Джек Харт

– Так, погодите, я хочу понять, как происходит движение в параллельном мире. Если пуля, летящая со скоростью тысяча метров в секунду, застыла в воздухе, то наш мир по сравнению с параллельным, просто застывшая картинка?! И теория о проекции верна?

– Да, можно сказать и так. Жизнь на земле мне напоминает большую книгу с картинками, где на одной странице одна сцена жизни, а на другой продолжение… Поэтому я вам сказал, что время – это относительное понятие. Его просто нет. Образно говоря, там, в параллельном мире, можно заглянуть во все страницы нашей жизни, перелистать её вперёд и назад и прожить всю жизнь заново. Я много думал об этом и даже хотел изменить неприятные моменты жизни, но, как говорится, путь пройден, испытание прошло, и оно зафиксировано в прошлом, как в документах.

– Да, интересный у нас получился разговор! Особенно необычно сравнение нашей жизни с компьютером и слабым процессором. А разве было и такое в истории человечества, что всемирная сеть связи работала медленно? – поинтересовался Смирнов.

– Эх, молодой человек, вам бы в конец восьмидесятых двадцатого века, вы бы ещё и не такое узнали. Это сейчас – прикоснулся к клавише и получил нужную информацию, а в те годы чтобы получить какие-то знания, приходилось рыться не в компьютерах и всяких гаджетах, а в библиотеках, в книгах. Так мы получали знания и нужную нам информацию. А сейчас вся необходимая литература и даже учебники стали электронными. С одной стороны, возможно, это хорошо, прогресс технологий, а, с другой стороны, многие молодые люди, дети разучились писать и считать в уме. За вас теперь всё делают технологические машины, и вы становитесь ленивыми и малоподвижными. Если всё будет идти такими же темпами, то в скором будущем технологии и искусственный разум просто восстанут против людей и наступит полный хаос.

– Ну, вы преувеличиваете, мистер Харт, я не думаю, что до этого дойдёт! – с ухмылкой воскликнул Смирнов. – Машины помогают нам жить в этом непростом мире, вот и всё! А ленивые и безмозглые люди, они были всегда. Давайте лучше оставим наше не безоблачное будущее и вернёмся в ваше прошлое. Что произошло дальше, мистер Харт?

– Я ещё некоторое время был в астральном мире и наблюдал за своим телом, лежащем в коме. Рядом сидел отец и молча смотрел на меня, вернее, на моё тело. Какое-то время я находился высоко над палатой, затем подобно ангелу я подлетел и присел рядом с отцом. Он жалостливо смотрел на моё бледное лицо и молча молился, чтобы я выжил и вернулся к прежней жизни. Странно, но я до сих пор помню его молитвы, его слова. Он даже не шевельнул губами, но я слышал, как он мысленно молит бога о моём спасении. Ещё ребёнком я как-то спросил у дедушки: почему мы молимся перед едой, и кто слышит нашу мольбу, на что он ответил: «Бог слышит каждого, кто обращается к нему. Он всевидящий и всеслышащий».

И знаете, там, в астральном мире, я слышал голоса молящихся людей. Моё пребывание в тот момент выглядело так, словно я стоял на крыше дома рядом с дымовой трубой, а в доме находилось огромное количество людей, и все они молились, а я через эту трубу слышал их голоса.

Молитвы миллионов людей, имена бога, звучащие из уст людей, – это словно пение и звучание прекрасной музыки. Трудно объяснить словами, но это был огромный поток энергии, исходящей из Земли в просторы иного, но в то же время родного нам мира. Порой мы сами не задумываемся, говорим какие-то слова, но от слов и действий человека зависит тон, звучание музыки.

– Простите, я не совсем понял вас! Можете подробно объяснить этот момент? – спросил журналист.

– Понимаете, когда людям живётся хорошо, музыка рвётся ввысь, она весёлая с позитивным настроем, но, когда идут войны, наступают голод и смерть, в молитвах людей звучит другая музыка. В ней появляется грусть, печаль, скорбь. И она по-другому отражается в потустороннем мире, в голосовых вибрациях, или как-то иначе, но это происходит. Люди перестали осознавать истинные ценности человечества, поэтому совершают убийства, а за убийство другого существа всегда приходится расплачиваться. Мы не понимаем многого, но всё в этом мире взаимосвязано.

– То есть, когда на земле войны и царство мрака, то и тон музыки соответствует нашему существованию? Так я вас понял?!

