Эйвели. Часть вторая

И разнёсся над миром громкий голос Кадруи, что дан был ему, и зацвело учение его добрыми цветами Света там, где прежде была тень или вовсе тьма. И так странствовал Кадруи, следуя за солнцем и верный служению своему. Без счёта церквей возвёл Кадруи на берегах безымянных и поименованных, многую милость и дружбу снискал он среди людей и арели, ибо нравом был кроток и прост, на всё же, что выпадало ему, отвечал он с улыбкой. И светел был путь его и радостен, хоть и полон сурового труда и многих лишений. Но говорит Кадруи: Vo káylahi Il`, im hi vo e.3 Пребудем же и мы со всяким Светом и не отступимся, ибо достаточно тени в названном мире!

И был день, когда вошёл Кадруи в дальний порт и сошёл там на берег. Там же увидел он девушку, что торговала рыбой, и так она восхитила сердце его, что оробел он и забыл, куда шёл. И вернулся эу на корабль свой и до ночи наблюдал оттуда за девушкой, торгующей рыбой, пока не ушла она, но подойти так и не решился, устыдившись и крови своей и простого вида. Девушка же та продала всю рыбу и ушла, едва стемнело. Видно было ей, как следил за ней Кадруи с корабля своего, и смеялась она громко покупателям своим, и кудри её цвета доброй земли рассыпались по спине её, и блестели глаза её, зелёные, как трава, напоённая летним ливнем. И не мог Кадруи отвести от неё взгляд, и что бы ни делал – не думать о ней не мог, ибо смехом задорным и громким и непокорными кудрями на гордой голове своей ранила сердце его торговка рыбой. И сошёл на Кадруи странный жар, и слёг он на корабле своём, будто недужный, и не мог ни есть, ни пить, только молиться. И так три дня провёл он в постели своей, и ослаб, и обессилел. Тогда понял Кадруи, что нет ему пути в этом краю по слабости его, и отчалил вскорости прочь от этих мест и снова за солнцем направил корабль свой. Но спустились ночи тёмные, и не было видно ни звёзд, ни луны, и направлял Кадруи корабль свой по картам, маякам и ветру. И вот на исходе третьего дня пути вновь сделался эу недужен, и жар сошёл на него, и лёг он в постель свою и уснул крепким сном. И приснилось ему глубокое синее море, море мудрое, море древнее, море властное – и серебряная рыбка в пучине его, она же осветила весь сон его, и так была светла и проворна в тёмной и могучей пучине, что вслед за ней устремилось сердце эу, и вышел он на палубу корабля своего и направлял корабль свой вослед сиянию той серебристой рыбки, когда же открыл эу глаза – то едва занялся рассвет, и поднялся он к штурвалу и направил корабль, как сделал это прежде во сне своём. И пришёл корабль его на дальние земли, где расцвело его слово, и учение его утвердилось и произросло плодами многими. И восславил Кадруи Создателя и Эркáйин [Erkáyin] (1), ибо так прозвал он для себя ту девушку, что встретил в порту. Её же образ был с ним всегда, и не было и дня, что не помнил бы эу о ней, не молился и не думал.

(1) эркáйи [erkáyi] – так называют эулиен тех, кому дан редкий дар кормчего. Высоко ценят надеющиеся áмран эркáйиэ [ámran erkáyiē] – дар эркайи, дар кормчего. Немногим бессмертным и смертным даётся он по силе и щедрости сердца их, когда может владеющий им оберегать другого, и наставлять, и направлять его на расстоянии, и защитить в опасности, и отвести её по усмотрению своему во сне или видении. Таков был дар Ильмадуйль, госпожи эулиен, Владычицы снов, о таком даре молят и эулиен, отправляясь в соследование – молитвенное сонахождение, сопровождение человека в трудах его, сне его или опасности. Кадруи же, не зная имени девушки, которую узнал в образе бесстрашной рыбки, назвал её Эркайин.

