Путь Святозара. Том первый

– Стоян, Сем, подите сюда! – Подозвал другов сына правитель, и когда те подошли строгим взором охватил их крепкие фигуры и недовольно сказал, – я же попросил вас, беречь моего сына. Стоян под твою ответственность отдал, а что же я вижу? Не успел я приехать, у моего сына уже выбит нос. Так ребятки дело не пойдет… не пойдет… Стойте тут и не отходите от него, пока я буду биться.

И развернувшись, в сопровождении Храбра, Дубыни и своей дружины пошел к месту боя. Пока ставились стенки, друг против друга и определялись действия боя, Святозар осмотрел противников отца и их старшего. То был высокий, дородный мужчина с темными волосами и темной густой бородой. Сразу была видна в нем недюжая сила и какая-то легкость, у наследника на сердце стало так беспокойно за отца, что он обратился к стоящему рядом Стояну:

– А вообще, кто в таком бою, раньше побеждал дружина правителя или воины Братиши.

– Да, знаешь, Святозар, когда как. В том году победили воины Братиши они взяли вполон правителя, отца и Храбра, и как дружина не пыталась отбить их, ничего не получилось, – пояснил Стоян. А немного погодя добавил, – но сейчас я думаю победит дружина правителя. Потому что твой брат Эрих никогда не приходил сюда наблюдать эти бои, а сегодня здесь стоишь ты сын и наследник нашего правителя и я просто уверен…Уверен, твой отец захочет победы.

Стоян оказался прав, толи потому как дружинники выбрали правильные действия, толи потому как желали порадовать правителя. И какое-то время спустя, до этого почти плечо в плечо стоявшие други отца и отбивающиеся от нападавших, вдруг расступились, и, вырвав значительную часть противников, сызнова сомкнули свои ряды, будто взяв вполон Братишу и его самых сильных воинов, а позади стенки правителя их уже ждали мастера кулачного боя. Как только вывели из боя Братишу и его ближайших другов, сейчас же дружина отца перешла в наступление, и заставила стенку противника отступить, освобождая место битвы. Лишь первые воины перешли линию отделяющую поле боя, как кругом радостно закричали люди, признавая победу дружины правителя.

Стоян, как и другие, громко зашумел, приветствуя победителей, и порывчато повернув голову и глянув на наследника, молвил:

– Ну, чего я говорил, наши победили.

Когда и последних воинов вытолкнули и выбили с поля боя. Правитель, прижимающий руку к правому боку, и Братиша, потирающий грудь, пожали друг другу руки и под восторженные крики людей обнялись.

Подошедший чуть позже отец, все еще державшийся за правый бок рукой, посмотрел на своих сыновей, и радостно им улыбнулся. Следом, за ним пришел Храбр у него был оторван рукав кафтана, а из разбитого уха обильно текла кровь. Заботливым взглядом наставник оглядел правителя и расстроено спросил:

– Ну, чего у тебя с ребрами? Говорил же, не лезь нарожон… не лезь… Так нет же, ты никогда не послушаешь… – А после развернулся, показал оторванный ему рукав кафтана, и уже более довольно добавил, – нет, ну, ты глянь правитель, опять Воило мне кафтан порвал.

– Это у вас уже традицией становится.., – отметил подошедший Дубыня, у которого кафтан был не лучше. – Он, Воило то, никак забыть не может, как ты ему в детстве нос разбил, да еще и при наследнике Яриле, вот и рвет тебе кафтан ежегодно, – и засмеялся, подав Храбру снежок обернутый в тряпицу. – К уху приложили, а то пока правитель тебя излечит, весь кровью истечешь.

– Вот точно это ты подметил Дубыня, никак мне Воило, нос свой не простит, – засмеялся в ответ Храбр, и приложил к уху тряпицу со снегом.

– Что ж, сынки, – приобняв левой рукой Тура сказал правитель, прекращая смеяться. – Поедемте во дворец, да отпразднуем победу, которую я, Святозар, посвящаю тебе – моему, дорогому, наследнику!

