Путь Святозара. Том второй

Стоян стоял, держа на вытянутой ладони лепесток с кольцом, а когда Святозар закончил говорить, посмотрел благодарно на него. Он с невыразимой робостью взял свое кольцо и надел на правый мизинец Белославе, тихо шепнув ей: «Люблю, тебя!». Белослава вся зарделась, взяла свое кольцо, и, надев на палец Стояна, также тихо ответила: «Во век буду верна лишь тебе одному!» Молодые отвели влюбленные взгляды друг от друга, воззрились на наследника и низко ему поклонились. А когда Святозар поклонился в ответ, Стоян подхватил на руки любимую, и, обогнув стол, понес ее к дому, да стремительно зайдя на крыльцо, скрылся с Белославой за распахнутыми дверьми.

Наследник стоял все еще на прежнем месте, низко опустив голову, и муторно дышал, словно пред тем преодолел значительное расстояние, когда к нему подошел отец и приобняв за плечи заглянул в лицо.

– Ты, чего сын, такой смурной? – спросил правитель и улыбнулся. – Какой прекрасный дар сотворил для своего друга и будто сам не рад.

– Да, нет, отец, – еле слышно ответил Святозар и поднял голову. – Это совсем по-другому, совсем о другом я вспомнил.

– О чем, – усмехнувшись, поспрашал правитель и встрепал кудри наследника. – А, Любавушке?

– Нет, отец, ни о Любавушке, – улыбаясь правителю и качая головой, молвил Святозар. – Ее красу мою милую, не надо будет к себе никак привязывать.

– Да, ты, я гляжу хмельной уже вовсю, и когда же ты успел, вам же не положено… Ну, тогда давай домой отправляться. Ты свой долг перед другом выполнил, пора и честь в гостях знать. Поехали, – добавил отец, и, ухватив сына за плечо, повел за собой.

– Правитель, – подведя к Ярилу и Святозару лошадей, обратился Дубыня. – Вот кони ваши. Ах, Святозар, какой же ты молодец, такое чудо создал. Жена моя расплакалась, глядя на ту красоту, – сказал наставник, придерживая коня наследника и помогая ему на него взобраться.

– Спасибо Дубыня, – поблагодарил наставника Святозар, и, взгромоздившись на коня, медленно развернул его. Он долгим взором оглядел своих другов, которые все еще продолжали нести свой долг, провожая покидающих свадьбу да зычно им прокричал, – други мои! Жду вас завтра поутру во дворце, мне надо с вами погутарить, – да тронув коня, поспешил нагнать правителя.

Святозар поравнялся с отцом и поехал с ним рядом, опустив голову и уставившись в гриву коня. Правитель зыркнув на сына, чуть зримо перекосил лицо и негромко ему молвил:

– Мальчик мой, ты, должен научиться жить не оглядываясь назад, а иначе… Иначе, сын, ты не только потеряешь смысл жизни, но и свою бесценную душу. Смотрю я на тебя, и кровью обливается моя душа, наблюдая, как сжигаешь ты себя изнутри. Не надо все время думать о прошлом, не надо сын. Надо жить настоящим, сегодняшним днем, завтрашним. ДажьБог дал возможность познать тебе свою душу, совсем не затем, чтобы ты ее испепелял теперь… Нет! не за этим! Он хотел, чтобы ты исправил ошибку, а исправив жил дальше, не обжигая себя стыдом и страданиями. Посмотри на себя со стороны, ты на себя не похож. У меня все други спрашивают, что с тобой случилось, что произошло… голова опущенная, все время ходишь печальный, слезы на глазах постоянно блестят, и ведь это видят не только други, но и слуги и люди кругом. Так нельзя, мальчик мой, нельзя… Ну, что-то тревожит приди, расскажи мне, я помогу тебе, подскажу, поддержу, а так как ты себя мучаешь, так нельзя. И я думаю, что не только мне это не нравится, но и ДажьБогу тоже. Ему тоже больно видеть, что ты с собой делаешь. Прошу тебя, успокойся, что смог ты уже исправил, а дальше… Ну, дальше как получится мальчик мой.

– Да, отец, ты во всем прав, – вздев голову и посмотрев на правителя, заметил Святозар. – Просто иногда так бывает тяжело… Внезапно наполнит тебя какая-то горечь. Вот как сейчас… Вспомнил я, что до супруги моей, еще впервой своей жизни, любил я… Любил я… женщину. Я был тогда очень молод. И я любил ее, так как не любил никогда больше. Она ждала от меня дитя, и я предложил ей стать моей женой, но она поставила условие, чтобы я привез ей кольцо Бога Камы. Я собрался в путь. Помню, пришел тогда ДажьБог и стал меня отговаривать, говоря: «Не верь ей, сын, не верь. Она изменчива и не постоянна, как ее душа. Она не дождется тебя. А путь, который ты выбрал очень трудный и тяжелый, ты молод, тебе его не пройти, я не пущу тебя…». Но я не послушал ДажьБога, моя душа горела в любовном порыве, и мне казалось, что я могу сделать для нее все. Мне так хотелось, чтобы она была рядом, что я готов был ослушаться отца, подвергнуть свою жизнь любой опасности. ДажьБог долго меня уговаривал, но видя, что я его не послушаюсь, отправился вместе со мной в путь. В те времена, людское племя было не так многочисленно как сейчас. На земле жили разные народы: альвины, гомозули, великаны, лесные друды, волотоманы, псиголовцы, одноглазые орики, чудь белоглазая, ягыни и другие. И на каждой из дорожных развилок высились подобно Сумрачному лесу, высокие и дикие чащи, полные лесных и водных духов. Однажды мы проходили с ДажьБогом мимо одного селения и на нас напали одноглазые орики, этот народ был похож на великанов. Высокие, сильные с белой кожей, долгими белыми волосами да в середине лба у них горел один темно-карий глаз. Они потребовали от нас платы, за проход через их земли, а так как нам нечем было заплатить, схватили ДажьБога за руки желая оставить его у себя в работниках вместо платы. Однако не знали они, что схватили самого Бога, – Святозар прервался, широко улыбнулся припоминая былое. – ДажьБог обернулся неожиданно золотым, пылающим шаром, да принялся их обжигать, орики стали перекидывать его друг другу, а он, словно отскакивая от них, палил их тела до волдырей. Орики поняли, что перед ними Бог и опустились на колени. ДажьБог упал на землю обернулся собой, и приказал им – более никогда так не поступать к путникам, а проявлять уважение и гостеприимство. Помню, когда мы возвращались обратно с отцом, орики стоявшие на дороге и все еще покрытые волдырями, увидели его и поспешили скрыться в своих огромных каменных постройках, а ДажьБог глянул им вслед и сказал: «Хорошо бы их излечить, а то они не белые, а какие-то красные, но я боюсь, что как только им полегчает, они вновь приняться бесчинствовать на дорогах». – Наследник тихо засмеялся и даже глаза его на миг блеснули небесной голубизной. – Когда мы пришли с отцом к реке, в которую был обращен Бог Кама, то ДажьБог попросил его от своего имени подарить его сыну кольцо любви. Бог Кама поднялся из воды, он был едва мерцающим полупрозрачным духом и молвил, что подарит мне кольцо взамен рыбе-золотое перо, оная живет недалече от Южного моря в Ильмень-озере. Пришлось нам отправиться к Ильмень-озеру, по дороге на нас с отцом напали племя псиголовцев, полулюди-полусобаки, с головами псов. Это племя было очень злобное и воинственное, среди них рождались прекрасные лучники и копейщики. Мы не успели с отцом и опомниться, как в нас полетели стрелы и копья, но ДажьБог укрыл нас щитом, а увидев, что я ранен в левый бок, так рассердился, взял свой горящий лук и молнии-стрелы Бога Перуна, и начал жечь поселение и самих псиголовцев. Когда же те в страхе бежали, вытащил стрелу и излечил меня. Добравшись до Ильмень-озера, мы позвали Ильм Озерного и попросили у него рыбу-золотое перо. Но Ильм, водный старец с батогом увитым водорослями, не захотел дать нам рыбу-золотое перо. Тогда ДажьБог взял свои золотые гусли и заиграл на них, а Ильм Озерный пустился в пляс, да такой, что волны, да ветры расходились, рыба из озера стала на берег выскакивать. Да выпрыгнула и сама рыба-золотое перо, небольшая с ладонь рыбка, а вместо хвоста у нее длинное, золотое перо. Да, такая она была юркая и быстрая, лишь в последний миг, перед самой поверхностью воды удалось мне ее схватить. ДажьБог как увидел, что рыба у меня в руках, прекратил играть, дунул на рыбку, и она оказалась в прозрачном шаре, наполненном водой. Поклонился я Ильму Озерному, который стоял посередине озера тяжело дышал и нам с отцом батогом грозил, и пошли мы с ДажьБогом в обратный путь. Отдали рыбу-золотое перо Богу Каме, а тот подарил мне волшебное кольцо. – Святозар замолчал, расстегнул на куртике все застежки, расстегнул застежки на кафтане, вроде, ему не хватало воздуха и тяжело вздохнув, добавил, – да, только ДажьБог оказался прав, любимая моя меня не дождалась, и колечко мне не пригодилось…

– Значит, сын, не стоила она тебя, – чуть слышно молвил правитель.

– Нет, отец, это я был недостоин ее… Потому что она была Богиня, а я простой смертный человек, – покачав головой пояснил Святозар.

– Что ж, мальчик мой, – сказал правитель, когда сын и отец доехали до дворца, спешились с коней и передали поводья слуге. – Пойдем тогда в столовую и выпьем чашу медовухи за прекрасных восурских дев, которые любят нас такими, какие мы есть… простыми, смертными людьми.

Глава шестнадцатая

Наутро у Святозара весьма болела голова, видно вчера вечером с отцом они выпили не просто по одной чаше медовухи. Наследника разбудил Борщ, принеся воды в тазу. После случая с обручом, он совсем изменился, и стал прежним, работящим и славным юношей, только иногда бедственно вздыхал. Святозар поднялся с ложа, и даже не одевая онучей и сапог, подошел к тазу и опустил в него голову.

– Ах, ваша милость, видно у вас голова болит? – беспокойно спросил слуга.

– Болит Борщ, очень болит, наверно, я вчера с отцом лишнюю чашу пригубил, – ответил наследник и сызнова нырнул в таз головой.

– А, что если, ваша милость, я вам отвара принесу. Сенич, уже его сварил, да правителю нашему отнес, я видел, – предложил слуга.

– И, ты, думаешь, Борщ, что отвар поможет?– морщась от боли, и пытаясь вспомнить какой-либо заговор от головной боли, протянул поспрашая Святозар.

– Да-к, конечно поможет, ведь не зря Сенич его для нашего правителя, вашего отца готовит, когда тот после пира хандрит, – беззлобно усмехаясь, молвил слуга и вопрошающе посмотрел на наследника.

– Ну, ты тогда принеси и я тоже выпью. А то голова так болит, что я ни одного заговора не вспомню никак, – попросил Святозар, и вновь нырнул головой в таз.

Борщ тут же вышел из опочивальни, даже не закрыв двери, а мгновение спустя вернулся, неся большую чашу, укутанную в утиральник.

– Борщ, да, ты уже здесь?! – вынув голову из таза, радостно произнес наследник.

Слуга развернул чашу, и, подавая Святозару, важно проронил:

–Да, я же, сегодня пришел на кухню, ваша милость. Гляжу, Сенич правителю отвар готовит, а я сразу о вас и подумал. Наверно, думаю, и вам надо прихватить. Я же видел, что вы вчера допоздна с правителем в столовой сидели.

Святозар взял чашу, сел на ложе и принялся не торопясь пить отвар, потому что тот был дюже горячий, почасточку дуя на его бурую трепещущую гладь. А когда наследник его допил, то вмале почувствовал, как по телу разлилась живительная влага, которая выгнала боль из головы и, по-видимому, из всего тела.

– Вот же Борщ, посмотри какой ты добрый, да хороший юноша, светлый мой помощник, – сказал Святозар, отдавая чашу слуге и вытирая голову поданным утиральником.

– Да, ваша милость, это все она скверная эта любовь, совсем меня измучила. Вот если бы вы, ваша милость, были бы так добры и дали мне какое-нибудь снадобье, чтобы я свою Злату тем снадобьем напоил, да она меня полюбила, – тяжело вздохнув, добавил Борщ и подал наследнику рубаху и онучи.

– Ну, ты даешь, Борщ, – оборачивая ногу онучами и натягивая сапоги, заметил Святозар. – Я тебе знахарь, что ли, чтобы снадобья готовить. Нет, моя магия другая, она не может принуждать любить кого-либо. Да, и знаешь ты ее хоть снадобьем напои, хоть дарами осыпь, но коли ты ей не мил, ничего не поможет.

Наследник поднялся с ложа надел рубаху да поданный ему синий, долгополый с косым воротом кафтан, и покуда медлительно застегивал на нем застежки, Борщ надсадным голосом изрек:

– Вчера вы для друга, я видел, такое чудо прекрасное создали, неужели мне никак не можете помочь.

– Послушай, Борщ, – начал наследник и положил слуге руку на плечо. – Нельзя принудить любить, нельзя насильно стать кому бы то ни было дорогим человеком, поверь мне. Придет время и тебя Борщ полюбит дева, и ты поймешь тогда, что только с ней ты и будешь счастлив.

– Охо…хо, – натужно застонал Борщ, и, отер рукавом заструившиеся по щекам слезы. – А, покуда, что так вот и мучится.

–Ну, а покуда, – сказал Святозар. – Покуда, прикуси нижнюю губу и терпи. Она, мой отец правильно сказал, она тебя не стоит.

– Это все, потому что я сирота, безродный, – обидчиво выпучив губы, заметил Борщ. – Нет у меня матери, отца, божатых, родни… Один я на белом свете. Мои же родители не здешние, приехали откуда-то, да в дороге наверно позаболели, а доехав до Славграда и поумирали. Утром нашу повозку деревенские нашли… Родители мертвые, а я еле дышу, мне годика три–четыре было. Они меня взяли, принесли к знахарке, что в деревне жила раньше, а та говорит, нет, не выживет мальчонка, помрет, надо к правителю нести. Ну, и понесли к правителю… Его светлость вылечил меня и оставил во дворце, и всегда он был ко мне добр, всегда заступался, жалел и как своих детей лечил… Наверно, думал он, что может кто-то и вас вот также любит, да заступается. – Борщ смолк и едва слышно хлюпнул носом, да погодя добавил, – а, Злата говорит мне, что я так голь перекатная, а она дочь самого лавочника.

Святозар сжал крепко рукой плечо слуги, его губы гневливо изогнулись и с каким-то растрепанным чувством в голосе он проронил:

– Знаешь, я тебя понимаю… Как бы меня не любили тетя и дядя, а мне всегда так хотелось иметь отца и мать… И я очень рад, что мне в жизни так свезло… И у меня оказался такой чудесный и добрый отец… Отец, который меня так любит, который тревожится и помогает мне… Знал бы ты Борщ, как у меня сейчас плохо на душе, а отец, отец… Уж я бы и не знаю, как бы без него был бы сейчас. И мне очень жаль, что тебе не дано такого испытать, но ты все, же не должен падать духом, ни в коем случае. Если твоя Злата так про тебя говорит, то явно не любит тебя… Ну, а раз не любит, ты с ней счастлив не будешь никогда. Так, что прекращай о ней думать и начинай ждать ту, единственную свою частичку, с которой сможешь прожить всю жизнь. Да оглянись, может она уже где-то рядом ходит, – дополнил наследник и обнадеживающе заулыбался отчего враз посветлело его прекрасное лицо.

Борщ тоже заулыбался, а когда Святозар снял руку с плеча, спросил:

– Вы, ваша милость, трапезничать пойдете в столовую или вам принести сюда?

– Нет, – ответил наследник, качнув головой и тотчас огладил растрепавшиеся на ней волосы. – Я пока есть не хочу. Я пойду в гридницу, а ты, сделай вот, что Борщ. Сбегай на дворцовую площадь, там должны были мои други приехать, и проводи их в гридницу ко мне.

Святозар вместе с Борщем вышел из покоев, спустился по лестнице, и, пройдя по коридорам, вошел в гридницу, слуга же направился звать другов. Войдя в гридницу, наследник огляделся, не торопливо приблизился к здоровущему камину, в каковом уже начал затухать огонь. Неспешно юноша наклонился поднял с пола пару поленьев, аккуратно сложенных подле стены в стопочку да подкинув их в камин, кочергой пошурудил красно-черные угли. И когда животворные языки пламени стали лизать дрова услышал, как позади открылась дверь и в зал вошли негромко переговаривающиеся други. Святозар выпрямился и порывисто повернул голову в направлении дверей, да тотчас недвижно застыл на месте, оно как впереди всех другов увидал стоящего и широко улыбающегося Стояна. От неожиданности наследник выронил кочергу, и прерывающимся голосом спросил:

– Стоян? А ты чего тут делаешь?

– Как чего? Ты же сказал, чтобы мы пришли сегодня, – ответил Стоян, и пошел навстречу к Святозару.

– Да, тебя это не касалось… Я тебя не звал… У тебя же это… медовые дни. Ты, какого шута явился, молодую жену бросил. Да и вообще, кто тебе сказал, что я тебя звал, какой дурень? – повысив голос поспрашал Святозар и гневно оглядел другов, двинувшихся за Стояном, оные однако узрев возмущенно-покрасневшее лицо наследника, единожды остановились.

– Отец, мой сказал, – поведал подошедший вплотную Стоян, и, подняв кочергу с пола, подал Святозару. – Он пришел с утра и сказал, что ты всех другов собираешь. Ну, а я как ты помнишь старший из них, потому и явился.

Наследник услышал пояснения друга и вовсе густо заалел, и ажно покрылся бусенцом пота, так как оказывается, дурнем назвал Дубыню, да, вертя в руках кочергу, озадаченно молвил:

– Да, кто ж его просил тебе говорить. И что ж теперь обо мне жена твоя Белослава подумает… Скажет совсем наследник одурел, впервый же день оторвал… Ах, как скверно вышло… как скверно. – Святозар наклонился положил кочергу подле камина и прикрыв ажурные дверцы на нем, добавил, – иди, Стоян, иди домой, я тебя не звал… Не хочу, чтобы обо мне Белослава плохо думала.

– Знаешь, Святозар, – откликнулся Стоян и не сильно стукнул наследника по плечу. – Раз уж я пришел, то уходить не буду. Ты мне и другам все поведай, зачем звал, а я потом и уйду к своей жене, у нас с ней жизнь впереди долгая, времени набыться вместе хватит. И жена моя о тебе, друг мой, никогда плохо думать не станет… не такой она человек, чтобы плохо думать о тебе, который мне жизнь спас.

– Так ты не уйдешь? – не унимался наследник и расстроено зыркнул на Стояна.

– Нет, – улыбнувшись, ответил тот.

– Ну, хорошо, тогда, садитесь други за стол, потому что разговор у нас с вами будет долгий, – протянул Святозар и сам направился к столу.

Когда други сели кругом стола на лавки, наследник каждого из них осмотрел, подолгу останавливая взор своих голубых очей на их лицах и вмале надсадно вздохнув, так как теперь весьма часто дышал, начал говорить:

– Я позвал вас други, чтобы рассказать вам следующее. Наверно вы уже наслышаны, что весной дружина правителя и пешие вои, пойдут к нашей границе, чтобы упредить нападение на Восурию нагаков. Во главе нагакского войска стоит бек Турус и мой враг колдун Нук. Вы знаете, что чаще всего на такие войны молодую дружину, такую как нашу не берут. Но в этот раз мы пойдем вместе с дружиной правителя. Потому что никто кроме меня не сможет победить Нука. Ну, а так, как мне надо быть на войне и вам придется идти со мной. Когда мы шли в Беловодье, я предложил вам всем право выбора ступать со мной или остаться дома, никого не неволил. Теперь же все по-другому, сами знаете, идет наследник на войну, и дружина его тоже обязана ступать с ним. – Святозар замолчал, и, покрутил на пальце ярко полыхающий белым светом перстень. – Однако, так как неведомо удастся ли мне выжить после поединка с Нуком али нет!.. я хочу быть спокоен за то, что вы будете подготовлены к ратной битве, и сможете…Сможете после моей смерти продолжить бой со старшими дружинниками, одолеете нагаков и останетесь живы. Мне невыносимо думать, что по моей вине… – Наследник смолк, опустил голову и встрепыхнулся всем телом. – Невыносимо думать, что вы или кто-то из восуров может погибнуть, погибнуть… из-за злобы и жестокости этого подлого Нука, который травит на Восурию нагакского бека.

– Ты, Святозар, – сказал, повышая голос Стоян. – Должен понять, что мы все и я, и ты, и каждый восур идем защищать свою землю. Мы все мужчины, все в первую очередь воины и ратники, и мы обязаны сберечь наших матерей, жен и сестер. И даже если кто-то погибнет, ни твоей, ни чьей вины в этом нет, потому что ратник погиб за самое дорогое и светлое – за наш род, за наших детей. А ты, Святозар смелый и отважный юноша, друг наш, должен верить, что ты победишь Нука, останешься жить и спасешь душу своего брата. Мы же будем рядом с тобой до конца. И как тогда, когда все мы вместе бились с василиском, и текла наша алая кровь, перемешивая нас словно братьев, так и там с Нуком или с нагаками мы не покинем тебя до последнего нашего вздоха.

– Спасибо, Стоян, – тихо молвил Святозар, и суетливо отер лицо, точно смахивая оттуда десятки враз проскочивших противоречивых чувств. – А теперь я хочу вас попросить, чтобы вы все это время, как можно больше тренировались, обучая и помогая друг другу в ратном деле. В каждой деревне есть Ратный двор, ходите туда каждый день и занимайтесь. Да, а вас Звенислав, Искрен и Часлав, я прошу приходить утром во дворец на Ратный двор. Храбр продолжил занятия со мной, и я хочу, чтобы вы тоже позанимались со мной и помогли мне лучше освоить меч. Я знаю, что Нук прекрасно владеет мечом, а его магия явно не слабее моей, и посему моя надежда, это волшебный меч ДажьБога. И чем лучше вы меня обучите, тем больше у меня будет возможности одолеть Нука и остаться самому в живых.

– Хорошо, Святозар, – ответил за всех сидящий напротив него Звенислав. – Мы будем приходить каждый день и заниматься с тобой. Но я думаю, что ты к себе несправедлив. Я видел, как ты победил воина Черномора, и ты явно принижаешь свои способности.

– Нет, – покачал головой Святозар и потер указательным пальцем бровь. – Мне помогла магия в этом бою, я всего лишь два раза взмахнул мечом.

– Да, – вступил в разговор Искрен. – Но зато, какие это были взмахи. Бах и клешни нет.

– Так с Нуком не получится, он ведь не краб, – поддержал наследника Вторак.

– Да, Вторак, ты прав Нук, хотя и служит злу, однако он сильный воин и такой же сильный колдун, – согласно кивнул головой Святозар. – И поэтому, чтобы я победил его и смог помочь нашему войско в битве с нагаками я должен превосходить его во всем.

Когда други покинули гридницу, Святозар, точно застыл на лавке, свесив голову, сложив руки на столешнице да задумавшись о том, что ждет его в будущем и есть ли оно у него вообще.

Не слышно в гридницу вошел Ярил. И только когда сел подле и окликнул сына, Святозар ушедший в свои тяжкие думы очнулся, повернул голову, и, улыбнувшись, посмотрел на правителя.

– Ты, их, зачем собирал, мальчик? – спросил правитель.

– Сказать, чтобы готовились к весеннему походу и сейчас как можно больше уделяли времени подготовке к ратному бою. И еще попросил Звенислава, Искрена и Часлава приходить на Ратный двор, чтобы заниматься со мной… А, то, отец, знаешь Храбр, славный наставник, но быстро устает, – ответил Святозар.

Правитель громко засмеялся, да схватив сына за волосы, легонько потрепав его, изрек:

– Ну, насмешил ты меня, сын. Храбр и устает, ну же и выдумал… Это просто ты такой ненасытный, все тебе мало. Храбр говорил мне, дня два назад, что у тебя все прекрасно получается, и ты не хуже Искрена и Часлава бьешься.

– Нет, отец, – заметил Святозар, и недовольно покачал головой. – Храбр, последнее время, слишком много меня хвалит, но я, же вижу, что у меня не все получается. И вообще отец я всегда был плохим воином. В первой моей жизни, мне помогал ДажьБог, да и я лучше владел луком, а не мечом. Во второй моя магия выручала меня. А теперь у меня так мало времени… Ведь, чтобы хорошо владеть мечом нужны годы…годы тренировок, а я всегда… все свои жизни учился лишь поверхностно.

– Ну, у тебя еще много времени, – успокоительно произнес правитель. – А так как ты очень трудолюбивый и упорный, как говорит Храбр, мы с ним оба думаем, у тебя хватит время наверстать упущенное. Тем более теперь у тебя будет не один наставник, а целых четыре, – улыбнувшись, дополнил Ярил и сам прервался, словно задумался и оттого свел к переносице густые свои брови. – Ты, чем сейчас займешься? – поспрашал он погодя.

– Так как Храбр сегодня не придет и заниматься со мной не будет, то я сейчас пойду к Малуше, чтобы починить ей деревянного кукленка, которому кое-кто отбил ухо, – молвил Святозар, и многозначительно зыркнув на отца, улыбнулся.

– Отбил ухо, и кто же отбил ухо кукленку, и почему мне об этом не рассказали? – спросил правитель, и теперь удивленно воззрившись на наследника слегка развернулся к нему.

– А потому отец, что тот кто отбил это ухо, дюже меня просил тебе об том не говорить, а самому починить кукленка, – и Святозар громко засмеялся. – Если бы ты видел, отец, что он сделал с этим ухом… если бы видел… У Малуши так увеличились глаза, когда он своей неумелой магией приладил отбитое ухо к вытянутому носу кукленка.

Правитель посмотрел на хохочущего сына и также засмеялся.

– Малуша как увидела, – продолжая хохотать, рассказывал Святозар, и утер тыльной стороной ладони, навернувшиеся на глаза слезы. – Что у ее кукленка теперь не только вытянутый нос, но и еще прилепленное к нему ухо, и заплакала. А Тур схватил кукленка и давай ухо отрывать, хорошо, что я вовремя подбежал. А то Малуша начала уже Тура кулачками бить по спине, боясь, что еще немного и от несчастного кукленка уже не носа, не уха не останется.

Святозар схватился за живот руками, не в силах подавить смех, и глубоко вздохнув, досказал:

– Я еле-еле успокоил Малушу, пообещав обязательно исправить творение нашего неудачного мастера так, что мне надо выполнить данное слово сестре. Ведь вчера мне не удалось к ней попасть. Когда мы с тобой вышли из столовой, было уже поздно.