Восстание Магов. Том 1. Прижатые к земле

– Ты… – четко ощущая, как его покрытая теневым клыком рука, застряла между рёбер Винсента, промолвил Бог.

– Прости… – лишь с улыбкой произнес Винсент, пока из его рта выходили струйки крови.

Бог больше не ощущал того адского пламени ни вокруг, ни внутри Винсента, а потому от этого осознания ему вдруг стало так мучительно холодно! Он из последних сил схватился за свою правую руку и попытался вытащить её из тела учителя, но она будто застряла там. Будто её там что-то удерживало. Чья-то столь теплая хватка, что у Бога просто больше не было сил вырываться.

– Отпусти! – лишь через слезы прокричал Бог.

– Мне столько нужно тебе еще сказать, поэтому не переживай, пока что я еще умирать не собираюсь! – всё также глупо улыбаясь, со своей детской наивностью стараясь обмануть Бога, произнес Винсент и положил свою левую руку на пронзившую его клешню Бога.

– Почему ты сейчас так со мной поступаешь?! Почему лишь ты способен на такое?! Почему я…?! – уже путаясь в словах и собственных мыслях, так же продолжал кричать на него Бог.

– Правильно, правильно, выскажи этому старому дураку всё то, что лежало у тебя на душе, – продолжал подбадривать его Винсент – Он так долго был рядом, оказался ближе, чем кто-либо другой, но при этом…

– Да заткнись ты уже! – отбросив своей левой рукой руку Винсента, проревел Бог и бессильно ударил его ею – Не смей… продолжать, а иначе…

– А иначе никак, Бог! Всё это время я видел, как тебе тяжело, я всё это видел и понимал, но продолжал считать, что все это лишь пойдет тебе во «благо», – не сдерживая последних слез, высказался, наконец, Винсент.

– Каким же наивным и тупоголовым кретином ты тогда был!

– Ха-ха, да, да, верно! – усмехнулся Винсента и, обессилив выпустил правую руку Бога из своей груди – А всё потому что я прикрывался собственным великим несчастьем, а за тебя заступался лишь в наивных попытках…

– Не говори больше! Я сейчас же что-нибудь придумаю! – обхватив руками Винсента за плечи, убеждал его Бог, хотя ситуация была уже очевидной.

– В попытках искупить свои грехи… – схватив за руку уже стремящегося прочь на поиски подмоги Бога, продолжил Винсент.

– Чёртов идиот, если в тебе столько сил, чтобы держать себя в живых и говорить, то сохрани их, дабы выжить! Прошу! – не в силах освободиться даже от такого захвата, умолял Бог.

– А потому сейчас я хочу сказать тебе лишь одно – уже шептал из-за потери сил Винсент, явно не имея более возможности услышать или понять Бога – ….

Бог, хоть искренне того и не хотел, но таки сумел услышать его последние слова. Только вот всё его нутро шло против сказанного, а потому в тот момент он никак их не воспринял. А Винсент окончательно бездыханно обрушился на стальной холодный пол коридора и покинул этот мир с улыбкой. Такой теплой, что Богу казалось, что его тело сейчас разорвёт от этого перепада температур. Его левое плечо вдруг стало чесаться, а воздухе начали витать белые перья. Тогда еще ему не суждено было заметить, что всё это из-за белого, сродни ангельскому, крыла, что на мгновение появилось у него за спиной. Если бы он тогда его увидел, то наверняка бы еще раз глупо рассмеялся и расплакался из-за того, как же это глупо и невинно выглядело со стороны.

Но видя, как со всех сторон к нему потихоньку подбираются до этого сидевшие в засаде маги, его вновь наполнил небывалый гнев.

– Хватит уже… – лишь тихо сказал он, пронзая их неспешное приближение в его сторону своим взглядом, а затем позволил тьме внутри вырваться наружу.

Так долго он держал её внутри всё это время. Так долго он верил и ждал, что этот глупый учитель придет. Но теперь, когда всё обернулось наихудшим для них обоих образом, ему уже было всё равно. Он понял, что всё это время был жалок и ничтожен. Что за всеми его громоподобными речами было лишь отчаянно желание быть поистине услышанным. Весь тот фарс, весь этот Бог, всё это было создано лишь в угоду этому. И теперь, когда последний человек таки услышал отчаянный крик его души, то пора было заканчивать.

Что заканчивать? Да всё это. Бог искренне не мог предсказать, что будет с ним дальше: либо тьма пожрёт всего его без остатка, либо оставит погребённым заживо внутри этого стального саркофага. Как не могли всего этого предсказать и остальные сотрудники лаборатории, что до этого лишь жались друг к другу в страхе, стоило им только впервые услышать звуки борьбы. Бог чувствовал их боль их тьма поглощалась им, а потому их замученные голоса эхом проносились в остатках его сознания, когда он выпустил эту бурю на волю. Он не верил, что когда-нибудь еще осмелиться проснется, после этого мучительного кошмара, но в тоже время ему не хотелось терять сил и сознания, дабы не погрузить себя в еще больший ужас.

– Слушай, Бог, всё это время я лишь смотрел в прошлое и искренне верил, что тем самым несу наказание, за совершенные мною грехи. А главное я стал верить, что это наказание лишь моё собственное, а потому никого больше не заденет мой путь искупления, – вдруг услышал он знакомый голос, где-то на окраинах своего сознания.

Стоило ему только рвануть своё тело вперёд и подняться, как он увидел, что сидит посреди поля из золотых колоссов пшеницы. А рядом с ним расположился в белой рясе Винсент и будто рассказывал ему историю.

– Но когда я познакомился с тобой, то что-то в это моем осознании себя так неприятно ёкнуло. Дескать, я где-то допустил ошибку. Но тогда я еще слишком сильно жалел лишь себя, не находя поддержки от окружающих, и потому винил тебя в этом. Не желал я тогда, чтобы кто-то, даже на таком подсознательном уровне, да пробуждал во мне такие мысли. Но чем больше я проводил с тобой времени, тем больше понимал, что нам, отчего-то, не суждено с тобою быть порознь. Я считал, что ты меня преследуешь, как какое-то очередное бремя, что мне предстоит на себе нести. И когда я с этим смирился, то вдруг осознал, почему мне так больно и мучительно было быть рядом с тобой.

Бог не мог и слова в ответ сказать, даже пошевелиться. А Винсент, казалось, всё равно видел его стремления, а потому лишь расслаблено улыбнулся, повел рукой и отвел взгляд:

– Ты видел меня без того бремени наказания, что я себе вынес. Ты видел меня не как того, кто безвольно шел по пути искупления, а как того, кто искренне желает жить. И ты тоже так желал, не так ли? Но я осознавал всё это слишком медленно, примерно так же, как я сейчас тяну с тобой этот разговор, да? – рассмеялся он – Поначалу я верил, что еще смогу тебя спасти, но когда видел твою скорбную фигуру в том переходе, впервые за долгое время увидел именно «тебя», то понял, что не посмею поднять на тебя руку.

– А что же насчет того удара клинком, дабы отбить твой первый удар? – с очередной усмешкой говорил Винсент, будто сознаваясь в собственном преступлении – Да так, раззадорить тебя хотел! Чтобы тот единственный удар, что ты бы мне нанёс, был бы серьёзным и смертельным. Ибо больно сражаться между собой в тот момент было бы нам обоим. А я решил, что в тот момент, уже пришла пора мне заплатить за свои настоящие грехи. Глупо, наивно, и так эгоистично, правда ведь? Но если отбросить все эти разговоры обо мне, да обо мне, то тебе я хочу сказать лишь одно.

– Только поклянись, что послушаешь. Ты должен лишь…

– Никогда! – вырвавшись, наконец, из оков не только это странного сна, но и той горы обломков и хлама, что завалил его, произнес Бог, вновь отрицая в себе мольбы Винсента.

Каким-то странным образом он оказался отнюдь не внутри помещений комплекса, что сейчас были полностью погребены под кучами стали и земли, а где-то снаружи и поодаль. Вокруг него повсюду валялись белые перья, которые, однако, быстро начали растворяться, стоило ему только взглянуть на них, будто были лишь миражем.

Когда он основательно успел пройтись по округе и осмотреться, то понял, что ему одному каким-то чудом удалось выбраться из лаборатории живым, хотя он и был в эпицентре того взрыва, что уничтожил её изнутри. Никаких, даже малейших следов изменения манны в округе не было, а значит никто не смог сбежать. В то же время солнце уже стремилось уйти за горизонт, что означало, что поваляться здесь на свежем воздухе он успел немало.

Он до сих пор с трудом еще верил, что на самом деле остался жив, а не видит сейчас такой же сон, как и тогда в поле. Но постепенно былые чувства возвращались к нему. Как только его живот проурчал, требуя его наполнить, пока его ноги и руки ныли, а глаза закатывались, то он понял, что всё еще находился на бренной земле.

– И что же теперь? – желая рассмеяться в отчаянии, вопросил у самого себя Бог.

Но у него не было сил, как рассмеяться, так и подумать об этом. Ему хотелось лишь забиться куда-то в угол как можно на подольше и сидеть там до скончания времен.

– Интересно, – рассудил он – Но, наверное, за мной вскоре придут куча магов Союза, дабы разорвать на части, так что не видать мне такого покоя!

Эта была его последняя мысль не только на тот день, но и еще на пару недель вперед. Он забился куда-то в самый неприметный угол бывшей Империи, кое-как проживая на остатках еды и воды, что удалось спасти из лаборатории. Всё это время он ждал и ждал, пока за ним кто-то явиться, но мир, будто позабыл о нём. Когда он осмелился выйти наружу, то обнаружил, что Союз и Империя бросили все свои силы на некий проект Двадцати, а потому все их силы сейчас были сосредоточены на крайне узкой линии последнего фронта.

Не желая иметь никакого отношения ко всему этому, зная, что сейчас он еще слишком обессилен и его шанс пока не настал, Бог рассудил для себя следующее:

– Как же я от всего этого устал: всеразрушающая война, всеобъемлющая боль, бескрайнее отчаяние. Из-за них я стал Богом и раз за разом совершал ужасные проступки. Но искренне верил, что не стану тем, кого боялся в самом себе столь сильно. Не стану тем истинным Богом, что нёс бы на своих крыльях всю грозу войны, всю полноту боли и всю пустоту отчаяния. Но все те слабости, что когда-то говорили во мне и призывали остановиться, теперь исчезли, – он рассмеялся, искренне, хотя и не верил, что это произойдет так рано, ибо клялся когда-то себе в ином – А потому пришла пора человечеству узреть явление нового Бога! Никогда я больше не позволю им творить все те ужасы, что сам пережил! Вместо этого я заставлю их бояться и жалко жаться друг к другу, как им и должно! Да познает мир разрушение, боли и жажду в этот последний и судьбоносный раз!

Среди разрухи и полупустыни, оставшейся на северной границе прежней Империи, уверенно шел вперёд путник в странном наряде, на восточный манер, в окружении, казалось бы, разномастной свиты.

– Я слышал, что во время войны из одной из тайных лабораторий Союза сбежал один мальченка, перед этим как следует её разворотив. И если он до сих пор жив, а Союз не предпринял никаких действий по этому поводу, то он нам нужен! – произнес Рейл, ведя за собой костяк магов, покрытых черными, словно ночь, покрывалами с мистическим кругом по центру.

– Но вы уверены, что мы сможем с ним совладать, если этого не удалось Союзу? – спросил один из них.

– Не думал, что цепи позволят тебе усомниться во мне, – с улыбкой ответил ему Рейл и взмахнул подолом своего кимоно, отчего на соседней руке покрытой боди качнулись медные цепи, её обвивающие – Я всей душой и чутьем верю, что мы с ним найдем общий язык. Ибо его боль и бесконечная тьма это как раз то, что нам сейчас нужно!