А в седьмой день, в последний, праздничный день масляницы, на площади сожгли роскошно одетое чучело зимы. Правитель всегда сам поджигающий костер в этот раз подошел к Святозару, и, передавая ему факел, изрек:

– Сын мой, наследник престола восурского, сожги чучело масляницы и изгони зиму и старый год из наших городов и деревень!

Святозар взял факел и поджег костер, и сгорело чучело масляницы…

И ушла зима, растаял снег, потекли ручьи, на реках пошел ледоход. Кругом зазеленели поля, зацвели цветы, распустились на деревьях почки. Птицы вернулись в родные края, чтобы вить гнезда и выводить потомство. Проснулись от долгой спячки насекомые: жуки, стрекозы, шмели, и бабочки. И тогда пролилась по лугам и полям восурским песня простого народа славящего теплую, живительную весну Живу!

Глава тридцать первая

Наверно только теперь Святозар ощутил себя счастливым. Утром он приходил в тронный зал, выслушивал доклады вельмож и воевод. А позже, вместе со своей верной дружиной, выезжал в луга. Правитель, слегка ослабив свою чрезмерную заботу над наследником, разрешил ему конные прогулки под охраной его другов, однако всякий раз провожая дружину, напутствовал Стояна, чтобы тот берег его сына. Молодежь спокойно и благочинно покидала дворцовую площадь, сам город и деревни, а лишь выехав за жилые пределы, давала волю своим лошадям, и, пуская коней в галоп, улюлюкая и крича, неслась наперегонки по дороге. Впереди всех скакал Святозар, с приходом весны, совсем забывший о своей болезни. Где-нибудь в лугах наследник останавливал свою шумную ватагу и спешивался. Други спрыгивая с коней, и, довольные предоставленной свободой и юностью, упражнялись и состязались. И в такие моменты, глядя в высокое, голубое небо хотелось Святозару обернуться орлом и попробовать свои крылья.

Однажды, приехав на луг поутру, наследник призвал свою дружину к вниманию, объяснив, что хочет им кое-что поведать. Закрыл глаза и принялся читать заговор. И как только с его уст слетело магическое слово орел, он перекувыркнулся через голову и превратился в птицу. Орел-Святозар сидел на земле, расправив крылья и легохонько ими пошевелил. По первому он сделав два, три шага, как бы беря разбег, да стремительно взметнув ими и взлетел. Сначала орел поднялся не высоко, сделал круг над своей дружиной, коя широко открыв рты, следила за полетом наследника, да опосля того взмахнув крыльями мощней, воспорил выше и полетел над лугом и дорогой, по которой только, что они приехали. Лететь было легко и свободно. Святозару даже показалось, что летать он научился раньше, чем ходить. Высоко в небо поднялся орел и глянул на далекую, дорогую сердцу землю. На еле видимые полоски полей и лугов, на темнеющие невдалеке покрытые густой листвой леса, на престольный град, что как древний витязь раскинулся на возвышении. На хрустальные, наполненные чистотой реки, что величаво несли вдаль свои воды. Орел взмахнул крыльями еще раз и опустился ниже, теперь он парил над дворцом. Очи Святозара разглядели чистую рощу, сад и даже Ратный двор, на каковом Храбр обучал Тура. Орел еще снизился, и, свершив махонистый круг, пролетел, почти коснувшись головы брата. Тур испугался, резко нагнулся, а морг погодя и вовсе присел. А Святозар уже вновь поднялся высоко и направился в луга к своим другам. Подлетев к выкосу, поросшему густоватой травой, ближе, и, увидев свою дружину впереди, наследник принялся опускаться на землю, читая заговор. И как только ноги наследника коснулись трав, он перекувыркнулся, и, упав на грудь, обрел свой истинный образ. Тяжело переводя дух, Святозар приподнялся на руках и узрел подбегающую к нему встревоженную дружина. Стоян бежал первым, он упал на одно колено перед наследником, верно решив, что тому плохо, но когда увидел, как тот радостно улыбается, поднялся, и, вздохнув, сказал:

– Ох, Святозар, мы испугались, что тебе нехорошо.

