Восстание Магов. Том 1. Прижатые к земле

– Но в тот день «благу» было суждено, наконец, показать мне свою истинную натуру… – сперва Винсент слегка замялся, ибо так и не хотел прямо заявлять о том, что совершил в тот день, но потом всё же решился – Это был обычный ничем не примечательный день. Мне поступил типичный приказ выйти на утреннюю прогулку и со всей дури зарядить пламенной волной по заданным координатам. Естественно они были отнюдь не точными, лишь в общих чертах обрисовывая зону поражения, но другого от меня и не ждали. Ибо отлично знали, что я, скорее всего, сожгу куда больше.

Но стоило ему только узреть, как огромный огненный столб, до этого разогнанный и усиленный почти десятком магов воздуха из отряда артиллерийской поддержки, поднимается у заданных координат, как почти сразу же поступила сводка о том, что в полуразрушенных зданиях того района еще могли оставаться мирные жители. Казалось бы, откуда в небольшом прежнем укрепрайоне Империи, что сейчас находился в зоне активных боев, оказаться кучке мирных жителей? Бои шли уже долго, а значит, они были должны как-то дать знать о себе, так? Неужели никто из отрядом разведки, что прежде патрулировал эту территорию не засек хоть малейшего изменения в потоках манны?! Ведь сейчас с активным введением всё более и более продвинутой и качественно отработанной магии обнаружения, такое просто не могло быть возможным. Ведь так?!

– Но сколько бы я не вопил тогда про себя или не рычал на своих коллег и подчиненных, стоило мне только самому оказаться в том выжженном аду, как я сразу понял, что совершил… – сказал Винсент и замолк.

Богу тоже было нечего сказать. Если так подумать, он же мог быть одним из тех жертв, что были заживо сожжены тогда. Они с матерью тоже вынуждены были переходить с места на место в надежде хоть где-то укрыться от этого всеобъемлющего пламени войны после того, как их родной дом оказался разрушен и стёрт до основания. Нигде им не находилось прибежища – все лагеря беженцев были переполнены. А так как в этой гражданской войне до сих пор не было четких сторон, то вся страна уже давно находилась в руинах, а потому нигде и никогда им было не суждено найти спокойного пристанища. А потому никакая магия тьмы не смогла бы спасти Бога и его мать в тот момент, когда на них могла бы обрушиться пламенная магия Винсента. И стоило Богу только подумать о таком, как сразу кровь стыла в жилах, как сразу на его языке вновь набирался неразборчивый поток слов и ругательств, как сразу он вновь понимал, с чем на самом деле имеет дело.

– Скажи, отстойно ведь, так? – разорвал тишину своим неуверенным и подавленным высказыванием, Винсент – Естественно тогда-то на меня и нашла вся эта хандра и «глубокие» мысли. С ними пришло и некое «осознание» произошедшего. Только вот что мне со всем этим теперь делать? Это вопрос, на который я до сих пор так тщетно ищу ответ. Никакое искусство огненного танца меня больше не привлекает. Никакое следование «благу» меня больше за собой не ведет. Я просто снова иду вперед в надежде, что либо я, наконец-таки, сожгу этот чертов мир дотла, либо он сожжет и сожрет меня.

Признаться честно, Винсент с самого начала не верил, что из этого разговора что-то выйдет. Хоть его жалкая душонка отчего-то так сильно желала вывалить всё это еще кому-то напоказ. А раз так удачно подвернулся столь зависимый от него человек, то он, как никто другой, явно был лучшей для этого целью. Ибо человек, которому Винсент ранее столь доверял и следовал, в ком когда-то нашел новый смысл и путь в жизни, более не мог дать ему того же упокоения, что и раньше.

– … – Винсент отчетливо видел, что этот юноша искренне пытается сложить всевозможные приходящие ему в голову слова хоть в сколь либо удобоваримое предложения, дабы высказаться.

– Но знаешь что… – а потому решил помочь ему расслабиться и высказаться сам – Хоть всё, о чем я тебе сегодня рассказал, это та еще куча конского дерьма, однако, глядя на тебя сейчас, я отчего-то хочу верить, что ты не пойдешь по моей дорожке. И как бы всё сказанное мною до этого не звучало, но я верю, что в конечном итоге путь наружу, прочь от этого проклятья и боли, есть. И тебе, как никому другому, под силу его найти.

