Путь Святозара. Том первый

– Да, после, мы может, вернемся к нему…. Позже мы посмотрим, как нам быть, сын.

И когда наследник улыбнулся отцу, в знак согласия, Ярил сызнова прижал его голову к себе и ласково выровнял ладонью каштановые, лежащие волнами кудри Святозара.

Глава двадцать четвертая

После разговора с отцом в белой комнате Святозар, как и обещал, больше не говорил с ним о стране Беловодье, но это не значит, что он о ней не думал. Ярил после того, как сын нашел заговор, стал чаще улыбаться и даже как-то посветлел весь, верно наполнившись изнутри счастьем. И сам дворец и все слуги точно летний, солнечный день засияли светом и ходили веселые да радостные, как и их правитель. Наследник по утрам приходил в тронный зал и вместе с довольным правителем выслушивал доклады вельмож и воевод. А днем он отправлялся на Ратный двор и упражнялся. Вначале он просто держал в правой руке меч, потом немного занимался… совсем чуть-чуть, отражая лишь слабые выпады Храбра. Очень часто от резких движений сердце внутри гулко охало и начинало так стучать, что Святозар останавливался, глубоко дышал, пытаясь успокоить его биение. Храбр затихал подле и тревожно смотрел на наследника, предлагая закончить занятия.

– Ничего, наставник, ничего. Сейчас все пройдет, и мы продолжим… мне надо просто привыкнуть, – а когда сердце успокаивала свое биение, вновь приступал к занятиям.

С каждым днем наследник становился сильнее и крепче и вскоре уже смог взять в руки до этого не доступный ему лук, чтобы пустить стрелу, нужно было приложить, большое усилие. Однако по первому Святозару не удавалось, не просто выпустить стрелу, но даже натянуть тетиву. Впрочем, и в этом случае, он преодолевая боль, убеждал себя, что у него все получится лишь тогда, когда он привыкнет к ней. Наследник прикусывая губу, настойчиво брал лук в левую руку, а правой оттягивал тетиву, и малсть погодя стрела уже стала вылетать из него, и хотя ее движения были поначалу незначительны, но и сам Святозар, и присутствовавшие при этом Храбр, Дубыня, Тур ликовали.

Сечень, третий зимний месяц, закончился, уступив свое место первому весеннему месяцу березозолу, когда наконец-то Святозару удалось пустить стрелу, и та почти долетела до мишени. Довольный собой наследник опустился на скамью, когда к нему подошел Дубыня, сел рядом и благодушно посмотрев, сказал:

– Видишь, какой ты Святозар, молодец, еще чуток и в мишень попадешь.

Наследник потер грудь, которая все еще горела от натуги, набросил на спину кунтыш, и, поправив шапку, ответил:

– Точно, Дубыня, еще немного постараться и поупражняться и я сызнова метким стрелком стану. – Малость помолчав Святозар повернулся к Дубыне и тихо так, чтобы не слышал Тур молвил, – наставник, помнишь… Ты мне говорил как-то, что если мне станет легче, то ты расскажешь, как вы с Храбром дошли до страны Беловодье.

Дубыня до того радостно взиравший на наследника сразу сменил выражение лица, сурово свел густые темные брови и немедля откликнулся:

– Святозар, правитель мне строго настрого запретил говорить с тобой об этом.

Обескураженный таким ответом наследник опустил голову и туго задышав, заметил:

– Ты, же мне обещал, Дубыня. Отец ничего не узнает. Я все равно без его согласия не поеду. Но я бы хотел знать о Беловодье побольше.