– Именно так! – подтвердил Джек.

– Да, интересная взаимосвязь событий в мире и состояния душ человеческих в обители Господа, – высказался журналист, записав это изречение в свой электронный блокнот.

– Это была не обитель Господа! А всего лишь граница между материальным миром и духовным. Это место, образно говоря, пограничный контроль. Если у тебя всё в порядке с документами, ты можешь спокойно лететь в любой райский уголок, ну а если тебя что-то связывает с нашим грешным миром, то тебе дают эконом-класс и отправляют туда, куда ты заслуживаешь лететь, как говорится.

– Хм, не перестаю удивляться вашим высказываниям о теории потустороннего мира. Вы так красиво рассказываете, но я журналист, и порой мне приходится не только задавать вопросы собеседнику, но и спорить с ним. Буду с вами откровенен, я скептически отношусь к таким высказываниям. Я привык рационально смотреть на мир и хочу, чтобы нас убеждали в чём-то, прежде чем мы скажем «да»!

Я посмотрел гипнотическим взглядом на журналиста, затем молча заполнил трубку табаком и, прикуривая, сказал:

– Зачем вы этим занимаетесь, если вы закоренелый материалист?! Я вижу в вас Фому-неверующего. Если вы привыкли видеть только всё материальное вокруг себя, то это не значит, что по ту сторону стены нет других форм жизни. А хотите, я прямо сейчас докажу вам, что за этой стеной существует другая жизнь, и вы её сейчас увидите! – воскликнул я, показывая пальцем на соседнюю комнату.

– В каком смысле? – встревоженно спросил Смирнов.

– В самом прямом! Что вы видите перед собой сейчас?

– Как что? Стену, обои…

– То есть вы не видите, что творится за этой стеной, а видите только стену и бумажные обои?!

– Да! – взволнованно сказал журналист.

– Хорошо, пойдите и посмотрите, что находится за другой стеной, вернее, кто? Только предупреждаю вас, будьте осторожны! Если это существо голодное, то оно может быть опасно и может… – тихо сказал я, приложив палец к губам, затем рукой показал, чтобы журналист пошёл в другую комнату.

Смирнов нерешительно поднялся из кресла и направился в другую комнату. Через несколько минут, проведённых в другой комнате, журналист вернулся в холл дома с чёрным котом в руках. Он, нежно поглаживая кота, вновь сел на своё место и недовольным голосом произнёс:

– А я и в правду подумал, что за этой стеной увижу что-то невероятное. Если честно, я повёлся на вашу шутку.

– А это была не шутка, мой юный друг! Вы хотели оказаться по ту сторону стены и увидеть живое существо – вы оказались там и увидели живое существо! Вы открыли дверь и переступили границу двух миров! Кроме того, вы осмелились принести в этот мир это симпатичное, но чертовски прожорливое существо.

– А вам не кажется, мистер Харт, что всё это банально и смешно?!

– Нет, не думаю! Я снял вас на камеру и хотел бы показать ваш уход в другую комнату и затем приход сюда, в холл дома.

Я взял пульт и на большом телевизионном экране показал журналисту все его действия. Смирнов посмотрел на меня удивлённым взглядом и спросил:

– И что здесь сверхъестественного? Я прошёл в другую комнату и вышел оттуда с этим замечательным котом.

– Что здесь сверхъестественного? – задумчиво повторил я, затем сказал: – Понимаете, господин Смирнов, когда человек видит что-то невероятно красивое, он впечатлён этим, а когда ему преподносят искусственное, он сразу замечает разницу. Так произошло и со мной! Ну, к примеру возьмём восход солнца. Вы чувствуете свежесть утреннего воздуха, свет и тепло, исходящее от светила, вам хорошо на душе и комфортно. Вы всем телом и душой чувствуете всю прелесть природы, ощущаете гармонию между вами и создателем. А вот вам второй пример: вам показывают на бумаге иллюстрацию восхода солнца и говорят: «Не правда ли, это красиво?» Да, вы соглашаетесь с этим мнением, ну вы не чувствуете всей прелести пробуждения природы. Вот в чём разница между этим «бумажным» миром и тем, что находится, образно говоря, за другой стеной.

– Да, это прекрасная теория, но, к сожалению, я не знаю других людей, кроме вас, конечно же, кто смог переступить эту грань и описать жизнь по ту сторону «стены». И потом, мистер Харт, вы можете предположить, что это могли быть ваши галлюцинации во время клинической смерти? – возразил Смирнов.