Может быть, в тот момент он взваливал на мальца уж слишком многое. Но в тот же момент, когда он говорил, что ему лишь «хочется верить», на самом деле, он искренне верил в это. Он не знал, откуда взялся в нём этот огонь, что он когда-то навек потерял, как ему казалось. Он мог лишь предполагать, но отчего-то этот пронзительный взгляд и нерушимое упорство, что он видел в нём, давало ему эту тщетную, детскую надежду.

– И я отлично понимаю, что сейчас, как никогда, глупо для себя строить или создавать героев. В такое время героем является либо каждый, либо никто. Но если раньше в такого рода разборках побеждала лишь та сторона, что изначально превосходила оппонента по числу солдат и уровню их общей подготовки. То сейчас, с приходом этой дикой и необузданной силы магии, совершить прорыв способен даже один отдельно взятый человек. И ему не нужны даже те, кто бы стал в него верить или подчиняться. И тот, кому суждено стать этим человеком, испытает на своей шкуре все самые величайшие страдания и окажется, в конце концов, ни с чем. Однако он изменит этот мир, и не будет забыт.

Та невероятная сила, как магии так и воли, о которой говорил Винсент в самом конце. Бог, что сейчас, под исход дня, тихо сидел в своей комнате и доедал свой, уже давно остывший ужин из макарон и небольшой куриной грудки, вместе с этим размышлял о том, а могла ли в нём, на самом деле, быть заключена хотя бы крупица такой силы. Его магия тьмы уже давно была им досканально изучена и проанализирована. И хоть он сейчас и не видел ей лимита, набравшись ранее веры в собственные силы, но она от этого всё равно не казалась ему хоть сколь либо исключительной.

Она могла наводить страх на его оппонентов, она могла позволять ему раз за разом превосходить себя и становиться сильнее, опираясь на свои чистые эмоции и эмоции других. Однако, даже после стольких «побед», мог ли он до конца позволить себе поверить в то, что теперь способен сокрушить любого? И хоть он посмел называть себя Бог, только вот среди народа прежней Империи это слово уже давно перестало нести в себе хоть какое-либо значение. Император для всех них всегда был куда страшнее Бога, а если даже ему суждено было пасть жертвой этой войны, то и небесным силам было делать здесь нечего.

Но одна только мысль о том, что он и правда способен изменить что-то не просто в себе, и не только в окружающих, но и в самом мире, наполненном тысячью, или даже сотней тысяч чужих мечтаний и стремлений, приводила его в восторг. Она заставляла его тело трепетать. Тьма покрывала его тело, превращая внешне в то чудовище, которого ранее он мог лишь бояться. Однако внутри он ощущал, что эта тьма не несла в себе пустоту и забвение, а наоборот являлась для него воплощением себя самого. Воплощением того Бога, чьё истинное имя было даровано и сейчас принадлежало лишь ему одному. Того Бога чей расчет и выверенность движений в бою были почти смертельно точными.

Того Бога, что когда-то собственными руками отнял у себя самое дорогое в этой жизни. Того Бога, что смог побороть свои страхи и вынести себе единственный справедливый приговор. И, наконец, того Бога, что смотрел своим пронзительным взором в будущее и готов был идти по тому пути, что сам себе проторил. Сквозь всю боль и лишения, сквозь грязь, кровь и пламя.

И, быть может, в тот момент он определённо слегка зазнался, раз смел так думать о себе, так как никогда раньше он не считал своё имя чем-то кроме ничтожной насмешки над непреклонной судьбой. Но теперь он впервые мог сказать, что хотел бы верить в то, что вместе с этим именем он может нести и крупицу ответственности за него.

В ту ночь он впервые за долгое время смог спокойно заснуть. И хоть его первый настоящий бой был уже не за горами, он, наполнившись этой волной решимости, решил для себя, что больше не боится вновь отдать свою жизнь в руки судьбе. Он не знал и никак не мог знать того, что произойдет в тот день, когда ему впервые придется драться с кем-то всерьёз. Биться с кем-то на смерть. Однако он верил, что его тьма, его ветра, его упорный труд и работа над собой сохранят ему жизнь. Впервые он позволил себе такую дерзость, как не бояться в ожидании грядущего дня. Ведь больше то пламя, что когда-то могло поглотить его в один миг, более было не властно над ним.