Но вот снова отбыл Кадруи и попал в великий шторм, так что трещали доски корабля его и мачты качались, подобно деревьям в молодой роще. И снова сошёл сон на эу, и явилась ему звезда сияющая, что говорила с ним. Она же утешила его и Светом своим указала путь. И направил Кадруи корабль свой за звездой и вышел в тихие воды. Оттуда же продолжил он свой путь с миром. И высадился в варварских землях и понёс слово Божие. Но нашлись среди людей те, что узнали в нём эу, и жестоко обошлись с Кадруи. Они же схватили его и пленили его, удерживая в темнице. И решали люди между собой, какую смерть приготовить для эу и под какую из казней подвести его. И был их совет долгим, и на месяцы растянулся он. Кадруи же всё это время пребывал в молитве и ожидал смерти. Но вот снова сделался он недужен, и жар сошёл на него необычайный, и силы оставили его, и уснул эу сном крепким. Тогда же привиделся ему солнечный день, исполненный светом, и паруса корабля его, наполненные дыханием ветра. И была белизна парусов его кипенна и совершенна, будто бы соткана из лучей утреннего солнца. И заговорили паруса с ним, а может, сам ветер в них. И поведала ему Эркайин, как выйти из темницы, и рассказала путь безопасный, где не найдут его, если пойдёт он тотчас им. И проснулся эу, и очнулся от сна своего, и сделал всё, как во сне научен был, и беспрепятственно покинул темницу свою, и ушёл прочь так, что не нашли его и хватились не скоро. И так вернулся Кадруи к морю и нашёл корабль свой, и снова направил его за солнцем.

…Средь музыки эпох, времён, мгновений,

Торжественной, небесным ангелам сродни,

Я слышу голос твой меж горних песнопений…

Так минуло много лет, что плавал Кадруи, оберегаемый Эркайин, которую видел во снах своих и о которой думал каждый день своей жизни. И вот был день, и снова сделался эу немощным и слабым – не держали ноги его, и не мог он ни есть, ни пить, только молиться, и жар сошёл на него. Тогда направил он корабль свой и доверил его волне и ветру. И на третий день вышел корабль его в порт и встал там. И поднялся эу от постели своей и вышел на палубу посмотреть, где оказался, и нашёл перед собой тот же порт, что и много лет назад, где впервые увидел девушку, торговавшую рыбой. Было тогда раннее утро, и никого ещё не было в порту, лишь редкие рыбаки на лодках своих. Спустился Кадруи с корабля своего, тогда же увидел он, что следят за ним, и обратился вспять, но удержали его и спросили, от кого бежит он? И поднял глаза эу и увидел Эркайин. И спросила его девушка, разве зря она столько лет направляла его обратно в свой порт, чтобы снова бежал от неё эу? И удивился Кадруи и хотел ответить ей, но недужен был, ибо ноги не держали его, и слабость великая была во всём теле, и жар мешал говорить, и сердце заходилось в груди. Но взяла девушка руки эу в свои и в глаза его заглянула без страха. В них же увидел эу Свет и нашёл своё исцеление, ибо улыбалась ему Эркайин, и была улыбка её другой, не той, что одаривала она покупателей и торговцев. Тогда же спросил её Кадруи, как её имя. И ответила девушка – И́та [Ítha]. Тогда рассказала Ита эу, как увидела его на корабле много лет назад и узнала в нём эу, и полюбился он ей по Свету глаз его и улыбке, и мучилась она и терзалась, что не подошёл он к ней, и думала, что женат он или она ему не ровня. Но следил Кадруи за ней весь день до ночи, и решила Ита, что он один и нужна ему помощь, ибо на всяком пути никому не должно быть одному, и потому молилась она о Кадруи и пути его, и направляла его как могла, хоть и не знала о даре, положенном ей. Она же отказывала всем рыбакам и торговцам, искавшим расположения её, ибо в сердце её с того дня был лишь один эу. Тогда же просияла в Кадруи великая радость, и в руках Иты оставил недуг его, но поднялся дух эу до престола Создателя и там восхвалил Его в песне.

Вместе с Итой вернулся Кадруи в Дом свой и об амевиль умолял Финиара. Тогда же великий праздник устроили Алиант и Оннелие в честь возвращения Кадруи, и ради амевиль его вернулись Алнаир и Сагвен из странствий своих. И славили все Иту и соликовали Кадруи, и был праздник амевиль их долгим и светлым.