Подскочившие дружинники окружили наследника, и Звенислав, как-то непонятно хмыкнув, заметил:

– Ты, Святозар, великий кудесник. Только кудесники могут оборачиваться птицей или зверем. Но стоит ли улетать так высоко от своих другов. Случись, что с тобой, и мы не сможем прийти тебе на помощь. Так, что ты так далече больше не улетай. Не пугай нас.

Святозар, довольный собой сел на землю, оглядел ребят и запыхавшимся голосом ответил:

– Я други вас напугать, не хотел. Просто давно мне желалось испытать полет и свои крылья.

А Стоян, вдруг бросил сердитый на него взгляд и молвил:

– Может, тебе, наследник и желалось крылья свои попробовать, я конечно не знаю. Но если бы, что с тобой случилось в полете или ты бы не смог вернуться. Как бы я, да и все други… Как бы мы взглянули в лицо нашего правителя, который нам тебя доверил. Эх, ты… – закончил Стоян и отошел от Святозара.

– Ну, – разочарованный тем, что други на него серчают, огрызнулся наследник. – Ты, ровно дед старый Стоян, забурчал, заворчал…ровно Храбр ты.

Стоян стремительно обернулся, услышав слова наследника, его лицо лихорадочно дрогнуло, а руки сжались в мощные кулаки и он совсем тихо произнес:

– А тебе верно, только с Храбром, где и бывать, ты его одного то и боишься.

Святозар хотел было, в ответ, что-то обидное сказать, но не стал, улегся спиной в траву и закрыл глаза. Парни еще какое-то время постояли рядом с наследником, да после начали расходиться. И вскоре услышал Святозар как загремели мечи и заскрипели натягиваемые ими тугие луки.

К наследнику подошел Лель, присел подле и, перебирая струны на гуслях, воззрился пронзительным взглядом своих серых глаз на брата. А Святозар даже через сомкнутые веки почувствовал тот пристальный взор и открыл очи.

– Что и ты будешь меня ругать? – усмехнувшись, вопросил наследник, и, поднявшись с земли, подпер голову ладонью, упершись в нее локтем.

– Странный ты какой-то брат, стал, – усмехаясь, заметил Лель, и положил ладонь сверху на струны, отчего гусли резво смолкли.

– Чем же я странный? – не понимая брата, переспросил его Святозар.

– Как чем странный? Ты считаешь – это не странно, сказать глядите, обернуться орлом и в небо улететь. Да, улетел в такую высь, что мы тебя из виду потеряли. Други перепугались, хотели было за тобой броситься, Стоян уже побежал к коню, а я ему кричу: « Погоди, погоди, он вернется, ведь не понятно куда улетел». Други все глаза проглядели, а Стоян как схватился за уздечку, так и стоял, вцепившись в нее, точно она одна и знала, где ты есть. Хорошо тебя Горазд еле заметной точкой в небе увидел, а то бы верно Стоян куда-нибудь поскакал. Во-первых, – немного помолчав, пояснил Лель. – Ты должен был нам сказать, что обернешься птицей. Во-вторых, мы ведь все знаем, что ты еще недавно на смертном одре находился. Смерти в глаза глядел. Знаем, что рана твоя не излечилась, и что ты каждое утро, и каждый вечер ее заговариваешь. А любое твое движение сказывается болью в сердце. И после этого, такое вытворять.

Святозар покраснел пристыженный братом, да тихо спросил:

– Я ведь вам не говорил про рану и боль, откуда ты про это ведаешь?

Лель вздохнул, опять провел по струнам гуслей пальцами и ответил:

– Правитель, отец твой, рассказал. В тот же вечер как ты набрал нас в дружину и ушел к себе в покои. Правитель собрал нас в гриднице и все рассказал, и велел нам беречь тебя. А, ты так не разумно поступаешь, нас всех под удар подставляешь, об отце своем совсем не думаешь, словно не юноша ты, а маленький мальчишка, к жизни своей столь легкомысленно относишься.