– Хм, трудно вас в чём-то убедить, господин журналист! Ну, хорошо! Я вам кое-что продемонстрирую, и вы на практике убедитесь, что этот мир – эфемерная иллюзия! Я вам говорил, что там, за гранью нашего воображения, скорость подобна молнии. Десятки прожитых лет нам кажутся долгими годами, но там всё происходит молниеносно, а понятие времени просто отсутствует.

Я ускорил видео с движением журналиста до максимума. Скорость движения была настолько высокой, что вскоре Смирнов просто исчез с экрана, где осталось лишь изображение пустой комнаты.

Журналист долго смотрел на экран и был озадачен этим показом. С одной стороны, он понимал, что это всего лишь технические возможности аппаратуры, но, с другой стороны, он осознал, насколько действительно скоротечна человеческая жизнь, как я описал и показал ему на примере.

– Что ж, вы меня впечатлили этим показом. Не скрою, ваша теория меня заинтересовала, но вы ведь понимаете, мистер Харт, что это всего лишь технические возможности аппарата.

– Никакого другого ответа я и не мог ожидать от заядлого материалиста! – воскликнул я, заострив свой взгляд на коте, сидевшем на коленях журналиста. И вдруг произошло нечто неординарное. Кот вдруг зафыркал, словно увидел, что-то страшное, скрутился колесом и неожиданно исчез. Смирнов испуганно отпрянул от меня и, тяжело дыша, спросил:

– А где же к… кот? Он же буквально несколько секунд тому назад сидел у меня на коленях… я чувствовал тепло его тела, но он вдруг стал холодным и словно испарился на моих глазах! Что это было, мистер Харт?

– Вы же материалист и не верите во всякие потусторонние штучки, будем считать, что это был фокус.

– Какой ещё фокус?! Я держал на руках живое существо, и в одного мгновение оно из моих рук исчезло. Я видел всё своими глазами. Объясните мне, что это было, мистер Харт?! – взволнованно сказал журналист.

– Для начала успокойтесь, господин Смирнов. Это был обычный кот, его зовут Панда, из-за некоторого внешнего сходства с бамбуковым медведем панда, но, скажу по секрету, после пребывания в потустороннем мире он стал, мягко говоря, не обычным. Он может неожиданно исчезать, а потом так же неожиданно появляться в разных местах дома. Мы уже привыкли к этому, так что не удивляйтесь, если он вдруг неожиданно появится у ваших ног. Кот, что с него взять! И только я рассказал об этом, как журналист вновь резко отстранился назад, громко воскликнув:

– О! Что это было? Что-то проскользнуло между моих ног.

– Панда, сорванец, зачем ты напугал нашего гостя?! – со смехом обратился я к коту. – А ну-ка марш на кухню! После моих слов послышались фырканье кота и шорох движений этого «ходячего призрака» по паркетной доске.

– Это был ваш кот? Я слышал его шаги, но не видел его самого. Как такое возможно?

– О, друг мой, вы ещё так мало знаете об этом мире, а рассуждаете о нём, словно жили на Эвересте и видели весь мир с его высоты. Так говорят на Тибете, когда речь идёт о зазнавшемся человеке.

– Но, простите, я констатирую только факты нашей жизни, а факты – упрямая вещь! – сказал журналист и оторопел, услышав из другой комнаты мяуканье кота. – Фу, дьявольщина какая-то, это же обычный кот, а я…

– Наш Панда умный кот, и он с вами не согласен. Итак, задавайте ваши вопросы, пока у ваших ног не очутился наш чёрный доберман. Смирнов посмотрел удивлённо на меня и настороженно спросил:

– У вас есть ещё и собака?

– Нет, я шучу! У меня только кот-призрак, ну и пару малюсеньких мотыльков, иногда появляющихся на свету. Так уж получилось, что они… хотя об этом позже. Задавайте ваши каверзные вопросы, господин Смирнов.

– Э.., хорошо! – озираясь по сторонам, воскликнул озадаченный журналист и продолжил беседу:

– Мистер Харт, расскажите, пожалуйста, как ваш отец отнёсся к тому, что вас, скажем так, временно умертвили, заморозив в специальной капсуле?!