Финиар же особо отметил Иту, и долгие годы жизни её, что провела она в Светлом Доме подле мужа своего, часто звал её сомолиться с ним по большим праздникам и в простые дни, ибо ценил и любил молитву Иты превыше всех молитв эулиен и даже старшего сына своего, Элкарита.

Так утвердились Кадруи и Ита в пределе Ирдильле и крепким Светом его стали в Любви своей. Их история Любви да послужит другим наукой и примером, и да возьмёт от неё каждый, что должно, помимо Надежды!

Звенье сто двадцать второе. Коньелиэ и Тщильмрин. Деяния Коньелиэ

Так был праздник амевиль Кадруи и всесветлейшей Иты, дочери рода Адама, долог и исполнен радости. Был весь Светлый Дом усыпан пыльцой золотой, и блестели одежды эулиен, ходивших в нём, ибо все пришли на праздник Кадруи и Иты. Тогда же, в великое торжество, были при сыне своём и отважный Алнаир с Сагвен, их же Свету и Любви поклонялись эулиен, ибо от них был Кадруи. Радовались и ликовали Алнаир и Сагвен с детьми своими и изрядно помяты были в объятиях за весь срок амевиль. Когда же смолкла музыка и выстроились эулиен на всех ярусах вдоль лестниц и проходов благословить мужа и жену, поднимающихся в покои свои, были там и Алнаир и Сагвен, они же благословили сына своего и всеблагую Иту. И видели родители торжество Любви на лицах детей своих и смех и счастье, что звенели всюду. Тогда же настал час торжества и их Любви, и поднялись Алнаир и Сагвен в покои свои и легли как муж с женою, и так был ребёнок у Сагвен. Так двойной радостью обернулось торжество Кадруи и Иты, ибо вскоре узнала Сагвен, что ожидает дитя, и потому остались они с Алнаиром в пределе своём и утвердились в нём, подле детей своих, в ожидании светлейшего из чудес. В срок же положенный родила арели сына, прекрасного, как рассвет, и дал Всеспрашиваемый ему доброе имя Кóньелиэ [Kónyeliē], что означает Венец Любви. Так был рождён Коньелиэ от Алнаира, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от возлюбленной жены Алнаира – прекрасной арели Сагвен, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в пределе Ирдильле, во времена, что называют Сумеречными.

Прекрасен собой и чист сердцем был Коньелиэ, с великой радостью пребывали рядом с ним Кадруи и Ита, и многие сородичи его, и львята Луаны, одним из которых стал маленький эу. Так любил Алнаир посадить маленького Коньелиэ себе на колени и читать вместе с ним, а затем долго беседовать, ибо любил маленький эу добрые сказки, но больше их – истории о Любви, и с отцом своим мог говорить часами. И Кадруи не знал большей радости, чем в минуты отдыха своего играть с Коньелиэ, ибо смех его был дорог старшему брату. И часто не могли уследить за ними Ита и Сагвен, ибо более всего любил Коньелиэ убегать от старшего брата и прятаться, заставляя Кадруи догонять и искать его по всему пределу Ирдильле, где фонтаны, библиотека и несчетное множество укрытий для маленького эу.

Едва маленький Коньелиэ освоил речь и письмо, рассказал он родителям своим, что есть в Светлом Доме одна эу, чьего имени он пока не знает, но именно она однажды станет его любимой. И описывал Коньелиэ ту эу весьма подробно, и рисовал как мог, и посвящал ей стихи и песни, а также искал её и просил Кадруи и Иту искать её, но никак не могли эулиен найти ту самую эу, которую должен был полюбить Коньелиэ.