– Стоп?! А что сейчас произошло? – с ужасом в глазах впился своим взором Асто в своих «сослуживцев».

Он ощущал на своей щеке какое-то до мучительной боли мягкое касание тьмы, что еще секунду назад бушевала прямо перед его взором. Во взглядах остальных членов этого «отряда» он нашел лишь отражения собственной пустоты и беспомощности. То штормовое поветрие, что до этого унесло ту бушующую тьму в сторону внезапно показавшегося отряда врага, теперь превратилось в небольшое дуновение и нежно игралось с одеждой Асто и остальных.

Перед ними на земле образовался четкий широкий раскол, напитанный и еще бурлящий той чернью, что до этого пронеслась по земле. Небольшие витки этой тьмы даже поднимались вверх, будто до сих пор тянулись к чему-то живому. Всё тело Асто было сковано и никак не реагировало на любые его внутренние вопли, а потому ему приходилось лишь молиться, чтобы ни одна из этих теней внезапно не превратилась в щупальце и не рванула к его горлу. Он явно понимал, что бредил и банально не мог держать себя в руках. Однако никогда еще до этого ему не приходилось сталкиваться с такой смертью: той, что появлялась на мгновение, той, что проносилась так близко рядом, а потом оставляла за собой лишь звонкую пустоту, незримо и абсолютно вне любых рамок представления унося с собой столько чужих жизней.

Бог, что и был виновником всего этого «торжества» лишь так же немо стоял, не опуская взгляд и сомкнув руки в кулак. Тьма до сих пор бушевала в нём, хотя всё уже давно закончилось. Крупицы её начали стекать с его ладоней, сжижавшись и смешавшись, как ему казалось, с его собственной кровью. Так сильно ему бы хотелось впиться в свою плоть, чтобы хоть чем-то отвлечь от себя то нависающее чувство абсолютного тихого кошмара и безысходности, что сейчас переполняло его, и давило сочащейся из него без устали тьмой на бедолаг, которым не посчастливилось в этот день воочию узреть рождение «Истинного Бога».

Его расчет в этот раз оказался смертельным для его оппонентов. И чему же он удивлялся, отчего же корил себя? Он ведь с самого начала только и этим занимался: растил в себе совершенство. А та пустота, переполненная лишь тьмой и еле заметными, почти микроскопическими каплями крови, что осталась от вражеского отряда, была лишь результатом всех его трудов. Разве не так?

Почему в тот момент в его голове не промелькнуло и мысли о том, чтобы ударить не в полную силу? Почему, полностью осознавая собственное преимущество, он всё равно хладнокровно убил их одной атакой?

– «Одной атакой, в которую ты вложил идеально подходящее количество силы, дабы закончить это всё в первое же мгновение – вдруг услышал он голос у себя в голове – Всё, что ты сделал, так это воспользовался единственной данной тебе возможностью. Враг подставился под удар, а ты его нанёс – таково главное правило твоего боевого стиля. Ты идеально следовал ему, в тебе не возникла не капля сомнения даже в столь напряжённой и новой для тебя ситуации. Ты сработал на ура!»

Глава 47. Ясность

– «Почему же они оказались столь слабы?!»

До самого конца Бог наивно отказывался верить в то, что произошедшее с ним было реальным. Не в силах и слова вымолвить после случившегося, он сразу по возвращению уединился в своей комнате, отказываясь с кем-то это обсуждать. Он четко и ясно понимал, что с ним не всё в порядке, а потому возможность хоть сколь либо адекватно диалога с кем-нибудь для него виделась чересчур туманной. Как вообще можно пытаться с кем-то говорить, если ты с сам собой не можешь хоть что-нибудь согласовать?

– Всё это время из меня растили монстра… – измученно выдавил он из себя на исходе дня, наконец, собравшись с силами – Стоило мне только оказаться на поле боя, как я сразу сорвался с цепи.

– «Сорвался с цепи? Правда что ли? – моментально услышал он в своей голове ответный вопрос – Я не видел в тебе ни капли иррациональности в тот момент. Всё прошло четко и гладко».

– Да сколько уже можно это повторять! – чуть не выкрикнул он.