– Нет, – замотал головой наставник. – И не проси. Правитель сказал, что это я своими рассказами настроил тебя на ту мысль. Он, сказал, что ни за, что не отпустит тебя. И что если кто будет тебе еще об этом говорить и поддерживать в тебе то мечтание, он того из дружины… – Наставник прервался на полуслове, и будто сглотнув ком подступивший к горлу, добавил, – ну, он того из дружины погонит. И пояснил, лично для меня: « Дубыня, ты мне как брат, но пойми меня как отца». И я знаешь Святозар, я его понимаю, у меня хоть и шестеро сыновей, а они словно пальцы на руках, любой потерять жалко. Так, что ты пока потерпи, пока так как-нибудь, – и, повесив удрученно голову, стих.

– Я, Дубыня, на тебя не обижаюсь… и отца я понимаю, но я же, наставник…. Разве я чего-то худого хочу, – обидчивым тоном изрек Святозар. – Я просто хочу излечиться, стать вновь здоровым, как прежде…. Хочу, как и другие парни на гулянье ходить, жить и любить. А, что отец, словно я птица какая-то диковинная закрыл меня во дворце и каждый мой шаг под его бдительным оком, то Борща, то Храбра, то тебя в охрану мне приставит. В город один не ходи, к твоим сыновьям не ходи, и все тревожиться вроде я дитя неразумное, вроде я не понимаю, что мне можно, что нельзя…. Мне все равно придется идти в Беловодье, понимаешь наставник… все равно придется, такова воля ДажьБога, и не сможет отец, ничего с этим поделать. Я, конечно, не ослушаюсь его, не поеду туда без позволения, но то что мой путь через эту волшебную страну пролегает, это я еще тогда понял… когда ты нам с Туром о ней в-первый раз рассказал, – закончил свою речь Святозар и потянулся, чтобы поправить спавший с левого плеча кунтыш.

Наставник торопливо протянул руку, накинул кунтыш наследнику на плечо да туго вздохнув, молвил:

– Просто человек – это такое существо, которое всем недовольно. Еще совсем недавно, ты говорил мне, про себя, что ты получеловек, не прошло и месяца уже держишь меч, натягиваешь тетиву лука, и наново недоволен. Эх, ты, горе луковое… ты ж погоди… ты ж отца пойми, ведь в ту ночь он не только тебя чуть не потерял, он же Эриха потерял. Отправить своего сына, мальчишку совсем, в чужой город, простым ратником… У тебя ж Святозар, вроде сердце доброе, душа светлая и чистая, а простых вещей понять не можешь. Не можешь понять, что отец боится потерять тебя, любит он тебя, дорог ты ему больше всех иных детей. Столько лет искал, столько сил потратил, ни дня спокойно не жил, и вот вроде ты вернулся такой славный, светлый отрок… И, что ж… что ж опять беда… да какая беда… Брат на брата напал, убить тебя желал… Подлый Нук так и не найден. Неужели не понятно. Тяжело тебе, видите ли, во дворце сидеть одному… так ты скажи мне… и я сыновей своих пришлю, они с радостью к тебе приедут. Да посидят с тобой, погутарят, и правителю спокойно и тебе хорошо. Ишь, ты, недоволен он отцом, – дополнил гневливо наставник, и, замолчал, затем глянул с такой обидой на наследника, что у того внутри сердце сызнова подпрыгнуло в груди. – И вообще, хоть это и не по-мужски обратно обещание забирать. Ну, так вот ты слушай, я свое обещание забираю, и пока правитель не разрешит, не слово тебе о Беловодье не скажу… – вымолвил эти слова наставник, поднялся и отошел к Туру, который покуда лук натягивал, да стрелу пускал.

А Святозару так стало стыдно, щеки его запылали, и душа внутри будто заныла, обливаясь горячими слезами. «Да, что ж это, верно наставник, говорит, только о себе и думаю. Отца тревожу, вон Дубыню расстроил, чего со мной такое творится?» – раздосадовано подумал он. И тотчас наследник резво поднялся со скамьи, подошел к наставнику, и, подняв вверх правую руку, положил ладонь ему на плечо, да крепко сжал его, а когда Дубыня обернулся прерывающимся голосом, сказал:

– Я, Дубыня, отцу обещал не разговаривать с ним о Беловодье до возвращения с Синь-камня, и слово свое сдержу. И тебе я тоже слово дам, покуда, отец не позволит, и с тобой об этом говорить не буду. И прости, ты меня глупого мальчишку, коли я тебя, чем обидел, – молвил и низко наставнику поклонился.