– Да, насчёт каверзных вопросов я не ошибся! А как вы думаете, господин Смирнов, как может отнестись родитель к такой ситуации, когда его сына привозят полумёртвым, затем как кильку в консервной банке, замораживают в металлической капсуле и отправляют в будущее, для реанимации тела?! И при этом отец понимал, что больше не увидит сына таким, каким он был раньше.

– Простите мою бестактность…

– Всё нормально, вы журналист, привыкли задавать каверзные вопросы, а я военный, и привык отвечать прямо, как говорится, в лоб! Я был единственным сыном в семье, когда мне исполнилось десять лет, моей матери не стало. Она умерла после длительной онкологической болезни. Впоследствии наша жизнь с отцом стала скучной и холодной. Отец очень любил маму, она была весёлой, темпераментной, любящей жизнь. С отцом они познакомились в Москве, когда мама училась в Московском государственном институте международных отношений – МГИМО. Мечтала стать дипломатом и уехать в Англию. Позже отец рассказывал мне, как долго ухаживал за Мери, так он нежно звал маму – Мехрибан. Её родители не решились отдать свою единственную дочь за иностранца, но отец, как военный стратег, обаял родителей Мехрибан своим прекрасным турецким языком. В молодости отец служил в Турции, выучил турецкий язык, а турецкий и азербайджанский, они почти идентичны…

Во время знакомства отец служил аккредитованным военным атташе Великобритании в Москве. Тогда ещё был Советский Союз. Очень часто в МГИМО отца приглашали читать лекции для студентов, так как у него уже был опыт преподавания на военной кафедре Кембриджского университета. На одном из семинаров отец заметил красивую девушку восточной внешности. Отцу было уже за сорок, но, как он сказал, с первой встречи влюбился в Мери, как шестнадцатилетний мальчуган. Так встретились мои родители.

После распада СССР отца, по его инициативе, направили в Азербайджан, там он продолжил службу в посольстве Великобритании в Азербайджане. Через год родился я. Мне исполнилось пять лет, когда миссия отца в посольстве закончилась, и мы уехали в Лондон.

После смерти мамы отец впал в депрессию. Много пил. В дальнейшем он так и не женился ни на какой другой женщине, боясь оскорбить память Мери. Да, возможно, это слишком консервативный подход к жизни, его поступок походил на средневековый рыцарский жест, но в этом-то и заключалось вся суть и характер династии Хартов.

Рассказывая об отце, я вспомнил, как видел его сверху, из астрала, сидящим в клинике в обреченной позе, но с надеждой, что его сын откроет глаза и обнимет его. Там, по ту сторону мира, эти чувства ощущались особенно остро, мне было очень больно видеть родного человека, переживающего предсмертное состояние сына. От воспоминаний у меня на глазах выступили слезы, но я сдержал нахлынувшие эмоции и продолжил рассказывать:

– Две души находились друг против друга, а посередине лежало моё тело, как пропасть между двумя мирами. Я долго смотрел на отца и хотел крикнуть ему: «Отец, вот он я, твой сын, я здесь, я жив! Посмотри на меня». Меня одолевало даже чувство ревности, что отец так сильно переживает за мёртвое безжизненное тело, а я, как суть, наблюдаю за этой несправедливой сценой и ничего не могу изменить. Странно, наверное, это слышать, но я воспринимал его переживания по поводу моей смерти так, словно родной человек плачет не по тебе и твоему уходу, а по какой-то одежде, которую ты когда-то носил! И при этом тебя ничего не связывает с этим телом. Хотя нет, жизненная нить, исходящая из тела, она ещё подтверждала моё присутствие в этом мире, а я только ждал и надеялся на то, что она скоро оборвётся и я устремлюсь ввысь.

Глава четвёртая:

«Живая капсула – путь в будущее»

– Да, жуткая сцена! У меня аж мурашки по спине пробежали, – высказался журналист.

– Жуткая сцена… вы ещё не знаете, что такое жуткое состояние – это когда ты просыпаешься, как в обычный день, но оказываешься не там, где ты должен быть. Тебя одолевают страх и растерянность, а потом ты осознаёшь, что умер и больше не живёшь обычной жизнью. Вот это жуткая сцена.

– Как, разве после смерти нас ждёт состояние страха и отчаяния? – спросил журналист.

– По сути, мы каждый день умираем и в то же время воскресаем. Вы не задумывались, почему человек спит?

– Ну, таким образом мы восстанавливаем физические и психологические силы, это нормальное явление для всех живых существ! – ответил Смирнов.

– Я не буду спорить с вами о необходимости сна для человека и живых существ, но это состояние приближено к так называемой смерти тела. Только в этом состоянии вы, то есть ваша астральная сущность, может общаться и находиться за пределами материального тела. Недаром говорят: сны – это зеркальное отражение иного мира. Что же касается вашего вопроса о том, ждёт ли нас страх и отчаяние, то опять-таки это зависит от вашего жизненного пути, пройденного испытания. Или, как говорят сейчас, вашей кармы. Если она прошла позитивный жизненный путь, то и «проснувшись», вы не почувствуете угнетенное состояние.

Находясь в госпитале и став свидетелем операции с телом одного больного, я увидел, как дух отделяется от тела. Дух в страхе и отчаянии метался и страдал, увидев со стороны своё умершее тело. Дух умершего какое-то время парил над своим земным телом, затем нить, связывающая тело и дух, оборвалась, и дух улетел не в поток света, как принято считать, а в тёмный туннель. И всё это время дух умершего кричал и молил бога, чтобы его пощадили. Затем я услышал от врачей, что умерший был военным преступником и убил огромное количество людей. И как вы считаете, с какими чувствами такие люди должны «просыпаться»?

– Но позвольте, вся эта философия человеческой жизни, связанная с моральной стороной жизни, разве это правильно?! У меня вопрос: если мы стали заложниками правильного образа жизни, то, где же свобода личности? Если мы будем бояться, что когда-нибудь заснём и проснёмся в ужасных сновидениях, то разве мы должны это одобрять? Не считаете ли вы, что мы, люди, не свободны в своём выборе, а становимся пленниками наших стереотипов?!

– Нет, я так не считаю! Что же касается свободы личности, то у нас с вами этой свободы предостаточно! Я был солдатом и мог убивать своих врагов одним только выстрелом, но во мне есть та моральная грань, которая не позволяет мне стать убийцей. Если хотите, можете назвать это инстинктивным проявлением чувства самосохранения, которое и позволяет выжить. Как хотите это называйте, но это тот «предохранитель», который есть в каждом живом существе, он в нужное время может включиться и остановить нас от совершения непоправимых поступков. Вот этот фактор и делает нас сознательными людьми. И таких людей, живущих по внутренним законам совести, проснувшихся от «сна», не одолевает чувство страха и паники.

– Расскажите, пожалуйста, мистер Харт, кто принял столь рискованное решение: заморозить ваше тело и отправить его в будущее?

– Мой лучший друг Уильям! Мы с ним познакомились в военной академии, он выбрал кафедру медицины. Как говорил мне Уильям, «быть врачом в нашей семье – традиция». По окончании военной школы нас разбросало по разным странам, но, тем не менее, мы находили случай перезваниваться и писать друг другу. В день его свадьбы я буквально вырвался из района боевых действий и приехал к нему на торжество. Через год я вновь вернулся в Лондон и стал крёстным их ребёнка.

Уильям стал инициатором консервации моего тела и отправки его в будущее. Я был свидетелем разговора отца с моим лучшем другом. Уильям вошёл в палату, где сидел мой отец, и взволнованным голосом сказал:

«Мистер Харт, мы сделали всё, что могли… Осколочный снаряд повредил многие жизненные органы вашего сына, но сердце Джека, слава богу, не повреждено».

«Скажите, Уильям, Джек будет жить?» – спросил отец.

Уильям затруднялся сразу дать ответ, но потом сказал: «Мистер Харт, он, конечно же, выйдет из комы и придёт в себя! Джек – молодец, у него крепкий организм, он выживет, но сможет ли он жить такой неестественной для него жизнью? Ему придётся всю жизнь быть в инвалидном кресле, без ног, без рук, с вечными проблемами со здоровьем и быть всегда под присмотром. У него повреждены многие внутренние органы, вы понимаете: неправильная еда, ошибка при назначении медикаментов, недостаточный уход за его ранами – да всё что угодно может произойти и привести его к смерти. Мы можем сохранить ему жизнь, но он будет очень страдать от своей неполноценности, ущербности, полной зависимости от медицинского персонала. И это будет его угнетать».

«Что ты предлагаешь, Уильям? Отключить моего сына от аппарата искусственного дыхания и покончить с этой проблемой!» – воскликнул отец.

«Нет, что вы! Как вам могло прийти такое в голову! Я хотел поговорить с вами о его будущей жизни. Но то, что я предложу вам, это равносильно смерти. Джек может полностью реабилитироваться, даже стоять на ногах как полноценный человек, но для вас он будет мёртв».

«Уильям, что ты такое несёшь»?!

«Мистер Харт, послушайте меня внимательно! Сегодня у нас нет средств для восстановления вашего сына, и мы рискуем потерять его, но в лабораториях нашего института разрабатываются современные технологии по генерации тела человека в рамках генной инженерии и они уже дают положительные результаты. Я частично провожу там исследования и могу сказать вам, что в ближайшем будущем мы сможем полностью реабилитировать вашего сына. Мы проводим удачные эксперименты на животных, но нам нужно время, чтобы понять, насколько наши исследования эффективны. В недалёком будущем будет возможно искусственное отращивание конечностей, а также человеческих органов. Сегодня это звучит как фантастика, но скоро наши исследования будут применяться на практике, и таких больных, как ваш сын, мы сможем исцелить и поставить на ноги. Я вам скажу больше! Если нам удастся произвести новые ткани и органы человека, то жизнь людей может продлиться на несколько столетий. Теперь вы понимаете, какие серьёзные испытания мы проводим?! Повторяю, в скором будущем мы сможем спасти и полностью исцелить вашего сына».

«О чём ты говоришь, Уильям? В недалёком будущем? Ты имеешь в виду, лет через пятьдесят, сто? Я тоже военный и знаю, что необходимо ждать, как минимум, пятьдесят лет после таких испытаний. Это живой человек, а не мышь, и я не отдам своего единственного сына для всяких экспериментов!» – возразил отец.

«Мистер, Харт, вы опять меня неправильно поняли! Я понимаю ваше состояние, поверьте, у меня тоже оно не из лучших! Когда я увидел Джека в таком состоянии, мне тоже было плохо, но я как врач-исследователь надеюсь увидеть Джека в полном здравии! Если даже потребуется выждать десятки долгих лет. Я хочу вам предложить следующее: на одной из наших военных баз уже проводятся практические работы по замораживанию людей. Поверьте мне, мистер Харт, что это очень эффективная перспектива. Я предлагаю заморозить Джека, чтобы в будущем, когда технологии по регенерации тела человека уже будут применяться, провести разморозку и исцелить его».

«Ты что, Уильям, действительно предлагаешь заморозить моего единственного сына»?

«Да, мистер Харт! Я именно это имею в виду! Сейчас две тысячи пятнадцатый год, через каких-то двадцать – сорок лет Джек вновь встанет на ноги и будет себя чувствовать полноценным человеком! У нас нет времени на ожидания, мистер Харт, вы же знаете Джека, он никогда не смирится с ролью куклы. Вы должны согласиться и подписать бумаги, как ближайший родственник вашего сына».

Уильям говорил уверенно и настаивал на своём. Если честно, я не узнавал в нём того застенчивого парня, которого знал когда-то. Он возмужал, стал главным хирургом исследовательского института и добился многого в своей профессии. Ещё в военной академии он говорил, что я буду служить в элитных войсках разведчиком, как Джеймс Бонд, а он станет доктором и будет лечить нас от бандитских пуль. Мы шутили, но в его словах чувствовалось немного зависти к нам. Прошло много лет, теперь я сам ему завидовал. Он стал образцовым семьянином, у него сложилась прекрасная карьера, а я… Я стал воином – без семьи, без детей и дома. Я вечно лез в пекло, словно меня манил запах пороха, и этот адреналин боя, он сводил нас с ума. Быть крутыми, сильными делало парней, подобных мне, безрассудными.

Я находился между отцом и лучшим другом и думал о своей жизни. Насколько же она – жизнь моя, оказалась пустой, глупой и бесплодной. Там, за невидимой гранью, у меня были какие-то ценности в жизни, а сейчас, когда я умер, все планы, привычки, да и в целом вся моя жизнь оказались бессмысленны, и я будто остался в пустоте. Так зачем я жил в этом мире? Неужели ради этой самой пустоты, иллюзии, которая окружала меня? Я смотрел на отца, видел его растерянность и понимал, что он не может так сразу согласиться на предложение Уильяма. Хотя в глубине души отец понимал, что Уильям хотел спасти меня и желал мне только добра, но его угнетала моя дальнейшая судьба. Отец понимал, что если он решится на заморозку сына, то больше уже не увидит его, а это действительно равносильно смерти.