Этот диалог с самим собой определённо со стороны может показаться странным, однако Бог отлично понимал, что не сходит с ума. Просто он искренне пытается отречься от этой сущности, что он обнаружил и осознал в себе только сегодня. Хотя кого он тут пытается обмануть, естественно он с самого начала знал о её существовании. Только вот никогда не предполагал, что именно ей будет даровано захватить власть над ним.

И как бы всё это сейчас дурно не звучало, хочу вас уверить, что в тот мучительный момент Бог подвергся отнюдь не внезапному приступу психоза. Нет, если бы всё было так банально, то переступить через эту проблему не составляло бы особого труда, ибо ему и раньше доводилось сталкиваться с нервными срывами. И если весь этот день он верил, опять и опять совершая уже избитую ошибку, верил, что это «пройдет» или «отпустит», то сейчас четко осознавал, что бежать было некуда. Ведь ядром проблемы являлось отнюдь не его окружение или кто-либо из него. Суть была в том, что он снова начал понимать, как же глубоко ошибался всё это время. Ошибался в себе, ошибался в людях, ошибался в своём положении и месте в этом мире.

– «Ты любишь выставлять меня какой-то иной силой, вне твоей власти и понимания, у которой ты находишься в полном подчинении – продолжал разрывать его мозг изнутри голос – Однако в реальности ты никакая не жертва. Ты хищник. Ты тот, кто всё это совершил, и ты тот, из-за кого к этому всё пришло. Можешь проклинать других сколь хочешь, или создавать подобных мне и винить их. И ты будешь прав, только вот прав настолько, что от этого не будет никакой пользы»

С трудом проглатывая всё это, не в силах на этот раз и слова вставить, Бог понимал, что так происходит лишь потому, что эти мысли идут от самого его сердца.

– «Я, этот губительный и страшный голос, отнюдь не стараюсь тебя погубить. Я никогда не хотел. Я раз за разом показывал тебе путь. Сквозь боль и слезы, сквозь пот и лишения. Я никогда не переставал быть твоим маяком. А потому теперь у меня к тебе лишь одно предложение. Не указ и не всевышняя воля, а простое дружеское предложение: прими себя. Каким бы ты ни был. Прими себя и покажи им, кто ты есть на самом деле».

Следующие несколько дней Бог только и делал, что тратил всё своё свободное время, рассуждая над тем изречением, что сам себе высказал. Все вокруг быстро успокоились, стоило ему только начать говорить и улыбаться. Но сам он, на деле, улыбаться больше не хотел. Очередное странное и чересчур возвышенное высказывание, которое, если посмотреть со стороны, то определённо покажется всем нелепым. Бог осознавал это, а потому прекрасно понимал, что на деле никак не изменился. Что вся ложь, которую он наивно пытался себе в очередной раз внушать, снова выходила наружу.

Вот что он за человек такой? Как можно уметь врать остальным, но постоянно разоблачать и корить себя за собственную ложь и измену. Люди же оттого и становятся столь счастливыми, что постоянно врут себе и не обращают внимания на болезненные темы. Раз за разом откладывают всё это в дальний ящик, а потом либо мирно и тихо забывают об этом. Либо всё это утягивает их за собой на дно. Каждый раз ложь лишь тянула его на дно, но каждый раз он отказывался тонуть. Но ради чего? Ради чего всё это было, если сейчас он снова остался ни с чем. Оказался на перепутье более не силах выбрать направление.

Он пытался забыться в тренировках, но оттого ярость внутри него лишь скапливалась, а затем внезапно вырывалась, калеча окружающих. Когда ты три дня подряд не вылазишь из тренировочного зала – это уже за гранью любых занятий и испытаний. Когда ты пробиваешь каменные стены, до этого специально усиленные магией и запечатанные, дабы обильные потоки манны, так и сочащиеся из каждого способного мага внутри, не выдали их местоположение врагу – это уже излишнее использование силы. Когда ты ненароком оставляешь своему спарринг партнеру пару переломов и отсекаешь кусок уха после вашей встречи – это уже не дружеский матч.

Всё это время лишь Винсент старался быть на его стороне. Когда Бог снова забывался и истощал себя тренировками, то он выводил его на прогулку. Когда Бог крушил всё вокруг, «проверяя на прочность» стены этой подземной лаборатории, то он занимался их починкой. А когда не осталось никого, кто осмелился бы бросить ему вызов, то именно он отдувался за них всех.

– Слушай, ты же до этого никак не мог сдержать восхищения, что научился тщательней контролировать и сдерживать свои буйные теневые потоки вихрями ветра, – смахивая с себя капельки пота, высказался Винсент в сторону Бога – А теперь посмотри на себя! Три дырки пробурить успел за один поединок. Да, в этот раз хотя бы до сквозняка дело не дошло, но старик же опять заставит меня это всё заделывать!

– Тебя? – слегка удивился Бог – Но разве его грязевая магия не лучше для этого подойдет. Тем более именно его заклинаниями были усилены местные стены.

– Вот это глаз-алмаз у тебя! Не думаю, что Чарльз бы стал распространяться о подобном. Значит, тебе удалось это как-то вычислить? Хотя стой-стой, не отвечай! Ты наверняка уже просто столько дыр понаделал, а сам стал более чувствителен к чужой манне, что теперь можешь с уверенностью сравнивать у себя в голове печати внутри стен и заклинания, что Чарльзу довелось применить у тебя на глазах, так?

– Всё же в вас есть что-то от учителя, – со смазанной улыбкой на лице ответил Бог.

Его особое свойство теневого крыла и правда сделало его куда более чувствительным к чужим потокам манны, а с учетом того, что ему удалось вытянуть немного даже у Чарльза, то он мог, основываясь, конечно, исключительно на своём шестом чувстве, сказать, что «капитан» явно приложил руку к созданию этого места.

После того, как они перекинулись друг с другом еще парочкой слов, Винсент и Бог вновь просто разошлись по своим комнатам. Винсент каждый раз перед этим так и хотел что-то еще сказать своему ученику, еще как-то подольше растянуть их разговор в попытке вытянуть что-то из Бога. Ибо тот день явно каким-то образом повлиял на Бога. А беда была в том, что никто не знал коим образом.

И хоть сначала Чарльз и прочие считали, что парень определённо выдаст им свои переживания в том или ином ключе, только вот вскоре стало ясно, что он отчего-то намеренно не собирается этого делать. При этом его действия стали всё менее и менее предсказуемы, хоть он и продолжал действовать в рамках программы. Он не отказался от участия в дальнейших операциях, а наоборот горел желанием снова ринуться в бой.

– И вот как ты приказываешь мне понять, на самом ли деле у этого пацана теперь глаза горят, дабы выполнять операции или дабы увидеть, как всё это место сгорит в огне? – спрашивал у Винсента Чарльз во время их очередной встречи – Естественно все и каждый из высших чинов, только услышав об его первом «выступлении», начали настаивать на его скорейшем введении в Десятку.

– Десятку? Но разве еще не слишком рано? – спросил у капитана Винсент.

– Богу туда определённо рано, на чём мне и удалось настоять. А если же говорить про сам факт её формирования, – Чарльз слегка ухмыльнулся – То у нас уже просто нет выбора. Фронтовой отдел уже представил своих претендентов во главе с неким Экспериментальным… Чёрт, как там его? Ах да, Рейлганом. А потому и нам теперь нельзя отставать и пора бы отдавать наших парней.

– И вы хотите…? – не осмеливаясь досказать свой вопрос, изрёк Винсент, ощущая на себе пронзительный взгляд капитана.

– Очень хочу, – сразу ответил Чарльз – Но беда в том, что больше никому не важны мои «хотелки». Теперь пришло время нам отдуваться и следовать «хотелкам» их. Ты идеальный кандидат, а с учетом того, что ты вновь показал всем, что единственный тут хоть чего-то стоишь и можешь стоять наравне даже с Богом, то тут и речи об ином идти не может.

– Но что же, в конце концов, будет с ним?

– Я с такой малышней водиться не умею, сам знаешь, – почесывая затылок, ответил Чарльз – Придется и мне научиться с ним возиться. С учетом того, что он стал такой буйный, то я не знаю, чем всё это по итогу закончится, но, думаю, нам лишь стоит верить и надеяться, что он таки не слетит с катушек. А уж как сможем адекватно представить его генералам, так и дело с концом.

Первый поединок самого «Капитана» Чарльза с «Вечным зазнайкой» Богом выдался крайне насыщенным. Поначалу старику удалось впечатлить Богу своим невероятным владением столь обширными и мощными потоками манны, что были способны подчинять себе огромные кучи местного песка на тренировочных площадках и превращать его в тянущую и вязкую грязь. Каждое, хоть малейшее её попадание по Богу вынуждало его концентрироваться на искоренении всех, даже малейших капель и частиц, этой субстанции, ибо иначе атаки Чарльза так и тянулись к юноше под самыми невозможными и непредсказуемыми углами. Но стоило ему только понять суть этого трюка, так он за пару минут успел уложить у себя в голове весь не самый обширный набор приемов и заклинаний, коими обладал этот выдающийся маг.

А если Бог не сумел бы одолеть любого соперника с таким набором данных о нём, то его нынешний метод сражения нуждался бы в очередной солидной переработке. Благо, как только дело дошло до битвы на выносливость, и оппоненты начали заваливать друг друга предсказуемыми, но сокрушительными атаками, то крыло Бога вновь позволило обеспечить победу. С учетом того, что оно не только играло свою роль, как средство по постепенному вытягиванию сил и манны из оппонента, но и с ростом своего размера служило Богу отличным оружием и продолжением его магических путей, ему не составило труда сразить даже столь грозного врага в длительном и напряжённом, но идеально выверенном в каждом моменте, столкновении.

И хоть в момент своего ликования, Богу и удалось немного отвлечься от внешней суеты и вновь насладиться собой и плодами столь долгого и упорного труда, но не только ему одному уже в следующий момент явилось осознание того, что больше никто не в силах здесь его сдержать или проконтролировать. И если в одних это породило первые плоды страха и отрицания, то Богу даровало новую уверенность.

К исходу дня оба соперника остались наедине с собой, глубоко погрузившись в раздумья. Но если Чарльз с трудом мог собрать хотя бы одну цельную и стоящую обсуждения мысль в голове, сидя за своим столом и соединив руки в напряжённой хватке, то Бог, лежа на кровати, начал видеть своё новое будущее.

– «Сколько бы я не пытался сейчас анализировать эту схватку, но я никак не могу найти ни своих проколов, ни его, – молча, рассуждал про себя Чарльз – Да, в том или ином единичном случае я мог попытаться потянуть одеяло на себя. Только вот и у него была такая же уйма возможностей. Я считал, что моя магия сумеет выступить мощным противодействием хотя бы его магии воздуха, но он за какие-то пару минут научился рассекать мои потоки грязи не оставляя от них и следа. Его тьма была невероятно опасна, но предсказуема, и лишь с помощью умелого направления потоками ветра ему удавалось ею меня поразить».

– Чёрт! – сдуру даже треснув по столу кулаком, выкрикнул Чарльз – Я просто раз за разом прогоняю про себя одно и тоже, отказываясь замечать совершенно иную, куда более серьёзную проблему! Этот парниша! Он не просто сошел с ума или загорелся геройством. Его поток мыслей теперь определённо просто невозможно предугадать, а каждое наше вмешательство со стороны лишь сильнее усугубляет ситуацию. Если на следующей своей миссии он учудит что-то еще куда более грозное, то мне придется переселять всех остальных магов за километр от него.

Он стал невероятно грозным и смертоносным оружием, но Чарльз отлично понимал, что он и вся эта лаборатория стремительно теряют контроль над ним. И если бы им еще удалось отправить его на поле боя, где бы он и взорвался, то ситуация была бы еще в каком-то роде под контролем. Но Чарльз понимал, что не может просто заявить начальству, что они потеряли контроль над столь выдающимся субъектом. Да будь он даже невыдающимся, факт утраты кадра повредил бы лишь генералам и их Десятке, а вот факт такого просчета в управлении со стороны Чарльза и подконтрольных ему людей – уже задел бы его самого.

– Какой я, черт возьми, капитан, если не смог поставить на место одного нерадивого рекрута?! – наконец, гневно выпалил Чарльз – Нам просто нужно не дать ему окончательно зазнаться и поставить на место. Неужели всех магов в этом чертовом подземелье на отшибе не хватит, чтобы сделать это?! Так и к чему я тут тогда только горбатился столько времени? Это просто смешно! Не стоит мне больше поддаваться таким абсурдным рассуждениям, а банально взяться за дело. Как в былые времена…