Дубыня добродушно глянул на наследника и расчувствовался совсем, махнул на юношу рукой и отвернулся, смахивая скупую слезу, сбегающую с глаза.

Какое-то время Святозар стоял рядом с Туром и смотрел, как брат стреляет из лука, Дубыня подсказывал тому и поправлял его руку. Внезапно позади себя юноша услышал тихий говор, оглянулся и увидел, что к Ратному двору приближаются правитель и Храбр. Наставник что-то нес в руках завернутое в ткань.

Святозар проворно повертавшись, поспешил навстречу отцу и тревожно вопросил:

– Отец, что-то, случилось?

– Нет, мальчик мой, – успокоил правитель сына и щедро ему улыбнулся. – Все хорошо, не тревожься. Просто я кое-что принес тебе. – И, повернув голову к наставнику, шагающему рядом, добавил, – пойдем Храбр к скамье.

Наставник подошел к скамье, положил на него большущий сверток и принялся осторожно его разворачивать. И как только он открыл укрытое, Святозар увидел прекрасный лук, сделанный из добытого лазурного древка. Луч солнца пробежал по древку, рогам твореным из золота, и по тетиве, и лук вдруг вспыхнул, засиял весь лазурным светом, да не только древко, но и рога и тетива.

– Ох! – только и смог выдохнуть наследник. Он торопливо взял лук в руки, огладил пальцами его пылающее древко, да воззрившись восхищенным взглядом на правителя, произнес, – отец, как он прекрасен.

Довольный Ярил широко улыбнулся сыну, его зеленые глаза полыхнули лучистостью света и он сказал:

– Я рад, что он тебе понравился. Умелец сделал его, как и обещал в конце месяца просимецъ. Но я не показывал его, боясь, что ты расстроишься. Однако теперь, ты чувствуешь себя намного лучше, и я решил, что тебе пора отдать добытое тобой. Пойди, сын, попробуй из него пустить стрелу.

Святозар посмотрел на правителя, и немедля с его лица сбежала улыбка, черты лица судорожно дрогнули, он отрицательно покачал головой и чуть слышно ответил:

– Отец, лук безупречен, но я не могу пустить стрелу из детского лука Тура. А с этого, вряд ли, что у меня получиться. Глянь-ка, какой он мощный, какая тугая тетива, прости, но у меня не хватит сил.

– Сын, поверь мне, у тебя все получится. Поди, Святозар, попробуй… возьми стрелу, натяни тетиву, – бодрым голосом молвил правитель.

Святозар еще мгновение колебался, но глянув в уверенное лицо отца, снял с головы шапку, скинул с плеч кунтыш, и, передав их Храбру, пошел к Туру, который все еще упражнялся с луком.

– Ух, ты, красотища! – восхищенно проронил Тур и подал брату стрелу.

Святозар взял древко в левую руку, приложил к нему стрелу, и, подняв лук, оттянул тетиву к правому уху, и о! чудо! не почувствовал боли, казалось или силы вернулись к нему, или лук был так легок и послушен. Но когда пущенная стрела полетела, лук весь заскрипел и завыл, такой он был тугой. Стрела стремительно миновав промежуток, впилась острым наконечником в самый центр деревянного круга-мишени. Все кто находился рядом: отец, Храбр, Дубыня и Тур, радостно вскрикнули. Святозар с лихорадочной поспешностью выхватил из стоявшего на земле колчана вторую стрелу и вставив ее в лук, пустил. И эта стрела, пронзительно завизжав, воткнулась в мишень, чуть левее первой. А когда и четвертая стрела, почти коснувшись первой, попала в центр мишени. Наследник оглянулся, радостно глянул на отца, и в порыве восторга, подскочил к тому и крепко обнял. Правитель ответил не менее крепким пожатием, а когда Святозар немного смущаясь, отошел от него, взволнованно спросил:

– Как же так отец, почему у меня получилось. Ведь совсем недавно, я пускал стрелу из лука Тура, и она не долетела до мишени, упала в пяти шагах.

– Сынок, ты забыл, что это магическое древко, а значит магический лук, и все волшебство Сумрачного леса в нем. С этого лука ты всегда сможешь пустить стрелу, даже если будешь болен и ранен. Но никто другой не сможет натянуть тетиву на нем и выпустить стрелу, – пояснил Ярил.

– Спасибо, отец, – произнес Святозар, и сызнова провел ладонью по сияющему древку лука.

– Мальчик мой, я, что тебе хотел рассказать, – обратился к сыну правитель, и, взяв у Храбра кунтыш, накинул его наследнику на плечи. – Скоро мы будем праздновать масляницу, провожая зиму и встречая весну. В эти дни я хочу устроить состязания на Ратном дворе, чтобы набрать тебе дружину, ведь нам не удалось провести состязания на празднике в честь Бога Коляды. Посему я дал указание воеводам, чтобы во всех городах, объявили, что наследник набирает себе близких другов и молодые люди, которые хотят такими называться прибудут к двадцать второму березозолу. А, ты, мой сын, уже сам сможешь, отобрать себе сильнейших и достойнейших. Хорошо?

Святозар одел на голову, поданную Храбром шапку, прижал к груди свой чудесный лук и сам, вместо ответа, спросил:

– Отец, а мои братья Сем и Лель приедут на эти состязания?

– Я гляжу, – недовольно поморщив лоб, заметил правитель. – Ты, поколь думаешь о том, чтобы своих названных братьев все же взять в дружину. Но ты должен понять, мальчик, что нельзя набирать в дружину лишь, потому что ты к ним привязан. Други – это твоя опора, сила и мощь.

– И это отец, как ты и сам раньше говорил, это преданность, – откликнулся Святозар.

– Ну, хорошо, хорошо, не будем спорить. Я не хочу тебя расстраивать, коли ты так хочешь, то я дам распоряжение, чтобы они приехали. Но только, я одного не пойму, в каких состязаниях они будут участвовать? – с неподдельным интересом вопросил правитель и ухмыльнулся.

– Отец, – слегка волнуясь, ответил Святозар. – Когда ты увидишь Сема, ты сам поймешь в каких.

– Ну, а, Лель? – продолжил поспрашания Ярил. – Ты же сам говорил, что он только на гуслях и умеет играть.

Святозар посмотрел на правителя и твердым голосом сказал:

– Знаешь, отец, дружину буду я набирать. И первый мой дружинник набран – это Лель. А остальные покажут себя на состязаниях.

Храбр, присутствующий при разговоре правителя с сыном, насыщенно хмыкнул в усы, и несильно похлопав наследника по спине, отметил, обращаясь к Ярилу:

– Вот так, правитель. Сразу видно, чей он сын, – и благодушно уставился на Святозара своими серыми очами.

Ярил улыбнулся, обозрел не менее добродушно сына и радостно молвил:

– Ну, раз, сразу видно, что он мой сын, Храбр. Тогда, мальчик мой, я попрошу Дубыню, чтобы он их принял в своем доме.

– Отец и еще, – волнуясь и теребя тетиву лука, протянул Святозар и голос его слегка затрепетал. – Пожалуйста, привези сюда дядю Веселина с семьей. Я столько лет с ними прожил и за это время истосковался по ним. – Правителю явно не понравилась просьба сына, потому что он тотчас перестал улыбаться, нахмурил лоб и сдвинул брови, бросив какой-то обиженный взгляд на него. Однако тот взгляд не смутил юношу, потому он продолжил, – отец, пойми. Все эти пятнадцать лет я жил с ними, я считал их родными людьми, я не могу и не хочу их забывать. И, прости если тебе это неприятно. Но ради меня, сделай, то о чем я прошу.

Правитель помолчал еще немного, и поборов в себе желание отказать в просьбе наследнику, сухо ответил:

– Сын, я так долго искал тебя, перебывал во многих городах и деревнях нашей славной Родины. Вся моя дружина, вся Восурия искала тебя, а они догадывались, кто ты и не давали мне о тебе знать. Я не могу их простить.

– Но, отец, – не унимался Святозар. – Посмотри на это с другой стороны. Быть может и хорошо, что они не давали знать тебе обо мне. – И когда после тех слов Ярил яростно и отрицательно закачал головой, наследник положил ему руку на плечо и, пояснил, – что было бы, если б я ребенком вернулся сюда? Ты думаешь Нук, оставил бы меня живым?

Наверное, Святозар нашел нужные слова, оно как правитель провел по лежащей на его плече руке сына, и произнес уже более миролюбиво:

– Может ты и прав, мальчик мой. Я, подумаю, о твоей просьбе.

А наследник обрадованный, как он уже чувствовал, согласием отца, крепко стукнул Храбра по плечу, и позвал его стрелять из лука.

Глава двадцать пятая

Так как ни с отцом, ни с Дубыней Святозар не мог теперь поговорить о Беловодье, то слышавший об этой стране лишь из поверий и преданий, наследник решил поискать знания о ней в книге. Чем и занимался, по вечерам в светлой комнате.

Однажды Святозар перелистывая книгу, наткнулся на сказанье о Богомудре и его походе в страну Беловодье, сказ начинался так: « Да было тогда Богомудру двадцать пять годков. Да занедюжила его любимая супруга. Да много дней подряд не могла подняться с ложа. Да тогда, сказал ДажьБог Богомудру, а ступай-ка, ты, сын мой любезный во далекую то страну Беловодья. Да принеси своей супруге, воды из молочной реки, что течет прямо из вымени твоей матери, небесной коровы Земун. Да еще познай ты там Богомудр душу свою. Да послушал, Богомудр, ДажьБога. Он собрал свою дружину, другов славных и ратных. Да поплыл со дружинушкой на ладье по реке Бурная, ко великой Ра-реке. А по Ра-реке до ейного устья, чтоб войти во Восточное море. Да направил Богомудр ладью свою прямо к острову Буяну. Но дорожку ту охраняли великаны горные, стали те великаны бросать камни с гор, да топить ладью, но Богомудр произнес заговор, усмирил их. Да поплыла ладья далее, но тут вышел из моря сам поддонный царь Черномор, возжелал он потягаться силой с Богомудром. Да пришел Богомудру на помощь ДажьБог, метнул в Черномора молнии горящие прямо от лука самого Бога Перуна, склонил голову поддонный царь, опустившись на дно морское. Да поплыла ладья далее, да пристала к дивному Буян острову. Да пошли по берегу к стране Беловодья Богомудр и други верные, да через горы Сарачинские. Да увидели ворота в ту страну волшебную, охраняли ворота те василиск и грифон. Долго-коротко ли бились с ними дружинники, да одолели тех в конце концов, и тогда открылись великие ворота. Да пошли они по стране Беловодья да видели деревья различные, да цветы, да плоды разные. На деревьях сидели птицы в опереньях золотых, да багряных, синих, да зеленых, красных, да белых. Да пели те птицы разные песни, а непохожими голосами, а где тихо, а где громко, а то звонко, а то нежно. Да звери диковинные бродили по той стране. Да встретил в той стране Богомудр мать свою небесную корову Земун. Да познал он душу свою, набрав воды из молочной реки. Да вернулся обратно, излечив дражайшую супругу свою. Да дорога та была долгая, да три месяца длилась она».

– Вот, значит, как, – сам себе вслух сказал Святозар. – Значит, Богомудр, был в той стране, добыл воду и вернувшись, излечил супругу.

Однако из всего повествования наследника больше всего заинтересовал не сам путь, который подробно там не был описан, а те преграды, которые смог преодолеть Богомудр: великаны, василиск и грифон. « А с Черномором ему помог справиться ДажьБог », – подумал Святозар.

И теперь перелистывая книгу он, не только искал путь в страну Беловодья, но постигал мудрость всех заговоров и оберегов, кои могут помочь ему победить врагов во много раз превышающего его силой и мощью, так как чувствовал и знал юноша, что, как и в случае с Богомудром волю ДажьБога выполнить необходимо.

Как-то читая книгу, Святозар нашел заговор, который обращал ведуна в зверя или птицу. Заговор был короткий, лишь две– три строчки, но, что интересно название зверя и птицы было не написано. Наследник уставился в книгу, многократно перечитывая заговор и думая, почему же он не окончен, а попозжа догадался. Ведун должен, понять какой зверь и какая птица есть отражение его души, и только тогда он сможет обернуться в нее. Святозар решил тут же его испробовать заговор.

Он суматошно вышел из-за стола, расчистил для обряда место, отодвинув в сторону сиденья и табуреты, да замерши недвижно, принялся шептать заговор, выбрав зверем-волка… Однако никакого превращения не произошло, он все также оставался человеком. Немного подумал, и, выбрав теперь быка, сызнова прочитал заговор, да вновь ничего не случилось. Наследник стал перебирать в памяти всех зверей, которых когда-либо видел, и о которых слышал. Он читал заговор, называл имя зверя и прислушивался к себе, к своей душе, но заговор всякий раз не действовал. Уже был назван медведь, кабан, росомаха, бобер, лось, олень, лиса. Святозар терялся в догадках, ну, не заяц, же, в конце концов.

« Фу, не заяц…»….

Оставался последний зверь, он конечно не дикий и верно не последний, но почему-то, стоило только вспомнить о нем Святозару в душе вроде, что-то восторженно крякнуло. Наследник вздохнул и зашептал заговор: « На море, на окияне, на острове, на Буяне, светит месяц на волшебный пень, а тот пень не простой. Коли я его рукой трону, коли я его мыслью задену, да через него перекувыркнусь, то силой, которую мне Боги даровали, превращусь в коня». И только вымолвил наследник имя зверя, как сейчас же перекувыркнулся он через голову и обратился в белого, как снег коня. Топнул конь – Святозар копытом, огрел себя по спине хвостом, и, довольно оглядев себя, прочитал обратный заговор. « О, ты, пень Буянский, пень Волшебный, скинь образ зверя с меня, и отдай мне мой истинный, образ – Святозара », – и топнул копытом напоследок, да наново перекувыркнувшись, упал на пол, в своем истинном образе.

– Ого, – обрадовано вскрикнул наследник, поднимаясь с пола и отряхивая одежу. – Значит, я могу конем оборачиваться.

Так же долго выбирал Святозар и образ птицы, в которую может превращаться. Наконец заговор вновь подействовал, и, перекувыркнувшись через голову наследник, превратился в орла. Святозар-орел сидел на полу и раскрыв громадные крылья оглядывал их, затем он стремительно подпрыгнул, взметнул ими и оказался на столе. Оперенные когтистые пальцы ног крепко впились в поверхность стола. Орел снова взмахнул крыльями и на малость оторвался от стола, но тут, же ощутив страшную боль в левом крыле, упал обратно. Наследник оглядел грудь и увидел, как на перьях выступила алая кровь, и чтобы не потерять силы, открыл клюв и зашептал обратный заговор.

Когда Святозар поднимался с пола на каковой свалился со стола, то увидел как рубаха обильно напиталась кровью. Занятый найденными заговорами-оборотами, он не приметил, что зашло солнце, и рубец пропал, а из образовавшейся раны потекла кровь. Наследник поспешил сесть на нагакское сиденье и прочитал заговор, через мгновение на месте раны вновь красовался рубец. Святозар поднялся и только теперь заметил на столе, куда приземлился орел, глубокие дыры, оставленные его мощными когтями. « Завтра исправлю», – подумал он, чувствуя легкую слабость, и направился к себе в опочивальню, желая поскорей переодеть кровавую рубашку.

« Странное сочетание, – думал Святозар. – Лошадь и орел. Лошадь – это друг воина, опора его и поддержка. А орел – это по преданию птица Бога Перуна, именно в эту птицу превращается Перун, вылетая в Явь».

Близился праздник масляницы, и за два дня до его начало братья Святозара Сем и Лель приехали во дворец.

Наследник ожидающий их приезда с утра, даже не пошел в тронный зал. А когда братья сопровождаемые дружинником отца Богданом подъехали на лошадях, Святозар выскочил на площадь и крепко обнял сначала Леля, а потом Сема. Лель был невысоким, худоватым юношей с волосами, цветом налитой в поле пшеницы, нешироким лицом на котором красовались два больших серых глаза, с высокими тонкими, светлыми бровями и ресницами, небольшим носом и ртом. За спиной у него на ремне висели гусли, с которыми тот никогда не расставался. Сем в отличие от брата был высоким, дородным, крепким, юношей с большими широкими руками, и сразу виделась в нем необычайная сила, да удаль. У Сема, так же как и у Леля были пшеничные волосы, светлые брови и ресницы, небольшой рот и нос да темно-серые глаза.

– Керк! Мы так долго не виделись. Мы так рады опять обнять тебя брат, – сказал за себя и за Леля Сем и крепко по-старинки стукнул кулаком Святозара в грудь.

От удара наследник покачнулся, сердце так кольнуло, что на мгновение перед глазами поплыл белый, густой туман. Он глубоко вздохнул и тихонько промолвил брату:

– Святозар, Сем. Я теперь Святозар. – И когда оба брата тревожно глянули на побелевшего наследника, тот оперся на плечо Сема и добавил, – не бей больше в грудь брат, я ранен. Я все вам расскажу, только немного погодя.

На пороге дворца внезапно появился правитель, он оглядел дородную фигуру Сема, утвердительно хмыкнул и сказал:

– Ого, Святозар, так Сем истинный богатырь. – Братья низко склонились перед правителем, а тот перевел взгляд на наследника и уже с тревогой в голосе, спросил, – что с тобой, сын? Ты так бледен, тебе нехорошо?

Святозар замотал головой, потихоньку приходя в себя, но все еще держась за плечо брата, и медленно растягивая слова, ответил:

– Нет, отец, не беспокойся, со мной все хорошо.

– Все хорошо? – недоверчиво осматривая сына, переспросил Ярил.

– Да, отец, все хорошо, – уже более бодро молвил наследник и, чтобы окончательно успокоить правителя, кивнул ему.

– И все же ты зайди во дворец, ты слишком бледен. Да, проводи братьев в гридницу, я распоряжусь, чтобы их накормили… да, верно, вам есть, что обсудить. А позже Дубыня отвезет их к себе, – велел Ярил.

И правитель, еще раз бросив беспокойный взор на сына, подозвал к себе Богдана и пошел с ним обратно во дворец.

Глава двадцать шестая

Сытная, разгульная масляница уже въезжала во дворы Восурии. Наверно этот праздник был особенно любим всем народом. Ведь еще бы, восуры провожали холодную, злую зиму, а встречали добрую, веселую весну. Празднования масляницы начиналось двадцать второго березозола и длилось семь дней.

В первый день масляницу радостно встречали, накрывая столы и начиная печь блины, вспоминая своих предков.