Святозар отвел глаза от миловидного лица брата, и покрылся теперь уже буро-красными пятнами, да, нежданно остро почувствовав всю неразумность своего поступка, еще тише добавил, пытаясь оправдаться:

– Мне ведь тоже надо упражняться.

– Да, ты упражняйся кто ж против. Да только рядом, возле нас летай, чтобы мы тебя видели, – пожимая плечами, молвил Лель.

– Хорошо, – согласно кивнув, сказал Святозар, и, закрыв глаза, лег на спину не в силах больше смотреть в честные и мудрые глаза брата.

« Верно, – подумал наследник. – До чего же я легкомыслен. Разве можно быть таким не осторожным. Ставить под удар другов и спокойствие отца… отца который мною так дорожит, который за меня так тревожиться».

Настроение у Святозара сразу ухудшилось, да верно от тяжелого полета заболела левая рука, и застонало сердце, наследник пощупал рубец, и, ощутив его на прежнем месте, все же благоразумно решил вернуться во дворец. Поднявшись, он позвал дружину домой, молча сел на коня и с опущенной головой поехал обратно, всю дорогу ему было стыдно за свое поведение и хотелось, сказать другам и особенно Стояну, что-то доброе, но муторно вздохнув, наследник промолчал.

Не успели Святозар с дружинной подъехать ко дворцу и спешиться, как к нему подбежал Борщ. Слуга торопливо принял поводья у наследника и сказал, что в гриднице его ожидает правитель, дошептав:

– Хмурый, такой, сердитый.

Наследник отпустил свою дружину и направился в гридницу. Открыв дверь, он вошел вовнутрь зала и увидел, что за одним из широких столов, кои поместились вдоль стен, сидели отец, Храбр и Дубыня и что-то обсуждали. Святозар подошел ближе, а отец поднял голову, устремил, как правильно выразился Борщ хмурый взгляд на него, да указав на место рядом, велел сесть. Наследник послушно опустился и, почувствовал как внутри, скорее забилось сердце, вроде пытаясь через кафтан выскочить. Святозар, поднял руку, положил ее на грудь, и тяжело выдохнул.

Правитель взволнованно зыркнул на сына, но ничего не сказав, продолжил прерванный разговор:

– Ну, что, ж Храбр. Так и порешим, старшим оставим Ратибора, а вы с Дубыней подготовьтесь. Богдана, Беляна и Градислава я уже предупредил их сыновья в дружине Святозара… Ну, а теперь ступайте, мне надо с сыном поговорить.

Наставники неспешно поднялись, при том Храбр бросил такой недовольный взгляд на наследника, что Святозар уже было опустивший руку вниз, вновь ее, поднял, и приложил к груди, чтобы успокоить расшалившееся сердце, да не говоря ни слова также медлительно развернулись, и вышли из гридницы. И стоило лишь створкам дверей сомкнуться, как правитель повернулся и так посмотрел на Святозара, что тот решил и вообще не убирать руку от груди. Он суматошно втянул голову в плечи, понимая, что отец сейчас скажет уж, что-то весьма не приятное.

– Святозар, я тебе, если, четно сказать удивляюсь. И знаешь почему? – строгим голосом вопросил правитель. – Юноша замотал головой. – А, мне казалось, ты сразу поймешь, – правитель помолчал немного. – Если ты подумал, что это будет смешно, то я тебя расстрою, это не смешно. Это еще раз убеждает меня в мысли, что ты не разумен и юн совсем. И я правильно делаю, что лишний раз не выпускаю тебя из дворца.

– Отец, я не понимаю, о чем ты… – тихо протянул наследник.

– Так, прямо-таки, и не понимаешь… Ну, что ж, мне не тяжело, я объясню. Недавно ко мне прибежал Тур и сказал, что когда он вместе с Храбром занимался на Ратном дворе, над ним пролетел орел, да так низко, что чуть не задел его крылом. Он очень напугался. Еще больше был встревожен, Храбр, он пришел следом, предположив, что может быть, это злой колдун Нук творит худое, и пытается навредить Туру. Храбр уже взял лук, и хотел было убить птицу, но не успел натянуть тетиву, как та высоко взлетела, – правитель на миг прервался, узрев как еще ниже пригнул голову наследник. – Я разрешил тебе изучать заговоры-обороты, чтобы ты мог большему научиться. Но я никогда не думал, что ты обратишь эти великие знания в злую шутку.

Наследник молчал, так как чувствовал, что внутри просто разрывается душа и сердце, от собственной глупости, и, чтобы хоть как-то оправдаться, сказал:

– Я хотел попробовать крылья и полет.

– Прекрасное оправдание, Святозар. Но я хочу тебе сказать, что этот полет мог оказаться последним в твоей жизни, лишь пусти стрелу Храбр, – дрогнувшим голосом молвил Ярил.

Наследник тягостно содрогнулся всем телом, представив себе, как пущенная стрела наставника попадает ему в сердце, и еще плотнее прижал руку к нему, будто пытаясь закрыть его от острого наконечника. Правитель, увидев, как сильно вдавливает сын руку в грудь, встревожено спросил:

– Тебе, что плохо, сердце болит?

Святозар замотал головой, и, опустив руку вниз, чтобы не волновать правителя, пояснил:

– Нет, отец не сердце, душа.

– Что ж, это очень хорошо… Хорошо, мальчик мой, что болит душа, а не сердце. Значит, ты понимаешь, какой скверный поступок совершил, – правитель положил руки на стол и огладил пальцем восьмиугольное поле своего мощного перстня. – Вроде взрослый ты уже, вроде с виду мужчина, разумные вещи говоришь, мудро рассуждаешь, но иногда, выкинешь такое, что я, верно, гляжу на тебя и вижу в тебе дите еще глупое. Правильно говорит Храбр, я слишком тебя разбаловал, из-за твоей болезни… вот ты меру и потерял… не понимаешь как себя надо вести и, что можно делать.

Ярил поднялся с лавки и прошелся по гриднице, он медленно вернулся к столу и встав подле него, спросил:

– Ты, ничего не хочешь мне сказать, Святозар?

Наследник поставил локти на стол, спрятал в них лицо, сгорая от стыда, и чуть слышно ответил:

– Что ж, я отец, могу тебе сказать… Оправдываться я не хочу, потому что понимаю, как не разумно поступил. Дружина на меня тоже сердилась, за мой поступок. И я теперь сам вижу, что это было мальчишество. И наверно прав ты, отец, называя меня дитем, и наверно прав Храбр, говоря, что твоя забота разбаловала меня.

Правитель, снова присел рядом, помолчал немного, и уже более ровным, спокойным голосом, произнес:

– Чтобы ты, сын, смог до конца осмыслить свое безрассудное поведение, я более не позволяю тебе, до поездки на Синь-камень, совершать конные прогулки со своими другами. А после возвращения с Синь-камня в луга будете выезжать под присмотром старших моих дружинников. И я думаю тогда, при моих другах, ты как это и подобает наследнику, будешь вести себя более сдержанно и достойно…. А теперь главное, через три дня закончится второй весенний месяц цветень, и начнется месяц травень. На одиннадцатый день травня тебе исполнится шестнадцать лет, поэтому я решил выехать через шесть дней из дворца и отправиться к Синь-камню, чтобы как раз поспеть к тому дню, когда ты появился на Свет Белый. Я хочу, именно одиннадцатого травня, провести церемонию на Синь-камне, и наречь тебя наследником престола.

Святозар убрал от лица ладони и согласно кивнул в ответ правителю.

– Да, и еще, – продолжил отец и положил руку на плечо сыну. – Ты отпустил уже свою дружину?

– Да, отец, отпустил, – поспешно откликнулся наследник.

– Жаль, а то я хотел объявить им о нашем походе. Ну, что ж, завтра, они, верно, приедут, надеясь, что вы поедите в луга, и я им все расскажу, – правитель снял руку с плеча сына, и, положив на стол, о чем-то задумался. Затем он посмотрел на Святозара, и, очень мягко спросил, – мальчик мой, я хочу знать? Сможешь ли ты проехать пять дней на лошади, или взять с собой в дорогу рыдван.

Наследник немедля замотал отрицательно головой, вздрогнул всем телом, с ужасом представляя себя в рыдване, окруженном щеголяющими вокруг другами, верхом на красавцах конях и суетливо молвил:

– О, нет отец, прошу тебя не надо брать рыдван, – и протяжно выдохнул. – Только не рыдван, как я буду в нем выглядеть, кошмар… что скажут люди. Нет, нет, отец… я чувствую себя очень хорошо, и прекрасно сижу в седле.

– Дорога дальняя, сын, и знаешь, не стоит стыдиться людей…. То, что ты преодолеваешь каждый день боль и рану, не сделает тебя слабее. Я думаю, рыдван все же стоит взять, – проронил правитель, и взволнованно застучал пальцами по поверхности стола. – Да… думаю стоит его взять. Поедешь верхом, но если станет не хорошо, сможешь всегда перейти в рыдван отдохнуть, и продолжить путь.

– Нет, нет, нет, отец, я тебя очень прошу, не бери рыдван. Вот послушай, что я скажу. Когда мы едим в луга с другами, я пускаю коня галопом. И поверь не чувствую боли, я уже свыкся с ней, – почти зашептал Святозар, и тревожно посмотрел прямо в глаза отцу.

– Нельзя, сын, окончательно привыкнуть к боли, она все равно дает о себе знать. Вот даже сейчас ты сидишь и постоянно потираешь грудь, и я думаю, что верно сердце твое болит. А в дороге ты можешь устать и обессиленный не сможешь продолжить путь, а я обязательно хочу провести церемонию именно одиннадцатого травня. Да, и вообще ты такой, что если тебе даже и станет плохо, то я это скорей увижу, потому как ты упадешь с коня, чем услышу из твоих уст, – заметил правитель и свел вместе брови.

– Отец, даю тебе слово, если мне станет не хорошо, я тебе сразу об этом скажу, только не бери рыдван, – твердым голосом изрек Святозар.

Правитель некоторое время наблюдал за сыном, и, перестав стучать пальцами по столу, подняв руку, смахнул со лба упавшие на него волоски, добавив:

– Ну, ладно, время еще есть, и я подумаю, как будет лучше, погляжу, как ты себя будешь чувствовать. А теперь можешь идти и запомни, никаких превращений, никаких поездок из дворца, и если ты меня ослушаешься, то я, как и советует Храбр, запру тебя в твоей опочивальне, без права выхода даже на трапезу в белую столовую. Иди, сын.

Святозар поднялся, поклонился отцу, и пошел думая и содрогаясь от мысли, что отец все же может заставить его ехать в рыдване. И посему решил все эти шесть дней быть «тише воды и ниже травы». А когда, уже достиг двери, остановился, улыбнулся сам себе, и, повернув голову в сторону все еще сидящего за столом в глубокой задумчивости правителя, звонко молвил:

– Отец, прости меня за утреннее, я даю тебе слово, это никогда больше не повторится. И знаешь, еще, что отец… Знаешь, как прекрасна, наша земля с высоты птичьего полета, наполненная такой чистотой, таким светом, буйными реками и зелеными полями, бескрайними красавцами лесами и нежно колыхающимся ветром, запахом далеких трав и цветов. Никогда, отец, никому я не дам в обиду мою дорогую Восурию!.. Никогда и никому, клянусь тебе в этом!

Правитель посмотрел на сына, улыбнулся его словам.

– Правильно, сын, ты сказал, – откликнулся он. – Так и живи, как своей душой чувствуешь. Как жили до тебя твои деды и прадеды, твои предки от начало времен.

Глава тридцать вторая

Рано утром четвертого травня вся дружина Святозара уже собралась на дворцовой площади. Ратибор оставленный в престольном граде за старшего, провожал собравшихся в поход. Как и решил, отец, помимо дружины сына он взял в поход Храбра, Дубыню, Богдана, Беляна и Градислава. На площади также теснились груженые едой и скрабом несколько повозок, на одной из них везли походный шатер. И наследник недовольно оглядев его, догадался, что этот шатер везут именно из-за него, ведь правитель всегда в такие походы отправлялся налегке.

– Отец, – обратился к правителю Святозар. – Ты взял в дорогу столько повозок, зачем?

Ярил оглянувшись на обоз, ответил:

– Нам надо поторапливаться, поэтому я решил взять в дорогу все необходимое, чтобы в походе не думать о хлебе насущном. – Он повернулся к Ратибору. – Друг мой, Ратибор, – молвил правитель, – оставляю тебя в престольном граде за старшего. – А позже подошел к заплаканному Туру, которого с собой не брали, и, потрепав его по волосам сказал, – а, ты Тур остаешься, за старшего в семье, береги мать и сестру.

Следом к Туру подступил Святозар, он, как и брат был опечален тем, что отец не разрешил ехать тому на Синь-камень, и, обняв его, прошептал:

– Брат, поверь мне, я тоже очень расстроен, что ты не едешь. Но прошу тебя, не плачь, будь мужчиной и как сказал, отец, старшим в семье, – и, поцеловав его в пахучие медом волосы, пошел к своему коню.

Лишь Святозар сел на коня, правитель поднял руку и на площади все затихли.

– В добрый путь, други, – сказал отец и тронул поводья.

– Святозар, – услышал позади себя голос матери наследник и оглянулся.

На пороге дворца стояла мать и держала за руку Малушу.

– Счастливого тебе пути, сын, – сказала она и помахала рукой.

Наследник помахал ей в ответ и почувствовал, как гулко ухнуло сердце у него внутри груди, да, тронув поводья, поехал следом за отцом.

Ездовая полоса, по которой следовали к Синь-камню, лежала через поля, деревни и города, по ней катило много груженных повозок, всадников, а иногда и рыдванов. Колонна правителя не въезжала в города и деревни, а объезжал их по окружным дорогам. Видно было сразу, что правитель очень торопится к Синь-камню и хочет прибыть к положенному сроку, посему остановки делали лишь на ночлег, а с утра уже наново отправлялись в путь. Первые два дня Святозар даже и не заметил, всю дорогу он весело смеялся, переговариваясь с другами. Но на третий день, сначала, совсем немного, а туда дальше все сильней и сильней стала болеть грудь. Наследник по первому крепился, и чтобы не было зримо, закрывал глаза и шептал заговор, боль проходила, но немного погодя вновь возвращалась. Вымученный таким состоянием, юноша к концу дня так устал, что первым уснул у костра.

Наутро боль не только не прошла, но стала усиливаться, ко всему прочему кружилась голова, и появилась такая слабость, что даже не хотелось отправляться в путь. Прочитав заговоры, Святозар вроде бы почувствовал себя получше, сел на коня и даже с удовольствием принялся балякать со Стояном и Искреном которые ехали рядом. Но когда солнце по-весеннему высоко поднялось в небо и нагрело своим теплом землю, стал ощущать нестерпимое жжение в груди и невыносимую слабость, а порой перед глазами плыла легкая дымка. Наследник только сейчас, чувствуя себя так плохо, понял, как прав был отец, предлагая взять в поход рыдван. Ехать дальше не было сил, и, вспомнив об обещании, которое он дал отцу, Святозар повернул голову к Искрену, и тяжело ворочая языком, молвил: