Карусели дьявола

Павел Некрасов

Карусели дьявола

Пролог.

Валентина Сергеевича я встретил случайно. К тому времени он несколько лет занимался только бизнесом. Знакомство у нас было шапочное. Кроме нескольких общих знакомых нас ничего не связывало. Одним из них был мой одноклассник. Валентин Сергеевич вдруг вспомнил о нем и принялся пересказывать истории, которые я слышал от самого Михаила.

Откровенно говоря, мне было скучно и неинтересно слушать их. Но он закончил с очередной историей и взялся за следующую. Вычерчивал на салфетке расположение комнаты Михаила в общежитии и говорил, изредка посмеиваясь:

– Вот здесь стояла его кровать. От кровати до двери десять шагов не больше. Если бы он встал и сделал хотя бы один лишний шаг, его бы убили уже тогда. Ты был у него в гостях в то время?

– Не довелось, – в этот момент я пропустил что-то в его рассказе.

– Там такая ниша была, – он постучал перышком ручки по схеме. – Не знаю, зачем при советах так строили. Чтобы подслушивать соседей, что ли? В общем, не знаю. Но люди ставили в этих нишах диваны и кровати. Очень удобно, кстати… Когда к нему постучались, он откликнулся и начал тапочки искать. А пол – деревянный, старый. Половицы скрипели безбожно! – Валентин Сергеевич коротко рассмеялся: – До сих пор помню их скрип… Понимаешь, Миша с ноги на ногу возле кровати переминается. А впечатление такое, будто он уже к двери подходит. Киллер ему: «Миша!», тот в ответ: «Да?» И ему дверь разносят картечью… В ней дыра была с твою голову! Этот болван засунул в эту дыру ствол, сделал еще несколько выстрелов и убежал. А Мишка забился в угол ниши, и его не задело! Понимаешь?

– Повезло! – добавить мне было нечего.

– Да, тогда повезло, – Валентин Сергеевич снова побарабанил перышком по схеме. – Но его все равно этим накрыло! От судьбы не уйдешь.

– Он умер, что ли?!

– А ты не знал?!

– Нет! Как на Кубань уехал, так ни сном, ни духом.

– Да. Уехал на Кубань.

В этот момент он вдруг явственно отстранился от всего. Смотрел на меня и, словно, не видел. Продолжалось это несколько мгновений, но пауза показалась мне продолжительной. Как будто собеседник собирался сказать еще что-то, но так и не решился.

– Не знаю, какой черт принес его обратно в город, – уже невнятно пробормотал он. – Нашли его через два дня после приезда в сквере на проспекте Ленина.

– Я даже не слышал об этом, Валентин Сергеевич! Замотался.

– Ну да, – снова кивнул тот. – Мы все замотались. Внезапно.

Я посмотрел в окно. К слову сказать, совсем недавно я вспоминал о Михаиле. Как-то вскользь и даже с неприязнью (в свое время он едва не втянул меня в скверную историю), но все же вспоминал. А его уже и в живых нет.

– Вот и начинаешь задумываться о вещах необъяснимых, – тем временем говорил Валентин Сергеевич. – А когда доходишь до сути происходящего, понимаешь, что на самом деле ничего не понимаешь.

На этот раз я промолчал, просто не успевал за ним.

– Потому что понять это невозможно. И слов таких я не знаю. Это как возмездие за все, что уже сделал, и даже за то, не сделал еще. Даже еще не думал о чем-то пагубном, а на тебя уже обрушился гнев божий.

– Его убили? Это месть?

– Скоропостижная смерть по официальной версии. И болезнь приплели. Но я не сомневаюсь… Конечно, его убили. Та история многим аукнулась. Кто-то за решетку попал. Кто-то головы лишился. А кто-то в гору пошел. Но без Миши ничего этого не случилось бы.

– Жаль его, – пробормотал я. – Умер молодым.

– Извини плохие новости принес. Мне пора. Всего хорошего! – Валентин Сергеевич протянул руку на прощание.

– Берегите себя.

Я проводил его взглядом. Сел за столик и принялся смотреть в окно на городскую сутолоку. По дороге струился автомобильный поток. И такой же поток пешеходов затопил тротуары. Все куда-то спешили и казались очень деятельными. Как статисты на съёмочной площадке.

– Оратория оглашенных, – пробормотал я.

И захотелось мне взглянуть в глаза того, кто вызвал череду событий, эхо которых до сих пор не растворилось во времени.

Спустя час я расплатился с таксистом и открыл калитку дачного поселка Сосновый Бор. Сюда я частенько наведывался несколько лет назад, когда собирал материалы для одной из книг. Не успел я закрыть калитку, как на крыльцо сторожки вышел подтянутый парень и без обиняков спросил:

– Вы к кому?

– К знакомому. А что такое, пропуск нужен?

– Пока не нужен. Так к кому вы?

Я почувствовал профессиональный интерес и остановился напротив него.

– Вы спрашиваете об этом всех гостей?

– Да, – кивнул он.

Лет ему было около тридцати. И на сторожа он не походил. Совсем.

– Сколько же вам платят за такое беспокойство?

– По крайней мере, документы покажите, – вместо ответа озабоченно произнес он.

– Даже не подумаю, – усмехнулся я.

Он сделал шаг вперед и спустился ступенькой ниже.

– Покажите документы. Я просто запишу вашу фамилию в журнал.

– А если бы я приехал на такси?

– Я бы остановил машину на въезде и проверил обоих, – он спустился еще на одну ступеньку. – Просто покажите мне документы или скажите к кому направляетесь.

– К Селиверстову, – ответил я.

Продолжать запираться и играть словами было не только бессмысленно, но и чревато. Я понял, что этот человек не отступится. И понял, откуда он.

– Петр Анатольевич ждет вас? – все так же насторожено спросил он.

– Нет, я хотел сделать сюрприз. Но не судьба.

– Я сейчас позвоню ему. Скажите свое имя.

Я назвался. Сторож вернулся в дом и через минуту постучал в окно:

– Проходите!

Мне только и осталось, что покачать головой и пробормотать: «Ну и ну!»

Обустраивал поселок народ зажиточный. Дома были капитальными в два-три этажа. От пролетарских коллективных садов этот поселок отличался как небо от земли. Впрочем, и здесь случались неприятности. На одной из улиц я заметил пепелище, слова другого не подберешь. Словно, здесь не пожар случился, а геенна огненная разверзлась. А наверняка случались и кражи, и драки, и более тяжкие преступления. Подумав об этом, я усмехнулся – на ум сразу пришел американский фильм «Особо тяжкие преступления»1. И в тот же миг почудилось мне, что поселок тоже рядится под мирное, уединенное местечко, как главный герой фильма – человек обаятельный, но как выяснилось позже – редкостный изверг. Померещились мне бурные и даже трагические истории, которые могли произойти здесь. А через мгновение фантазия разыгралась уже не на шутку. Мелькнуло перед глазами едва ли не с десяток историй с модным нынче криминальным подтекстом.

Тем временем Петр Анатольевич ждал меня возле крыльца.

– Здравствуйте! Хотел как снег на голову свалиться. Не получилось!

Я прошел за калитку, подмечая в Селиверстове перемены.

– Здравствуй, дорогой, здравствуй, – он сделал навстречу несколько шагов и неожиданно обнял меня.

«Сдал старик, – понял я. – Раньше он себе такого не позволял, хотя и солдафоном не был».

– Знал, что появишься, – тем временем говорил он. – Проходи. Помянем Михаила.

А вот в доме все осталось по-прежнему. Я знал, что хозяйка его умерла два года назад. Но порядок в комнатах был идеальный. Мы прошли на кухню. Пока он дожидался моего появления, успел накрыть на стол. И еще я заметил на полочке под иконкой стопку с водкой, накрытую горбушкой черного хлеба. И совсем уже неожиданно горло мое перехватило острой болью.

– Садись возле окна, – говорил Селиверстов, пододвигая стул. – Продрог с дороги. Погода мерзкая! Но мы это поправим.

Он налил в свою стопку водку и потянулся за моей.

– Спасибо, Петр Анатольевич. Мне нельзя, – отказался я. – Не употребляю.

– Закодировался? – знакомо усмехнулся он.

– Боже меня упаси – доверить голову мозгоправам!

– А помянуть по-русскому обычаю?

– Воздержусь.

– Хотя бы сок выпей, – он поставил передо мной запотевший стакан с соком.

Какое-то время мы сидели молча.

– Ну, земля пухом! – наконец сказал Селиверстов и встал. Я последовал его примеру. – Жаль, молодым умер. В расцвете, как говорится.

Я пригубил сок и спросил:

– Вы расскажете, что произошло тогда на самом деле? Ведь ни Михаил, ни вы всей правды так и не сказали.

Селиверстов снова усмехнулся:

– Чтобы ты через полгода книжку накатал? Мне это не нужно.

– Боитесь?

Я сел за стол и отодвинул стакан с соком в сторону.

– Мне бояться нечего. Да и терять тоже нечего.

– Меня один вопрос всегда ставил в тупик, – сказал я. – Почему Михаил отказался от всего на самом взлёте? У него складывалась блестящая карьера. Почему?.. Почему?! Сейчас вы уже можете ответить.

– Неужели ты так и не понял? – вопросом на вопрос ответил Селиверстов.

– Я вам не чета. Не сподобил меня бог – читать между строк.

– А ты не скромничай, тебе не к лицу. Просто сопоставь факты. Улавливаешь связь?

– Премудростям вы учили не меня, а Михаила… – я осекся.

– Дошло, наконец, – усмехнулся он. – Миша был человеком дела. И человеком чести! Офицером, присягнувшим родине и народу. Он до конца оставался оперативником.

– Мистификация, значит.

– Не мистификация, а очередная операция, – уже с неприязнью процедил Селиверстов сквозь зубы. – Не было позорного увольнения. И скандала не было. И Кубани тоже не было, – он снова плеснул себе. – И его теперь тоже нет.

Я закрыл глаза ладонью и покачал головой.

– Что же вы за люди такие, если посылаете друг друга на смерть?

– Вот тут ты не прав, – сказал Селиверстов. – Он сам шел вперед и не спасовал, когда пришло время.

– Вы еще о чувстве долга вспомните, – усмехнулся я, краем сознания понимая, что в этот момент упускаю что-то очень важное.

– А почему, нет?! – Селиверстов посмотрел на меня. – И долг, и офицерскую честь никто не отменял. Кто сказал, что все это осталось в прошлом? По телевизору покажут кучку проворовавшихся негодяев в погонах. А такое впечатление, что все люди в погонах – негодяи! Я читал твою книгу. Миша рукопись привозил. Ты почти все переврал, но конец мне понравился. Потому что мы не были монстрами. Не были героями, но и чудовищами тоже не были.

– Я изменил концовку.

– Напрасно. Значит, в твоей книге не осталось ни слова правды.

– Я к вам не за критикой приехал, – огрызнулся я.

– А больше нам разговаривать не о чем. Ты понял все, что успел. А я сказал все, что хотел.

Я вышел из-за стола и прошел в прихожую:

– Если я чем-то задел вас по неосторожности, простите.

– Да подожди ты, – остановил меня Селиверстов. – Я ведь тебя все-таки ждал. Возьми вот фотографию на память, – он протянул мне конверт.

Я открыл его и вытащил снимок. На нем был запечатлён Михаил при параде и при регалиях.

