаясь пока он это исполнит.

Феруз с гадалкой, сидящей перед ним, догнал ее у подножья холма: – Она говорит здесь полем до ближайшего леска, а там вдоль вырубки, а потом через березняк. Где-то около часа езды.

– Мы быстрее доберемся, – отрывисто проговорила Къяра, пришпоривая коня.

До места они и впрямь добрались быстрей. Поле, засаженное сочной высокой травой, простиралось насколько хватало глаз.

Замершая на краю Къяра подняла руку и, громко вскрикнув: «Во славу твою, Творец!», сделала жест, повторяющий очертания посадок.

Тут же по периметру поля вспыхнуло яркое пламя и с веселым гудением устремилось к центру, пожирая на своем пути все. Зеленые сочные побеги под его напором моментально скручивались, чернели и исчезали, чтобы золой упасть на вскормившую их землю. Добравшись до середины поля, пламя померкло, и взору всадников под серебристым светом луны предстало выжженное пространство мерцающее бликами кое-где вспыхивающей золы.

Къяра повернулась к ивинке, испуганно сжавшейся впереди грозно восседающего на коне Феруза. Та щурила свои и без того узкие глаза, по ее щекам текли слезы. Ей без сомнения было трудно видеть, как в огне гибнет взлелеянный руками ее народа урожай растения, обеспечивавшего им богатство и безбедную жизнь. Однако мысли о собственной участи явно беспокоили ее еще больше.

– Второе поле где? – брезгливо скривившись, спросила Къяра.

– Недалеко, тут чуть правее овраг, а за ним ельник. Его обогнуть и второе поле как раз будет, – заискивающе глядя на нее, принялась пояснять та.

Къяра тронула коня и, объехав пепелище, направилась ко второму полю. На его краю она вновь повернулась к ивинке:

– Семена для новой посадки, на случай неурожая, где хранишь?

– На шее, под платьем мешочек… – кусая губы, призналась та, не посмев хитрить.

– С коня ее ссади! – приказала Къяра Ферузу.

Тот, подхватив пленницу своей могучей рукой, тут же стащил ее с коня и поставил на землю.

– Предпочтешь к центру поля пройти или оставить тебя на потеху моим ратникам?

Ивинка с испугом посмотрела на грозно сдвинувшую брови Владетельницу киритов и, испуганно заскулив, повалилась на колени:

– Владетельница… помилосердствуйте, пощадите…

– Тому, кто ради наживы травил мой народ, просить меня об этом бесполезно, – раздраженно хмыкнула Къяра. – Я и так милостиво разрешила тебе выбрать собственную кончину.

– Нет, нет… пожалуйста… я больше никогда не посмею… это ведь и не отрава никакая… никто не умер… мой народ на протяжении веков пользуется эликсиром и никто не умер… никто… но я все равно больше никогда и никому не посмею предложить…

– Заткнись! – резко прервала ее Къяра. – Не умер никто… народ ее им пользуется, – она раздосадовано поморщилась, – твой народ им пользуется раз в год во время обряда посвящения, и никто и никогда не посмеет им воспользоваться хоть как-то еще… у вас веками иммунитет вырабатывался к такому его применению. А моих подданных ты им именно травила, тварь поганая! Все! Раздень ее, Феруз, и можешь с ней развлечься, а потом за волосы к хвосту лошади привяжи!

– Нет! Не надо! Я на поле пойду! – ивинка поспешно вскочила и метнулась к посадкам священного для нее растения.

Феруз тронул коня, намереваясь ее схватить, но видя, что его госпожа в запрещающем жесте вскинула руку, тут же его осадил.

Подождав, чтобы яркие одежды ивинки скрылись в высоких зарослях, Къяра с криком: «Во славу твою, Творец!», как и в предыдущий раз, запалила периметр поля.

Истошные крики ивинской гадалки потонули в могучем реве пламени, окружившем ее со всех сторон. И вскоре о ней и о том, что здесь недавно зеленели мощные стебли растения способные свести с ума тех, кто отважится испытать беспричинную радость, не напоминало уже ничего кроме золы, которую колыхал слабый ветерок.

Оглядев дело рук своих, Къяра удовлетворенно хмыкнула и повернулась к Ферузу:

– Я во дворец, а ты возвращайся к селению. Сделаешь так, чтобы там камня на камне не осталось. Лишь зола и угли. А всех пленных разденете донага и одежду сожжете, вдруг еще кто семена этой заразы прячет… с них станется. А потом свяжите и в город отправите. Утром с конунгом решу, что с ними дальше делать.

Услышав его: «Будет исполнено, госпожа», она развернула коня и послала галопом.

Подъехав к дворцу, она бросила повод подбежавшему слуге и стала подниматься по лестнице. Однако на полпути замерла, постояла немного в задумчивости, а потом резко повернулась, сбежала вниз и решительным шагом направилась к конунгу.

Как только она вошла, ей на встречу вышел Раннег, полностью облаченный, несмотря на ранний предутренний час.

– Не спится? – усмехнулась Къяра, протягивая склонившемуся перед ней конунгу руку.

– Ты уехала с сотней среди ночи, даже не предупредив… уснешь тут пожалуй, – с легкой укоризной в голосе проговорил он, касаясь губами ее пальцев.

– На то были причины и именно их я пришла сейчас обсудить.

– Надеюсь, все закончилось благополучно?

– Смотря для кого и что понимать под благополучием, – тихо проронила Къяра, направляясь к кабинету конунга. Там она села в большое кожаное кресло и махнула рукой Раннегу: – Садись, разговор долгим будет и не факт, что простым для тебя.

– Что случилось, Владетельница?

– Случилось то, что ты абсолютно не контролируешь то, что происходит в доверенных тебе Владениях. Вот что случилось! – с нажимом произнесла она.

– А поконкретнее можешь, Владетельница? Что ты имеешь в виду?

– Вот как ты мог допустить, что ивинцы совершенно спокойно занимались здесь взращиванием отравы и продажей своего мерзкого зелья?

– Ах ты об этом… – конунг облегченно вздохнул. – Так об этом я знал. Только от того Владению никакого вреда. Ну травятся себе своими священными травками потихоньку и приторговывают ими, продавая тем идиотам, кому жизнь не мила. Нам-то с того какая печаль? Нам наоборот прибыль – налоги платят исправно, да еще, как информаторы, обо всех, кого встречают по округе, докладывают… К тому ж убить ивинца, что жука каблуком размазать… даже труда не надо… только меч замарать.