Так вырос сын Алнаира и Сагвен и возмужал. Стал он ещё прекраснее, чем был прежде, и доброе знание коснулось сердца его. Тогда же пришёл он к Финиару и спросил его, не знает ли Всеспрашиваемый ту эу, что должен он полюбить? И рассказал о ней и описал подробно. И ответил Финиар Коньелиэ, чтобы возвращался он тем же путём, что шёл, но чтобы задержался на двадцатом ярусе своего предела и шёл бы на многие голоса и смех. Так и поступил Коньелиэ, и пришёл туда, и встал у самой лестницы, тогда же услышал он великий шум голосов и смех и пошёл туда. И увидел Коньелиэ эу, окружённую восемью маленькими братьями и сёстрами своими, что поймали её в свой круг и не желали отпускать. И напрасно два старших брата их пытались вызволить сестру свою… Тогда же, едва увидев эу, окружённую детьми, понял Коньелиэ, что это девушка его судьбы, и тотчас же бросился к ней и «любимой» назвал её. И спрашивали младшие братья и сёстры старших братьев своих, кто этот странный эу? И ответили им – сын Алнаира и Сагвен, брат Кадруи – Коньелиэ. И спросил Коньелиэ девушку, как её имя? И смеялась она светло и задорно, и ответила эу – Тщильмри́н [Tshil`mhrín]. Так нашли Коньелиэ и Тщильмрин друг друга и сразу узнали друг в друге судьбу свою, будто бы всегда знали друг друга и всё о возлюбленном своём. И дивились старшие братья и сёстры Тщильмрин и семья Коньелиэ, они же с прекрасной эу смиренно и с радостью приняли Любовь свою и с того дня были неразлучны.

И был день, и пришёл Коньелиэ к Финиару и просил отпустить его с Тщильмрин на служение к людям, но запретил Всеспрашиваемый Тщильмрин и велел ей остаться. А потому пришлось Коньелиэ идти одному, ибо так рассудил Финиар. И, вернувшись от Финиара, была Тщильмрин убита горем, тогда же младшие братья и сёстры окружили её, заключив в свои объятья, и горевали с ней. Так велика была их печаль, разделённая со старшей сестрой, о невозможности послужить человеку и отправиться с Коньелиэ. И спрашивали тогда все юного эу, отчего не попросил он Финиара об амевиль, ибо всем известна их Любовь с Тщильмрин, и никто, глядя на них, не усомнится в ней. Но отвечал Коньелиэ, что хоть и велика их Любовь с Тщильмрин – не считает он пока себя готовым для возлюбленной и достойным стать её мужем, а потому надлежит ему прежде потрудиться, как трудятся пчёлы ради сладкого мёда, и лишь в труде своём и служении человеку, поднявшись над самим собой нынешним – стать достойным светлейшего взора Тщильмрин и согласия её стать его женою. И так отпустили Коньелиэ, и оставил он Светлый Дом в поисках служения своего и труда.

Hi númeron ni úrul`tal`, ret kéol atánietal` tiy, tiy-éān ítim el`háen íl`mui. Akéve iyánatal` íne, allíē im niámuiē tur émwomenē im émwomenē inúahemenē im íl`koiemenē evkóne móe evtérē óyli nórenē im az áreli?! Hi vol` et anírtih il`víhi, ke nih ai ni ísurmtal` ev et, ke et im eméye-é. Áyrem a, hi nör, hi ínir – tiy, oh Il` híol, – ánmū anísurmh áytemē! Anwerámlah áytemē, kél`yehi terh az enírmtil` amrántnetil` tíik! En tíig áldarimvati kéarnil`mini térlenirt ímdet wómenē émwomenē íenol! En tíil íl`mad – aníszh arkát mói úraheni éahē! Hi númeron ni vol` tíik ánmūi íl`hii, kevh númeron ni vol` im ni imh kevháii tíik. O hi línal` wer Íl`mini, ek fert im fa et ílenē, ke evhé ímoren el`háen el`Líe whúldartenil` ánmuii kónyei ü ül`ildarh tivh, oh Fiel`lí! Oh kémi híol, oh f`híhtne Il` el`háen Íl`minē! Tiy, kíol hi ífhal` urh` amráninneal` el`haen evhímei, Líenii íl`mui, máyei áhol él`miē!4 (1)

(1) L. I. I. V. E. 298:27

Ушёл Коньелиэ, но не было покоя в сердце Тщильмрин, ибо видела и знала она возлюбленного своего безумца и беспокоилась за него. А потому пришла эу к старшему брату своему Áрдану [Árdan], что не имел жены и детей, и просила его отправиться вослед Свету своему, чтобы уберечь его и быть с ним в трудах его. И отправился Ардан по мольбам сестры своей вослед Коньелиэ и вскоре нагнал его. Быстро сделались Ардан и Коньелиэ друзьями и вместе разделили путь свой. Охраняли друзья друг друга во время сна, и пока один спал – другой бодрствовал, и пока один соследовал – другой оберегал его.

Так пришли Коньелиэ и Ардан в место, где страдали смертные от огромного дикого медведя, что драл скот и убивал людей. Приходил он каждый день со стороны бывшего леса, и не было от него спасения. Не брали его стрелы, и не боялся он никого. Народ же страдал и пребывал в страхе. Узнав об этом, вызвался Коньелиэ помочь людям и отправился в рощу найти медведя. И вскоре нашёл его, ибо вышел к нему господин леса сам и был голоден и зол. Поклонился ему эу цветочным поклоном и преклонил колено перед медведем. Тогда же представился сам, как подобает, и спросил зверя, отчего губит он людей и скот. И ответил ему владыка лесов, что звать его Бóрем [Bórem], и не осталось больше ни семьи его, ни леса, где жил он прежде, ибо всё погублено людьми. Вырубили они лес его, и ушла оттуда вся живность, что водилась там. Залили люди поля, а другие распахали, и ушли оттуда медоносные пчёлы. Осталась лишь роща, и та стала темницей его. И вот изо дня в день злой голод и месть гонят Борема к людям, и так вершит он свои злодеяния. Огорчился эу и сокрушался о судьбе медведя. Тогда же, видя голод его, взял он клинок свой и приготовился отсечь себе левую руку от плеча, чтобы накормить зверя. И, увидев это, умилостивился господин леса и остановил эу, и сам поклонился ему. Тогда сказал Борем, что видит благородство и сожаление эу и готов верить ему и следовать за ним, ибо желает сопровождать эу по многим опасностям, что грозят ему и его другу. Но сказал Коньелиэ, что должно Борему сопровождать их с Арданом лишь до того места, где сможет найти себе зверь достойный дом новый, где еды и зелени вдоволь, подальше от смертных и неразумения их. И решили так. И было так. И вернулся Коньелиэ к людям и успокоил их. Тогда же вместе с Арданом много деревьев высадили эулиен на месте прежнего леса, и прижились они. И вот, когда дело их было закончено, отправились эулиен дальше, и Борем сопровождал их. Так проводили они время в беседах, и эулиен, разделяясь, искали по очереди еду для спутника своего, так что не бывал Борем голоден и скорбен, ибо в обществе эулиен забыл он о жестокой скорби своей и исполнился Надеждой.

Долго сопровождал Борем Коньелиэ и Ардана, но вот пришли они в места лесистые и дикие, что были за горами, и поселился Борем там и воцарился там по силе своей и мудрости, эулиен же продолжили путь свой и дальше, расставшись со зверем друзьями.

И обошли эулиен горы, и нашли в низине горе людское, ибо одолевала людей страшная болезнь, и никто не знал от неё спасения. Не был Коньелиэ лекарем, и Ардан бондарем был, но рассудил Ардан по знанию своему, что есть исцеление людям в настое из высокогорных цветов целлáта [celláth], растения редкого и прихотливого. И сказал Коньелиэ, что достанет его. Отговаривал Ардан друга от безрассудной затеи его, ибо помнил наставление возлюбленной сестры своей оберегать Коньелиэ, но был юный эу совсем непреклонен и всё же отправился за целлатом. Так остался Ардан ожидать его среди людей, помогая им по силам своим, Коньелиэ же направился в горы, что были так высоки, что пронзали облака и были покрыты снегом. Случилось это на заре зимы, и пелена зимы лежала всюду. И если в селениях людей властвовала болезнь и вьюга, то там, на вершинах и склонах гор – бури и ветер. И поднялся эу над людскими домами, и пропали они из виду в белой мгле. И всюду был только рёв ветра и белые хлопья. Холод и лёд царили на вершине и склонах гор, и всё живое, что некогда было там – было укрыто снегом. Долго блуждал в белом плену юный эу, но целлат растёт на вершине, и пришлось ему подниматься всё выше и выше, где не только ветра, но и трудно дышать. И чем выше поднимался эу, тем суровее был холод, что терзал его, Коньелиэ же тёплых одежд из мехов не имел, лишь шаль из овечьей шерсти, которой обвязал себя. И замёрз эу, и сделалось ему плохо, ибо не слушались его руки и ноги от холода и с болью давался ему каждый вдох. Но не остановился Коньелиэ и продолжил свой путь. Напрасно дерзкие ветра пугали его рёвом своим и коварные вьюги вырывали снег из-под ног его, обнажая ледяные склоны. И падал эу, и срывался, но поднимался вновь и вновь, ибо обещал целлат людям. И был день на исходе месяца, когда спустился он с гор с целлатом в руках своих, что собрал он в шаль, и упал без чувств на руки к другу. Тогда же смог Ардан изготовить настои для смертных, и отступила болезнь их, и исцелились многие. Коньелиэ же долгое время пребывал в беспамятстве, и положил Ардан его к огню, и растирал его, и поил горячим молоком. Он же молился яростно, дабы миновала простуда друга его, ибо от неё одной – нет эулиен спасения. И напугал Коньелиэ друга своего много недугом своим, ибо и кашель был у него, и лютый чих, и бледность кожи, и нос, полный вод. Но отвратила смерть лик свой от отважного эу, и вскоре прошли его чих и кашель, и румянец вернулся на лицо Коньелиэ вместе с улыбкой его. Тогда же продолжили эулиен путь свой.

Долго было странствие их, исполненное служения людям. И вот раз уснул Коньелиэ и увидел во сне селение и дом, а в доме том прекрасную эу. И поняло сердце его, что это значит. И, проснувшись, пошёл Коньелиэ туда и нашёл прекрасную эу, её же привёл он к Ардану и познакомил их. И тотчас поняли эулиен, что всю вечность, прожитую прежде, лишь ожидали дня этой встречи их. Так соединил Коньелиэ Ардана и эу Ифи́ль [Ifíl`], они же не пожелали ждать, и исполнил Коньелиэ молитву над влюблёнными и по желанию соединил их в амевиль. Тогда же вместе продолжили они путь.

Много молитв и бессонных ночей было у Тщильмрин, ожидающей возлюбленного своего. Но не было от него вестей, и не писал ей Ардан. Неспокойно было на сердце у эу и никто не мог утешить её. Тогда пришла Тщильмрин к старшей сестре своей Эзгэ́йллин [Ezgéyllin] и умоляла её отправиться вослед брату и возлюбленному своему и найти их, и вернуть их в Светлый Дом. Так отправилась Эзгэйллин за братом своим и Коньелиэ и искала их по миру, и вскоре напала на след их по рассказам о делах их, и так нагнала Ардана и Коньелиэ вскоре и присоединилась к ним и Ифиль, и так стало их в пути четверо. Тогда же написала Эзгейллин Тщильмрин, что было и что есть, и во всём Светлом Доме читали письмо её с великой радостью и воодушевлением.

И был день, и увидели эулиен большой муравейник у дороги и как муравьи несут короля своего. Остановился тогда Коньелиэ и спросил их, что случилось. Муравьи же ответили ему, что пострадал их король Хэтэ́ш [Hētésh] в славной битве и пал в ней, лишившись нескольких лап и получив много ран. Велика была скорбь муравьиного народа, и собрались они все проводить короля своего, и положили его на зелёный лист лавра, и подняли на самую вершину муравейника и поставили там, тогда же стали они нести своему вождю посмертные дары, кто что мог и кому что было по силам. Великий плач стоял в муравьином народе, ибо потеряли они славного вождя своего и защитника. Сжалился Коньелиэ над горем их, и взял Хэтэша и молился над ним, а затем вдохнул в него дыхание жизни, отняв часть Света от Света своего – и так ожил Хэтэш. Тогда взял эу несколько песчинок песка и переплавил их в стекло, из него же выдул он лапки вождю муравьёв и закрепил на нём подобно броне, так что стал Хэтэш не только при лапках своих, но и в стеклянной броне, за что и прозвали его Стеклянным. Так вернул Коньелиэ короля народу его и спас народ его от разорения и упадка. И видели это эулиен, и снова написала Эзгэйллин сестре своей и рассказала о том, что было.

Но был вскоре день, и увидел Коньелиэ отважного эу Ильви́э [Il`víē], что жил и трудился среди людей. И заглянул Коньелиэ в глаза эу и понял, кому предназначен он. Тогда же привёл он Эзгэйллин к Ильвиэ и познакомил их, и едва увидели эулиен друг друга – сошла Люблвь на них, ибо предназначены были они друг для друга. И не пожелали они ждать, и исполнил Коньелиэ молитву над ними и совершил амевиль. Так открылся эулиен дар юного сына Алианта и Сагвен – соединять сердца и тем исполнять задумку Божию о любящих. И написала о том Эзгэйллин в Светлый Дом и поделилась радостью своей, и вот уже впятером продолжили эулиен путь свой, ибо Коньелиэ не счёл свой путь завершённым и не желал возвращаться.

Как-то раз встретился на пути эулиен один арели безымянный, но воплощённый, и была скорбь его до самых небес, ибо был воплощён он силой Бессветлого, но лишён им своего имени и позабыл его. Любил Владыка Смерти жестоко и подло развлекаться так, и так пострадал несчастный арели за то, что осмелился однажды не согласиться с господином своим и восстать против. Теперь же был он потерян для себя самого и жизнь смертного влачил в подзаконном мире, не зная, кто он, и не зная пути своего и прежней свободы. Увидев же эулиен, обратился он к ним с мольбою, ибо знал, что златокровный народ противостоит его господину, а потому надеялся, что смилостивятся эулиен и снизойдут до горя его. И сказали эулиен арели: – Невозможно тебе помочь, ибо имя твоё знает лишь сам Владыка Смерти. И сказал Коньелиэ арели: – Я добуду от Анкхали имя твоё! И не послушал эу отговоров и предостережений друзей своих, но доверился знанию своему, ибо был эулари, и кровь арели, матери его, текла в нём. А потому отправился эу в предел Бессветлого и пришёл к нему, и встал перед ним и вызвал его на поединок в фидхелл5. Был тисомилостивый арели удивлён тем немало и повелел стражам своим не трогать эу, поскольку известно было всем, что не играет Бессветлый честно и никто не может обыграть его, проигравшие же ему – не остаются живы, ибо таковы условия игры с Владыкой. И спросил Бессветлый, чего желает эу взамен, если победит. И сказал Коньелиэ: – Имя того арели, которого вы лишили его. И улыбнулся Владыка бесчестной улыбкой своей и велел принести доску для игры в фидхелл. И две ночи и два дня играли Вдалыка Смерти и Коньелиэ, и многажды были оба близки к победе. Но как бы ни хитрил Бессветлый, как бы ни старался он, отвоевал эу честное право своё и наконец спросил имя арели у Владыки. И вынужден был господин арели ответить: – Селлурли́н [Sellurlín]. Тогда же сошёл лютый гнев на Анкхали, и повелел он своим этрени схватить эу, но поднялся Коньелиэ и окружил себя Светом своим, так что ослепли все этрени и арели, что были рядом, он же скрылся от глаз их в Свете своём и оставил вскорости предел Владыки. И так, вернувшись к несчастному арели, назвал имя его – Селлурлин, и смог арели вспомнить имя своё, и развоплотиться, и вновь стать свободным от плоти, смерти и всякого права. И спросили эулиен Коньелиэ, как удалось ему раздобыть имя арели, и рассказал им эу. И дивились эулиен, и преклонились пред Коньелиэ и тем ввергли эу в великое смущение. Тогда же взяли они его и вместе с ним вернулись в Светлый Дом. И выбежала Тщильмрин навстречу им, и в объятия возлюбленного своего Коньелиэ вошла тут же и более не желала покидать их. Тогда же спросил её эу: – Разве достоин я, несчастный, такой Любви твоей? И ответила ему Тщильмрин: – Ты всегда был достоин её. И так привела Тщильмрин Коньелиэ к Финиару, и по желанию их и просьбам исполнил Всеспрашиваемый молитву над ними и амевиль. И так стали Коньелиэ и Тщильмрин мужем и женой, и устроил Ардан праздник в честь амевиль сестры своей, он же играл на инструментах на празднике её, он же сшил платье ей, он же украшения изготовил для неё, и не было в те дни эу краше Тщильмрин и счастливее. Ей же, вернейшей и мудрой, и кланяемся мы ныне за мужа её.