– Подполковник, значит, – пробормотал я.

– Да. Посмертно полковника дали. И заметь, сколько наград. Родина своих героев не забывает.

– В каком же вы звании, Петр Анатольевич?

– Много будешь знать – плохо будешь спать, – в ответ усмехнулся Селиверстов.

Он проводил меня до крыльца и снова обнял, словно мы расстались добрыми друзьями. Я простился со стариком и вышел на дорогу. Нужно было вызвать такси. Я вытащил из кармана мобильник, набрал номер диспетчера. Но как только поднес трубку к уху, сразу все понял.

Мне никогда не понять героев, для этого нужно быть из их племени.

– Ах ты, старая ты сволочь, – прошептал я, вспомнив фразу, выпавшую из контекста нашего разговора. – Миша-Миша, – вздохнул я, слушая длинные гудки в трубке. – Зачем ты выбрал этот путь?

– Такси «Город», – отозвался диспетчер. – Я вас слушаю.

– Будьте добры, пришлите машину на тридцать первый километр. Дачный поселок Сосновый Бор. Я буду ждать возле ворот.

– Заказ принят. Вы знаете цену?

– Да, цена меня вполне устраивает, – ответил я, машинально оборачиваясь.

Селиверстов стоял на дороге и смотрел мне вслед. Я помахал ему рукой на прощание и ускорил шаг. Мне не терпелось выбраться из этих мест.

1. Вечерняя волна.

– «В продаже имеется свежее куриное яйцо. Отдел номер пять рад приветствовать покупателей…» – женский голос манящей волной проплыл по супермаркету.

В торговом зале от покупателей было тесно. То тут, то там к опустевшим прилавкам подвозили продукты. От ярких упаковок и разноцветных наклеек рябило в глазах.

– «Наш супермаркет проводит трехдневную акцию на снижение стоимости следующей группы продуктов и товаров…»

Шел одиннадцатый час утра. По большей части покупателями были люди преклонного возраста и домохозяйки. Для многих из них прогулка в магазин уже давно стала возможностью лишний раз перекинуться парой слов со знакомыми и незнакомыми людьми.

– Кофе, кофе, кофе… – высокий горбоносый мужчина лет сорока задумчиво разглядывал полки с жестяными банками и упаковками с кофейным зерном. – Сколько же его здесь… Девушка! – он привлёк внимание миловидной шатенки, стоявшей неподалеку. – Простите за беспокойство. Я кофе не пью. И супруга моя предпочитает хороший зелёный чай. Но вечером к нам должна приехать тёща – дама из Саратова. А она жизнь без кофе не представляет! Не могли бы вы посоветовать какой-нибудь хороший сорт? Телевизионной рекламе я как-то не доверяю.

В ответ она улыбнулась:

– Извините, я тоже не пью кофе.

– Жаль, – покачал головой мужчина. – Что ж, в таком случае куплю «Нескафе»! Да уж, реклама работает.

Тем временем девушка подошла к полкам с диетическими продуктами. Она была очень красивой шатенкой высокого роста и сразу производила впечатление.

Спустя четверть часа она вышла из супермаркета с покупками и направилась к парковке.

На дворе стояла поздняя осень. Деревья давно сбросили листву и больше всего напоминали хмурых стариков, стоявших вдоль тротуара. Холодно не было, но в воздухе пролетали редкие снежинки. Все вокруг говорило приближении зимы.

Девушка села в ярко-желтый «жук» – «Фольксваген» и медленно выехала со стоянки. Вслед за ней с небольшим разрывом выехали еще две машины. Неторопливой кавалькадой они проехали несколько кварталов и свернули в массив новостроек.

Девушка своего сопровождения не заметила. Но водитель следующего за ней автомобиля – выбиравший кофе для тёщи, поглядывал в зеркало заднего вида и улыбался тонкими бледными губами.

Шатенка оставила машину во дворе одной из высоток.

– Здравствуйте, тётя Вера, – поздоровалась с пожилой соседкой. Та сидела на скамье возле подъезда.

– Здравствуй, Анечка! Здравствуй, милая!

Машины ее соглядатаев припарковались бок о бок. Обе были черного цвета, с тонированными стеклами. Любитель кофе развернулся и, не отрываясь, смотрел на окна другой машины. В этот момент его лицо было бесстрастным, и он почти не мигал.

– Я знаю, что это ты – старый дьявол, – прошептал он.

И водитель второй машины улыбнулся, словно услышал его.

А шатенка по имени Аня поднялась на седьмой этаж. Не снимая пальто и не разуваясь, прошла на кухню, бросила на стол пакеты с продуктами и включила телевизор. Прошла в спальню, включила автоответчик и только после этого вернулась в прихожую.

– Дочка, как ты? – донеслось из спальни. – Почему не отвечаешь?

– Привет, мама, – поздоровалась она с автоответчиком.

– Аня, обязательно перезвони. Нам нужно поговорить.

– Хорошо, мама.

И невольно поморщилась, когда включилось следующее сообщение.

– Аня, я хочу увидеться с тобой. Давай, поговорим спокойно. Жду тебя в два часа в «Арлекино». Давай забудем обо всем. Мы взрослые люди. Я так хочу увидеть тебя. Целую… Жду…

– Прости, Хасанчик. Но нет!

Она аккуратно повесила пальто на вешалку, сняла сапоги и, разминая ноги, прошла в ванную комнату. Включила воду и вдруг замерла, разглядывая полку под зеркалом. Здесь вперемешку с ее косметикой стояла пена для бритья и флаконы с мужским парфюмом. В этот миг по краю ее сознания проплыла очень ясная мысль: судьба ее и Хасана должны были переплестись так же, как перемешались их вещи на этой полке. Она села на краешек ванны и неожиданно пригорюнилась. С кухни доносилось бормотание телевизионного ведущего. В спальне снова включился автоответчик. Кажется, снова звонила мать.

За студийным столом сидели трое: Бикташев Хасан, друзья называли его Ханом; Храмцова Ирина или Белочка; и Шпарак Андрей, к нему со школьной скамьи приклеилась кличка – Шпак. Они перебивали друг друга, едва сдерживая хохот:

– И катился Колобок дальше по своей дорожке, – тараторил Шпарак.

– А в это время Лисичка-сестричка, ничего не подозревая, бежала себе по лесу вприпрыжку! – Миндалевидные глаза Ирины на самом деле напоминали сладенькие глазки мультяшных лисиц.

–Это судьба, судьба! – сочным баритоном вещал Хасан.

– Ярко светило солнышко. И Колобок, напевая свою песенку…

– «Я от бабушки ушел! И от дедушки ушел!» – хриплым фальцетом запел Хасан.

Кирилл Иванов, ведущий «Вечерней волны», поставил стакан с чаем на стол и красноречиво покачал головой. В отличие от него, собравшиеся за стеклом покатывались со смеху. Выступления этой троицы всегда превращались в стендап-шоу.

– И вдруг лисичка почувствовала запах, – детским голоском пролепетала Храмцова.

– Съестного! – рявкнул Шпарак. – Она почувствовала запах Колобка!

– «И от Зайца ушел! И от Волка ушел!» – продолжал напевать Хасан.

Иванов снова покачал головой и посмотрел в окно. На город медленно опускались вечерние сумерки. Город утонул в море огней. Они расплескались от горизонта до горизонта. «Огни любви и надежды, – думал Иванов, глядя на них. – Как много света и уюта дарят они. Родители возвращаются с работы, целуют любимых детей: «Как успехи в школе?» Кто-то получил двойку, кто-то хорошую отметку, кто-то подрался, кто-то влюбился. Но на самом деле все счастливы, особенно дети. Для них пока что все в радость. Пока что для них родители – самые лучшие и самые добрые люди на свете. Жизнь еще не отравила их недоверием, корыстью, предательством…»

– «Ам-ням-ням!» Только и сказала Лиса! – рявкнул Бикташев.

– Тут и сказке конец! – объявил Шпарак. – А кто слушал – молодец!

– А кто скушал, еще больше молодец! – добавил Хасан.

– Мораль сей сказки, дети, такова, – назидательно произнесла Храмцова.

– Не пойте и не прыгайте! Не стойте, не пляшите! Там, где идет строительство или подвешен груз!!! – перевирая слова из «Пластилиновой вороны»2, пропел Шпарак.

– И самое главное – не разговаривайте с незнакомцами! – кивнула Ирина.

– И с незнакомками, – поддержал ее Бикташев.

– Вот такой вот – конец! – объявил Шпарак. – Пока-пока!

У них отключили микрофоны и запустили по каналу блок коммерческой рекламы.

Хасан посмотрел на коллег и усмехнулся:

– Все, мальчики и девочки! Рабочий день закончен! Спасибо за труд!

Они вышли из студии и остановились за стеклом.

– Время зимних каникул не за горами, – говорил в микрофон Иванов. – Туристическое агентство «Баттерфляй» предлагает горожанам великолепный отдых в горах Чехии! – бархатный голос ведущего «Вечерней волны» обволакивал слушателей гипнотическими грезами. – Лучшие зимние курорты Европы – ждут вас!

– Неплохо получилось, да?! – Шпарак вынул из кармана сигареты и предложил Ирине.

Они закурили. А Хасан выбил на ладонь две подушечки жевательной резинки – курить он бросил несколько лет назад.

Ирина делала неглубокие торопливые затяжки и смотрела на Иванова за студийным столом. Для его сегодняшней программы она приготовила очерк о странах Скандинавии.

– Ирина, ты идешь? – Хасан тоже смотрел на Иванова.

– Нет, я задержусь. Хочу послушать, как Кирилл Андреевич озвучит мой текст.

– Милая, оставляю тебя с неохотой. Но что ж поделать, – Шпарак потянулся к ней, но Храмцова ловко увернулась от поцелуя. – Хотел бы я быть Ивановым, – сказал он Хасану уже на улице.

Бикташев задумчиво посмотрел на него, но ничего не сказал.

– А с тобой-то что?! – спросил тот. – Не зубоскалишь, не ёрничаешь… Аня?.. И именно, но не только лишь поэтому, я предлагаю ресторацию! – уже совсем другим тоном объявил Шпарак. – Предлагаю, как следует напиться и забыть обо всем! В который уже раз!

– Нет, дружище! Мы пойдём другим путем!

– Плохо, Хасанчик! Очень плохо! – усмехнулся Шпарак. – Накручиваешь себя! И совершенно напрасно!

– Ладно уже! – оборвал его Хасан. – Удачного вечера! И не забывай, завтра в одиннадцать в студии! Похмелье – не отговорка!

– Хватит уже, командир! – отмахнулся Шпарак. – Я вообще прогуливал?! Тебя подвезти?

– Нет, я пешком.

– Дело хозяйское, – снова усмехнулся Шпарак. – Будь здоров!

В машине он замер, словно оцепенел. Только изредка поигрывал желваками на скулах.

– Ничего, командир, – наконец вышел из ступора, – скоро сочтемся!

И включил радио, приемник был настроен на «Вечернюю волну».

– «Вечер только начинается, дорогие радиослушатели, – растекался по салону бархатный голос Иванова. – Наш с вами разговор только начинается. Но в этот момент мы сидим за одним большим семейным столом: наше старшее поколение – бабушки и дедушки, нынешние папы и мамы, сыновья и дочери, братья и сестры, внуки и внучки. Ведь это так прекрасно – любить и быть любимыми…»

Шпарак неожиданно закрыл лицо руками и упал на руль.

– Ира, Ирочка, почему?! – прошептал он. – За что ты меня так? Ведь я тебя люблю… Люблю…

– «Это такое счастье – быть рядом с близкими людьми, – растекался над городом бархатный голос Иванова. – Каждую минуту ощущать их любовь и поддержку…»

– Аня, – Хасан облокотился на металлический корпус таксофона. – Ответь мне, пожалуйста. У меня уже батарейка в мобильнике "сдохла". Ань, ну сколько можно? Твой характер я знаю. Давай мириться… Я не пойму, что за кошка между нами пробежала… У тебя появились новые друзья, новые подруги. Может, дело в них? Я не знаю… Конечно, у тебя всегда найдётся, с кем меня сравнивать. Я не так богат, не так умён, не так красив, как твои новые знакомые. Но у меня есть то, чего нет у них. Я жизнь за тебя отдам, Аня! И это не просто красивые слова…

И он говорил еще что-то. Говорил так, чтобы на том конце провода ему наконец поверили и сняли трубку с рычага. Он говорил, тщательно подбирая слова. Говорил, игнорируя желающих позвонить с того же таксофона. Они приходили и уходили. А он все говорил и говорил, уже понимая, что разговаривает сам с собою. Потому что автоответчики для подобных излияний не приспособлены. А короткие гудки в трубке он не хотел замечать.

Последний из желающих поговорить оказался самым настойчивым.

– Слушай, друг, – наконец, не выдержал он. – Мне нужно сделать один короткий звонок. Я тебе жетончик отдам, ты свой разговор позже закончишь.

– Да отвали ты! – бешено глянул на него Хасан и еще плотней прижал трубку к уху.

– О’кей…

– Что ты там бормочешь?! – Хасан бросил трубку на рычаг и резко повернулся к нему. – Что ты лезешь не в свое дело?!

– Спокойней, дружище, – мужчина оглянулся по сторонам. Впечатление бойца он не производил.

– Урод! – Хасан бросился на него, схватил за грудки и отшвырнул на газон. – Сволочь!

Случайные свидетели подняли крик, какая-то женщина вызвала милицию. На крики из сквера выскочила компания подростков, они с жадным любопытством наблюдали за происходящим. А Хасана как кипятком обдало.

– Папа! Папа! – подбежала к лежавшему девочка лет двенадцати и расплакалась. – Папа, что с тобой?!

Хасан резко отпрянул от них. И расталкивая зевак, бросился по тротуару в сторону окраин. Вслед ему полетели пивные бутылки. Разочарованные подростки улюлюкали и свистели. Им очень хотелось посмотреть драку.

Хасан бежал до тех пор, пока ноги не подкосились. Дышал он тяжело и прерывисто, но именно это усилие отрезвило его. Сейчас он хорошо понимал, что последние недели выбили его из колеи. С каждым днем он терял вместе с самообладанием и человеческое достоинство. Но поделать с собой ничего не мог. Он был одержим своей подругой.

В этот вечер ноги сами вынесли его к дому любимой. Он остановился посреди двора, посмотрел на освещенные окна ее квартиры и вновь почувствовал отчаянье.

– Господи, – прошептал он. – Аня, как же я тебя люблю.

Хасан сел на скамейку возле ее подъезда и притих. Время подходило к полуночи. Было так тихо и спокойно, что мыслями Хасан невольно вернулся в недавнее прошлое, когда в его отношениях с Аней царили любовь и согласие.

– Почему все рассыпалось? – прошептал он. – За́мок из песка.

Все изменилось, когда Аню пригласили на должность редактора в одно из популярных реалити-шоу. Хасан сразу же почувствовал наступление скорых и нежелательных для себя перемен. Подругу он пытался убедить в том, что телевизионное шоу – это безвкусно, навязчиво и по́шло. Но в ответ она говорила: